Северус вошел в гостиную и был встречен такой фразой: – Она меня ненавидит. Поэтому она целыми днями сидит в своей комнате. Она ненавидит меня, презирает и стыдится. Гиневра стояла у окна, потирая руки, как делала всякий раз, когда нервничала. Воспользовавшись тем, что она стоит к нему спиной, Северус закатил глаза. – И не закатывай глаза! – мгновенно отреагировала Гиневра, как всегда, улавливая его настроение, словно качественный вредноскоп плохие намерения. – И тебе доброе утро, – выдержав паузу, сказал Северус. Гиневра издала какой-то неопределенный звук и закружила по комнате. – И ее можно понять, – твердила она. – Я – чудовище. Конечно, чего еще я хотела? Я ведь сама себе бываю противна. Чего уж говорить о ней. В ее глазах я монстр… Северус даже не пытался вставить словечко в ее пламенную тираду. Это бесполезно. Когда Гиневра занята самобичеванием или взращиванием собственных комплексов, лучше всего дать ей выговориться, а уже потом попытаться донести до нее глас разума. Она живет эмоциями, и ей просто необходимо пережить их, иначе ожидать от нее трезвого взгляда на вещи будет, по меньшей мере, глупо. Да, гриффиндорцы – это его вечное наказание. Когда Северусу случалось выслушивать сумбурный поток переживаний, иногда он про себя начинал повторять из вредности «бла-бла-бла». Наверно, это было не намного умнее той чуши, которую лепетала сейчас Гиневра. Слышала бы она, конечно, его мысли, и сделала бы из него запеченную человечину. Выговорившись, она облегченно, чуть ли не с чувством выполненного долга вздохнула. – Не хочу тебя разочаровывать, – протянул Северус, – но, боюсь, причиной ее затворничества являются Кэрроу, – увидев скептичное выражение лица Гиневры, он пояснил: – О тебе она просто старается не думать, дабы не отягощать себя лишними переживаниями. На первое время ей хватает треволнений и без тебя. Гиневра со стоном рухнула на диван. – Я просто хочу… но я, наверно, не заслужила. Она закусила нижнюю губу и опять принялась растирать ладони. «Она не заслужила», – повторил про себя Северус. Все-таки время от времени он поражался непрекращающемуся самоистязанию Гиневры. Ему казалось, что, столько лет служа Лорду, уже невозможно хранить нормальные, не извращенные понятия о совести и долге. Сам Северус столько раз договаривался со своей совестью, что глубоко сомневался в ее существовании, и все мерзкое, что ему приходилось делать, воспринимал как данность. Истязать самого себя укорами он считал бесполезным – все равно он был не из тех людей, которые способны наложить на себя руки. Как и Гиневра. А без такого исхода все муки совести теряют смысл. Северус присел рядом с ней. – Думаю, не тебе решать, заслужила ли ты ее внимание, время, любовь, – медленно проговорил он. Гиневра сделала глубокий вдох. – Не хочу навязываться, – жалобно пробормотала она. – Но? Гиневра покосилась на него. Да, они знали друг друга наизусть, как любимый стих. – Но мне не хватает силы воли, чтобы не попытаться… чтобы не использовать шанс найти с ней общий язык, – ответила она. Северусу даже стало как-то неловко: сам-то он не особо прилагал к этому усилия. – Это похвально, – высказал свое мнение он. Теперь Гиневра закатила глаза. Северус криво усмехнулся. – Хочешь, чтобы я запретил тебе это делать? Гиневра даже немного растерялась. – Да нет, наверно, – она отвернулась к окну. – Просто не хочу осложнять ей жизнь. Если, – она оглянулась на дверь и понизила голос, – если она вдруг вернется к своим друзьям, я не хочу, чтобы у нее оставался кто-нибудь здесь. – А я? – И ты, – серьезно кивнула Гиневра. – Ты должен уйти. Северус несколько мгновений смотрел ей в глаза, сдерживая вспышку гнева. Что она несет? Второй раз он ее не бросит, тем более осознанно. – Ты это брось… – начал он. Гиневра прижала ладошку к его губам. – Не надо, прошу тебя, – взмолилась она. – Я не могу ничего слышать. Я так хочу решиться… оставить ее в покое, держаться на расстоянии. Понимаешь, так будет лучше для нее? Я ей не мать, я один раз не смогла ею стать, а теперь не хочу, чтобы ей мучиться пришлось, выбирая… Северус убрал ее руку от своего лица. – Гиневра, не надо этих жертв… Она яростно затрясла головой. – Нет, нет, нет, не могу этого слышать, – забормотала она, зажмурившись. По ее щекам покатились слезы. – А я не хочу слышать то, что ты несешь! – прошипел Северус. Гиневра прижалась губами к его губам в отчаянной попытке заставить его замолчать. Северус попытался было отстраниться, но она крепко обвила руками его шею, целуя с горечью и отчаянием, словно в последний раз. И тут позади скрипнула дверь. Гиневра отскочила на другой край дивана. Северус оглянулся – в дверях стояла Гермиона. Он внезапно почувствовал себя так, будто они с Гиневрой школьники и их застукал кто-то из профессоров целующимися в библиотеке. Гиневра принялась поправлять прическу. – Э… – вякнула Гермиона. – Что? – не выдержал Северус. Его голос прозвучал более резко, чем он хотел, и Гермиону это внезапно развеселило – он видел, как в черных глазах начинают тлеть искры смеха. – Просто по замку гуляю, – лукаво сощурилась она. – Заглядываю во все двери. Это еще что за ехидство в голосе? Совсем распоясалась. – Какая любопытная, – холодно отозвался Северус. – Пойду дальше? – Гермиона начала медленно закрывать дверь, не сводя с него ехидного взгляда и пряча улыбку в уголках губ. Гиневра вдруг вскочила с места и затараторила: – Если хочешь, оставайся. Эта комната называется Солнечной гостиной. Сегодня, конечно, пасмурно, но в солнечные дни это самое светлое место во всем замке. Здесь столько света, что и уходить никуда не хочется. Гермиона растерянно замерла. – Ну… – она покосилась на Северуса. «Подрастеряла уверенность», – удовлетворенно отметил он. – Нет? – расстроено уточнила Гиневра. – Ну, что ж, – она вздохнула и еще раз поправила прическу. – Тогда… что ж, тогда увидимся за обедом. Гермиона несколько мгновений что-то обдумывала, вид у нее при этом был на удивление непроницаемый. – Вообще-то, я собиралась выйти во двор, немного прогуляться, – наконец сказала она. – Пока дождя нет. Кажется, это было приглашением. Северус повернулся к Гиневре и прочел на ее лице эти ее «муки совести». – Мы пойдем с тобой, если ты не против, – решил он за всех, поднявшись с дивана. Гермиона невозмутимо кивнула. Удивительно, но Северус действительно не смог бы сказать, о чем она сейчас думает. И что заставило ее быть такой благосклонной. *** Гермиона шла чуть позади своих родителей, исподтишка поглядывая на них. Северус размеренно шагал впереди, Гиневра семенила рядом с ним, беспокойно потирая руки и словно боясь отстать. Гермиона не могла поверить, что причина волнения Морроу в ней. Она казалась ей такой невозмутимой, даже бесчувственной. Да что там, ей подходила роль Пожирательницы смерти, ее было легко представить в их окружении. Гермиона считала так до последнего времени. Ее неуверенность заставляла посмотреть на нее с совершенно другой стороны. И, чего уж там, кому не было бы интересно узнать, какая она – избранница Северуса Снейпа? Наконец, Гиневра замедлила шаг. Гермиона улыбнулась, поравнявшись с ней – волнение Морроу странным образом помогало ей самой сохранять самообладание. – Осень вступает в свои законные права, – нарочито небрежным тоном сказала Гермиона, окинув хмурое небо взглядом, и плотнее укуталась в кашемировую шаль. Гиневра посмотрела на ее руки. – Как ты справляешься со своей силой? – в ее голосе сквозило беспокойство. Гермиона передернула плечами. – Понемногу. Северус уверен, что я ее обуздаю. И я в последнее время тоже. Она посмотрела на Гиневру, но та быстро отвела глаза. – Это прекрасная новость, – кивнула Морроу. «Я похожа на нее», – подумала Гермиона, разглядывая ее профиль. Разговор как-то не вязался. Они некоторое время молчали, и это молчание тяготило обеих. – Я вот думаю устроить тридцать первого октября бал-маскарад, – ляпнула Гермиона. На самом деле она это только что придумала. – Чудесная мысль, – с готовностью подхватила Гиневра. – Банальная, да? – улыбнулась Гермиона. – Не банальнее любой другой, – ответила Гиневра и тоже улыбнулась. – Эйлин поможет тебе с приготовлениями. В свое время она устраивала восхитительные балы и светские приемы, мы с подружками ждали их с нетерпением. Все юные мисс мечтали побывать на приеме у леди Снейп. И у Друэллы Блэк. У них собиралось самое блистательное общество, и были самые восхитительные приемы, – Гиневра усмехнулась. – Хотя иногда мне кажется, что к Друэлле все тянулись в первую очередь потому, что там непременно можно было лицезреть благороднейшее и древнейшее семейство в полном составе – нигде больше они не собирались все вместе. А что ни говори, семейка Блэк обладает какой-то дьявольской харизмой. – А вы, наверно, больше любили бывать здесь? – предположила Гермиона. – Тут ведь можно было «лицезреть» наследника Снейпов. Гиневра посмотрела ему в спину. – Да, вот таким приблизительно, – она скрестила руки на груди и, надменно вздернув бровь, низким голосом заговорила, очень правдоподобно изображая желчную интонацию: – Мой дом в очередной раз наполнился смехом этих глупых девиц и разглагольствованиями старых маразматиков. Я бы лучше подышал испарениями в лаборатории, чем тратил свое драгоценное время на никчемных людишек. Как трудно живется гениям на этой грешной земле. Гермиона захихикала. – А она хохотала громче и глупее всех, надеясь таким незатейливым образом привлечь мое внимание, – напыщенно отозвался Северус. – И, надо сказать, мне это вполне удалось, – как бы между прочим бросила Гиневра. – Конечно, – согласился Северус. – За твоим смехом я не слышал собственных мыслей. – Это эффект, которого пытаются достичь все заинтересованные в успехе юные особы, – парировала Гиневра. – Этого не знают только такие гении, как ты. Северус возмущенно посмотрел на нее и хмыкнул, не найдя достойной отповеди. Гиневра коротко засмеялась, заговорщически подмигнув Гермионе. Надо же, она была такой… приятной в общении. Тем временем они подошли к распахнутым воротам поместья и повернули назад. Начинался дождь. – На самом деле мистер Снейп заставил меня пролить немало слез в подушку своим холодным отношением, – признала Гиневра, но достаточно громко, чтобы его уязвленное величество услыхало. И тут раздалось громкое отчаянное «Мяу». Троица дружно обернулась. По ту сторону ограды на обочине дороги сидел небольшой кот и тоскливо мяукал. Кот был очень пушистый, с белой грудкой и белыми кончиками лап, словно одетыми в перчатки. Увидав Гермиону, он навострил уши и призывно мяукнул, глядя на нее умоляющими желтыми глазищами – эти пушистые хитрецы все как один знали, что она испытывает слабость к кошачьим. Она повернулась к Северусу, чувствуя себя несмышленой малышкой, собравшейся выклянчить у папочки зверушку. Снейп прищурился, взглянув сначала на нее, затем на кота, затем опять на нее. Гермиона смотрела на него с безмолвной мольбой. Северус задумчиво провел пальцем по губам. – Ну, бери, – вынес вердикт он. Гермиона широко улыбнулась и выскочила за ворота. – Иди сюда, – позвала она кота и протянула руки. Кот мяукнул, поднял пушистый хвост и живо оказался у ее ног. Гермиона подхватила на руки мягкую, легкую и совсем худую тушку. Шерсть была шелковистой и очень приятной на ощупь. У Гермионы защекотало в горле – она обожала котов! Почесав своего нового питомца за ухом, она вернулась к родителям. *** Когда за спиной раздалось громкое «Мяу», Северус невольно обернулся и увидел в траве по ту сторону ограды небольшое пушистое создание черного окраса с белыми лапами. Создание пошевелило усами и еще раз противно мяукнуло – требовательно так. Именно «создание», ибо после слов Дамблдора про Регулуса Блэка он подозревал каждого кота, пса и сову в их самозванстве. Северус живо оценил подозрительную дислокацию зверька – он сидел на обочине достаточно близко от ворот, но не предпринимал попыток войти. Словно ждал, что его, по меньшей мере, пригласят. А кто из двуногих не знал, что поместье Принц не пускает незваных гостей, будь они даже в своей анимагической ипостаси? Его дочь повернулась к нему с маниакальным блеском в глазах. И тут к Северусу вернулись старые вопросы. Какого Мордреда Гермиона видела Регулуса Блэка в полураздетом виде? Между ними какие-то отношения? И если так, то знает ли она, что младший Блэк тоже анимаг? Гермиона смотрела на него кристально-чистыми глазенками новорожденного огнедышащего дракончика. Северус задумчиво провел пальцем по губам. Да нет, не умеет его наивная дочь так играть. Если это в самом деле Блэк – в чем Северус практически не сомневался, – то Гермиона о его талантах ни сном ни духом. – Ну, бери, – протянул он, надеясь, что это решение не вылезет ему боком. Гермиона бросилась к коту, а кот навстречу ей. Нет, ну точно Блэк!! Ведь некоторые семьи (в их числе, разумеется, вездесущие Блэки) знали также: есть один способ беспрепятственно входить и выходить из поместья Принц – надо, чтобы кто-то из их семьи по доброй воле ввел тебя за руку в ворота. Тогда приглашение не будет, так сказать, одноразовым. А Гермиона котяру на руках внесла. Блестяще. Гиневра вопросительно выгнула бровь – отлично, он еще не совсем параноик, раз не одному ему показалась странной эта встреча. Северус слегка наклонил голову, показывая, что все под контролем. Хотя какое там под контролем, когда в его замке будет ошиваться один из Блэков?! Северус враждебно воззрился на наглую морду кота. Тот с недовольным видом сидел на руках у Гермионы, явно не получая никакого удовольствия оттого, что ему чешут за ухом. Однако, заметив взгляд Северуса, он тут же невинно мяукнул и сунул голову под ладонь Гермионе, чтобы его погладили. «Ах ты ж Вальпургиево отродье», – разъяренно подумал Северус. Мысль, что эта гадость будет жить в комнате Гермионы, его совсем не устраивала. – О, вы всей семьей меня встречаете, что ль? – по склону со стороны магловского городка поднимался Амикус Кэрроу, улыбаясь своим широким жабьим ртом. Северус сжал губы в тонкую линию. Что этому извращенцу понадобилось внизу? Не приведи Мерлин. – Что ты делал в Олд-Фэнге, Амикус? – хмуро осведомился Северус. – Вы знаете, что здесь некогда жила грязнокровая матушка Поттера? – весело полюбопытствовал Кэрроу. – Я ходил поглядеть на ее малую родину. Захирел городок, что тут скажешь. Гермиона изумленно покосилась на Северуса – она-то не знала, что здесь жила Лили Эванс. Еще в то далекое время, когда городок, названный так из-за находящейся неподалеку крохотной скалы, напоминающей зазубренный клык, процветал и был довольно приятным местечком. Потом местная фабрика закрылась, и народ повалил в расположенные неподалеку города покрупнее – Стенинг и Пулборо, а Олд-Фэнг стал похож на призрак магловской цивилизации с полуразрушенным зданием фабрики на окраине и старыми обветшалыми домами, в мусорных баках которых рылись вечно голодные исхудалые псы, больше похожие на фестралов. – Почетное соседство, верно, Снейп? – осклабился Амикус. – Там, кстати, и сейчас живет грязнокровый щенок. Один из тех, которые до сих пор не встали на учет в Министерстве. А вот это уже провокация. Краем глаза Северус заметил, как напряглась Гермиона – неужто она в курсе, что здесь обитает ее однокурсник? Томас, кажется. – Несколько тысяч людей невозможно поставить на учет за три дня, Амикус, – спокойно сказал Северус. Плохо, очень плохо. Гермиона, чего доброго, побежит спасать мальчишку. На что, собственно, Кэрроу и рассчитывает. Ведь откуда ему знать, встал ли Томас на учет? Значит, это информация извне. Мерлин, почему Томас сразу же не убрался куда подальше? Он ведь знает, что живет под боком у Снейпов, которые ушли вместе с Пожирателями. Неужто все так беспрекословно верят в преданность его, Северуса, Свету? – Да он и не собирается, – Амикус издал противный хрип и сплюнул на землю желтую слюну: ничего от благородных предков в нем отродясь не было. – Я еще денек другой подожду, а потом приму упреждающие меры. А? – он радостно хрюкнул. – Хорошо сказал, да? По-ученому, бля. Определенно, весь ум, манеры и внешние данные в этой семье достались одному ребенку, на Амикусе природа отдохнула. Но он был полезен Алекто своей безоглядной верностью, она могла быть уверена, что ее домашний гамадрил за нее готов и сдохнуть и убить. И он действительно был опасен – своим нечеловеческим умением пользоваться инстинктом выживания, недюжинной физической силой и бешеными вспышками неуправляемой магии. Низкий ростом, с непропорционально длинными волосатыми руками, с низким лбом, из-под которого на мир злобно взирали маленькие глазки – он был настоящим атавизмом, генетической ошибкой. Он не мог даже уяснить для себя простые человеческие понятия, они были недоступны его пониманию. У Амикуса была хозяйка, и целое море свирепой животной силы и агрессии, которую ему необходимо было периодически вымещать на более слабых особях. И все – большее в его крохотном мозгу не вмещалось. Глядя на двоих Кэрроу, Северус нередко вспоминал однажды виденный магловский фильм «Кинг-Конг». – Не выражайся в моем поместье, иначе я ампутирую тебе язык без всяких обезболивающих, – глухо прошипел Северус, прожигая его взглядом. Амикус перестал ухмыляться – как и всякое животное, он чутко улавливал опасность. – Да ладно, я того, по привычке, – мотнул головой он. – Я в курсе, что ты «того», – согласился с ним Северус. – Второго предупреждения не будет. Амикус мгновение молчал, глядя на него исподлобья, но так как Северус спокойно выдержал его взгляд, неохотно отвел глаза первым. – О, – Амикус заметил кота. – Симпатичная тварь. Проходя мимо Гермионы, он провел ручищей по загривку кота против шерсти. Кот зло зашипел ему вслед, на что Кэрроу хохотнул и продолжил свой путь в превосходном расположении духа. Дождавшись, пока он отойдет на порядочное расстояние, Северус предупредил Гермиону: – Не вздумай ничего предпринимать. Это рассчитано на тебя. Она посмотрела на него с отчаянием, но ничего не сказала. Северус перевел взгляд на кота – тот уставился вслед Амикусу, раздраженно мотая хвостом, – и на мгновение засомневался, что это действительно Блэк, а не простая зверушка. Хотя нет, совпадение слишком уж подозрительное – таки Блэк. Остается надеяться, что и он не попытается предупредить Томаса – Северус не сомневался, что вблизи дома маглорожденного благородных спасителей ждут ловушки, на которые Алекто была мастерицей. *** Наконец оказавшись на твердой поверхности, Регулус как следует отряхнулся: всю шерсть ему помяла, неуклюжая! Гермиона оперлась спиной на дверь и громко вздохнула, хватив воздух ртом. В глазах у нее заблестели слезы. Регулус сочувственно посмотрел на нее. Ох, что-то будет. Не зря этот урод сказал про какого-то маглорожденного – судя по реакции Гермионы можно допустить, что они знакомы. И это более чем плохо. Зная Темную Морду, Регулус мог почти с уверенностью сказать, что Гермиону, по меньшей мере, заставят привести маглорожденного к Пожирателям. Пушистый хвост в который раз хлестнул по бокам, вторя его раздражению. Нет, он, конечно, мог бы предупредить Сириуса, чтобы тот организовал спасательную миссию. Но нельзя. Где Амикус, там и Алекто, а она та еще паучиха – расставленную ею сеть может не заметить и Шизоглаз (что она уже один раз доказала). Регулус не мог ради одного маглорожденного рисковать жизнями таких могущественных волшебников, как Сириус или Люпин, ведь их наверняка будет ждать засада. И даже для душевного спокойствия маленькой Снейп рисковать не мог. Хотя жаль ее, конечно. Не похожа она на человека, способного примириться с собственными грехами. Сама себя съест. – Ты, наверно, голодный? – заботливо поинтересовалась она. «Вообще-то, нет». – Сейчас, – по-своему расценила его «Мяу» Гермиона. Еще раз потерев и без того покрасневшие глаза, она позвала свою эльфийку. Регулус тем временем отвлекся от мрачных дум, чтобы исследовать покои мисс Снейп. Дамские комнаты были его маленькой слабостью: ему безумно нравилось рассматривать батареи благоухающих искрящихся баночек, выстроившиеся на туалетном столике, небрежно брошенное на спинке стула струящееся шелковое платье, забытую на подоконнике нитку жемчуга, фотографии, заправленные за край зеркала – все эти маленькие, но такие важные детали девичьего мира. Одному Мерлину известно, сколько раз он перечитывал знаменитое описание спальни графини из повести «Гобсек» Оноре де Бальзака. Комната Гермионы не была исключением – за те несколько дней, что она провела в поместье, она успела обжиться в своих покоях. Регулус запрыгнул на подоконник, где лежала раскрытая книга по высшей трансфигурации, а поверх нее – перо; стоило на него дохнуть, и на мгновение по поверхности проскальзывал какой-нибудь силуэт: то ведьма на метле, то солнце с человеческим лицом, то крадущийся кот. Рядом лежали еще несколько учебников для шестого курса, и из них торчали многочисленные цветные закладки, а поверх них – фиолетовый бумажный журавлик, трепещущий крыльями. Регулус спрыгнул на пол и прошел из гостиной в небольшой будуар. На обтянутых светло-зеленым шелком стенах тихо шелестел узор из светло-бежевых ветвей, иногда роняя нарисованные листочки, которые исчезали за плинтусом или косяком двери – на стенах комнаты тоже начиналась осень. У окна стоял небольшой белоснежный письменный столик, блистая лакированной поверхностью там, где она не была завалена книгами и пергаментом. На туалетном столике в глубине комнаты стояла раскрытая шкатулка с висящей на крышке ниткой жемчуга. На краю сидела крохотная, с дюйм ростом, золотая балерина и болтала в воздухе ножками – если присмотреться, можно было разглядеть даже тонко выполненные ленты, обвивающие щиколотки плясуньи. Регулус осторожно коснулся ее лапой, испытывая чисто кошачий восторг от маленькой движущийся мишени – все-таки анимагическая форма заставляла считаться с повадками избранного животного. Балерина опрокинулась в пудреницу, подняв ароматное облако, и кот громко чихнул. Гермиона, которая как раз заглянула в комнату, засмеялась. – Смотри, – она завела шкатулку и, отряхнув балерину, поставила ее на стол. Зазвучало адажио из балета «Щелкунчик», и балерина начала танцевать. Регулус дернул хвостом, чувствуя непреодолимую потребность поохотиться. – Нельзя, – погрозила пальцем Гермиона, когда он попытался сцапать золотую танцовщицу, и посадила ее в шкатулку, захлопнув крышку. Потом, словно дразнясь, показала маленького золотого скрипача в старинном фраке, принявшегося наигрывать «Каприз» Паганини, и тут же отправила его к балерине. – Мне эти фигурки очень нравятся, поэтому тебе их трогать запрещено, – объявила Гермиона, пряча парочку, танцующую вальс, крохотную акробатку на одноколесном велосипеде и трубадура, распевающего французские романсы. Регулус недовольно пошевелил усами. Ничего бы с ее фигурками не случилось – они ведь золотые как-никак. День прошел не особо продуктивно – Регулус узнал только, что Снейпы находятся под присмотром двух Кэрроу. Естественно, никаких глобальных планов Пожирателей вызнать ему не улыбалось, потому что хозяева поместья и сами знают не больше Ордена. Когда все, наконец, улеглись спать – а Гермиона корпела над книгами до двух часов ночи, прерываясь на тяжкие вздохи и долгие задумчивые разглядывания пейзажа за окном, – он на пару минут превратился в человека, просмотрел бумаги, лежащие на столе в поисках каких-либо писем, а затем выскользнул на балкон. Вновь став котом, Регулус легко перемахнул на растущее под окнами покоев мисс дерево и, спустившись вниз, припустил к ограде. Теперь он мог преспокойно покидать поместье и возвращаться. Насчет ловушек Алекто он не беспокоился – в непосредственной близи к поместью их не позволяла расставить родовая магия. А вот Снейп повел себя как-то странно – Регулусу даже на мгновение показалось, будто он понял, что перед ним анимаг. Но почему тогда он впустил его? Никто, кроме Сириуса и Нарциссы, не знал ни об одном таланте Регулуса. А рассчитывать на то, что шпионом вдруг окажется кто-нибудь из Ордена, Снейп не стал бы – слишком ненадежно. Мерлин побери этого Снейпа! Регулус никогда до конца не понимал его и не мог ни предугадать его действия, ни объяснить их мотивы. Он протиснулся сквозь прутья ограды, спустился в густую рощу и, вернувшись в человеческий облик, повернул фамильный перстень на пальце. В гостиной Гриммового Логова, к его удивлению, ярко пылал камин. Сириус и Талия сидели на кушетке у огня, близко склонившись друг к другу, и хихикали, как подростки – очаровательное, в общем-то, зрелище. На звук хлопка они обернулись, и Регулус не увидел в темноте, но четко почувствовал их недовольство внезапным вторжением в их уединение. – Где это вы так поздно разгуливаете, молодой человек? – ехидно полюбопытствовал Сириус. – За Снейпами присматривают Кэрроу, – уведомил Регулус. Сириус и Талия несколько мгновений огорошено молчали, затем Сириус взмахнул волшебной палочкой, зажигая свечи. Регулус поморщился от вспыхнувшего яркого света. – Ты был у Снейпов? – дружно спросили Сириус и Талия. Регулус с довольной ухмылкой кивнул. Изумление на их лицах ему польстило. – Я теперь кот Гермионы, – пояснил он. – Так ты тоже анимаг? – изогнула бровь Талия. – Кот? – она покосилась на мужа. – Вы двое друг друга стоите, Блэки. Еще и черный, небось? – В белых перчатках, – чопорно уточнил Регулус. – И с белой грудкой. – Очаровашка, – иронично согласилась Талия. – Узнал что-нибудь интересное? – спросил Сириус. – Нет, – соврал Регулус, окончательно решив, что маглорожденный не стоит такого риска. К тому же, если они даже спасут его, то подозрение вне зависимости от обстоятельств падет на Снейпов. – У Гермионы уже есть…? – Талия красноречиво указала взглядом на предплечье. Сириус тихо прыснул со смеху, определенно подумав какую-нибудь пошлость. Регулус отрицательно покачал головой. – Это хорошо, – отстраненно протянула Талия, понимая, разумеется, что это ненадолго. – Я некоторое время поживу у Снейпов, – сказал Регулус после паузы. – А вы должны поискать в библиотеке Гарри что-нибудь о Метке. Если мы не найдем способ ее снимать, не представляю, что… – он хотел сказать «что будет с маленькой Снейп», но не стал. Это, пожалуй, всечеловеческое неискоренимое суеверие – боязнь озвучить свои плохие предположения, дабы они не сбылись. И ведь понятно, что одни твои слова роли не играют, но все равно кажется, будто своим разглагольствованием беду накличешь. Сириус прищурился, внимательно глядя на него. – И надо думать, как бы вывести из строя Надзор, – добавил Регулус, стараясь не смотреть на брата: не нравился ему этот цепкий взгляд. – Аластор нашел нам надежного невыразимца, который может провести нас к артефакту, но он никогда не работал с Надзором, – сказал Сириус. – Он только знает, где это находится. И мы пока не выяснили, как поломать эту штуковину. – Займитесь этим, – ответил Регулус. – У меня сейчас возможности торчать в библиотеке нет. – Мы и так занимаемся, – ощетинился Сириус. – Пока безрезультатно. – Вот что и хреново, – подытожил Регулус. – Ладно, мне пора возвращаться. Вы уж как-нибудь не расслабляйтесь тут, сделайте милость. – Слушай, кисонька, не выпендривайся, – хмуро проворчал Сириус и поднялся с места. – Пойдем, я заколдую нам сквозные зеркала, чтобы ты, в случае чего, мог немедленно связаться со мной. Регулус последовал за ним. Неплохая мысль. – И смотри, – Сириус шкодливо ухмыльнулся и подмигнул ему, – не шали там, а то мне еще, чего доброго, придется породниться со Снейпом. Его психика этого не выдержит, и он нас всех отравит, чтобы избежать такого родства, а Гермиону сдаст в монастырь. – Закрой пасть, – посоветовал Регулус. – Я не собираюсь следовать твоему примеру. – Много теряешь, – самодовольно заявил Сириус и опять бросил на него проницательный взгляд. – И имей в виду, – доверительно прошептал он, – по-другому мы Снейпа к родству не склоним, только путем обольщения мисс Снейп. – Я собираюсь прожить отшельническую жизнь великого мыслителя в Гриммовом Логове, – уведомил Регулус. – Без жены и отпрысков. – А как же наследник рода? – округлил синие глаза Сириус в притворном возмущении. – У меня ведь дочка, вся надежда на тебя, наш прекрасный род может оборваться. Регулус с сомнением взглянул на него. – Тебя действительно беспокоит, что наш род может оборваться? Сириус передернул плечами. – Ну, как бы да. – Род Блэков? – на всякий случай уточнил Регулус. – А ты у нас подкидыш? – хмыкнул Сириус. Регулус продолжал недоверчиво смотреть на него. Сириус устало вздохнул. – Да ладно, я больше не злюсь на них, – серьезно сказал он. – Они не были так уж ужасны, если не считать увлечения Темной Мордой. Идея называть их противника «Темной Мордой» принадлежала Стелле: им ведь нужно было идентифицировать его, придерживаясь Запрета. Он бы никогда не догадался, как его нынче величают в Ордене. – Может, я даже помирился бы с ними, если бы обстоятельства сложились по-другому, – глухо произнес Сириус. Регулус помолчал. Ему тоже хотелось, чтобы обстоятельства сложились по-другому, чтобы Блэки еще не раз собрались у Друэллы, и все гости восхищенно глазели на них, ловили каждое слово Альфарда и Ориона, чтобы дружно оглядывались на блистательную Вальпургу, а все парни завидовали Регулусу, потому что ему выпадала честь дважды станцевать с прекрасной Нарциссой. Чтобы Белла не оказалась такой фанатичной бестолочью, а Сириус не показал нрав таким дерзким способом. – У вас с Талией еще достаточно времени. Не маглы, в конце концов, – наконец выдавил он. Сириус сглотнул. – У нее больше не может быть детей, – тихо сказал он. – Последствия одного проклятья, попавшего в нее, когда она была беременна, но еще не знала об этом. Ей пришлось провести один ритуал, чтобы сохранить жизнь Стелле. Темная магия, ритуал, требующий дорогого обмена. Талия боялась, что с моим безрассудством я умру раньше, чем настанет мирное время, и мы сможем спокойно подумать о наследниках. И спасибо ей за это, иначе, учитывая дальнейшие события, никаких детей у нас не было бы вообще. То есть, у нее, может, были бы от кого-то другого, а нашей звездочки не было бы. Регулус улыбнулся уголками губ – да, за Стеллу стоило быть благодарными. *** В поместье Принц он вернулся, когда уже наступало утро, но осеннее солнце и не думало показываться из-за туч – очевидно, там было значительно теплее. Сна не было ни в одном глазу: Регулус все думал об этом маглорожденном, и его так и подмывало совершить опрометчивый поступок и спуститься в городок. Может, просто посмотреть, проверить… «Не будь идиотом», – тут же одернул он себя. Походив какое-то время по салону – не стоило пренебрегать редкой для ближайшего будущего возможностью побыть в человеческом облике, – Регулус заставил себя усесться в кресло подальше от окна и обвел комнату взглядом, стараясь сосредоточиться на чем-нибудь незначительном. Нельзя глупить! В конце концов, если бы Гермионе пришлось выбирать между жизнью этого маглорожденного и, ну, к примеру, жизнью Регулуса, то у него были все основания полагать, что она выбрала бы его. Эх, если бы он мог каким-нибудь образом вложить в ее голову свой взгляд на некоторые вещи, то и волноваться было бы не о чем. А так она наверняка полжизни будет корить себя за собственный поступок (вряд ли она попытается спасти маглорожденного, когда на другой чаше весов будет жизнь Северуса) и не утешится просто осознанием того, что другого выбора не было. Регулус покосился на приоткрытую дверь в будуар, и ему стало любопытно посмотреть, как спит мисс Снейп. Чувствуя себя шкодливым котом, – все из-за подтруниваний этого человека без чести и совести, который почему-то достался ему в братья, – он проскользнул в приоткрытую дверь. Смежная с будуаром спальня не имела своих дверей. Регулус остановился на пороге и оперся плечом о дверной косяк, залюбовавшись открывшимся зрелищем – трогательным и соблазнительным одновременно. Гермиона душила в объятьях одеяло, – небось, вместе с башней Гриффиндора сгорела ее любимая мягкая игрушка, – вдобавок, закинув поверх него ногу. Шелковая ночная сорочка смялась, съехав вверх, и открывая стройную ножку во всю длину. Регулус улыбнулся, подумав, что раньше она, скорее всего, спала в растянутой футболке или в смешной пижаме, а новый гардероб ей подбирала леди Снейп. И еще он подумал, что у Гермионы наверняка никогда не было любовника, ее дыхание не сбивалось от мучительно-сладких ласк, тело не прогибалось дугой, словно натянутый лук, когда… Регулус усилием воли оборвал разыгравшееся воображение. Гермиона сладко потянулась во сне, – шелковая ткань при этом коварно повторила все изгибы девичьего тела, – и, повернувшись на другой бок, скрутилась калачиком. «Это страшная пытка – быть твоим котом, малышка», – подытожил Регулус и взмахнул волшебной палочкой, накрыв ее одеялом.
