Абхазо-адыгская группа 8 страница

Народы мира в зеркале геополитики

ленных государствах, не говоря уже о бывших советских республиках, межэтническая напряженность имеет раз­ную модальность. Она может проявляться в диапазоне от скрытой фоновой напряженности до агрессии и насилия в отношениях между народами. Этнопсихолог Г. У. Сол-датова выделила четыре ее фазы: латентную, фрустраци-онную, конфликтную и кризисную [26].

Латентная напряженность — это в целом нор­мальный психологический фон не только этноконтакт-ных, но и любых других ситуаций, связанных с элемен­тами новизны или неожиданности, например ситуации знакомства, узнавания человека с новой стороны. Ла­тентная (или фоновая) межэтническая напряженность существует в любом, даже самом гармоничном общест­ве, где есть признанное деление на этнические группы.

Ситуация латентной межэтнической напряженности предполагает позитивные отношения. Это означает, что если в обществе и существуют локальные массовые со­стояния неудовлетворенности, то их причины обычно не осознаются в плоскости отношений между народами. В структуре массового сознания доминирует этническая идентичность по типу «нормы». В иерархии элементов социального восприятия «национальность» главенствует очень редко. Ее значимость определяется исключительно текущей ситуацией межличностного общения и отлича­ется относительной адекватностью. В межэтническом взаимодействии, как и в любых позитивных межлично­стных отношениях, сочетаются как кооперативные, так и соревновательные процессы.

Все это определяет прозрачность этнических границ. Но даже на этом уровне отсутствует эмоциональная ней­тральность. Переход социальной ситуации в новую плос­кость межгрупповых отношений уже задает начальный

Раздел 9

уровень эмоциональной напряженности. Результаты эм­пирических исследований говорят о том, что контакты с незнакомыми людьми нередко повышают негативную эмоциональную активацию. Так, человек во взаимодей­ствиях с незнакомыми людьми — «чужаками» — чаще, чем со знакомыми, испытывает страх и в меньшей степе­ни контролирует гнев.

Стремительность роста межэтнической напряженно­сти может определяться динамикой социально-полити­ческих процессов. Так случилось в бывшем СССР, где ла­тентная напряженность, при всей внешней благопристой­ности межэтнических отношений, вдруг обнаружила свой мощный взрывной потенциал в условиях кардинальных социально-экономических изменений в обществе.

Фрустрационная напряженность имеет в своей ос­нове ощущения гнетущей тревоги, отчаяния, гнева, раз­дражения, разочарования. Негативные переживания по­вышают степень эмоциональной возбужденности лично­сти. На этой стадии напряженность становится зримой, прорываясь наружу в формах бытового национализма. Ему соответствуют появление и широкое распростране­ние в обществе уничижительных групповых характери­стик (например, «лицо кавказской национальности», «черные», «кепки», «чучмеки» и др.), возрастание попу­лярности анекдотов на национальные темы, учащение конфликтных межличностных эпизодов на национальной почве и т.п. Фрустрационная напряженность как бы зреет во внутригрупповом пространстве, постепенно проникая и в межгрупповые отношения.

Главный признак ситуации фрустрационной напря­женности — рост эмоционального возбуждения. Увели­чение числа фрустрированных личностей повышает уро­вень аффективной заряженности общества. Фрустрация

Народы мира в зеркале геополитики

как групповое психическое состояние влияет на формы и векторы формирования этнической идентичности. Разви­тие массовых процессов психической инфляции опреде­ляет трансформацию группового этнического самосозна­ния в сторону гиперидентичности. В результате стано­вится возможным «запуск» процессов эмоционального заражения и подражания. Формируются психические по­граничные состояния массовой невротизации, фрустра-ции, которые требуют психической разрядки. Это стрем­ление неоднократно блокируется на экспрессивно-исполнительной фазе, что приводит к очередному повы­шению уровня эмоционального возбуждения.

Нарастание интенсивности фрустрационной напря­женности напрямую связано с уровнем социальной на­пряженности в обществе и ее трансформацией в межэтни­ческую. Последнее означает, что в качестве источника фрустрации начинают выступать другие этнические груп­пы. В результате различные препятствия, возникающие при осуществлении жизненно важных потребностей, на­чинают связываться с этнической принадлежностью. Здесь могут иметь значение как реальные причины (на­пример, дискриминация при поступлении на работу, про­дажа продуктов по предъявлению паспорта, визитки и т.д., как это было в начале 1990-х годов), так и надуманные.

В начале данного этапа блокируется потребность в позитивной этнической идентичности. Психологическая причина этого — идентификация с коллективной «те­нью», когда слабая, негативная сторона этноса становит­ся зримой и груз собственных недостатков начинает да­вить на сознание. Возникает необходимость в их немед­ленном рациональном вытеснении. Это определяет появ­ление гиперидентичных или гипоидентичных тенденций в индивидуальном и групповом сознании.

Раздел 9

И хотя еще не конкретизирован реальный конфликт интересов, групповые позиции уже поляризованы. Этни­ческие границы становятся ощутимыми, уменьшается их проницаемость. Растет значимость в межэтнической коммуникации языковых, культурных и психологиче­ских факторов. На этом этапе в массовом этническом самосознании закладываются основные психологические оси межэтнической напряженности: зависимости, ущем-ленности, несправедливости, враждебности, виновности, несовместимости, соперничества, страха, недоверия.

В целом проецирование негативных эмоций на такой источник фрустрации, как этническая группа, более ха­рактерно для титульных народов, особенно для тех его представителей, у которых этническое самосознание трансформируется по типу гиперидентичности. Исследо­вания гиперидентичных тенденций среди русских в рес­публиках РФ показали, что им в меньшей степени свой­ственно стремление решать свои проблемы в русле «эт­нических» обвинений. Их эмоциональное напряжение скорее перерождается в астенические и депрессивные состояния. А в первой половине 1990-х годов наиболее популярным способом решения проблем в таких случаях среди русских было принятие решения о миграции.

Конфликтная напряженность имеет рациональную основу, так как между сторонами на этом этапе возника­ет реальный конфликт несовместимых целей, интересов, ценностей и соперничество за ограниченные ресурсы. Рост межэтнической напряженности формирует меж­групповое взаимодействие преимущественно по типу соперничества, которое определяет рост антагонизма между группами.

Массовые психозы на основе процесса психической инфляции порождают групповую реакцию «воинствую-

Народы мира в зеркале геополитики

щего энтузиазма» как форму социальной защиты, пред­полагающую активное вступление в борьбу за значимые социальные ценности, особенно за те, которые освящены культурной традицией. Как нельзя лучше эти ценности могут быть представлены такими понятиями, как «на­род», «национальная культура», «родина предков» и др. Когнитивно-эмоциональная опора воинствующего энту­зиазма— это образ врага, в котором конкретизируется угроза. Сконструированный на идеологическом уровне, он попадает на хорошо подготовленную психологиче­скую почву: массовое сознание готово его принять, а идеологи — расставить соответствующие акценты.

В ситуации конфликта межэтническая напряжен­ность переходит из пассивной стадии в активную. Это именно такая раздражающая ситуация, которая провоци­рует разрядку социальной агрессивности. На данном эта­пе процессы группового переструктурирования и этниче­ской мобилизации группы резко ускоряются и достигают наибольшей определенности. Единичность случаев про­явления бытового негативизма сменяется массовым его характером. Сокращается дистанция между негативными образами и соответствующими действиями. Чем больше людей заражено процессом психической инфляции, тем больше «воинствующих энтузиастов» — националов. Причем их число растет главным образом за счет увели­чения «пассивных» представителей этой категории. Резко возрастают показатели этнической солидарности: этно-аффилиативные тенденции, накал позитивных чувств по отношению к своему народу; усиливается потребность в позитивной этнической идентичности и безопасности.

Межэтническим конфликтам всегда сопутствуют вынужденные мигранты. Они — главный источник появ­ления в обществе группы лиц, которую называют невро-

Раздел 9

тиками-этнофобами. У них снижена фрустрационная ус­тойчивость, затруднены взаимоотношения с широким кругом лиц. В этноконтактных ситуациях они отличают­ся неадекватностью и иррациональностью поведения. В условиях продолжительной психотравмирующей ситуа­ции невротики-этнофобы пополняют ряды националов.

Кризисная напряженность возникает тогда, когда межэтническую напряженность невозможно урегулиро­вать цивилизованными методами и в то же время она требует немедленного разрешения. Ее главные отли­чия — страх, ненависть и насилие. Ненависть и страх тесно связывают этнические группы и становятся веду­щими двигателями поведения, а насилие превращается в главную форму контроля сторон друг за другом. Поэто­му данную фазу межэтнической напряженности можно обозначить как насильственную. В кризисной ситуации психическая инфляция достигает своих крайних форм и по силе и по широте охвата. Это выражается в массовых тенденциях формирования этнического самосознания по типу радикальных форм гиперидентичности: этноизоля-ционизма и национального фанатизма. По уровню гипе­ридентичности впереди идут вынужденные мигранты — переселенцы и беженцы. Они невольно разносят микро­бы национализма за пределы его первичных очагов.

Радикализм сторон и несовместимость позиций, крайняя предвзятость в интерпретации реальных фактов, фиксация на защите попираемых прав достигают на этой стадии своего апогея. Общий уровень эмоционального возбуждения возрастает до такой степени, когда эмоции становятся мощным побуждением к действию и ирра­циональной основой повышенной активности.

Это психопатологическое состояние получило на­звание социальной паранойи. У социальных параноиков

Народы мира в зеркале геополитики

процессы психической инфляции нередко достигают максимума, когда в структуре идентичности «мы» прак­тически полностью вытесняет «я». При определенной интенсивности психопатологических процессов на бес­сознательном уровне отбираются личности или группа и на них проецируется все то, что социальный параноик считает для себя нежелательным. Его заблуждения на­правлены в первую очередь на тех, кого легко идентифи­цировать как «чужаков». В условиях роста межэтниче­ской напряженности таковыми безусловно становятся этнические группы.

Еще один признак социальной паранойи — утрата обратной связи и в результате неспособность восприни­мать и подвергать анализу то, что не подтверждает про­екций. Важной причиной утраты связей с реальностью является неконтролируемый страх. Этничность как фор­ма идентификации, обращенная в прошлое, в наиболь­шей степени связана с эмоцией страха. Так, исследова­ния антропологии этнического насилия на примере ош-ского конфликта показали, что страх был обязательным компонентом во всех эпизодах, включавших агрессивные или насильственные действия. Но страх не обязательно инициирует агрессию. В первую очередь он — важней­ший побудитель активных действий, которые могут быть и совершенно противоположного характера, например уход от агрессии. В частности, в 1988 г. волна страха в кратчайшие сроки смела турок-месхетинцев практически из всего Узбекистана, хотя нигде, кроме Ферганы, не бы­ло поджогов, погромов, грабежей. Важнейшим побуди­тельным компонентом агрессивных действий является гнев.

В кризисной ситуации межэтнической напряженно­сти иррациональность поведения особенно свойственна

Раздел 9

психопатическим личностям паранойяльного склада, ко­торые становятся центральными субъектами эмоцио­нального заражения.

Иррациональность в интеллектуальной сфере прояв­ляется как глубокая убежденность индивида (группы) в своей правоте, единственности представляемой им кар­тины мира или ситуации. Противоречащие этому данные либо игнорируются, либо объявляются ложными, из­мышленными противниками.

В мотивационно-поведенческом плане паранойя ха­рактеризуется стремлением индивида (группы) утвер­диться в глазах окружающих. Субъективно это пережи­вается как борьба истины с ложью.

В эмоциональной сфере этому состоянию присущи чувство высокой собственной значимости, подозритель­ность, тревога, страх, злоба. При малейшем противодей­ствии извне возникает чувство ущемленности, стремле­ние отомстить и даже готовность к самопожертвованию во имя гибели или посрамления соперника. Субъективно это переживается как борьба непонятого с непонимаю­щими, притесняемого с притеснителями, т.е. как борьба добра со злом.

В перцептивной сфере наблюдаются тревожно-враждебные ожидания вместе с интерпретациями, пред­шествующими фактам, а не следующими за ними, что создает иллюзии, субъективно воспринимаемые как оче­видность.

На этапах конфликтной и особенно кризисной ме­жэтнической напряженности приобретает значимость такая характеристика массового сознания, как мифо­творчество, поскольку высокая аффективная заряжен-ность общества благоприятствует его развитию.

Народы мира взеркале геополитики

9.4. Типология этнических конфликтов и способы их разрешения

Особенности межэтнических конфликтных ситуаций определяются их типом. Так, этносоциологи, оценивая межэтнические конфликты в СССР и СНГ, предложили их следующую типологию [2].

Первый тип —статусные институциональные конфликты в союзных республиках, переросшие в борьбу за независимость. Как уже отмечалось, суть та­ких конфликтов могла быть не этнонациональной, но этнический параметр в них присутствовал непременно, как и мобилизация по этническому принципу. Так, с са­мого начала национальных движений в Эстонии, Литве, Латвии, Молдавии, Армении, на Украине, в Грузии, вы­двигались требования реализации этнонациональных ин­тересов. В процессе развития этих движений от этнона­циональных требований переходили к требованиям госу­дарственной независимости, но мобилизация по этниче­скому принципу оставалась.

Основная форма конфликтов этого типа была инсти­туциональной. Так, острый конституционный конфликт возник, когда Эстония, а за ней и ряд других союзных республик приняли поправки к своим конституциям, внеся в них приоритетное право на использование мест­ных ресурсов и верховенство республиканских законов. Президиум Верховного Совета СССР отменил эти по­правки. Однако решения законодательных органов Эсто­нии, Литвы, Латвии поддерживало большинство титуль­ных национальностей. Следовательно, есть все основа­ния относить эти институциональные (конституционные)

Раздел 9

конфликты к этнонациональным, которые переросли в движение за независимость республик. По такому же сценарию развивались события в Грузии, Молдавии и ряде других союзных республик.

Второй тип —статусные конфликты в союзных и автономных республиках, автономных областях, воз­никшие в результате борьбы за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для со­юзных республик, желавших конфедеративного уровня отношений. Например, об этом заявляло руководство Казахстана, а также ряда бывших автономий, которые стремились подняться до уровня союзных республик, в частности Татарстана. Впоследствии, после создания не­зависимой России, радикальная часть национального движения поставила вопрос об ассоциированном членст­ве Татарстана в Российской Федерации. Конфликт за­вершился подписанием Договора между государствен­ными органами Российской Федерации и государствен­ными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных отношений. Заметим, что конфликт имел не только институциональ­ный характер, поскольку с конца 80-х годов и вплоть до 1993 г. акции правительства Татарстана сопровождались достаточно высокой этнонациональной мобилизацией татар в республике.

За конфедеративный тип отношений боролась элита Башкортостана, Тувы, но там не было массовых нацио­нальных движений. Такого же типа временные конфликты имели место в автономных областях, претендовавших на статус республик, и четыре из пяти автономных областей в составе Российской Федерации получили его. За повы­шение статуса республики до уровня конфедеративных отношений борются абхазы в Грузии. К этому типу кон-

Народы мира в зеркале геополитики

фликтов можно отнести и движения за создание своих национальных образований, например ингушей в Чечено-Ингушетии, ногайцев и лезгин в Дагестане, балкарцев в Кабардино-Балкарии. Автономистские требования выдви­гались также среди таджиков Узбекистана, узбеков Кыр-гызстана, кыргызов Горного Бадахшана в Узбекистане.

Третий тип —этнотерриториальные конфликты.Это, как правило, самые трудные для урегулирования противостояния. На постсоветском пространстве было зафиксировано 180 экстерриториальных споров, к 1996г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний. Конечно, не все заявленные притязания пе­рерастают в конфликт. Специалисты считают, что к это­му типу следует относить споры, ведущиеся «от имени» этнических общностей относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею. Это борьба за восстановление автономий (немцы Повол­жья, крымские татары), правовой, социальной, культур­ной реабилитации (греки, корейцы и др.) или стремление вернуться на территорию прежнего проживания (турки-месхетинцы — в Грузию). И только в ряде случаев речь идет о действительно территориальных спорах.

Четвертый тип —конфликты межгрупповые (ме­жобщинные). Именно к такому типу относятся кон­фликты, подобные тем, которые были в Якутии (1986 г.), в Туве (1990 г.), а также русско-эстонский в Эстонии, русско-латышский в Латвии и русско-молдавский в Молдавии. Причем если первые два имели характер меж­групповых столкновений, переросших в демонстрацион­ные формы противостояния, а в Туве — ив последую­щий отток русских из зоны конфликта, то межгрупповые конфликты в Эстонии и Латвии были связаны, с одной стороны, с дискриминационными мерами правительств,

Раздел 9

направленными на «вытеснение» нетитульного населе­ния, и акциями национал-экстремистов, а с другой — с организацией сопротивления.

В развитии этнического конфликта центральное зна­чение имеют следующие социально-перцептивные меха­низмы:

1. Смещение баланса эмоционального позитива «в пользу» собственной этнической группы. В результате повышается избирательность межэтнического воспри­ятия. Происходит отсев позитивной информации и иска­жение поступающей по следующему принципу: в фокусе внимания остается информация, подтверждающая нега­тивные стереотипы, а не подтверждающая их отбрасыва­ется. Негативные этносоциальные представления имеют устойчивую тенденцию к самовопроизводству и само­поддержанию.

2. Актуализация межэтнических различий. При этом увеличиваются межгрупповые и уменьшаются внутри-групповые различия. Снижается дифференциация от­дельных представителей других этнических групп и уси­ливаются тенденции деперсонализации членов собствен­ной группы.

3. «Этническая» генерализация негативного эмоцио­нального потока и поиск виноватого по этническому критерию.

4. Объяснение недостатков и неудач собственной группы внешними факторами и обстоятельствами, а не внутренними причинами (личностные характеристики, мотивы и цели). Победа своей группы над другой при этом чаще интерпретируется как результат собственной силы, а не слабости противника. А в случае превосходст­ва другой этнической группы ее достижения объясняют­ся «ситуационными» причинами. Это результат действия

Народы мира в зеркале геополитики

общего социально-перцептивного механизма «фундамен­тальной атрибутивной ошибки», при котором, во-первых, недооцениваются различия в культуре, обстоятельствах и социальных ролях, во-вторых, ответственность и вина за неудачи в экономическом, социальном и ином развитии своей группы переносится на другие этнические группы.

5. Смещение «оправдательных» и «обвинительных» критериев. Примером этого является превращение в очень короткий срок в республиках бывшего СССР «братских народов» в «мигрантов», «инородцев» и «ок­купантов». Это результат действия атрибутивного меха­низма эмоциональной инверсии.

6. Проецирование собственных, но неосознаваемых и потому неприемлемых для своего народа негативных чувств, качеств и особенностейна представителей дру­гих этнических групп.

Механизм проекции имеет особое значение в сфере межэтнического восприятия. Через проецирование не­контролируемого страха, собственных недостатков и психических расстройств на другой народ отчуждается коллективная «тень». В условиях межэтнического кон­фликта вытеснение «тени» происходит достаточно жест­ко. Негативное содержание бессознательного получает дополнительную энергию, в результате проекция ускоря­ется и широко распространяется. Это один из механиз­мов возникновения в обществе массовых невротических и психотических состояний, которые характеризуются навязчивым стремлением к конфликтам. Люди склонны проецировать собственную «тень» не только на полити­ческих врагов, но и на всякого, кто отличается или отда­лен от них.

В межэтнических конфликтах особое место занима­ют так называемые этнокультурные конфликты.

Раздел 9

Этнокультурный конфликт— это конфликт ста­рых и новых культурных норм и ориентации; старых, присущих этнофору как представителю того этноса, ко­торый он покинул, и новых, свойственных тому этносу, в который он прибыл. Иначе говоря, этнокультурный кон­фликт— это конфликт двух культур на уровне индиви­дуального сознания [20].

Существует пять способов разрешения такого рода конфликтов.

Первый способ можно условно назвать геттоизаци-ей (от слова «гетто»). Он реализуется в ситуациях, когда человек прибывает в другое общество, но старается или оказывается вынужден (из-за незнания языка, природной робости, иного вероисповедания или по каким-нибудь другим причинам) избегать всякого соприкосновения с чужой культурой. В этом случае он старается создать собственную культурную среду — окружение соплемен­ников, отгораживаясь этим окружением от влияния ино-культурной среды. Практически в любом крупном запад­ном городе существуют более или менее изолированные и замкнутые районы, населенные представителями дру­гих культур. Это китайские кварталы или целые чайна-тауны, это кварталы или районы, где поселяются выход­цы из мусульманских стран, индийские кварталы и т. д. Например, в берлинском районе Кройцберг в процессе многих десятилетий миграции турецких рабочих и ин­теллектуалов-беженцев возникла не просто турецкая ди­аспора, но своего рода гетто. Здесь большинство жите­лей — турки и даже улицы имеют турецкий облик, кото­рый придают им реклама и объявления почти исключи­тельно на турецком языке, турецкие закусочные и ресто­раны, турецкие банки и бюро путешествий, представи­тельства турецких партий и турецкие политические ло-

Народы мира в зеркале геополитики

зунги на стенах. В Кройцбергеможно прожить всю жизнь, не сказав ни слова по-немецки.

Второй способ разрешения конфликта этнокуль-тур — ассимиляция, противоположная по сути геттоиза-ции. В случае ассимиляции индивид полностью отказы­вается от своей культуры и стремится целиком усвоить необходимый для жизни культурный багаж чужой куль­туры. Конечно, это не всегда удается. Причиной затруд­нений оказывается либо недостаточная пластичность личности самого ассимилирующегося, либо сопротивле­ние культурной среды, членом которой он намерен стать. Такое сопротивление встречается, например, в некото­рых европейских странах (во Франции, Германии) по отношению к новым эмигрантам из России и стран Со­дружества, желающим стать своими среди немцев или французов. Даже при условии успешного владения язы­ком и достижении приемлемого уровня повседневной компетентности среда не принимает их как своих, они постоянно «выталкиваются» в ту среду, которую по ана­логии с невидимым колледжем (термин социологии) можно назвать невидимым гетто — в круг соплеменни­ков и «сокультурников», вынужденных вне работы об­щаться только друг с другом. Разумеется, для детей та­ких эмигрантов, включенных в инокультурную среду с раннего детства, ассимиляция не составляет проблемы.

Третий способ разрешения культурного конфлик­та— промежуточный, состоящий в культурном обмене и взаимодействии. Для того чтобы обмен осуществлялся адекватно, т. е. принося пользу и обогащая обе стороны, нужны благожелательность и открытость с обеих сторон, что на практике встречается, к сожалению, чрезвычайно редко, особенно если стороны изначально не равны: од­на—автохтоны, другая — беженцы или эмигранты. Тем

Раздел 9

не менее примеры такого удавшегося культурного взаи­модействия в истории есть: это гугеноты, бежавшие в Германию от ужасов Варфоломеевской ночи, осевшие там и многое сделавшие для сближения французской и немецкой культур; это немецкие философы и ученые, покинувшие Германию после прихода к власти нацистов и сумевшие внести весомый вклад в развитие науки и философии в англоязычных странах, существенно изме­нившие там интеллектуальный климат и повлиявшие на развитие общественной жизни вообще. Вообще же ре­зультаты такого взаимодействия не всегда очевидны в самый момент его осуществления. Они становятся види­мыми и весомыми лишь по прошествии значительного времени.

Четвертый способ — частичная ассимиляция, когда индивид жертвует своей культурой в пользу инокультур-ной среды в какой-то одной из сфер жизни: например, на работе он руководствуется нормами и требованиями инокультурной среды, а в семье, на досуге, в религиоз­ной сфере — нормами своей традиционной культуры. Такая практика преодоления культурного шока, пожа­луй, наиболее распространена. Эмигранты обычно асси­милируются частично, разделяя свою жизнь как бы на две неравные половины. Как правило, ассимиляция ока­зывается частичной либо когда невозможна полная гет-тоизация, полная изоляция от окружающей культурной среды, либо когда по разным причинам невозможна пол­ная ассимиляция. Но частичная ассимиляция может быть также вполне намеренным позитивным результатом удавшегося обмена и взаимодействия.

И, наконец, пятый способ преодоления конфликта культур — колонизация. Определить механизм колони­зации в самом общем виде очень просто. О колонизации

Народы мира в зеркале геополитики

можно вести речь тогда, когда представители чужой культуры, прибыв в страну, активно навязывают населе­нию свои собственные ценности, нормы и модели пове­дения.

При этом имеется в виду не колонизация в полити­ческом смысле, которая является лишь одной из много­численных форм культурной колонизации, причем не самой действенной формой. Известно, что превращение какого-то государства или территории в колонию часто сопровождалось не столько культурной колонизацией, сколько геттоизацией пришельцев, которые жили, почти не соприкасаясь с автохтонной культурой, а потому практически не воздействуя на нее.

Гораздо более действенной формой культурной ко­лонизации является широко распространившаяся прак­тика помощи слаборазвитым странам со стороны инду­стриальных государств. Например, когда западная фирма осуществляет строительство ирригационного канала в засушливой африканской или ближневосточной стране, она не только внедряет новые модели технологической и организационной культуры, к которой вынуждено при­спосабливаться и которую вынуждено усваивать местное население, работающее на постройке канала, но и вносит глубокие изменения в культуру земледелия, которое на­чинает функционировать по западным моделям и техно­логиям. А вместе с этим кардинально изменяется соци­альная и культурная организация общества в целом.

Формой культурной колонизации стала также опре­деленная американизация жизни в Западной Европе по­сле второй мировой войны, выразившаяся в широком распространении образцов и моделей поведения, свойст­венных американской (прежде всего массовой) культуре. Россия только в течение XX в. пережила две волны куль-

Раздел 9

турной колонизации. Первая из них была связана с инду­стриализацией, разрушившей уклад жизни как в деревне, так и в городе, внедрившей в русскую жизнь новые куль­турные формы и жизненные стили, невиданные или весьма редко встречавшиеся до той поры. Со второй волной колонизации мы имеем дело сейчас, когда бук­вально во всех сферах жизни идет активное внедрение и усвоение западных по происхождению ценностей, норм, поведенческих и организационных моделей.

В социальных и политических науках такие процес­сы описываются термином «модернизация», который имеет оценочный характер и предполагает, что новые модели, идущие на смену старым, носят более современ­ный характер, отвечающий более высокой ступени раз­вития, а поэтому они в определенном смысле «совер­шеннее», «выше», «лучше» старых. Термин «культурная колонизация» в ценностном отношении нейтрален, он лишь обозначает и описывает процесс замещения собст­венных норм, ценностей, моделей и образцов поведения нормами, ценностями, моделями и образцами, пришед­шими извне, из инокультурной среды.

Поиск по сайту: