Решение Наполеона низложить испанских Бурбонов вызвало большое недовольство в Испании. Открытое сопротивление против предательской оккупации страны, усиленное попыткой французских войск под конвоем отправить во Францию младшего сына короля, дона Франсиско, вылилось в мадридское восстание 2 мая 1808 г. Разъяренная толпа мадрильенос, вооруженных ножами, дубинками и тем, что попало под руку, убила 130 французских солдат, прежде чем получившая приказ восстановить порядок кавалерия Мюрата не врезалась безжалостно в их массы. На следующих день начались репрессии: заподозренных в участии в бунте выводили за город и расстреливали.
Тем временем франкофилам была дана команда приветствовать брата Наполеона Жозефа как «избранного» короля. Во всех провинциях испанцы, возмущенные навязыванием чужеродного монарха, подняли знамя восстания. Оно началось 9 мая в Овьедо, столице Астурии. Фердинанда провозгласили жертвой французских политических махинаций и приняли решение о формировании при провинциальных хунтах – законодательных собраниях – военных отрядов. Таковые возникли: в Овьедо – 24 мая, в Сарагосе – 25 мая, в Галисии – 30 мая, в Каталонии – 7 июня, а затем и в других местах. Они формировались стремительно, но хунты не в состоянии были координировать их действия или договориться о чем-то кроме общей цели изгнания французов с испанской земли. Возмущение было велико, и конфликт скоро достиг высочайшего эмоционального уровня, по праву получив имя La Guerra de la Independencia – Война за независимость. В течение нескольких дней возникло несколько настоящих армий. В одной только Андалусии по командой генерала Франсиско Кастаньоса (1756-1852) состояло 30 тысяч человек.
Попытка французов запугать повстанцев разграблением нескольких крупных городов привела только к увеличению числа желающих записаться в новую армию. Новый оборот война приняла, когда хунты повстанцев приняли решение воззвать к помощи Англии, направив туда делегацию во главе с графом де Тореньо. Делегация прибыла в Лондон 8 июня и была встречена с распростертыми объятьями. Джордж Каннинг (1770-1827), министр иностранных дел, обещал дать оружие, снаряжение и деньги. За первыми последовали другие эмиссары, и настало время действовать. 14 июня сэр Артур Уэлсли был назначен командующим экспедиционным корпусом из 9,5 тыс. человек. По иронии, эти силы первоначально предназначались для операций против испанских колоний в Южной Америке, с целью взять реванш за полное поражение генерала Уайтлока при Буэнос-Айресе в предыдущем году.
Как было сказано выше, с 1793 г. Британия с переменным успехом вела на континенте десантные операции, оказывавшие незначительное влияние на ход главных кампаний, ведомых ее союзниками. Французское вторжение в Португалию и Испанию наконец предоставило для английских военных сил европейский плацдарм, где они могли быть задействованы, и во многих аспектах этот плацдарм был идеальным. Во-первых, Британия могла воспользоваться полным господством на море для беспрепятственной доставки войск и военного снаряжения. Во-вторых, полуостров открыт с трех сторон для доступа с моря, в то время как практически все необходимое для французской армии нужно было доставлять через Пиренеи. И наконец, британскому экспедиционному корпусу предстояло действовать в дружественной стране, что особенно важно, когда местные условия не благоприятствуют проведению крупномасштабных военных операций. Этот фактор обещал сыграть важную роль в облегчении снабжения армии, осуществлении сообщения и сборе разведывательной информации.
Несмотря на эти важные для Британии преимущества, в военном отношении Испания не представляла из себя никакой силы. Ее лучшие силы – 15 тыс. солдат под командой Ла Романы оставались в Дании, а остальные войска, как указывалось раньше, представляли собой полуголодную, оборванную, почти не получающую денег толпу, возглавляемую некомпетентными офицерами и коррумпированными генералами. Кроме того, многие из тех, кто обладал харизмой и лидерскими качествами, следовали в русле либеральной политики Жозефа, и стремились во что бы то ни стало снизить накал народного сопротивления.
Но если французам вряд ли стоило опасаться регулярной испанской армии, то существовали еще значительные естественные препятствия, которые необходимо было преодолеть. И действительно, редко где найдешь географические и климатические условия менее благоприятные для вторжения, чем на Полуострове. Высокие горы с узкими ущельями между ними являлись прекрасным местом для засады; примитивные грунтовые дороги летом покрывались облаками пыли, зимой превращавшейся в грязь; пронизывающий холод ночью и страшная жара днем изматывали войска как на марше, так и в лагере; заснеженные горные перевалы серьезно затрудняли продвижение и людей, и лошадей. Во многих областях страны почва была столь бедна, что едва позволяла выжить местным жителям, не говоря уж о продовольствовании сотен тысяч солдат иностранной армии. Французам не оставалось ничего иного, как только отряжать тысячные отряды на защиту жизненно-важных коммуникационных линий, идущих через Пиренеи. Линии эти в свою очередь, были весьма уязвимы в Португалии, а особенно в Испании, для иррегулярных формирований разного вида. Некоторые из них были патриотами-герильясами, другие – просто обычными бандитами, которые, начав действовать поодиночке, объединялись затем в маленькие группы, а в итоге в крупные партидас (банды). Они убивали отставших, выслеживали фуражирские партии, перехватывали курьеров. Тем временем, пока распространялось восстание и испанские армии возникали словно из ниоткуда, Наполеон предпринял срочные меры по подавлению этого неожиданного сопротивления. Из Байонны он шлет приказ уничтожить хунты и их военные формирования. Генерал Мерль разбил армию Эстремадуры под командованием дона Грегорио де ла Куэсты (1740-1812) при Кабесоне, зато маршал Бон Адриан де Монсе (1754-1842) с 9-ти тыс. человек был изгнан из Валенсии, а генерал Шарль Лефебр-Деснуэ (1773-1822) при попытке захватить город Арагона – Сарагосу – натолкнулся на неожиданно сильное сопротивление его отважных жителей, возглавляемых 28-ми летним генералом Хосе Палафоксом (1780-1847) и поддержанных небольшим отрядом регулярных войск. На требование французов сдаться Палафокс ответил коротким «Война насмерть!», и началась борьба, в которой никто не просил и не давал пощады. Дважды гарнизон заставил врага снимать осаду, французы потеряли 3,5 тыс. человек убитыми. Подобное случилось при осаде Хероны, в восточной Каталонии, где в июле жители мужественно отразили атаку сначала 6-ти тысячного французского отряда, а в следующем месяце – 13-ти тысячного. Но главные сюрпризы для французов были еще впереди. В июле Куэста принял командование армией Галисии, и хотя 14 июля испанцы были наголову разбиты при Медина-дель-Рио-Секо, всего девять дней спустя генерал Пьер Дюпон (1765-1840), обнаружив, что его отряд из 17,5 тыс. человек попал в полное окружение при Байлене, в Андалусии, сдался со всем войсками Кастаньосу на условиях репатриации его солдат во Францию.
Правда, победители в нарушение договора убили многих из сдавшихся, а остальные, брошенные в темницы Кадиса, также практически оказались обречены на смерть. Капитуляция Дюпона произвела сокрушительный удар по моральному состоянию французов, и наоборот, подняла дух их противников, ведь после сдачи войск генерала Мену в Египте в 1801 году французская армия ни разу не поднимала рук. Престиж французов, а самое главное миф об их непобедимости получил сокрушительный удар. То, что здесь по большей части, были не те, кто торжествовал под Аустерлицем, Йеной и Фридландом, не имело значения. Для оценки значения поражения Франции современникам оказалось достаточно уже того, что это были солдаты Наполеона.
Даже не беря в расчет вмешательство Британии, Байлен и быстрое возникновение новых испанских армий серьезно расстроили планы французов, и, не имея готовых резервов для обороны Мадрида, король Жозеф отступил на север, под защиту стратегической линии по реке Эбро.
Удивительно быстро, уже к концу лета 1808 года испанцы сумели вывести из строя более 40 тыс. оккупантов и изгнали их из большей части страны. Жозеф вскоре осознал, что возложенная на него миссия является практически невыполнимой. В унынии он пишет императору:
«Потребуется двести тысяч французов, чтобы завоевать Испанию, и десять тысяч виселиц, чтобы властелин, обреченный править этой страной, смог удержаться у власти. Нет, сир, вы не знаете этих людей: каждый дом превратится в крепость, а каждый человек будет заодно с большинством… Если мы станем завоевателями – на моей стороне не останется ни одного испанца».
По жестокой иронии Жозеф не знал, что число французских войск в Испании уже насчитывает 200 тысяч, но и эта внушительная цифра вырастет до 286 тыс. солдат в октябре, когда в страну прибудут подкрепления во главе с самим Наполеоном.
Прибытие британцев
После отступления французских войск за Эбро, Жюно оказался отрезан от своих в далекой Португалии. Хотя здесь проявлялось скорее брожение, чем организованное сопротивление, как в Испании, цель генерала была также недостижима. Португальской армии как таковой не существовало, но поддержание порядка среди возмущенного населения не являлось задачей, для которой готовилась наполеоновская армия. В августе ситуация драматическим образом обострилась. Экспедиция Уэлсли отплыла из Корка 13 июля. Инструкции, полученные им от военного секретаря, обязывали его поддержать португальцев и испанцев «в борьбе против ига Франции, и [оказать помощь] в деле окончательного и бесповоротного изгнания французских войск с Полуострова».
Уэлсли высадился 1 августа в бухте Мондегу, в восьмидесяти милях к северу от Лиссабона. Четыре дня спустя к нему присоединились пять тысяч солдат под предводительством генерала сэра Брента Спенсера (1760-1828). Уэлсли отправился в поход на столицу десятого числа, узнав на марше, что, хотя к нему должны будут подойти подкрепления из 15 тыс. человек, он окажется под командой генерал-лейтенантов сэра Хью Дальримпла (1750-1830) и сэра Гарри Беррарда (1755-1813). Тем не менее, пока этого не произошло, 17 августа при Ролисе Уэлсли достиг первого, пусть маленького, но успеха, выведя из строя 479 солдат из отряда генерала Анри Делаборда (1764-1833), состоявшего из 600 человек при трех орудиях.
Армия продолжала марш на Лиссабон. Через три дня прибыл Беррард, и к возмущению Уэлсли, дал приказ остановиться. Поскольку Беррард пока еще находился на борту корабля и не вступил в командование, Уэлсли был обрадован известием о приближении с юга войск Жюно. Он занял оборонительные позиции на склонах гребня и холма близ деревушки Вимьеру, рядом с устьем реки Масейра.
Жюно подошел в 9.00 утра 21 августа и предпринял четыре атаки на холм Вимьеру, но расположенная в линию пехота Уэлсли отразила их, нанеся врагу большие потери. Другие две атаки на восточный склон также не принесли успеха и к моменту окончания сражения, в полдень, французы потеряли 1000 человек и 14 орудий против 720 человек у Уэлсли. Дух английских войск возрос, а дорога на Торриш-Ведраш и столицу была открыта.
Тем не менее, Беррард, появившийся теперь на сцене, не дал Уэлсли разрешения воспользоваться плодами победы, и армия остановилась в ожидании прибытия генерал-лейтенанта сэра Джона Мура. Жюно тем временем беспрепятственно отступил, предоставив Уэлсли сокрушаться по поводу некомпетентности своего командующего. Но все победа имела важное значение: Уэлсли удалось блестяще использовать естественные условия, временно укрыв пехоту от вражеских глаз и артиллерийского огня за хребтом холма, а затем обрушив на наступающие французские колонны прицельный огонь. Под грамотным руководством двухшереножный строй британцев сумел остановить сокрушительный натиск французской штурмовой колонны, который доказал свою мощь на полях сражений в Европе. Теперь превосходство французской тактики было поставлено под сомнение.
Через два дня между Дальримплем и Жюно начались переговоры о сдаче. Не сообразив, насколько затруднительно положение Жюно, Дальримпл 31 августа подписал печально известную конвенцию в Синтре. Это не только позволило Жюно эвакуировать своих солдат, могших стать военнопленными, во Францию, но даже воспользоваться для их перевозки (вместе с оружием и добычей) кораблями британского флота. Португалия таким образом была освобождена от французов, но такие мягкие условия по отношению к врагу, уже неспособному к дальнейшему сопротивлению, вызвали такую бурю общественного возмущения, что Военный департамент вынужден был привлечь трех замешанных в деле генералов к трибуналу. Только Уэлсли удалось сохранить свою репутацию, поскольку он не принимал прямого участия в выработке этого постыдного договора. Тем не менее, не получив нового назначения, ему не оставалось ничего иного, как вернуться к исполнению обязанностей главного секретаря Ирландии в Дублине.
Тем временем командование тридцатитысячным британским корпусом в Португалии принял генерал-лейтенант сэр Джон Мур, опытный командир, заслуживший высокую репутацию за свои успехи, профессионализм и реформу пехотной тактики, особенно за подготовку частей легкой пехоты, большая часть которой производилась в Шорнклиффе в годы, непосредственно предшествовавшие войне. Муру были даны указания выдвинуться в Испанию и совместно с испанскими силами добиваться изгнания французов из страны. Согласно приказу он выступил в сентябре, подкрепленный отрядом из 15 тыс. человек под командованием генерал-майора сэра Дэвида Бэрда (1757-1829). Но расчеты правительства Британии оказались иллюзорными. Испанские хунты могли вывести на бой до 80 тыс. человек, но силы эти состояли из отдельных армий (Галисии, Кастилии, Леона, Андалусии, Арагона и Эстремадуры), которые комплектовались из плохо управляемых, недисциплинированных, слабо вооруженных и снабжаемых людей, как это описывалось выше. Что еще хуже, у этих армий не было плана согласованных действий, так же как не существовало главнокомандующего, с которым Мур мог бы кооперировать свои действия. Вскоре стало ясно, что никто из независимых испанских командиров не намерен взаимодействовать с Муром, а уж тем более снабжать его армию.
Несмотря на эти серьезные трудности, 18 октября Мур двинулся на Бургос. Помимо соединения с силами испанцев, наблюдающими за французами на другой стороне Эбро, он там планировал встретить десятитысячный корпус Бэрда, высадившийся в Корунье, на северо-западном побережье Испании. Армия Мура, за исключением кавалерии и артиллерии, по ужасным дорогам направилась к Саламанке. Поверив испанцам, заявлявшим, что прямая дорога через Сьюдад-Родриго непроходима для конницы и пушек, Мур отправил их под командованием сэра Джона Хоупа (1765-1823) по окружному южному маршруту через Бадахос и Мадрид, приказав присоединиться к нему в Саламанке. Хуже того, Мур все еще не знал, что 4 ноября в Испанию прибыл сам Наполеон во главе 125-ти тысячной армии, с намерением изгнать с Полуострова британцев и сокрушить испанцев раз и навсегда. Разъяренный непокорностью испанцев и бестолковостью своих подчиненных, император заявил Дюма: «Я четко вижу, что должен вернуться и снова привести машину в действие». 13 октября он пишет из Эрфурта: «Война должна быть закончена одним ударом…Необходимо мое присутствие». Наполеон верил, что сосредоточение превосходящих сил под руководством самого императора – более чем достаточное средство, чтобы сломить сопротивление испанцев.
Сопровождаемый лучшими своих командующими, включая маршалов Нея, Ланна, Журдана и Сульта, а также рядом других знаменитых генералов, Наполеон и его Великая Армия 6 ноября начали наступление. Кордоны были сметены, укрепления Бургоса захвачены, и 13 числа французы вошли в Вальядолид, расположенный на полпути к Мадриду. В это время Мур прибыл в Саламанку, ожидая подхода Бэрда и Хоупа.
Из Вальядолида Наполеон двинулся на столицу, практически не встречая сопротивления, пока 30 ноябре в узком дефиле у Сомосьерры ему не преградили дорогу 9 тысяч испанцев, поддержанных несколькими орудиями. Обойти их с флангов без большой потери времени было невозможно. «Крестьяне не остановят мою гвардию», - провозгласил Наполеон, и, не щадя жизней своих людей, приказал 87 польским уланам своего эскорта идти в атаку, которую нельзя назвать иначе, как самоубийственной. Всадники, которые из-за недостатка места могли скакать только по четыре в ряд, ринулись прямо на пушки, вырезали орудийную прислугу и ворвались на хребет, обратив в бегство пехоту. Атака, поддержанная другими подразделениями, оказалась успешной, и вошла в легенду, но стоила бесстрашным полякам половины от их первоначальной численности. Великая Армия продолжила свой безудержный марш и вошла в Мадрид 4 декабря.
Тем временем, 26 ноября до Мура дошли вести о том, что испанские войска не выдержали натиска императора. Будучи оставлен своими нерадивыми союзниками один на один с Наполеоном, Мур пришел к выводу, что ему стоит отказаться от попыток достичь Бургоса, и дал команду отступать. Это решение вызвало бурное негодование не только у испанцев, но и в английских войсках, горящих желанием сразиться с французами.
Мур оказался в ужасном положении: Хоуп с кавалерией и артиллерией прибыл 4 декабря, зато Бэрд находился еще только в Асторге. Через два дня, уступив настойчивым требованиям продолжать движение на Бургос и принять бой, Мур отменил приказ об отступлении и распорядился продолжить марш. «Я понимал, что иду на невероятный риск, - напишет он, - но стоит же рисковать во имя Долга, и ради того, чтобы показать испанцам, что мы стоим за них даже когда сами они сочли свое дело проигранным».
Благодаря отсутствию разведки Мур не знал, что 4 декабря Наполеон, намереваясь покончить с ним, ввел свою 80-ти тыс. армию в Мадрид. Так что 11-го сэр Джон повел на север свой жалкий 20-ти тысячный корпус, и 20-го соединился, наконец, у Майоги, с отрядом Бэрда, доведя численность своих войск до 30-ти тыс. человек.
Два дня спустя Наполеон, во главе лучших своих сил, достиг заснеженных горных хребтов Гвадаррамы. Несмотря на метель, его армия прошла через перевал и направилась по следу ничего не подозревающей жертвы.
В канун рождества Муру казалось, что все идет благополучно: его силы соединились, а армия двигалась к Карриону, где с заманчиво слабым отрядом в 16 тыс. штыков находился маршал Николя Сульт (1769-1851). И тут, поздно вечером из перехваченного сообщения Мур узнает о приближении Наполеона. Узнав об угрозе со стороны превосходящих сил, британский командующий не нашел ничего лучшего, как дать приказ об общем отступлении.
Отступление к Корунье
Мур надеялся атаковать армию Сульта до того, как та успеет объединиться с корпусом Жюно, но узнав 4 декабря, что Мадрид пал, он пришел к заключению, что испанцы в данной ситуации ему не помощники. В день Рождества Мур начал отчаянное отступление к Корунье, в зимних условиях, с сидящим на плечах Наполеоном. На оледеневших и занесенных снегом дорогах и обрывистых горных тропах марш превратился в кошмар, когда рушилась дисциплина, а люди валились с ног от голода, холода и усталости. По причине недостатка транспорта и сил больных и раненых оставляли в деревнях, через которые проходила армия, а иногда в буквальном смысле бросали на обочине, обрекая их на неизбежную смерть от голода и утомления. Арьергард в лице элитной Легкой бригады, возглавляемый поначалу бригадным генералом Робертом Кроуфордом («Черным Бобом») (1764-1812), а затем генерал-майором Эдвардом Пэджетом (1775-1849), во всех без исключения случаях столкновения с авангардом французов проявила себя блестяще, позволяя главным силам отойти без потерь. Кавалерия под командованием лорда Генри Пэджета (1768-1854), брата Эдварда, также сыграла важную роль в задержке преследователей.
По мере отступления большая часть подразделений Мура утратила воинскую структуру, превратившись в толпу, промышляющую грабежом и предающуюся пьянству. Был случай, когда колонна вынуждена была оставить в деревне Бембибр тысячу напившихся солдат, большую часть из которых вырезали подошедшие французские кавалеристы.
Один из высокопоставленных офицеров комиссариата писал:
«Рухнула даже видимость порядка. Ни унтерам ни к офицерам не выказывалось уважения… каждый солдат брал, что хотел, все грабилось, выносилось, бросалось на землю… Хотя Вильяфранка довольно велика, вскоре в каждом ее углу было полно людей… Прибывали все новые войска, производя жестокие набеги на склады запасов… В конце концов Вильяфранка была буквально разграблена… Повсеместно распространилось пьянство, приводящее к большинству постыдных инцидентов».
Позже по ходу отступления он пишет:
«Дорога была усеяна телами лошадей, обломками повозок, зарядных ящиков, трупами мулов, ослов и собак, вереницей тянулись измученные и полуокоченевшие солдаты, женщины (солдатские жены) и дети… Дисциплина слабела все более… С каждым часом страдания войск увеличивались».
Всю дорогу до Коруньи армии пришлось брести по колено в снегу и грязи, оставляя за собой в качестве следа цепочку замерзших тел.
30 числа армия пришла в Асторгу, в 200 милях (322 км) от Коруньи, где была возможность остановиться и дать бой. Тем не менее, Мур решил, что победа не даст ничего, а вот поражение окончательно деморализует армию. Вопреки настойчивым увещаниям своих генералов, предлагавших остаться, он решает идти вперед, но сначала разделяет силы, отправив на юг, к Виго, 3,5 тыс. чел. Легкой бригады и Королевского германского легиона. Наполеон тем временем передал командование Сульту, а сам вернулся в Париж, разбираться с кипящими там политическим интригами. Хотя император обещал вернуться в Испанию, но обещания своего не выполнил, и покорение страны было возложено на двух людей, которые по причинам, изложенным ниже, никогда не смогут с ним справиться с этой непосильной задачей.
Наконец, 11 января 1809 года армия Мура – оборванная, но не сломленная – не было потеряно ни одного знамени и ни одной пушки, достигла Коруньи, где Шауманн увидел жалкие подобия людей «…в лохмотьях, с впавшими глазами, покрытые кровью и грязью. Они выглядели столь ужасно, что люди крестились, когда те проходили мимо…». Обещанные транспорты еще не пришли в порт, но к счастью для Мура, когда подошли главные силы Сульта из 20 тыс. человек (еще столько же находились на марше), корабли прибыли и началась организованная посадка под прикрытием отряда из 15 тыс. человек и 12 орудий. Сульт атаковал 16 января, и началась битва в предместьях города, в которой Мур, ценой собственной жизни, сначала отразил противника, а затем заставил его отступить его на несколько миль. С наступлением сумерек сражение закончилось. Британцы потеряли 800 человек, в том числе своего обожаемого сэра Джона, тело которого похоронили в окрестностях города. Погрузка на транспорты продолжилась должным образом и была закончена 19 числа, когда остатки армии отплыли в Англию.
На первый взгляд кампания закончилась для англичан абсолютной неудачей, и стоила для них потери 6 тыс. человек и большого количества оружия и снаряжения. Французы остались повелителями большей части Испании и Португалии, и правительство Великобритании под председательством лорда Портленда благоразумно избегало идеи возобновления в будущем каких-либо наступательных операций. С другой стороны, несмотря на рьяное преследование, французам не удалось разгромить армию Мура, и хотя последней и пришлось пережить тяжелую кампанию, ее марш и последующее отступление решительно обозначили курс будущей войны. Яснее говоря, продолжив марш на Бургос, Мур заставил Наполеона перенести фокус внимания на англичан, оставив в покое испанцев. Это дало британцам время, столь необходимое для консолидации своих сил в Португалии, а испанским союзникам – возможность оправиться и приготовиться к новой кампании. Была сохранена жизненно-важная база англичан – Лиссабон, и французам не удалось покорить южную Испанию. Таким образом, действия Мура не позволили французам одержать полную победу в конце 1808 года.
Но если французы и не смогли разгромить армию Мура, они, тем не менее, имели успех везде, наголову разбив испанцев при Укле в января и при Медельине в марте. Нанести поражение иногда многочисленным, но не слишком организованным регулярным войскам хунт не представляло большой трудности для закаленных французских войск, зато осадные операции повсеместно являли собой гораздо более опасные и кровопролитные предприятия. Нигде это утверждение не было более верным, чем в отношении столицы Арагона – Сарагосы, чье население при поддержке контингента регулярных войск и большого количества местных крестьян ожесточенно сопротивлялось начавшейся в декабре осаде. Как вспоминает Марбо:
«Город был окружен цепью мощных монастырей – их укрепили и оснастили орудиями. Во всех домах проделаны бойницы, а на улицах сооружены баррикады, налажено производство пороха, ядер и пуль, заготовлены большие запасы провизии. Все жители города встали под ружье… Они договорились об одном: стоять насмерть… Религиозный фанатизм и священная любовь к родине поддерживали в них храбрость, и они слепо предали себя в руки Господа».
В течение двух месяцев город сокращался в размерах благодаря работе осадных инженеров, систематически чередующих подведение подкопов с отчаянными штурмами. «Я никогда не видел прежде такой решимости, - пишет в своем рапорте Наполеону маршал Ланн. – Мне приходилось наблюдать женщин, умирающих в брешах. Каждый дом нужно брать штурмом…». Наконец, 20 февраля, после ужасающей бойни, где в ожесточенных уличных схватках погибли более 50 тыс. измученных голодом и болезнями защитников, из которых менее половины были солдатами, город пал. Такие случаи не имеющей аналогов стойкости граждан подчеркивали небоеспособность регулярных испанских сил и открыли новую ужасную страницу в истории войн. Если можно выбрать какой-нибудь эпизод войны на полуострове как символ испанского сопротивления, то это будет осада Сарагосы.