Учение И. Канта (1724-1804) во многом подводит итог философского развития Нового времени и не потеряло значения сегодня. Кант стал родоначальником нового этапа развития европейской философии, называемого “немецкой классической философией”. Он, как отмечалось выше, создал философскую систему, как теорию знания, должную, по его мнению, заменить прежнюю онтологию, однако логика развития его философской системы - от феноменологии в понимании основного вопроса гносеологии и критики онтологии, к субъективному идеализму в положительной теории знания и, наконец, к объективному идеализму в понимании действительности - привела последователей Канта к необходимости исследования онтологических проблем.
Учение о знании Канта изложено в его знаменитой книге “Критика чистого разума”. Кант, пытаясь преодолеть указанные выше трудности концепции Локка, создает феноменологическую теорию знания, отвергающую метафизику. По учению Канта, все наше познание, как чувственно-наглядная его сторона (наши образы и наглядные представления), так и чисто умственная его сторона (наши понятия и суждения), целиком определено формами или свойствами нашего разума и потому имеет значение только для нашего сознания и теряет всякое значение, если его содержание мыслится, как самостоятельная реальность вне нас. Но наряду с этой эмпирической картиной или субъективно-идеальным построением действительности есть и подлинная действительность, - то, что Кант называет “вещь в себе”, - которая нам абсолютно недоступна (по крайней мере, для теоретического познания). Вещь в себе каким-то образом влияет на наше сознание, благодаря чему в нас возникает сырой материал знания - хаос или груда ощущений, чувственных качеств. Этот хаос превращается в стройную и закономерную картину мира, как будто независимо от нас, в силу того, что ощущения пропитываются формами и закономерностями нашего сознания [см. об этом ниже]. Все положительные науки - как математика, так и опытное естествознание - выражают лишь закономерность этого эмпирического мира “явлений” и не имеют никакой силы за пределами его, в применении к подлинному бытию. Метафизика же, то есть наука об истинном, вне сознания существующем бытии, невозможна. Мы можем только (и как в своей этике учит Кант, даже должны) верить в иной, абсолютный мир, но мы не можем его знать.
В дальнейшем, развивая теорию знания, Кант решает вопрос о разнице между субъективной и объективной сторонами сознания (различии между представлениями и предметами), который оказался нерешенным в концепции Беркли.
Из одного письма Канта мы узнаем, что его теория выросла из размышления над вопросом: на чем основано отношение наших представлений к тому, что мы зовем предметами? Этот вопрос приобретает остроту именно в силу идеалистического убеждения Канта, выраженного им в другом месте в словах: “вне нашего знания у нас нет ничего, с чем мы могли бы сравнить наше знание”. В решении этого вопроса Кант исходит из анализа реально существующего знания - математики и естествознания. Он находит в его составе три основных типа суждений (знаний): 1) чисто опытное знание в узком смысле слова, то есть констатирование фактов, которые Кант называет “апостериорные суждения” (сформированные после наблюдения); 2) чисто логическое знание, основанное на простом анализе уже имеющихся понятий, то есть “аналитические суждения” вроде суждения “все тела протяженны”, основанного на анализе понятия “тела” (раз мы мыслим тело, то в нем мы уже мыслим протяженность, и нам не трудно простым разложением понятия получить это суждение). Здесь сказуемое суждения не прибавляет ничего нового к содержанию подлежащего, а только разъясняет его. Эти два типа суждения не содержат в себе ничего загадочного: апостериорное знание есть простое констатирование единичных впечатлений, аналитическое знание - простой разбор наших мыслей. Но есть еще и третий род знания, с обычной точки зрения необъяснимый. Это - 3)“синтетические априорные суждения”, в которых мы узнаем что-то новое, а) не содержащееся в готовых понятиях и б) не в форме идеальных суждений, а в форме общего закона, обязательность которого для нас (априори) очевидна, подобно всей обязательности аналитических суждений. Кант доказывает, что сюда относят:
Во-первых, все математические суждения. Например, суждение 7 + 5 = 12 - синтетическое, ибо 12 не есть признак, логически (аналитически) содержащийся в понятиях 7 и 5, а суть совершенно новое понятие. С уяснением этого суждения наши знания расширяются и приобретают новое содержание. Но вместе с тем это не есть эмпирическое констатирование. Правда опыт содействует в психологическом смысле установлению таких суждений (мы учимся считать по пальцам, отдельным вещам и т. п.), но логическая обязательность суждений независима ни от какого опыта. Нам не нужно проверять такое суждение, и мы заранее знаем, что никакой опыт не может его опровергнуть, что оно имеет силу раз и навсегда.
Во-вторых, сюда же относятся основные общие суждения (убеждения), лежащие в основе эмпирического естествознания. Суждение “явление А есть причина явления В” основано, конечно, отчасти на наблюдении явлений А и В, но только отчасти. Мы должны, чтобы его образовать, исходить из заранее составленного убеждения, что одно явление вообще может быть причиной другого, или, что всякое явление имеет свою причину. Как показал Юм, никакое опытное явление не показывает нам причинное отношение. Кант же доказывает, что сам опыт был бы невозможен, если бы мы не приступили к нему с готовым запасом такого рода общих понятий (категорий) и соответствующих синтетических априорных суждений.
Итак, математика целиком, а естествознание в своей общей основе состоят из синтетических априорных суждений и немыслимы без них. Но как возможны такие суждения? Они не выводимы ни из опыта (единичного наблюдения), ни из логического анализа наших мыслей. Они таят в себе ту загадку, что знание, имеющее реальное значение (мы знаем, что все явления природы подчинены математическим отношениям и отношениям, формулируемым естествознанием), черпается нами не из наблюдений внешнего бытия, а как бы из нас самих, из внутреннего богатства нашего духа. Эта загадка неразрешима, если мы думаем, что знание должно отображать или улавливать внешнее бытие, ибо тогда всякое знание, имеющее реальное значение, должно было бы быть опытным, то есть апостериорным. Единственный выход здесь - признать, что в знании не наш дух приспосабливается к объективному материалу знания, а напротив, материал знания приспосабливается к законам и формам нашего сознания. А это значит признать, что мы в научном знании познаем не действительность, как она есть независимо от нас, а действительность, как она нам представляется. Если надеть цветные очки, весь мир сразу окрашивается в цвет очков, и понятно, что мы тогда заранее знаем, что все предметы на свете должны быть окрашены в данный цвет (цвет наших очков). Таков и смысл синтетических априорных суждений.
В нашем духе есть, во-первых, априорные формы наглядных представлений - пространство и время, в которые укладываются или которыми, так сказать, окрашиваются все наглядные образы, получаемые нами из внешнего мира. В опоре на эти формы возможны знания, соответственно геометрии и математики. Пространство и время суть не внешние вещи, а присущие нашему духу формы всех наглядных представлений. Во-вторых, в нашем духе присутствуют априорные формы понятий (мыслей) - категории, вроде причинности, субстанциальности, качества, отношения, единства и множества и т.д., и соответствующие им суждения - вроде суждения “всякое явление имеет свою причину”. На этой почве возможно естественнонаучное знание. Таким образом, эмпирический материал действительности, будучи сознаваем нами, т.е. входя в состав нашего сознания, подчиняется его формам, и то, что кажется нам законами и формами самого бытия, есть только законы и формы нашего сознания, отражающиеся на картине действительности, присутствующей в нашем сознании.
На почве теории знания Кант развивает оригинальное учение о действительности или предмете знания. Он доказывает, что “предмет” есть не что иное, как предметность представлений. То, что мы зовем действительностью, и что кажется нам чем-то независимым от сознания, есть особая форма “предметности”, определяемая нашими представлениями. В чем заключается эта форма и на чем она основана? Действительность отличается от субъективных представлений своей всеобщностью и упорядоченностью. Она - одна для всех сознаний, и в ней наши представления сочетаются непроизвольно, не “как попало”, а по определенным правилам. В силу чего это возможно? Это есть, по мысли Канта, действие на наше представление тех самых форм мышления, которые делают возможным само познание. Они не принадлежат только индивидуальному сознанию, а суть формы чистого сознания или сознания вообще; они есть проявление чистого формального одинакового у всех людей познавательного начала. Следовательно, множественность сознаний и индивидуальные различия между психическими особенностями разных людей не играют в них никакой роли. Поэтому определенные названными формами представления образуют единое, обязательное для всех людей, одинаковое содержание. Затем текучая и хаотичная область представлений, подчиняясь точным “правилам”, вытекающим из применения форм мышления (высших понятий, категорий), приобретает правильность или необходимость. Если я просто воспринимаю сырой материал знания - поток ощущений, - то все текуче, хаотично, бесформенно, произвольно. Но поскольку я мыслю этот воспринимаемый материал, подвожу его под понятие единства, множества, субстанции, качества, отношения, причинности и т.д., тем самым - под определенные правила (например, “всякое явление имеет свою причину”, или “всякое качество принадлежит субстанции” и т.д.), я вношу в этот хаос внутренний распорядок, в силу чего хаос ощущений как бы формируется, кристаллизуется и, так сказать, застывает перед моим сознанием в виде устойчивой, правильной, единой картины бытия, которая есть то, что мы зовем действительностью. Те самые формы, в силу которых возможно познание, обуславливают и как бы творят и самый предмет знания. Действительность, таким образом, есть не заранее данное готовое содержание, которое сознание должно отображать, а лишь результат деятельности самого познания. В конечном счете “действительность” есть не что иное, как единство мира наших представлений, его систематичность, то есть зависимость всего его многообразия от пронизывающего его единства. Это единство гносеологического субъекта, отражаясь на материале познания, придает ему характер единого общего для всех людей бытия.
По замыслу своей философии Кант хотел “втиснуть” все бесконечное бытие в узкий круг нашей душевной жизни, то есть развить теорию субъективного идеализма. Но в процессе осуществления замысла получилось нечто совсем иное: понятие “сознания” в его философии не совпадает с понятием субъективной сферы психического, а объемлет и субъективную и объективную стороны бытия. По последним выводам философский идеализм Канта отнюдь не полагает, что весь необъятный мир помещается в “моей голове” или в моем единичном сознании, напротив, “моя голова”, как психическая реальность, есть лишь ничтожная часть этого мира, такое же познаваемое содержание, как и все остальное. Идеализм этот значит, что все бытие объемлется лишь какой-то общей, истинно универсальной формой чистого сознания, что есть какой-то космос, какая-то вселенная сознания или знания, которой подчинены все единичные предметы, в том числе и наша душевная жизнь. Такая точка зрения есть уже не субъективный идеализм, а объективный идеализм. [Использован материал: 31, С. 25-28 и 31-37].