НЕДОСТАТОЧНОСТЬ ДРЕВНИХ ВЕРОУЧЕНИИ

Толстовский листок

Толстой и о Толстом

Выпуск второй

Издание второе

«Мамонтовский Дом»

«Музей русской народной живописи»

Москва 1996

« Если религия не на первом месте, она на последнем»

« ...причины угнетения находятся в самом народе, а не вне его, сам народ поставил себя в такое положение, отступив от истинной веры»

« То, что я отрекся от церкви, это совершенно справедливо. Но я отрекся от нее не потому, что я восстал на Господа, а, напротив, только потому, что я всеми силами души желал служить ему»

« Для христианина нет и не может быть никакой сложной метафизики. Все, что можно назвать метафизикой в христианском учении, состоит в простом понятном всем положении, что все люди - сыны Бога, братья и потому должны любить Отца и братьев и вследствие этого поступать с другими так же, как желаешь, чтобы поступали с тобой»

« в том-то и сила христианского учения, что оно из области вечных со­мнений и гаданий переводит вопросы жизни на почву несомненности»

Л. Толстой

Содержание

Голос Толстого (от составителя)............................................................................................4

Л.Н. Толстой «Христианское учение» (1894 -1896).............................................................9

ВА Мороз «Толстой в моей арестантской жизни»...............................................................41

Комментарии

B.C. Мишин «Христианское учение»....................................................................................79

А.Е. Бескровных «Толстой в моей арестантской жизни»....................................................82

ГОЛОС ТОЛСТОГО

Слово свободно. Но в несвободе, запрещенное, оно не переходит в “свободу слова”.

Обращенная к человечеству на рубеже XIX - ХХ веков религиозная проповедь Тол­стого, в несвободе - при единовластном царстве православной церкви и самодержавного государства - почти не была услышана: "Людей, разделяющих мои взгляды, едва ли есть сотня".

Толстой, как и религиозный мыслитель, проповедник христианского учения, был бес­пощадно гоним. Получал угрозы убийства и однажды, по почте, веревку - чтобы убил себя сам. В разные годы гонение испытали самые близкие помощники и единомышленни­ки Толстого (личный секретарь Николай Николаевич Гусев был уведен из Яснополянского дома, посажен в тюрьму и затем сослан в Чердыньский уезд, Владuмир Григорьевич Чертков под угрозой ареста выслан за границу без права возвращения в Россию). Рассы­пались готовые типографские наборы запрещенных сочинений Толстого. Арестовывались и сжигались выпущенные тиражи книг, а удавшееся их распространение грозило тюрьмой. Издатели устрашались судом и штрафами. Позже безгранично преданная отцу младшая дочь Александра не избежала первых советских кутузок.. Особое озлобле­ние российского общества, уже беременного революцией - то есть готовностью в не­слыханных масштабах убивать друг друга, - вызывал приписываемый Толстому (наделе лишь выдвинутый им на первое место в христианском учении) не устраивавший никого ни в какие времена завет Христа - НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ НАСИЛИЕМ.

Всякая власть безбожна. В дни набирающей силы, откровенно безбожной власти, толстовцев стали убивать. “...толстовщина в полной мере разоблачает себя, как та сила, против которой направлен наш пролетарский атеизм... толстовщина дает оп­лот кулацкой идеологии, помогает кулакам бороться с большевиками под прикрытием лицемерного религиозно-нравственного учения о непротивление злу ... кулак, сектант, интеллигент, бесчисленные гады... все они имеют в аргументации Толстого верную нравственную самозащиту... Социализм для толстовщины - худший, самый ненавист­ный "дьявол"... Толстой и толстовщина относятся к числу тех явлений, против которых трудящиеся массы должны бороться... Толстой не ставил перед собой иных задач, как только выяснения основного, интересовавшего его вопроса, - вопроса о боге... про­летариат должен изжить и преодолеть вредное влияние толстовщины" ("Атеист", 1928 г.).

Наибольшее рвение в неприятии Толстого проявляли те, кто, или вовсе не зная учения, или, не уяснив исток его - боль и любовь к людям, узнавал о нем от его созна­тельных извратителей и хулителей. Так будет до тех пор, пока свое суждение о Тол­стом люди будут выводить из существующего на сегодня толсто ведения, которое, не принимая источник, питающий мировоззрение Толстого - Иисусово понимание Бога, не принимает и толстовского учения о Боге.

Непонятый, изуродованный атеистическим толкованием Толстой отдан в среду образования (от школы до академий), и непонятым, не принятым ни душой, ни сердцем от академий, по порочному кругу, снова возвращен школе. Мимо познания.

Чтобы не стать невольно причастным к гонению Толстого, не встать тем самым на пути движения истины от души к душе, надо, внимая совету Блока, "торопиться понимать Толстого с юности, пока наследственная болезнь призрачных дел и праздной иронии не успела ослабить духовных и телесных сил". Чтобы не оказаться затянутым мнимыми знатоками и исследователями толстовского мировоззрения в ложное пони­мание, в неведение, что есть Толстой на самом деле, надо, постоянно углубляясь, изу­чать Толстого.

Мы переживаем время, какого, может быть, никогда не было в России. Оно позволя­ет вывести мысль Толстого хотя бы вровень с другими, поначалу хотя бы в так называ­емый плюрализм, чтобы мысль Толстого могла открыться нам, его современникам, ведь последние десять лет своей жизни Толстой жил в "наше время", начав новый век новым пониманием христианского учения.

Как раньше, так и теперь голос Толстого есть проверка "гласностью" - гласно­сти, "свободой слова свободы. Проверка – действительно ли мы переживаем время, какого никогда не было в России, когда религиозная мысль Толстого может стать до­стоянием всех.

Цель этого издания - вывести из забвения великого религиозного мыслителя, о котором мало или почти ничего не известно просвещенному человечеству, тогда как обращение к мировоззрению Толстого и вживление его в жизнь людей могло бы означать не только возрождение России, но и спасение рада человеческого, стоящего на грани самоуничтожения. Распространение мировоззрения Толстого есть задача "Толсто­вского листка”.

__________

Началом религиозного пути мыслителя можно считать написанную им в 1880 году книгу "Исповедь". Завершением - оконченный в 1910 году грандиозный труд "Путь жиз­ни". Тридцать последних лет своей жизни отданы Толстым на разъяснение истинно­сти христианского учения, на необходимость руководиться им современному человече­ству, которое, далеко удалившись по времени от Иисуса-Учителя, еще дальше отдалилось от сущности его учения.

Раскрывая смысл учения Христа, суть которого в объединении народов мира в еди­ную семью человечества - братство людей, имеющих одного Отца :.- Бога, Толстой немо г тем самым не задеть разделяющие мир государственные системы, не мог не обли­чить - "любовно обличить" (его слава) - существующие общественные, культурные, научные структуры, не мог не показать ложность различных философских учений, оп­равдывающих настоящее устройство мира, и прежде всего не мог не указать на главных виновников разделения мира - различные церковные учения - "ложные веры" (как их называл Толстой), в том числе и учение православной церкви. Умолчание и оболгание деятельности Льва-Учителя, идущей вразрез с существующим порядком вещей утвер­жденным государством - господином над жизнью человеческой, и церковью - господи­ном над душой человеческой, сделалось неизбежным. Сокрытие и извращение смысла жизни и труда Толстого стало целью как для представителей безбожной власти, так и для представителей ложной веры. Bласть и ее институты, церковь и ее институты объединились в общем усилии - вырвать из нравственной жизни людей важнейшие тво­рения религиозной мысли Толстого.

Основные труды Толстого, призванные направлять сознание человека к понима­нию истины, и изменению своей жизни в соответствии с этим пониманием, не были опубликованы в России при жизни Толстого. Так же обошлись с трудами единомышлен­ников, писавших о Толстом и его учении. До последнего времени не была известна цен­нейшая книга Маховицкого, проведшего последние годы жизни Толстого в его даме ­"Яснополянский дневник", свидетельствующая, что мыслительная жизнь человека рождается из высоконравственной жизни человека. Ближайший друг, помощник, едино­верец Толстого В. Г. Чертков, о котором сам Толстой говорил, что он с ним "удиви­тельно одноцентрен", годами собирал в один свод мысли Толстого. Труд этот преступ­но скрывается, покоясь мертвым грузом в одном из толстовских архивов, что лишает людей знания вершин религиозной мысли.

Россия до Толстого не имела своего духовного учителя, подобного Будде, Конфуцию, Лао-Цзы, Сократу, Иисусу. Эту роль со времени князя Владимира, перенесшего на рус­скую почву переписанные при императоре Константине евангельские тексты, выполня­ла союзничающая с государством православная церковь со своим церковным толковани­ем учения Христа, допускающим рабство людей, смертные казни, "христолюбивое во­инство" - благословляющая убиение людей друг другом во имя "защиты отечества" и прочие дикости. Неудивительно, что Heпpuмиpuмыми врагами и гонителями Толстого, возрождающего христианское учение в его чистоте, были и остаются церковь (с лож­ной верой в то, что вера в церковь - это и есть вера в Бога), и государство (сложной верой в то, что, соединенные в общую семью - "общество", люди могут быть братья­ми, не будучи "сынами Бога”). Усилиями церкви и государства величайший духовный учитель, несущий истину не только своему времени и своему народу, но и другим време­нам и другим народам, исключен из сознательной жизни человечества.

В последующие за октябрьским переворотом гады духовные писания Толстого, нужные как воздух духовно нищему обществу, были заключены в темницу - так называ­емую "стальную комнату” в Щукинском доме (ныне здание Академии художеств на Кропоткинской улице). Доступ к ним был разрешен немногим. Остальным: "Только через мой труп", - заявила, как известно, просвещающая массы соратница вождя отступив­шего от истинной веры народа.

Как прежде, так и теперь, печатаются и восхваляются художественные шедевры "великого писателя земли русской" (Толстой шутил: "Почему не воды?"). То же, что Толстой совершил как главное деяние своей жизни – возрождение религиозной мысли Христа, - отвергается и осмеивается. Главарь атеизма называет философию Тол­стого "утонченной поповщиной". Бывший марксист Бердяев, впавший в православие, винит учителя непротивления злу насилием, убеждавшего приходивших к нему рабочих не совершать революции: "Хуже будет. Придет к власти какой-нибудь адвокатишка” (предугадал Ульянова-Ленина), - в том, что он “оказался источником всей философии русской революции", и что "нео6ходимо освободиться от Толстого, как от нравствен­ного учителя".

Полностью Толстого стали печатать лишь после смерти главного идеолога наси­лия и лишь благодаря упорству людей, признающих величие религиозной мысли Толсто­го и таких его единомышленников, как Владимир Григорьевич Чертков и Николай Нико­лаевич Гусев. Несмотря на принятое в 1924 г. Совнаркомом решение об издании всех без исключения сочинений Толстого, в том числе религиозно-философских трактатов, дневников и писем, издание это затянулось на десятки лет и закончилось лишь в конце пятидесятых годов. Так, главнейшие труды Толстого увидели свет не только спустя много лет после их создания, но и по сей день остаются недоступными оттого, что тираж многих из них не превышает пяти тысяч экземпляров. Кроме того, оказавшись в фондах библиотек, они сознательно списывались и уничтожались. Благодаря замалчи­ванию и преднамеренному сокрытию, Толстой - мыслитель, мудрец, учитель жизни ­остается почти неизвестным России и миру. "Толстовский листок" имеет целью вер­нуть жизни то, что намеренно скрывалось и скрывается.

"Толстовский листок” должен был бы открыться "Исповедью” - первым религиозно­-философским творением Толстого, с которого художник Толстой прео6ражается в Толстого - религиозного мыслителя (истинная деятельность не может начаться без исповеди), но составитель взял на себя смелость выдвинуть вперед те писания Тол­стого, которые могли бы сразу войти в каждый дом и стать домашним чтением в каждой семье: "Краткое изложение Евангелия", "Учение Христа, изложенное для детей” *, и особенно "Христианское учение"** - то "возвещение о благе" (толстовский перевод слава "евангелие"), от которого поведет свое начало новое благое человечество.

Сейчас со всех сторон можно слышать о нео6ходимости "духовного возрождения России". Говорят: "Программа духовного возрождения необъятна". Но мало кто вспо­минает Толстого. И вовсе не говорят о Толстом, как надо о нем говорить: как о вели­ком духовном учителе России, как о последнем на сегодня, ближайшем" нам по времени великом духовном учителе человечества.

Еще предстоит понять, что никакого духовного возрождения России и человечест­ва не будет, пока отторгнут от жизни и не осознан совершенный Толстым во благо людей труд уяснения и разъяснения вечных, не отмененных ни "прогрессом", ни "циви­лизацией" божественных истин. Соединение людей в братскую семью человечества воз­можно лишь на пути того христианства, которое началось со спасения Учения Иисуса Христа, совершенного Львом Толстым.

1991 г.

___________________________________________________

* Напечатано в первом выпуске.

** Напечатано во втором выпуске.

(стр.8)

Л.Н.Толстой

ХРИСТИАНСКОЕ УЧЕНИЕ

(1894 - 1896)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Жил я до 50-ти лет, думая, что та жизнь челове­ка, которая проходит от рождения и до смерти, и есть вся жизнь его и что потому цель человека есть счастье в этой смертной жизни, и я старался полу­чить это счастье, но чем дальше я жил, тем очевид­нее становилось, что счастья этого нет и не может быть. То счастье, которое я искал, не давалось мне; то же, которого я достигал, тотчас же переставало быть счастьем. Несчастий же становилось все боль­ше и больше и неизбежность смерти становилась все очевиднее и очевиднее, и я понял, что после этой бессмысленной и несчастной жизни меня ничего не ожидает, кроме страдания, болезни, ста­рости и уничтожения. Я спросил себя: зачем это? и не получил ответа. И пришел в отчаяние.

То, что говорили мне некоторые люди и в чем я сам иногда старался уверить себя, что надо желать счастья не себе одному, но другим, близким и всем людям, не удовлетворяло меня, во 1-х, потому, что я не мог искренно, так же как себе, желать счастья другим людям; во 2-х, и, главное, потому, что дру­гие люди, точно так же как и я, были обречены на несчастье и смерть. И потому все мои старания об их благе были тщетны.

Я пришел в отчаяние. Но тут я подумал о том, что мое отчаяние может происходить оттого, что я особенный человек, что другие люди знают, зачем живут, и потому не приходят в отчаяние. И я стал наблюдать других людей, но другие люди точно так же, как и я, не знали, зачем они живут. Одни ста­рались суетой жизни заглушить это незнание, дру­гие же уверяли себя и других, что они верят в раз­ные веры, которые с детства внушили им; но ве­рить в то, во что они верили, невозможно было, так это было глупо. Да и многие из них, мне казалось, только притворялись, что они верят, но в глубине души не верили.

Продолжать суетиться я уже не мог: никакая суета не скрывала непрестанно стоящего передо мной вопроса; и также не мог вновь начать верить в ту веру, которая была преподана мне с детства и которая, когда я возмужал умом, сама собой отпа­ла от меня. Но чем больше я изучал, тем больше я убеждался, что тут и не может быть истины, что тут одно лицемерие и корыстные виды обманывающих и слабоумие, упрямство и страх обманутых.

Не говоря уже о внутренних противоречиях это­го учения, о низменности, жестокости его, призна­ющего Бога карающим людей вечными мучения­ми¹ , главное, что не позволяло мне поверить в это учение, было то, что я знал, что рядом с этим пра­вославным христианским учением, утверждавшим, что оно одно в истине, было другое христианское католическое, третье лютеранское, четвертое ре­форматорское, — и все различные христианские учения, из которых каждое про себя утверждало, что оно одно в истине; знал я и то, что рядом с эти­ми христианскими учениями существуют еще не­христианские религиозные учения — буддизма, браманизма, магометанства, конфуцианства и др., точно так же считающие только себя истинными, все же другие учения — заблуждением.

И я не мог вернуться ни к той вере, которой был научен с детства, ни поверить в какую-либо из тех, которые исповедовали другие народы, потому что во всех были одни и те же противоречия, бес­смыслицы, чудеса, отрицающие все другие веры, а главное, их обман, требования слепого доверия своему учению.

Итак, я убедился в том, что в существующих верах я не найду разрешения моего вопроса и об­легчения моих страданий. Отчаяние мое было та­ково, что я был близок к самоубийству.

Но тут и пришло мне спасение. Спасение было в том, что я с детства удержал смутное представле­ние о том, что в Евангелии есть ответ на мой во­прос. В учении этом, в Евангелии, несмотря на все извращения, которым оно подверглось в учении христианской церкви, я чуял истину. И, как пос­леднюю попытку, я, откинув всякие толкования евангельского учения, стал читать евангелия и вни­кать в смысл их. И чем больше я вникал в смысл этой книги, тем больше мне уяснялось нечто новое,

____________________

¹ Все противоречия эти я изложил подробно в книге «Критика догматического богословия».

совсем не похожее на то, чему учат христиан­ские церкви, но отвечающее на вопрос моей жиз­ни. И, наконец, ответ этот стал совершенно ясен.

И ответ этот был не только ясен, но и несомне­нен, во-первых, тем, что он вполне совпадал с тре­бованиями моего разума и сердца, во-вторых, тем, что когда я понял его, то я увидал, что ответ этот не есть исключительное мое толкование Евангелия, как это могло показаться, и не есть даже исключи­тельно откровение Христа, но что этот самый от­вет на вопрос жизни более или менее ясно выска­зывали все лучшие люди человечества и до и пос­ле Евангелия, начиная с Моисея, Исайи, Конфу­ция, древних греков, Будды, Сократа и до Паска­ля, Спинозы, Фихте, Фейербаха и всех тех, часто незаметных и непрославленных людей, которые искренно, без взятых на веру учений, думали и го­ворили о смысле жизни. Так что в познании почер­пнутой мной из Евангелий истины я не только не был один, но был со всеми лучшими людьми пре­жнего и нашего времени. И я утвердился в этой истине, успокоился и радостно прожил после это­го 20 лет своей жизни и радостно приближаюсь к смерти.

И вот этот ответ на смысл моей жизни, давший мне полное успокоение и радость жизни, я и хочу передать людям.

Я стою по своему возрасту, состоянию здоровья одной ногой в гробу, и потому человеческие сооб­ражения не имеют для меня значения, и ежели бы имели какое-либо значение, то я знаю, что это из­ложение моей веры не только не будет содейство­вать ни моему благосостоянию, ни доброму мне­нию обо мне людей; но, напротив, только может возмутить и огорчить как людей неверующих, тре­бующих от меня литературных писаний, а не рас­суждений о вере, так и верующих, возмущающих­ся всякими моими религиозными писаниями и бранящими меня за них. Кроме того, по всем ве­роятиям, писание это станет известно людям толь­ко после моей смерти. И потому побуждает меня к тому, что я делаю, не корысть, не слава, не мирс­кие соображения, а только страх не исполнить того, чего от меня хочет тот, кто послал меня в этот мир, к которому я каждый час жду своего возвращения.

И потому я прошу всех тех, которые будут чи­тать это, читать и понимать мое писание, откинув так же, как и я, все светские соображения, имея в виду только то вечное начало истины и добра, по воле которого мы пришли в этот мир, и очень ско­ро, как телесные существа, исчезнем из него, и без поспешности и раздражения понимать и обсуждать то, что я высказываю, и, в случае несогласия, не с презреньем и ненавистью, а с сожалением и любо­вью поправлять меня; в случае же согласия со мною, помнить, что если я говорю истину, то ис­тина эта не моя, а божья, и что только случайно часть ее проходит через меня, точно так же, как она проходит через каждого их нас, когда мы познаем истину и передаем ее.

ДРЕВНИЕ ВЕРОУЧЕНИЯ

1. Всегда с самых древних времен, люди чувство­вали бедственность, непрочность и бессмыслен­ность своего существования и искали спасения от этой бедственности, непрочности и бессмыслен­ности в вере в Бога или богов, которые могли бы избавлять их от различных бед этой жизни и в бу­дущей жизни давали бы им то благо, которого они желали и не могли получить в этой жизни.

2. И потому с древнейших времен среди разных народов были и разные проповедники, которые учили людей о том, каковы тот Бог или те бога, которые могут спасать людей, и о том, что нужно было делать для того, чтобы угодить этому Богу или богам, для того чтобы получить награду в этой или будущей жизни.

3. Одни религиозные учения учили тому, что Бог этот есть солнце и олицетворяется в разных живот­ных; другие учили, что боги — это небо и земля; третьи учили тому, что Бог создал мир и избрал из всех народов один любимый народ; четвертые учи­ли, что есть много богов и что они участвуют в де­лах людей; пятые учили тому, что Бог, приняв об­раз человека, сошел на землю.

И все эти учителя, перемешивая истину с ложью, требовали от людей, кроме воздержания от поступков, считавшихся дурными, и исполнения дел, считавшихся добрыми, еще и таинства, и жер­твы, и молитвы, которые больше всего другого до­лжны были обеспечивать людям их благо в этом мире и в будущем.

НЕДОСТАТОЧНОСТЬ ДРЕВНИХ ВЕРОУЧЕНИИ

1. Но чем больше жили люди, тем меньше и меньше удовлетворяли эти вероучения требовани­ям души человеческой.

2. Люди видели, во-первых, то, что счастье в этом мире, к которому они стремились, не дости­галось, несмотря на исполнение требований Бога или богов.

3. Во-вторых, вследствие распространения про­свещения, доверие к тому, что проповедовали ре­лигиозные учителя о Боге, о будущей жизни, и о наградах в ней, не совпадая с уяснившимися поня­тиями о мире, все ослабевало и ослабевало.

4. Если прежде люди беспрепятственно могли верить, что Бог сотворил мир 6000 лет тому назад, что земля есть центр вселенной, что под землей

находится ад, что Бог сходил на землю и потом уле­тел на небо и т.п., то теперь уже этому нельзя ве­рить, потому что люди верно знают, что мир сущес­твует не 6000 лет, а сотни тысяч лет, что земля не есть центр мира, а только очень маленькая планета в сравнении с другими небесными телами, и зна­ют, что под землей

ничего не может быть, так как земля шар; знают, что улететь на небо нельзя, по­тому что неба нет, а есть только кажущийся свод небесный.

5. В-третьих, главное — подрывалось доверие к этим различным учениям тем, что люди, вступая в более близкое общение между собой, узнавали про то, что в каждой стране религиозные учителя про­поведуют свое особенное учение, признавая одно свое — истинным, и отрицают все другие.

И люди, зная про это, естественно делали вывод о том, что ни одно из этих учений не более истин­но, чем другое, и что потому ни одно из них не может быть принято за несомненную и непогреши­мую истину.

НЕОБХОДИМОСТЬ НОВОГО ВЕРОУЧЕ­НИЯ, СООТВЕТСТВУЮЩЕГО СТЕПЕНИ ПРОСВЕЩЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

1. Недостижимость счастья в этой жизни, все распространяющееся просвещение человечества и общение людей между собой, вследствие которого они узнали вероучения других народов, делали то, что доверие людей к преподанным им вероучени­ям все ослабевало и ослабевало.

2. А между тем потребность объяснения смысла жизни и разрешения противоречия между стремле­нием к счастью и жизни, с одной стороны, и все более и более уяснявшимся сознанием неизбеж­ности бедствия и смерти с другой — становилось все настоятельнее и настоятельнее.

3. Человек желает себе блага, видит в этом смысл своей жизни, и чем больше он живет, тем более видит, что благо это для него невозможно; человек желает жизни, продолжения ее, и видит, что и он и все существующее вокруг него обречено на не­избежное уничтожение и исчезновение; человек обладает разумом и ищет разумного объяснения явлений жизни и не находит никакого разумного объяснения ни своей, ни чужой жизни.

4. Если в древности сознание этого противоре­чия между жизнью человеческой, требующей бла­га и продолжения ее, и неизбежностью смерти и страданий было доступно только лучшим умам, как Соломону, Будде, Сократу, Лао-Тсе и др., то в поз­днейшее время это стало истиной, доступной всем; и потому разрешение этого противоречия стало нужнее, чем когда-нибудь.

5. И вот именно в то время, когда разрешение

противоречия стремления к благу и жизни, с созна­нием невозможности их, стало особенно мучитель­но необходимым для человечества, — оно и дано было людям христианским учением в его истинном

значении.

В ЧЕМ СОСТОИТ РАЗРЕШЕНИЕ ПРОТИ­ВОРЕЧИЯ ЖИЗНИ И ОБЪЯСНЕНИЕ ЕЕ СМЫСЛА, ДАВАЕМОЕ ХРИСТИАНСКИМ ВЕРОУЧЕНИЕМ В ЕГО ИСТИННОМ ЗНАЧЕНИИ

1. Древние вероучения своими уверениями о су­ществовании Бога-творца, промыслителя и иску­пителя, старались скрыть противоречие жизни че­ловеческой; христианское же учение, напротив, по­казывает людям это противоречие во всей его силе; показывает им то, что оно должно быть, и из при­знания противоречия выводит и разрешение его. Противоречие состоит в следующем:

2. Действительно, с одной стороны человек есть животное и не может перестать быть животным, пока он живет в теле; с другой стороны он есть духовное существо, отрицающее все животные тре­бования человека.

3. Человек в первое время своей жизни живет, не зная о том, что он живет, так что живет не он сам, но через него живет та сила жизни, которая живет во всем, что мы знаем.

4. Человек начинает жить сам только тогда, ког­да знает, что он живет. Знает же он, что живет, ког­да знает, что желает блага себе и что другие сущес­тва желают того же. Это знание дает ему пробудив­шийся в нем разум.

5. Узнав же то, что он живет и желает блага себе и что того же желают и другие существа, человек неизбежно узнает и то, что то благо, которого он желает для своего отдельного существа, недоступ­но ему и что вместо того блага, которого он жела­ет, ему предстоят неизбежные страдания и смерть. То же самое предстоит и всем другим существам. И является противоречие, которому человек ищет разрешения такого, при котором его жизнь, такая, какая она есть, имела бы разумный смысл. Он хо­чет, чтобы жизнь продолжала бы быть тою, какою она была до пробуждения его разума, т.е. совсем животною, или чтобы она была уже совсем духов­ною.

6. Человек хочет быть зверем или ангелом, но не может быть ни тем, ни другим.

7. И тут-то является то разрешение этого проти­воречия, которое дает христианское учение. Оно говорит человеку, что он ни зверь, ни ангел, но ангел, рождающийся из зверя, — духовное сущест­во, рождающееся из животного. Что все наше пре­бывание в этом мире есть не что иное, как это рождение.

В ЧЕМ СОСТОИТ РОЖДЕНИЕ ДУХОВ­НОГО СУЩЕСТВА

1. Как только человек пробуждается к разумно­му сознанию, сознание это говорит ему, что он желает блага; а так как разумное сознание его про­будилось в его отдельном существе, то ему кажет­ся, что его желание блага относится к его отдель­ному существу.

2. Но то самое разумное сознание, которое по­казало ему себя отдельным существом, желающим себе блага, показывает ему и то, что отдельное су­щество это не соответствует тому желанию блага и жизни, которые он ему приписывает, он видит, что отдельное существо это не может иметь ни блага, ни жизни.

3. «Что же имеет истинную жизнь?» — спраши­вает он себя и видит, что истинной жизни не име­ет ни он, ни те существа, которые окружают его, а только то, что желает блага.

4. И, познав это, человек перестает признавать собою свое отдельное от других телесное и смерт­ное существо, а признает собою то нераздельное от других духовное и потому не смертное существо, которое открыто ему его разумным сознанием.

В этом состоит рождение в человеке нового ду­ховного существа.

Поиск по сайту: