Элитные группы различаются не только в плане образования и квалификации, но и с точки зрения бассейна рекрутирования. Все три элитные группы обнаруживают сильную тенденцию к профессионализации и профессиональной закрытости того социального резервуара, из которого рекрутируются их члены. Однако в финансовой элите эта тенденция выражена существенно сильнее, чем у политиков и администраторов. Среди финансистов почти исключительно преобладают лица, предшествующей деятельностью которых была руководящая работа в финансовых или иных экономических структурах. Среди политиков и администраторов профессионализация выражена слабее: здесь больше доля лиц, предшествующая работа которых носила иной, нежели нынешний, то есть политико-административный, характер. Так, перед тем, как занять нынешнюю должность, 67% администраторов и 85% политиков занимались политико-административной работой; более ранняя, предпредшествующая работа имела политико-административный характер у 50% администраторов и 53% политиков. О большей узости, специфичности и закрытости бассейна рекрутирования финансовой элиты, в сравнении с политиками и администраторами, свидетельствуют и данные о профессиональной деятельности членов этих элитных групп в различные годы. Так, в 1993, 1995 и 2000 годах политической или административной деятельностью занимались, соответственно, 24%, 31% и 49% администраторов; 20%, 31% и 72% политиков, тогда как в эти же годы 36%, 49% и 90% финансистов руководили финансовыми или иными экономическими предприятиями.
Анализ профессионального пути членов региональной элиты позволяет сделать вывод о возрастающей устойчивости региональной административной элиты, что связано с ее профессионализацией и институционализацией.Так, для подавляющего большинства (67 %) предыдущая работа была связана с политико-административной активностью. У половины и предшествующая ей деятельность также была в этом русле. Если посмотреть на занятия чиновничества в историческом разрезе, то выявится следующая картина. В самом начале перестройки (1987 г.) 19 % региональных бюрократов (20% в СПб и 16% в ЛО) занимались или административной или политической деятельностью. Здесь имеется в виду любая активность в политико-административной сфере, включая и партийно-комсомольскую деятельность. Около 7% (9% в СПб и 3% в ЛО) служили в силовых ведомствах.
К концу перестройки (1990 г.) – 31% нынешних высших администраторов региона (30% СПб и 32% ЛО) занимались политико-административной деятельностью, доля же тех, кто был занят хозяйственно-экономической деятельностью изменилась незначительно и по-прежнему была невелика (около 6-8% в обоих субъектах РФ). Доля тех, кто служил в силовых ведомствах в 1990 г., в составе административной элиты СПб не изменилась, в числе администраторов ЛО таких нет ни одного человека.
В 1993 г. наблюдается некоторое снижение политико-административной активности (хождение в бизнес), но уже к 1995 г. положение восстанавливается. Доля тех, кто занимался хозяйственно-экономической деятельностью, в 1993 г. существенно возросла до 20% в административной элите региона в целом, достигнув 23% в СПб и 14% в ЛО. Одновременно несколько уменьшилась доля занимавшихся в 1993 г. политико-административной деятельностью (25% в целом по региону, 23% в СПб и 27% в ЛО). Также немного уменьшилась доля служивших в силовых ведомствах (до 4% по региону и 6% в СПб). Данные по 1995 г. говорят о возвращении ряда высших чиновников к политико-административной работе при сохранении или некотором снижении интереса к хозяйственно-экономической деятельности. Еще сильнее данная тенденция проявилась в 2000 г. В составе нынешней административной элиты региона 49% (45% в СПб и 57% в ЛО) составляют те, кто в 2000 г. занимался политико-административной деятельностью. Существенно меньшее число ныне действующих высших чиновников непосредственно занимались в 2000 г. хозяйственно-экономической деятельностью (18% по региону в целом, 28% в СПб и ни один в ЛО).
Итак, в 2000 г. около половины нынешних чиновников трудилось «по специальности». Эти данные свидетельствуют не только о персональной стабильности элиты, но и о групповой институционализации, а также о снижении неопределенности в деятельности административной сферы. Разумеется, говорить о кардинальном снижении социетальной неопределенности в России пока не приходится. Но важно, что данный социальный сегмент очевидно восстанавливается. Безусловно, административная реформа, проводимая в стране, может способствовать развитию этих позитивных тенденций.
Важным фактором для высших региональных чиновников является устойчивость и/или сменяемость высшего должностного лица и преемственность региональной политики. Показательно в этом плане, что 73 % городских администраторов занимают свою нынешнюю должность последние два года (время после губернаторских выборов 2003 г.). В области же две третьих высших бюрократов трудятся на своих местах восемь и более лет. И это при том, что выборы со сменой губернатора прошли там семь лет назад. Большая устойчивость областного чиновничества говорит не только о стабильности власти в Ленинградской области (и в определенной степени ее преемственности), но и о малой мобильности. Собственно, более высокий средний возраст «областников» по сравнению с «горожанами» говорит о том же.
Значимым бассейном рекрутирования высших региональных администраторов выступает хозяйственно-экономическая сфера деятельности: 26 % питерских чиновников и 11 % областных находились на высоких постах в экономических структурах непосредственно перед занятием своих должностей. Если взглянуть на их работу, предшествующую предыдущей деятельности, то пропорции окажутся еще более впечатляющими: 36% и 19% соответственно. Приход в городскую власть бизнесменов и руководителей государственных предприятий не является чем-то новым. Но следует сказать, что данная тенденция в Санкт-Петербурге очевидно усилилась после прихода к власти нынешнего губернатора – В.И.Матвиенко – в 2003 году. Сращивание экономической власти и административной особенно проявилось в назначении в правительство Санкт-Петербурга представителей банков, поддерживавших на выборах нового главу исполнительной власти.
Следует отметить, что плутократизация власти – общероссийская тенденция. Исследователями отмечается «массовое вхождение» в региональную политико-административную элиту представителей бизнеса именно в 2000-2003 гг. (10). Следствием этого обстоятельства является тенденция принятия решений, исходя прежде всего из экономической целесообразности в интересах крупных экономических структур. Социальная и экономическая активность рассматриваемых здесь региональных административных элит это подтверждает, особенно это проявляется в Санкт-Петербурге. Как известно, авторами административной реформы упор делается именно на ее экономическую эффективность. Сращивание бюрократии и крупных собственников – один из путей решения данной задачи. Но здесь остается в стороне вопрос о прозрачности и уравновешенности деятельности и принимаемых решений. А также возникает вопрос об открытости элиты и о том, что принято называть «представительностью бюрократии» (11).