Нарцисса в смятении шла по коридору Гриммового Логова. Пять лет. Как же так получилось? Она не могла не замечать за собой чувств целых пять лет подряд! Или могла? Пять лет. Пять лет назад он как раз вновь стал бывать в свете, до того он около одиннадцати лет был одним из наставников по боевой магии в Дурмстранге и сидел там безвылазно. – Цисса. «Только не сейчас, умоляю». Она медленно выдохнула и повернулась, натянув на лицо безмятежное выражение, которое давалось ей с огромным трудом. – Я иду спать, – прохладно уведомила она. Сириус сузил синие глаза, внимательно вглядываясь в ее лицо. Нарциссе хотелось отвернуться, хотелось уйти к себе и зарыться лицом в подушку. Хотелось плакать и жалеть себя. А не выслушивать насмешки Сириуса Блэка. – Я мог бы поговорить с Малфоем, – вдруг сказал он. От неожиданности Нарцисса растерялась. Ей даже показалось, что она не совсем поняла смысл его слов, и она излишне резко осведомилась: – О чем? Сириус чуть откинул голову и помолчал. – Наверно, следовало начать с вопроса, счастлива ли ты? – наконец, спросил он. Счастлива ли. Она не удержалась и прыснула со смеху. Как был гриффиндорцем, так и остался! – Ты можешь мне довериться, – убедительным тоном произнес Сириус. – Ты что, вчера родился, что ли? – не вытерпела Нарцисса. – Я очень смутно догадываюсь, к чему ты клонишь, но сразу скажу: ничего не предпринимай! Счастье… – голос предательски дрогнул. – Счастье не имеет значения! Главное: соблюсти приличия! Она сделала несколько шагов в сторону своих покоев, но тут же решила, что еще не все сказала. Внутри уже давно все кипело, ей было просто необходимо высказать вслух хотя бы часть своих мыслей, непрестанно варившихся в собственном соку. – Конечно, я счастлива! – она подступила к Сириусу почти вплотную. – У меня чудесный сын, которого я очень люблю, моей красотой восхищаются, я – образцовая жена, меня ставят в пример дочерям… Я – леди Малфой, в конце концов! И не смей… – она запнулась, не зная, как оформить свои чувства в слова. Почему все так стараются разрушить ее и без того шаткое, с таким трудом сохраняемое душевное спокойствие, ее уверенность, что она живет так, как должно, доказать смехотворность ее приоритетов?! – Не сметь рушить твой идеальный мир? – насмешливо подсказал Сириус. Нарцисса крепко сжала кулаки, чуть не взвыв от злости. – Да!.. – против воли повысила голос она, вдобавок едва удержав за зубами ругательство. – Мой мир идеален, – она вздернула подбородок. – И я этим горжусь! Сириус скрестил руки на груди. – Женщина, тебе тридцать шесть лет, а ты до сих пор страдаешь комплексом отличницы, – нагло заявил он. – Хватит жить для других. Мамочка умерла, тебя больше никто искренне не похвалит за послушание, можно не прыгать выше головы и послать всех. Нарцисса на мгновение опешила от такой фамильярности. Собственно, а чего она ожидала? Это очень даже в духе Сириуса – говорить в глаза обидную… правду? «Нет, его выдумку!» – решительно одернула себя Нарцисса. – Обойдусь без твоих советов! – прошипела она, развернулась и отправилась к себе. Зачем она вообще стала его слушать? Он ничуть не изменился! Только испортила себе настроение. Окончательно. Вернувшись в свои покои, она позволила себе расслабиться и устало привалилась спиной к двери. Тут она не опасалась чужих глаз или ушей – у них с Люциусом в последний раз была общая спальня во время медового месяца. Вспомнив об этом, Нарцисса опять с досадой представила, как перемывали им по этому поводу косточки домашние Сириуса. Наверняка Талия поделилась внезапным открытием с Гиневрой или даже с Медой, а Стелла растрезвонила мисс Снейп. Нарцисса горько вздохнула. Люциус! Даже вампиры, должно быть, не столь хладнокровны. Она очень хорошо помнила то чувство по-особому уязвленного самолюбия, которое впервые испытала, вернувшись из свадебного путешествия: ее, такую прекрасную, с армией поклонников, которым разбило сердце ее замужество, не хочет собственный муж! То есть, не совсем так, конечно: с ним она никогда не ощущала себя по-настоящему желанной, потому что чувствовала – на ее месте могла бы оказаться любая другая, Люциусу не было никакой разницы. Или именно какую-то неведомую ей «другую» он и представлял – Нарцисса так никогда и не поняла. Она еще раз вздохнула, стряхивая с себя горечь воспоминаний, и, наконец, оторвалась от двери. Весь ее успех, все, чему завидовали столькие женщины, было лишь показным, игрой на публику, театром. Иногда Нарциссе отчаянно хотелось верить, что у всех так, но ведь она выросла в любящей семье: отец и мать прямо-таки боготворили друг друга. Нарцисса присела на пуфик у зеркала и принялась чесать волосы. Она попыталась представить, как сложилась бы ее жизнь, будь она женой Макнейра. Замок в горах, открытый всем ветрам, холодные ночи – у них бы точно была общая спальня, и засыпали бы они непременно в обнимку. И вряд ли Уолден задумывался бы, что целоваться спросонья противно, потому что зубы не чищены. И ребенок у них был бы не один, а, как всегда мечтала Нарцисса, трое. – Бесплотные мечтания! – отругала она свое отражение, чьи глаза подернулись пеленой грез. Если бы да кабы. Ничего такого быть не может. Она отложила щетку для волос и погрузилась в воспоминания. В школе она практически не замечала Макнейра – одного из своих самых популярных однокурсников. По нему тогда вздыхали многие девицы, но только не она: Нарцисса Блэк пылала горячей и искренней любовью к одному потрясающему, как ей казалось, человеку, прямо-таки пределу совершенства – к себе самой. Эта любовь занимала все ее мысли. И армия поклонников служила ей только для одной цели: в качестве зеркал. «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду расскажи…» А Макнейр категорично выразил свое нежелание становиться одним из зеркал:
– Нарцисса Блэк очень красива, – сказал Джейкоб МакКиннон, старший брат ее однокурсницы Марлин, где-то за спиной Нарциссы, купающейся во всеобщем внимании в вечер своего дебюта. Шотландцы на пышных торжествах традиционно держались своей кучкой. – Божественна, – легко согласился добродушный лорд Уильям Макнейр, старший из братьев. – Поражаюсь, как наш Уолден умудряется учиться на отлично, имея удовольствие лицезреть в классе настоящего ангела. Нарцисса навострила уши. – Ха! – насмешливо, с мальчишеской бравадой ответствовал Уолден. – Знали бы вы, какая она заносчивая фифа! Принцесса на горошине.
Тогда он впервые назвал ее «принцессой не горошине», и злопамятная мисс Блэк очень долго пыхтела от ярости, стоило ей увидать где-нибудь этого отвратительного типа. Ситуацию усугубляло еще и ее мировоззрение, формировавшееся целиком и полностью на примере старших Блэков, и никого больше. А так как дед Арктурус любил зудеть о шотландских «закостенелых представлениях о дворянстве и бестолковой ностальгии за временами рыцарских турниров», у Нарциссы сложилось снобистское убеждение, будто все шотландцы – беспросветное село и большие тугодумы, которым только дай кувалдой помахать. Но вполне пригодны, чтобы в ее воображении доблестный Айвенго нет-нет да и походил внешне на кого-то вроде Макнейра – верх снисхождения со стороны спесивой английской аристократки Нарциссы Блэк. А Уолден не оценил тайно оказанной ему чести и так низко обошелся с Королевой! Нарцисса прыснула со смеху. Она была безмерно самоуверенна. И совершенно невыносима. Взмахнув палочкой, она вернула волосам их настоящую длину, и белокурые пряди рассыпались по плечам – она знала множество косметических заклятий, в том числе позволяющих временно делать волосы более короткими. Теперь же светлые кудри ниспадали почти до пояса, закручиваясь крупными кольцами, словно барашки пены на гребне морской волны. Нарцисса запустила пальцы обеих рук в светлую гриву и как следует взъерошила, ощутив приятное усталое покалывание у самых корней. Она обожала это чувство – когда даешь волю волосам, крепко завитым целый день: от удовольствия даже пальцы на ногах поджимаются. Хочется заурчать, как довольная кошка. Нарцисса тряхнула головой – волосы стали еще пышней, и белокурый завиток упал на высокий лоб. Она кокетливо улыбнулась своему отражению, сдувая завиток со лба, и отправилась в ванную. 1991 На ежегодный салон ездовых пород в Шотландии съезжались конские заводчики из разных уголков мира. Точнее, заводчики только назывались конскими: с тем же успехом они могли разводить гиппогрифов, гиппокампов и прочих ездовых существ. Здесь животных продавали и покупали, заключали деловые сделки, присматривали домашним любимцам пару для приплода, искали профессиональных жокеев для участия в скачках, а жокеи искали, к кому наняться. Собственно, салон сопровождался бесчисленными выставками и скачками и представлял собой невообразимо шумное и суматошное зрелище. Обычно Нарцисса Малфой не посещала подобные мероприятия – она не питала особой любви к верховой езде, но на этот раз Люциус не только выставлял на продажу пару арабских скакунов, которых разводили Малфои, но и намеревался приобрести для Драко какую-нибудь магическую ездовую тварь. Поэтому Нарцисса приняла решение сопровождать их и лично проконтролировать относительную безопасность покупки. Люциус несказанно обрадовался такому положению дел и посчитал возможным оставить выбор питомца на усмотрение Нарциссы – на деле это означало, что леди Малфой старается неопытным глазом определить, не пытаются ли ей всучить старое, или больное, или не слишком благородное животное, а лорд Малфой играет в тотализатор на скачках. Вокруг деловито сновали занятые волшебники, тут и там были расположены манежи и загоны, ржали лошади, проводились торги под открытым небом. Драко не преминул воспользоваться царящей вокруг суматохой и ускользнуть, пока Нарцисса ловила свой газовый платок, сорванный с шеи порывом весеннего ветра, и теперь она в растерянности металась в толпе, не зная, как быть. – Извините, вы не видели здесь светловолосого мальчика лет одиннадцати? – Нарцисса бросалась к прохожим, люди отрицательно качали головами и смотрели недоуменно, будто она у них нечто невообразимое спрашивает. Она несколько минут покружила на месте, расспрашивая всех подряд, пока не поняла, что это совершенно бесполезно – тут смотрели на лошадей, никому не было дела до какого-то ребенка. Паника холодной жижей растекалась внутри. Нарцисса прижала ладонь ко рту, готовая разрыдаться. – Осторожно! В нескольких дюймах от нее здоровенный сизый гиппогриф вдруг взбрыкнул, веревка, туго стянувшая его крылья, лопнула. Нарциссу обдало струей воздуха из-под мощных крыльев, развернувшихся во весь размах, но, к счастью, она успела проворно отскочить в сторону и прижалась спиной к ограде. Гиппогриф яростно бил крыльями, поднимаясь на дыбы и стараясь вырвать из рук волшебника веревку, конец которой туго перевязывал его клюв. Нарцисса осторожно отошла в сторону – она терпеть не могла смотреть на связанных животных, особенно ее угнетал вид удил в конском рту. Мимо пронеслась стайка мальчишек. – Правда? Разрешает прокатиться? – на ходу прокричал один из них. – Да! А конь – просто шик! – ответил второй. – Чур, я первый катаюсь! – Нет, я! – Кто первый добежит! Нарцисса еще раз потерянно огляделась и последовала за мальчуганами в надежде, что ее сын окажется там, где разрешают прокатиться. Мальчишки завернули за выстроенные в ряд фургоны и сбежали вниз по склону, к наскоро сколоченным простым загонам, где находились питомцы, для которых искали жокеев или пару. Тут было значительно тише и безлюдней – почти никаких зевак. Мальчишки ловкой змейкой юркнули между заводчиков, Нарцисса как могла быстро следовала за ними, стараясь одновременно смотреть под ноги – перспектива вступить в кучу конского навоза ее не прельщала. Она даже на миг потеряла своих провожатых из виду, пропуская зачарованный фургон, катящийся сам по себе, а затем увидела, как они повисли на бревнах самого последнего загона. И тут же ее тревога сменилась бешенством – Драко, беззаботно хохоча, восседал на спине гарцующего по загону огромнейшего гнедого жеребца с мохнатыми ногами. Ах, он маленький сорванец! Она, значит, изводится в панике, а он тут весело проводит время, рискуя жизнью! В центре загона, тоже хохоча, стоял какой-то высоченный детина – они с конем стоили друг друга. Нарцисса метнулась к загону, впервые порадовавшись, что таки решилась на экстравагантный поступок – одеть брючный костюм от Стивенсон. Она лихо перескочила через бревна и направилась к сыну, намереваясь заклятьем выдернуть его из седла. – Тетенька, тут очередь! – запротестовали мальчишки. Нарцисса взмахнула волшебной палочкой. Драко взмыл над седлом и изумленно закрутил головой. Конь замер и, навострив уши, проследил за полетом своего всадника. – Ма-а-а-м! – запротестовал Драко под хохот мальчишек, изо всех сил брыкая ногами в воздухе. Он еще и возмущаться смеет! Нарцисса опустила сына на землю и подскочила к нему. – Ты… ты совсем распоясался! – воскликнула она, встряхнув Драко за плечи. – Кто разрешал тебе уходить?! – в глазах защипало от облегчения: с ее ребенком все хорошо, вот он, она держит его за худые плечики, а он недовольно супится. – Я в ужасе была, когда увидела, что тебя рядом нет! – ее голос зазвучал вовсе не сурово, как она хотела, а жалобно. Нарциссу обуревали абсолютно противоположные чувства – хотелось одновременно оттаскать сына за ухо и крепко обнять. – Драко, я же волнуюсь, как ты не можешь понять?! – Мам, – Драко перестал супиться и недоуменно уставился на нее. – Блэк? – раздался хриплый голос. Нарцисса так и замерла, бессмысленно глядя на сына. Ее столько лет не называли по девичьей фамилии, что она, кажется, уже забыла, что когда-то принадлежала к роду Блэков. Звучание этой фамилии словно отбросило ее на много лет назад, и внутри стало как-то нехорошо – странно, но Нарцисса впервые осознала, что Блэки исчезли, канули в небытие. Блэки! Исчезли! – Ой, то есть… – последовал растерянный смешок. Нарцисса резко выпрямилась и обернулась. Несколько мгновений она просто смотрела на стоящего перед ней мужчину, медленно узнавая знакомые черты. – Леди Малфой, – поправился он и прищурил один глаз, склонив голову набок. – Не узнала? Вот по этой-то привычке щурить глаз, склонив голову набок, Нарцисса наконец признала в нем Уолдена Макнейра. – Нет, что ты! – преувеличенно бодро возразила она. – Конечно, узнала. То ли она окончательно забыла, какой он, то ли Макнейр действительно стал еще выше и шире в плечах. Челки, вечно лезущей ему в глаза, больше не было – теперь его волосы были подстрижены совсем коротко, открывая лоб и уши, прядь волос непричесанно топорщилась надо лбом. Нарцисса машинально скользнула по нему взглядом: кожаные брюки, заправленные в заляпанные грязью сапоги, черная простая рубаха с развязанным воротом – чуть-чуть видно волосы на широченной груди. Подняв глаза, Нарцисса встретилась с Макнейром взглядом, густо покраснела и нервным жестом взъерошила сыну волосы. Драко изумленно вскинул голову – немудрено, она ведь никогда так не делала. Нарцисса отдернула руку. – Неожиданная встреча, – пробормотала она, все еще чувствуя неловкость за то, что не узнала его сразу. Макнейр широко, ребячливо ухмыльнулся и безрезультатно попытался пригладить торчащую прядь надо лбом. Черные волосы выгорели на солнце и отсвечивали красноватым оттенком густого вина. – Я здесь каждый год бываю, – сказал он. – А вот леди Малфой, по слухам, такие мероприятия не посещает. Нарцисса мгновение недоуменно молчала, потом передернула плечами. – Обо мне судачат даже здесь? Надо же, – попыталась отшутиться она. Меньше всего она ожидала услышать подобную реплику из уст Уолдена Макнейра. Да что там, меньше всего она ожидала увидеть самого Уолдена Макнейра где бы то ни было. Это было… странно – своеобразное напоминание о юности, которую, казалось, прожила какая-то другая девушка. Другие бывшие однокурсники, которых она лицезрела по нескольку раз в неделю, не производили такого необычного и, если честно, не совсем приятного впечатления: Нарцисса разом вспомнила всю свою детскую глупость, на которую досадовала в редкие минуты ностальгии. – Мне казалось, ты преподаешь в Дурмстранге, – она с трудом нашлась, что сказать. Драко испустил восторженный вздох. Макнейр улыбнулся ему и сказал: – Это не мешает мне время от времени бывать в Шотландии. Кроме того, я отрабатываю свой последний семестр в Дурмстранге и ухожу. Брату нужна помощь в имении, а у меня – как там говорят? – «профессиональное перегорание». Хочу отдохнуть от школы. Нарцисса медленно кивнула. – Что ж, это прекрасно, – бросила она с вежливой улыбкой и окинула загон взглядом, подыскивая тему для поддержания разговора. – Что за конь? Макнейр обернулся, свистнул, и огромный гнедой с мохнатыми ногами радостно подскочил к нему. – Полукровка. Помесь породы шотландского шайра и ноггла*, – Уолден хлопнул коня по лоснящемуся боку. – Ищем жокея для выставки этой породы. Гордость нашего дома. Молодой, два года, – он говорил это, любовно поглаживая шею мускулистого животного. Рукав рубахи съехал вверх, обнажив крепкое предплечье с четко проступающими венами. – Зовем для удобства Буц. А вообще его кличка Буцефал. – Буцефал? – переспросила Нарцисса, решив, что ослышалась. – А что, не похож? – с ухмылкой осведомился Макнейр, ничуть не смутившись. – И кто же его объезжал? – невинно поинтересовалась Нарцисса. Уолден, очевидно, догадался, к чему она клонит, и сдержанно ответил: – Да, конь мой, если ты об этом. Нарциссу разобрал смех. – О, это так… – она пыталась подобрать подходящее слово, – … скромно, – и, не выдержав, прыснула со смеху. – Я не думал о себе, когда называл его, леди Малфой, – мрачно уведомил Макнейр, хмуро глядя на нее. Нарцисса уже неприкрыто рассмеялась – правда, получилось немного нервно. Ее охватило какое-то нервное веселье. Ну, разумеется! – Что смешного? – Драко недоуменно уставился на хохочущую мать. Нарцисса повернулась к сыну, продолжая веселиться, и поучительным тоном поведала: – Буцефалом, Драко, звали коня великого царя Александра Македонского. Мистер Макнейр со скромностью истинного джентльмена нарек так стоящего перед нами скакуна, – она говорила, прерываясь на ежесекундные смешки. Драко воинственно насупился и вдруг заявил: – Я знаю, кто такой Буцефал, мама. И думаю, такой конь, как этот, понравился бы Македонскому. Нарцисса поперхнулась смешком и почувствовала, как лицо покрывается алыми пятнами. Она несколько мгновений пристыжено молчала, прежде чем смогла поднять глаза на Уолдена. Макнейр прищурился. – Прошу извинить меня, – откашлявшись, пробормотала она. – Я немного… переборщила. Извини. Она терпеть не могла извиняться и, чтобы не злиться на себя, решила, что со стороны Драко было очень бессовестно поставить ее в такое глупое положение. – Очевидно, ты слишком много общаешься с «истинными джентльменами», – едко ответил Макнейр. – Привыкла оценивать степень самовлюбленности окружающих по их меркам. Нарцисса потеряла дар речи от возмущения. Она раскрыла рот, чтобы дать гневную отповедь, но не нашла достойных слов. Макнейр лихо вскочил на коня и козырнул ей. – До новых встреч, леди Малфой, – произнес он. – Не смею вас задерживать. Наверняка лорд Малфой страдает без вашего общества. На скачках. И этот гнусный шотландец направил коня в другой конец загона. Нарцисса еще какое-то время гневно смотрела ему вслед. Он опять за свое! Хам! Он обернулся – она даже испугалась, что произнесла это вслух, – и отправил ей злорадную ухмылку. – Пойдем отсюда, Драко, – вздернула нос леди Малфой и, повернувшись, вознамерилась гордо удалиться. Под ногой неприятно чавкнуло. Нарцисса замерла. Не. Может. Быть. Позади раздался хриплый хохот Макнейра. – Мам, ты в какашки вступила, – непосредственно заявил Драко. – Я вижу! – Всегда хотел посмотреть, как Принцессы на горошине переживают подобные казусы! – прокричал Макнейр и опять захохотал. Нарцисса обернулась к нему. Уолден восседал в седле так непринужденно, словно родился в нем. Буцефал, явно гордый, что таким неожиданным образом повеселил хозяина, встряхнул гривой и, запрокинув голову, не менее злорадно заржал. Это было последней каплей, и Нарцисса, не сдержавшись, крикнула то, чего леди Малфой не стала бы говорить ни при каких обстоятельствах: – А я всегда мечтала полюбоваться на осла верхом на коне! Драко изумленно округлил глаза. Макнейр умолк. Нарцисса едва удержалась, чтобы не прикрыть рот ладонью. Что она только что сказала! Все, теперь не будет у Малфоев никаких договоров с Макнейрами, а заодно и со всеми остальными шотландцами. Дура, дура, дура, и еще тысячу раз дура! И такой дурой она не была даже в школе. Макнейр целую минуту смотрел на нее, затем вдруг издал странный звук, будто поперхнувшись, и совсем уж неожиданно расхохотался вновь. *** Гиневра рассказывала о том, как они сбегали от Темного Лорда, когда Ульрика внезапно перебила ее: – Значит, Снейп повторил свое предложение? Гиневра опустила взгляд на свое кольцо – так сложилось, что во время ее заключения в Азкабане кольцо так и покоилось в имении Морроу, а по возвращении она не смогла устоять от соблазна, и носила его на цепочке, наложив чары невидимости. Для себя она приберегала версию, будто подыскивала подходящий случай вернуть его, однако на самом деле не могла решиться расстаться с этим кольцом. Они сидели в гостиной дома по площади Гриммо, 12. Утром следующего дня после объявления помолвки Гиневра решила, что дальше тянуть нельзя и, взяв с собой дочь, аппарировала на крыльцо столичного особняка Блэков. – Да, – сдержанно кивнула она. – Поздравляю, – пожалуй, таким тоном желают смерти. Между сестрами Морроу всегда были натянутые отношения, и тому было множество причин. Раньше в их семье того ребенка, который унаследовал проклятье в «активном» виде, всегда прятали от глаз, прикрываясь отговорками о слабом здоровье отпрыска, однако после истории с вырождением Мраксов на такие вот отговорки стали посматривать косо. Ричарду Морроу, отцу сестер, к примеру, с трудом удалось найти себе супругу – незаконнорожденную дочку какого-то богатого лорда, который, тем не менее, давал за ней более чем скромное приданое. Это несколько пошатнуло и без того отнюдь не лучшее финансовое положение рода, не отличавшегося особой знатностью и постоянно тратившегося на «соответствующее» содержание «больного» отпрыска. Поэтому новоиспеченная леди Вероника Морроу, особа деятельная и, к тому же, благодарная судьбе за столь удачное замужество, целиком преданная новой семье, пошла ва-банк – она решила не скрывать от глаз вторую дочь, а скрыть лишь проклятье. В свои юношеские годы ни Гиневра, ни Ульрика не знали истинной подоплеки сего поступка, что подталкивало последнюю к выводу, будто младшая сестра абсолютно незаслуженно является любимицей матери. Гиневра отчасти и сама в это верила – во многом благодаря ревности сестры – и испытывала, с одной стороны, чувство глубокой и искренней благодарности матери, подарившей ей несоизмеримо лучшую участь, чем унылое существование в четырех стенах в их крохотном коттедже в шотландском городке Литтлфейри, вдали от любопытных глаз. С другой стороны, она постоянно мучилась угрызениями совести и чувством вины, понимая, отчасти благодаря все той же Ульрике, что является обузой для семьи. Ульрика же не могла смириться, что мама якобы любит ее больную опасную сестрицу, относясь к ней самой с чрезвычайной сдержанностью. Это было первой причиной. Во-вторых, Морроу тесно общались со Стивенсонами. Стивенсоны были значительно богаче по сравнению с семьей сестер, но двух леди связывало нечто общее – Хелена Стивенсон, в девичестве Бейкер, сделала превосходную партию, хотя ее отец не давал за ней практически никакого приданого – в этом ей помогла красота и умение держаться. Вполне логично, что Хелена с детства вбивала своей дочери, а заодно и девочкам Морроу, мысль, что их главной и единственной целью в жизни должно быть удачное замужество. Ульрика прониклась этой идеей значительно сильнее, чем Талия с Гиневрой, и лет с тринадцати прилагала все усилия, чтобы стать желанной невестой для любого лорда – а усилий прилагать приходилось немало, ибо мисс Морроу, увы, не обладала красотой Троянской царевны, в отличие от леди Хелены, названной в ее честь. Ульрике приходилось постоянно сидеть на диетах – временами она даже тайно варила какие-то мерзко пахнущие зелья для похудения, – у нее не хватало средств на туалеты, какие ей хотелось, приходилось завивать волосы так, чтобы они казались гуще, проводить часы перед зеркалом, накладывая косметические заклятья, чтобы скрыть не аристократичную округлость лица, веснушки и слишком широкий нос: Ульрика пошла в бабку-булочницу. Ко всему этому добавлялся вечный страх, будто кто-нибудь непременно догадается, что с ее сестрой что-то не так, сделает соответствующие выводы и обличит семью Морроу перед всем высшим светом. Она не могла воспринимать Гиневру иначе, кроме как обузу. И третья причина, однако не менее важная – Гиневра была миловиднее старшей сестры. Да, сестры Морроу были похожи, однако младшей от семьи отца достался аккуратный носик и полагающийся девице благородных кровей овал лица. Отдельно Ульрику кто угодно назвал бы вполне хорошенькой девушкой, но, когда рядом оказывалась Гиневра, она, сама того не желая, своей внешностью подчеркивала все изъяны сестры. – Спасибо, – пробормотала она. Ей всегда было жалко сестру: было грустно смотреть, как она суетится и бесконечно тревожится по поводу своего будущего, как гробит свое здоровье всякими зельями. Сейчас Ульрика была тощей сухопарой женщиной, и былая округлость лица бесследно исчезла – из-за проблем с желудком она соблюдала строгую диету, питаясь преимущественно салатами. В уголках губ у нее залегли ранние горестные морщинки. А ее богатый муж был редкостным садистом. – Мне казалось, счастливые невесты начинают разговор именно с этой благостной новости, – сухо заметила Ульрика. Гиневра выдавила неловкую улыбку. То, что она «отхватила» одного из самых знатных женихов страны и, при этом, у них было взаимное чувство, лишь усиливало неприязнь Ульрики к ней. Гиневра знала, что сестра по-прежнему недоумевает, за какие такие заслуги ей достается все самое лучшее, ведь, по ее мнению, Гиневра никогда для этого и пальцем не пошевелила. Поэтому Гиневра совершенно не представляла себе, как может сообщить ей о своей помолвке, чтобы это не выглядело так, будто она прибежала дразниться. – Сейчас не то время, чтобы ставить превыше всего личные дела, – наконец, нашлась, что ответить она. – Ну, почему же, – усмехнулась Ульрика. – Как известно, на войне чувства приобретают особую остроту. Они играют роль спасительного забытья, создают иллюзию, будто от войны можно хоть куда-то деться. Кажется, о чем-то подобном утверждали писатели потерянного поколения, – все это было сказано тем же монотонным, усталым голосом. У Гиневры складывалось впечатление, будто сестра больше ничем не интересуется. Безразличие сквозило в каждом ее жесте, в каждой интонации, а взгляд казался отрешенным. Гиневра прочистила горло. – Мы собираемся обвенчаться недели через две, – сказала она глухо. – Где-нибудь в магловской глубинке. Я пришлю записку с точной датой и мест… – Не стоит беспокоиться, – холодно перебила ее Ульрика, нетерпеливо взмахнув рукой. Гиневра огорошено уставилась на нее. – Сейчас не время для соблюдения пресловутых «приличий», – последнее слово Ульрика подчеркнула особо едким тоном. – Мы с тобой давно уже не семья, мы не общались около семнадцати лет, и я не вижу смысла скрывать, что вынужденное общение тяготит нас обеих. Гиневра продолжала изумленно молчать. – Если настанет мирное время, и опять возобновится вся эта светская мишура: приемы, дни рождения, помолвки, дебюты – тогда мы будем оказывать друг другу утомительные визиты вежливости, – Ульрика говорила скучающим тоном, лениво разглаживая складки платья, затем подняла на Гиневру ничего не выражающий взгляд. – Но до того нам ни к чему притворяться – нет зрителей. Некоторое время Гиневра молчала, уставившись на гобелен Блэков с фамильным древом, и не знала, как себя повести. – Думаю, ты с дочерью можешь со спокойной душой вернуться к своим друзьям. Не будем друг другу досаждать, – Ульрика даже улыбнулась уголками губ – она высказала то, что давно хотела. Гиневра была растеряна. Она не почувствовала боли или обиды от слов сестры, а просто была неимоверно растеряна. – А Блейз? – зачем-то спросила она. – А что Блейз? – внезапно ощетинилась Ульрика. – Для него ты – никто, он тебя не знает, да и со своей кузиной не особо поддерживает отношения. Или ты хочешь, чтобы я вверила своего сына твоим заботам и пусть он сложит голову за ваше правое дело? Гиневра растеряно мотнула головой, но Ульрика не позволила ей и рта раскрыть. – Мы с сыном останемся здесь, и ни во что не будем вмешиваться! – отчеканила сестра. – И меня не интересует ни чем вы там занимаетесь, ни какие ваши дальнейшие планы! Мы не будем воевать! – Я только… – начала было Гиневра, однако Ульрика порывисто вскочила на ноги и со злостью прошипела: – Я все сказала. Думаю, самое лучшее окончить визит прямо сейчас. Я позову твою дочь. Она решительно пересекла гостиную и хлопнула дверью. Гиневра потерла руки и медленно поднялась. Она не знала, что и думать. Да, общение с сестрой никогда не приносило ей радости, однако никакого облегчения от того, что этим отношениям пришел конец, она не испытывала. Наоборот, ей казалось, что так все-таки не должно быть – как и положено в ее круге, ее воспитали с мыслью, что кровные узы имеют особое значение. В Гриммово Логово она вернулась в подавленном настроении. Гермиона тоже выглядела расстроенной и отвлеченно сообщила, что будет в библиотеке. Гиневра не стала расспрашивать ее, о чем она говорила с Блейзом, не желая выглядеть навязчивой. Она сообщила Талии об их возвращении и поднялась к себе. Там Гиневра улеглась на кровать и уставилась в полог над собой, размышляя над тем, какой же на самом деле была Вероника Морроу. В одном она была уверена – мать любила ее не больше, чем ее сестру. Вспоминая леди Морроу, Гиневра вообще затруднялась сказать, кого она любила. Вероника была примерной женой и превосходной хозяйкой для их поместья – она умела с максимальной выгодой использовать те скромные средства, которые выделялись на ведение домашнего хозяйства и всяческие увеселения для юных леди. Вероника многое умела делать, и именно она научила шить платья мисс Стивенсон, которой такое умение, в виду их семейного благополучия, было ни к чему. Несмотря на прохладное отношение к дочерям, она справно исполняла свои материнские обязанности и имела репутацию добродетельной, порядочной леди. Собственно, Морроу могли похвастаться только своей репутацией – больше у них ничего не было. Гиневра закусила нижнюю губу. Может, мать старалась как раз для них с Ульрикой? Ведь она дала им все, что позволяло дать их положение. И поддерживала многие из их начинаний. Гиневра перевернулась на бок, обняв себя за плечи. Но как тогда объяснить все, что происходило после появления Темного Лорда? Сейчас ей казалось, что мать манипулировала ею, используя ее безграничное чувство благодарности и вины. Хотя не она привела ее в ряды Пожирателей – Гиневре тогда хотелось всегда быть там, где Северус, а он никогда не заговаривал ни о делах Пожирателей, ни о том, что он думает о своем решении присоединиться к ним. А еще Гиневре отчаянно хотелось не сгореть, остаться в здравом уме. Уже потом леди Морроу взяла все под свой контроль – Гиневра часто колебалась и даже помышляла каким-нибудь несбыточным образом освободиться, но Вероника подталкивала ее ко все худшим поступкам. Как ей это удавалось, Гиневра сейчас даже не могла понять. Наверно, она была тогда слепа и глупа. И, главное, почему? Можно было бы предположить, что Вероника была фанатично предана Темному Лорду, но нет же – ее флегматичная сдержанность никогда не изменяла ей, и она по-прежнему ставила превыше всего интересы дома Морроу. Возможно, она рассчитывала, будто Темный Лорд вознаградит их за верное служение по окончании войны? Гиневра опять перевернулась на спину. Почему мать убедила ее отказаться от ребенка? Ведь они с Северусом были обручены. Почему Вероника так панически боялась слухов? Неужели ее интересовала только репутация? Гиневра бессильно застонала, накрыв голову подушкой. Теперь ей никогда не узнать правду, остается только гадать, какие мотивы поведения были у ее матери. *** 1979 – Это такой стыд, такой стыд, – причитала Хелена Стивенсон над чашкой чая с мелиссой. Даже потекшая тушь не умаляла ее красоты. – Сбежала из дому и живет в Лондоне со своим Блэком! Позор! Такая красавица, она могла бы сделать блестящую партию, но нет, ей словно весь белый свет клином сошелся на этом мерзавце! Вероника слушала подругу, беспокойно потирая руки под столом. Она понимала, что Хелене больше не с кем поделиться своим горем, но, видит Мерлин, сейчас не то время, когда им безопасно видеться: дочь Вероники – Пожирательница смерти, зять тоже из этих, а у Хелены муж и все близкие знакомые, включая «мерзавца» ее дочери – в Ордене феникса. – Принесет в подоле, и что я буду делать? – всхлипнула Хелена, прижав платочек к кончику безупречного носа. – Теодор, несомненно, примет ее назад – он в ней души не чает, сама знаешь, он в детстве сам ей пеленки менял. И я знаю, что они переписываются – он уже сейчас ей все простил! А я, как всегда, кругом виновата: злобная мегера, которая думает только о приличиях! Вероника не могла понять, что беспокоит Хелену больше: приличия или то, что ее дочь считает ее врагом номер один для своего личного счастья. Вздохнув, она бросила беспокойный взгляд за окно: сгущались сиреневые сумерки, и пора было выпроваживать подругу – скоро вернется ее собственная бестолковая дочка. Вероника отпила чаю, стараясь подавить очередную вспышку раздражения – в последние полтора года она не могла думать о Гиневре без налета злости. Конечно, их зять тоже Пожиратель, им никуда не деться от этой сомнительной компании, но, когда Пожиратель живет в твоем собственном доме – это совсем другое дело. Почитай, ты и сама в их рядах. А Вероника хотела спокойствия. Мудрее всего пережидать революции, затаившись, а потом уже подстраиваться под новую власть. Меньше всего Морроу любили риск – он был им попросту не по карману. Но теперь ей, скрепя сердце, приходилось делать все, чтобы Темный Лорд не разочаровался в ее дочери, и его гнев не пал на головы всей семьи. Все уже уяснили для себя, что он стирает с лица земли и весь род тех, кто осмеливался предать его. – Я слышала, Блэк приобрел для твоей дочери швейную мастерскую, – Вероника попыталась указать Хелене на позитивные моменты, ибо она лучше всех умела находить выгоду там, где другие горько рыдали. Хелена раздраженно взмахнула рукой. – Она написала отцу, что это, видите ли, взаймы, – сварливо поведала она. – Она вернет Блэку деньги, как только дела пойдут на лад. Коко Шанель недоделанная! Ох, – слезы опять покатились по ее лицу. – Моя дочь – содержанка! Я не вынесу такого позора, – Хелена захлюпала носом. Вероника начинала закипать. Хелена обожала страдать и жалеть бедную себя. Этим она и понравилась Теодору – утонченная красавица, беззащитная перед подлостью мира, нуждающаяся в постоянной опеке и сильном мужском плече. Инфантильность Хелены доводила Веронику до белого каления еще в те времена, когда они учились в крохотном частном пансионе для девушек. Почти все воспитанницы пансиона были внебрачными дочерьми лордов, не желавших, чтобы они пересекались в Хогвартсе с их законными чадами: каждый боялся, что кто-нибудь, пусть даже вскользь, бросит что-то вроде «Поглядите-ка, как эта Хелена Бейкер похожа на Гая Нотта». Хелена считала себя обездоленной еще и потому, что не училась в Хогвартсе, и Нотт не хотел признавать ее хотя бы формально даже после ее блестящего замужества. Вероника, напротив, считала большой удачей, что ее безродная и довольно недалекая мамаша умудрилась закадрить самого лорда Лестрейнджа, обеспечив ей тем самым отменные магические гены и место в пансионе, где девушкам дали блестящее воспитание, достойное леди. К тому же, ей нравилось думать, что Рудольфус и Рабастан, которыми не восхищался только ленивый, ее племянники. – Полно, Хелена, – строго произнесла Вероника: только такой тон мог гарантировано привести леди Стивенсон в чувство. – Блэки могут сколько угодно вертеть носом, но рано или поздно они помирятся со своим глупым сыном. Тогда твоя дочка станет леди Блэк, и ты будешь благодарить небо за своевременно проявленное ею упрямство. – Думаешь? – с надеждой вздохнула Хелена. Вероника уверенно кивнула. Талия имела достаточно высокое положение в обществе, и Блэки не решились бы на очередной скандал – Сириус так и так женится на ней, даже если сменит привязанность. Выждав, пока Хелена убедительно обрисует себе радужное будущее, Вероника напомнила: – Уже темнеет. – Да, конечно, – спохватилась Хелена: сейчас она уже сияла, как столовое серебро. – Спасибо, милая. Что бы я без тебя делала? Несколько минут леди Стивенсон велеречиво изливала свою благодарность, а Вероника натянуто улыбалась, мечтая наконец затолкать ее в камин. Когда Хелену поглотило зеленое пламя, она облегченно вздохнула. Буквально мгновением позже хлопнула входная дверь, и Гиневра взлетела наверх, не заметив стоящую в темноте мать. Веронике показалось, будто она краем уха уловила глухой всхлип. Ну что еще? Эта девчонка доставляет все больше хлопот. Небось, опять поссорилась со своим Снейпом. Насколько знала Вероника, мальчишка в последнее время стал чрезмерно раздражительным. И она догадывалась, в чем тут дело. Совсем недавно Северус взял на себя роль шпиона. Однако Веронике все время казалось, будто юный лорд Снейп пытается вести двойную игру. Ее это не устраивало. Она не хотела рисковать благополучием семьи из-за своего несносного будущего зятя. Ей хватало Гиневры, так бездумно осмелившейся подвергнуть опасности все, чем дорожила и что считала своей заслугой леди Морроу. Она вложила в этот дом немало усилий, сделала все, чтобы никто не смел упрекнуть ее даже в мелочах. Семья Морроу слыла достойнейшими представителями дворянства, несмотря на стесненность средств. А теперь, случись Темному Лорду проиграть, все будут тыкать пальцем в сторону семьи, вырастившей такого монстра, как Гиневра. Еще и этот Снейп. Он имеет слишком большое влияние на ее дочь – если он вдруг решит предать Темного Лорда, то Гиневра побежит за ним, наплевав на все. Чем дальше, тем больше Вероникой завладевало искушение рассорить их, пока не поздно, разорвать опасную связь. Размышляя так, она поднялась в комнату дочери и застала ее рыдающей на полу возле кровати. – Это еще что такое? – строго осведомилась она. Гиневра испуганно вскочила и уставилась на нее опухшими от слез глазами. – Н-ничего, – выдавила она дрожащим голосом. – Я… просто... плохой день. – Опять поссорилась со Снейпом? – желчно поинтересовалась Вероника. – Нет-нет, – Гиневра помотала головой. – Он сейчас у Дамблдора, мы не виделись недели две. Вероника медленно кивнула. Что-то было не так. Гиневра топталась на месте, нервно потирая руки, и избегала смотреть ей в глаза. Что она опять натворила? – Гиневра, что случилось? – требовательно спросила Вероника, борясь с плохим предчувствием. – Ничего! – поспешно воскликнула та, судорожно мотнув головой, и вдруг, прижав ладонь ко рту, бросилась прочь из комнаты. Вероника машинально посторонилась и так и застыла. Каблуки дочери простучали дробь по коридору, затем скрипнула дверь уборной, и послышались характерные звуки. Внутри все оборвалось. Вероника оперлась спиной на косяк двери и медленно выдохнула. Она даже не стала тешить себя надеждой, будто это простое несварение желудка – поведение дочери не оставляло возможности для самоутешения. Беременна! Эта дрянь беременна! Вероника вошла в ее комнату, едва сдерживая подкатившие к глазам слезы. Эта девчонка родилась словно для того, чтобы портить жизнь своей семье! Что же теперь делать? Вероника принялась ходить туда-сюда, крепко переплетя заледеневшие пальцы. Ее охватила паника. Ребенок еще крепче привяжет их семью к этим Снейпам, опасность лишь увеличится – теперь нельзя будет тянуть со свадьбой. А Темный Лорд больше всех терпеть не может тех, кто его обманывает. Что будет с ними всеми?! А Ульрика? Бедная девочка и так достаточно намучилась из-за своей младшей сестры, а теперь Забини получит возможность со спокойной душой вернуть ее родителям – и это будет такой позор для них, и для Ульрики! К сожалению, в виду ее финансового положения, брачный контракт Ульрики имел несколько довольно унизительных пунктов: семья Забини имела право аннулировать брак, если она в течение пяти лет не произведет на свет наследника мужского пола, и если она или кто-либо из ее семьи совершит поступок, бросающий тень на репутацию дома Забини или Морроу. Участие в организации Пожирателей таким поступком не было. А вот беременность ее младшей сестры – была. «Спокойно, Вероника», – сказала она себе. Сделав глубокий вдох, она принялась обдумывать варианты. Ведь это шанс. Если найти правильные слова, она сможет рассорить Гиневру и ее жениха. И избавиться от ребенка. Гиневру она на время беременности увезет в Литтлфейри. Да, так будет лучше. Это самое верное решение. Вероника взглянула на себя в зеркало и, приняв решительный вид, направилась в уборную. Благо, она еще могла рассчитывать убедить Гиневру. *** Гермиона сидела над раскрытой книгой и невидящим взглядом смотрела в одну точку. Из головы не выходил разговор с Блейзом. Поначалу все было чудесно: он с интересом слушал ее рассказ о событиях последнего месяца, а потом Гермиона рассказала о том, что случилось с Кэти. Тут на лице Блейза промелькнуло выражение, очень напоминающее недовольство. А когда она намекнула, что его присутствие, возможно, подействует на Кэти благоприятно, Блейз огорошил ее своим ответом. – Это не лучшая идея, – тихо произнес он и, поднявшись из кресла, подошел к окну. Гермиона удивленно подняла брови. – Почему? – она решила, что что-то неправильно поняла. Ей казалось, что между Кэти и Блейзом что-то есть. – А… – начала она. – Не хочу стать для нее кем-то особенным, – ничего не выражающим тоном пробормотал Блейз. – Почему? – недоуменно округлила глаза Гермиона. Блейз кисло усмехнулся, посмотрев на нее, как на несмышленое дитя. – Кэти – полукровка, – сказал он. – И сейчас я уже точно не могу ничего обещать ей. Не хочу поступать как какой-нибудь подлец. Гермиона поерзала на кресле. Откровенно говоря, ничего подобного она не ожидала. Даже не думала о таком. Опять весь этот чистокровный бред! Или не бред? Она уже и сама не знала, что думает на этот счет: слишком уж привыкла к собственной одаренности в магии. Даже представить, что из-за маглорожденного отца ее дети могли бы не унаследовать исключительные способности к ментальной магии или даже особое умение управляться с огнем (раз уж проклятье им не грозит), было ужасно. Все-таки ей чертовски повезло влюбиться в Регулуса. С другой стороны – игнорировать чувства ради магии… Это казалось и вовсе отвратительным. – Полукровки все же не грязнокровки, – осторожно начала Гермиона. – По-моему, по материнской линии у нее немало поколений волшебников за плечами. Блейз опять посмотрел на нее с отеческой снисходительностью. – И разговора быть не может, – покачал головой он. – Моя мать давно подыскивала мне невесту. И нашла одну хорошую семью из Швейцарии – за девушкой дадут приличное приданое, к тому же, в семье всего двое детей – она и ее сестра, ей достанется еще и порядочное наследство. Отличная во всех смыслах партия – богатая, плюс свежая кровь. Условие было одно: чтобы я не был замечен в рядах Пожирателей. Мама условие выполнила, теперь мы можем рассчитывать на этот брак. Мы заочно обручены – совиную почту все-таки контролировать никому не под силу. Вот, – он вздохнул так, будто эти слова дались ему с трудом. Гермиона помолчала, стараясь размышлять трезво. – Они так уверены, что Темный Лорд проиграет? – наконец, спросила она. – Ведь твой отец ничего не оставит тебе добровольно… – Это не столь важно, – Блейз поправил воротник мантии. – Сестра этой девушки сбежала из дому с оборотнем. Двойной позор для чистокровной семьи. У нее не осталось шансов выйти замуж на родине, да и вообще на континенте, если не считать Восточную Европу, а отец не хочет выдавать ее за кого-то из тамошних славян. Вот, – опять вздохнул он. – Откровенно говоря, при других обстоятельствах такая невеста мне вряд ли досталась бы. Они знатнее нас. Но сейчас для меня сделают все, что угодно. Им нужно восстановить свою репутацию насколько это возможно – от этого зависит сговорчивость многих деловых партнеров. Репутация – это практически так же важно, как и чистота крови. Только Блэки, Малфои или Принцы могут позволить себе выписывать кренделя на глазах у всех. Их – то бишь, вас, – он улыбнулся, демонстрируя, что не имеет ничего против такого положения дел, – сочтут эксцентричными и закроют глаза практически на все. Гермиона поймала себя на мысли, что ей немного льстит возможность быть исключением из правил. Но только самую малость! – Ты когда-нибудь видел эту девушку? – растерянно спросила она. К счастью, Кэти была ей не настолько близка, чтобы слова Блейза могли вызвать у нее искреннее негодование – ей вовсе не хотелось с ним ссориться. – Нет, – передернул плечами он с совершенно невозмутимым видом. – Я видел ее портрет. Симпатичная. На три года старше меня. Это дополнительное неудобство – по правилам хорошего тона ей давно положено быть обрученной, но они никого не смогли найти. Ее отец питал надежду, что им не придется опускаться до вариантов, выдающих их отчаяние. Благодаря мне и не пришлось, поэтому не так уж даже и важно, оставит ли мне что-нибудь отец. Главное, чтобы об этом никто не знал, а новости из Британии теперь не достигают континента. Гермиона внимательно присматривалась к нему, стараясь понять, что он на самом деле чувствует. – А Кэти? – все же решилась спросить она. Блейз опять передернул плечами. – Мы больше не будем видеться, вот и все. Не думаю, что она успела сильно привязаться ко мне – мы всего лишь вместе сходили на вечер к Флитвику. И… моя мать никогда бы не смирилась с такой невесткой. Гермиона все еще прокручивала в голове этот разговор, когда почувствовала на себе чей-то взгляд и, подняв глаза, вздрогнула. Регулус улыбнулся. – Я не слышала, как ты вошел, – пробормотала она. – Что с лицом? – поинтересовался Блэк. – Ты выглядишь грустной. – Ничего, – мотнула головой Гермиона, а потом неожиданно для себя самой спросила: – А если бы Вальпурга была жива, как бы она отнеслась ко мне? Регулус недоуменно моргнул. – Вальпурга? – растерянно переспросил он, будто впервые слышал это имя. – Ну да, – Гермиона неуверенно пожала плечами. – Она была бы недовольна, что меня воспитали маглы? На самом деле ей хотелось спросить, женился бы на ней Регулус, если бы Вальпурга невзлюбила ее. Он прыснул со смеху. – Она была бы недовольна, даже если бы тебя воспитали боги. – Я серьезно, – буркнула Гермиона, сердито покосившись на него исподлобья. Регулус скрестил руки точно так же, как она и скопировал выражение ее лица, обиженным тоном сказав: – И я серьезно. Гермиона не смогла сдержать улыбку. – Ну, пожалуйста, – взмолилась она. – Скажи честно. Регулус тепло посмотрел на нее и смилостивился: – Слушай, ей не понравилась бы ни одна невестка просто потому, что она терпеть не могла всех женщин, кроме себя. И даже окажись ее невестка копией ее самой, все равно Вальпурга бы ее невзлюбила. У нее был тяжелый характер. К Талии она, например, относилась, как… – Регулус сделал страшные глаза и грозным тоном произнес: – … злая мачеха к Белоснежке, – он откинулся на спинку кресла и мягко добавил: – А отцу ты бы понравилась. И даже деду Арктурусу. – Правда? – слабо улыбнулась Гермиона. – Да, – ухмыльнулся Блэк. – Дед обожал запугивать своим грозным видом маленьких робких девчат. – Я не маленькая и не робкая! – возмутилась Гермиона. Регулус прищурился, как бы оценивая ее. – Дед был бы другого мнения, потому что в шестнадцать лет он мог запугать даже Беллу, – со знанием дела сказал он. – Сложно такое представить, – пробормотала Гермиона, а потом решилась задать еще один идиотский вопрос: – Ты говорил как-то, что не встречался с девушками своего круга. А с кем встречался? Он секунду помолчал, глядя на нее удивленно. Гермиона прямо ощутила, что лезет не в свое дело. – Внебрачных детей у меня нет, если вас это интересует, мисс Снейп, – лукаво усмехнулся он. – Я не об этом, – пролепетала она, вконец смутившись. Она уже и сама не знала, о чем это она. – Хочешь знать, сколько сердец я разбил? – иронично поинтересовался Регулус, явно недовольный этой темой. – Нет, я… не обращай внимания, – пробормотала Гермиона. Регулус некоторое время помолчал. – Слушай, какая разница, кто там был у меня в прошлом? Любая из них сказала бы, что я просто гад. Я не утруждал себя размышлениями о том, что будет в будущем, когда встречался с ними. Это нехорошо, я знаю, но, пока я не попал в ряды Пожирателей, то редко когда вообще задумывался о чем-либо по-настоящему. Но умышленно обидеть я никого не хотел и даже не пытался никогда никого закадрить. Я догадывался, что поступаю нехорошо, но думал, раз девушки сами подходят, – он пожал плечами, едва сдерживая виновато-самодовольную улыбку. Наверно, не зря его анимагическая форма – кот, очень ему подходит. – И сколько их, интересно, было? – осведомилась Гермиона, чувствуя ревность и возмущение. Бессовестный этот Блэк, вон как ухмыляется – как кот на сметану. – Меньше, чем у Сириуса, – последовал уклончивый ответ. Гермиона возмущенно раскрыла рот. Регулус прыснул со смеху. – Их было не много, – заверил он уже серьезным тоном, глядя на нее кристально чистыми глазами. – По чьим меркам? – выгнула бровь Гермиона. – По меркам Сириуса? – Нет, – он даже не моргнул. Гермиона подумала, что понять, врет ли он, ей не удастся. – Все равно это в прошлом, – спокойно сказал Регулус. – Меня воспитали на хорошем примере: Блэки женам не изменяют. – Это радует, – проворчала Гермиона, уставившись в стол и отчаянно краснея. У каких-то гадких девиц с ним что-то там было. Даже все было. При одной мысли, что он целовал кого-то еще, Гермионе хотелось что-нибудь поджечь. И не только целовал, судя по самодовольной ухмылке. Он некоторое время смотрел на нее, стараясь по своей излюбленной привычке заглянуть в глаза, однако Гермиона продолжала смотреть в стол. – Не злись, – улыбнулся Регулус и, подняв ладонь, дохнул на нее: в сторону Гермионы порхнули большие снежинки, похожие на пух. Гермиона отмахнулась от них, не в силах избавиться от глухой досады. Регулус перехватил ее руки и крепко сжал. – Не злись, пожалуйста, – опять попросил он таким тоном, что злиться было невозможно, и поцеловал сначала одну ее руку, затем вторую. Гермиона в ответ крепко сжала его ладони и, подавшись вперед, уткнулась лбом в его лоб. «Я просто люблю тебя», – подумала она, но вслух ничего не сказала. Не хотелось услышать в ответ «Я тоже» просто из вежливости. *** Когда Сириусу Блэку приходила в голову какая-нибудь особо сомнительная идея, он не отступался, пока не воплощал ее в жизнь, иначе он не был бы Сириусом Блэком. Таки правду говорил дед Арктурус, что он может и гору сдвинуть, если не нравится, где стоит. Лорд Блэк с гордостью и некоторым самолюбованием размышлял о своем упрямстве, напевая себе под нос одну из песен любимой рок-группы – из тех песен, которые вышли уже после его заключения. Однако он наверстал упущенное, за последние полгода прослушав все их альбомы. Особенно они приходились к месту, когда Регулус становился несносен: тогда Сириус просто включал погромче «Kiss» и принимался подпевать – и младшего Блэка и след простывал. Причиной тому, правда, было не так творчество самой группы, как тонкий музыкальный слух Сириуса, который не дано было оценить простым котам. То есть, при желании Сириус мог петь очень даже неплохо, но не в тех случаях, когда преобладало неодолимое желание спровадить Регулуса. Сириус отставил в сторону очередную шкатулку с камнями и принялся рыться в следующей. Он искал один Темный артефакт из их неимоверно богатой коллекции, заодно освежая в памяти содержимое этой самой коллекции. Большую часть артефактов Блэки присвоили не совсем законным путем – но на то они и Блэки. Один из них, причем невообразимо ценный, был заслугой самого Сириуса: лет в пятнадцать он поспорил с коварным Альфардом, что украдет котел у вора. Спор он выиграл, а котел, как оказалось, некогда принадлежал знаменитому семейству Борджиа и имел чудесную особенность – брось туда хоть простой пучок петрушки, и получишь один из блестящих ядов, прославивших семейку наряду с иными их кознями. Если подумать, существование этого котла, если бы о нем было известно кому-либо, кроме Блэков и нескольких итальянцев, послужило бы источником разочарования для многих зельеваров, не покидавших надежд подобрать рецептуру ядов Борджиа и войти в историю. Это как сказать двухлетнему ребенку, что Санта Клауса не существует. Сириус так и представил рыдающего в подушку Снейпа. Однако сейчас Сириус искал другой артефакт, который и Темным-то не назовешь – портальные камни. Собственно, эти два ничем не примечательных на вид камня считались давно утерянными. В свое время они находились в распоряжении школы Хогвартс, и какой-то умный предок Мальсиберов, изучив их свойства, создал первые порталы. А потом некий Блэк под шумок сунул (или сунула) эти камешки в карман мантии – и все, потерялось сокровище. Сириус с притворной горечью вздохнул – все-таки у него очень много общего с предками, во всяком случае, он не видел ничего зазорного в том, чтобы стибрить что-нибудь колдовское, если плохо лежит. И, главное, адреналин-то какой! Наконец, он отыскал нужный футляр, открыл его и вынул два камня. Они, как и сердцевина Надзора, на первый взгляд казались сделанными из черного мрамора, однако на деле были очень легкими. В свое время, изучив их действие, Сириус по схожим принципам создал первую пару сквозных зеркал. Да, он был горазд на выдумки, и эти выдумки, надо отметить, вполне справедливо можно было назвать гениальными. Сириус потер портальные камни друг о друга и почувствовал, как они моментально нагрелись, затем принялся жонглировать ими, подумав, что он еще и врет, и дает ложные обещания – вполне в духе своих благородных бесчестных предков. Ведь обещал же не пытаться вернуть Циссу в лоно семьи. Сириус положил камни обратно в футляр, прихватил с собой еще пару небольших сундучков и направился прочь из тайника, утешившись мыслью, что он – глава рода, и должен заботиться о благе Циссы Распрекрасной – это он ее так в детстве дразнил. В кабинете Сириус первым делом позвал домовика и приказал ему пригласить лорда Малфоя для разговора, затем спрятал свои сокровища в ящик стола – если Малфой не согласится, хрен он увидит реликвии древности наяву. У него, конечно, и свои имеются, но столько, сколько их наворовали Блэки, не насобирал никто, кроме Гриндевальдов, а эти потомственные клептоманы жили на материке. И вообще, у них Блэки тоже кое-что стянули в свое время. Ха. Окинув придирчивым взглядом свой кабинет, Сириус разжег огонь в камине, засветил несколько свечей и остановился у окна, прикидывая, что скажет. Нет, лучше не прикидывать – убедительней всего у него получаются спонтанные речи. Внизу, под окнами кабинета разгуливал пес Гримм. Сириус улыбнулся, глядя на него. Хороший знак. Домовик доложил о появлении лорда Малфоя, и Сириус повернулся к столу, сверкая улыбкой. – Не представляю, что за разговоры могут быть у нас с вами, лорд Блэк, – с порога проявил неготовность пойти на контакт Люциус. Сириус пропустил мимо ушей, с каким сарказмом было сказано «лорд Блэк». Выпроводить Малфоя как можно дальше он хотел в любом случае, даже без оглядки на Циссу, ибо его вероломство стало для него именем нарицательным**. Растущее недовольство Люциуса вполне могло вылезти им всем боком, даже если предателям нет пути назад. Он ведь убежден, что им не выиграть, вдруг все-таки он настолько запаникует, что попробует пойти на попятный. А судя по некоторым разговором, происходившим между ним и Паркинсоном и старательно пересказанным домовыми эльфами лорду Блэку, Малфой уже паниковал и в его голову забредали странные мысли. – Хочешь лично заверить меня, что мы в безопасности? – прошипел Люциус. – Думаю, мы не будем в безопасности, покуда не закончится война, Люциус, – вежливо улыбнулся Сириус. – Ты же должен это понимать, – выдержав паузу, он предложил: – Присядем? Малфой мгновение стоял, сжав губы в ниточку, затем опустился на стул с таким видом, словно делает Сириусу великое одолжение. – Я вовсе не планирую в чем-то убеждать тебя, Люциус, – сказал Сириус, откинувшись на спинку кресла. Малфой сидел, держа спину прямо, будто проглотил палку, и сверлил его взглядом. Сириус еще мгновение помолчал. – Не тяни, Блэк, – не выдержал Малфой. – Что тебе нужно? – Мерлин упаси, ничего! – Сириус поднял руки. – Наоборот, я хочу предложить тебе выгодную сделку, Люциус. Малфой и бровью не повел, продолжая сидеть, как каменный истукан и даже не моргая. – Сейчас? – хмуро поинтересовался он. – Не подходящее время для заключения деловых сделок ты выбрал. – Это довольно необычная сделка, – усмехнулся Сириус. – Предположим, что у меня есть вполне реальная возможность абсолютно безопасно переправить тебя во Францию, к твоим родственникам. Этот способ не отслеживается Министерством, можешь не сомневаться. – Неужели? – резким тоном буркнул Малфой. – И что это за способ такой? Сириус с усмешкой выдвинул ящик стола, вытянул оттуда футляр и осторожно водрузил на стол. Затем вновь откинулся на спинку стула, сделав приглашающий жест. Малфой, не глядя, взмахнул волшебной палочкой, крышка поднялась, и тогда он, наконец, отвел взгляд от лица Сириуса. – Что это? – нахмурился он, наверняка, догадываясь. – Портальные камни, – объявил Сириус. Малфой криво усмехнулся. – Ну, конечно, следовало сразу написать во всех учебниках истории, что они были похищены Блэками, – иронично произнес он. – Ошибиться было практически невозможно. – Какой комплимент, – сверкнул улыбкой Сириус. – Так вот, мы могли бы отправить с совой один из наших бесценных камней твоим родственникам. Перелет займет у птицы недели две. Затем мы сопроводим тебя к месту, где их можно активизировать. Нужный нам артефакт врыт в землю в одном крохотном магловском поселении, но без камней не представляет ценности – там никто не бывает, – Сириус сделал вид, что задумался. – Хм, можно еще взять с собой Паркинсонов, тогда они будут обязаны тебе спокойствием души. – У нас и так заключены брачные договоренности, – кисло отозвался Малфой. – На равных ведь не интересно, – опять широко ухмыльнулся Сириус. Люциус с минуту испытующе смотрел на него. – Блэк, я знаю, что ты это делаешь не по доброте душевной, – сухо произнес он. – Люциус, ты разучился верить людям, – напустил на себя трагический вид Сириус. – Но вообще да. – И что тебе от меня нужно? – Малфой был угрюм, как лондонская погода. – Пустяк, – небрежно пожал плечами Сириус. – Дай развод Нарциссе. И тут подлый павлин… то есть, блондин захохотал. Сириус подумал, что всегда терпеть не мог павл… блондинов. – Это моя очаровательная жена тебя попросила? – отсмеявшись, Люциус вытер выступившие на глазах слезы. – Извини, Блэк, но ваше малое поместье приносит неплохой годовой доход, а по условиям контракта Нарцисса, ежели вдруг со мной разведется, заберет свое приданое. То есть, Блэк-парк. О таком даже говорить смешно. И зачем она тебе? – в глазах Малфоя заплясало насмешливое любопытство. – Гарем себе решил устроить? – Малфой, выбирай выражения, – отчеканил Сириус уже без всякого веселья. – Или тебе напомнить, какой из меня дуэлянт? Люциус хрустнул костяшками пальцев и опять помрачнел. – Несмотря на то, что ты ведешь себя… – Сириус с трудом удержался, чтобы не сказать «как кусок дерьма». Но он понимал, что тогда уже точно не уговорит Малфоя. – … не совсем подобающим гостю образом, я все-таки закрою на это глаза и еще раз попробую поговорить вежливо. Он вытянул из ящика два сундучка и открыл один за другим – внутри находились слишком ценные артефакты, и сундуки открывались только лорду Блэку. Люциус бросил мимолетный взгляд на их содержимое, и в его глазах на мгновение отразились изумление и алчность. – Цену этим двум артефактам назвать сложно, – сказал Сириус. – Больше всего подойдет обозначение «бесценный». Уверен, вполне достойная плата за то, чтобы освободить Нарциссу ото всех обязательств. Люциус поднял на него изумленный взгляд. – Зачем ты делаешь это, Блэк? – удивился он. – Блэк-парк столько не стоит, – он бросил еще один взгляд на артефакты и сглотнул. – Кроме того, Нарцисса не согласится стать снова мисс Блэк. Это позор для женщины. – Да ладно, – хмыкнул Сириус. – Женщины Блэк не совершают ничего позорного или постыдного. Они… – он назидательно поднял палец, – … эксцентричные особы.
_____________________________________________________________ * – Ноггл – В фольклоре жителей Шетландских островов ( находящихся вокруг Шотландии) водяная лошадка. Как правило, ноггл появляется на суше под видом чудесной гнедой лошадки, оседланной и взнузданной. Чтобы не перепутать ноггла с лошадью, следует смотреть на хвост: у ноггла хвост загибается на спину. («Энциклопедия сверхъестественных существ» / Составитель К.Королев) ** – имеется в виду перевод фамилии Малфой с французского: «плохая вера», «вероломство».
