На уровне сознания представления и прогнозы, формирующие негативный образ будущего, кристаллизуются в информацию о проблеме. Регулярно актуализируясь, по механизму дискурса, информация, опускаясь ниже, на уровень неосознанной сферы, трансформируется, упрощается и интерпретируется (осуществляется перевод с языка сознания на конкретный «язык» организма, с языка второй сигнальной системы на сигналы первой), остается лишь информация об угрозе, опасности, точнее сигнал опасности. Поскольку будущее, являясь абстрактным понятием, ускользает из восприятия в сфере конкретных сигналов, то возникает ситуация, в которой сигнал опасности есть, а конкретного объекта, от которого исходит эта опасность — нет. Поскольку, как известно, худшее — это страх неизвестности, организм пытается уйти от состояния угрожающей неопределенности. В неизвестность проецируются максимальные неприятности из возможных, параллельно инициируется работа ориентировочного рефлекса, идет поиск источника угрозы, но уже в конкретной сфере. Из информации об окружающей внешней и внутренней (по отношению к телу, а не психике) реальности извлекаются объекты и ситуации и подвергаются анализу на основании индивидуального опыта, когнитивных схем, систем представлений и т.п. Происходит своего рода сканирование происходящего в настоящий момент, а также ретроспективное сканирование. Со временем находится потенциально опасная ситуация или объект, с которой/которым начинает ассоциироваться тревога и страх, которая/который осмысливается как источник и причина таковых.Во время сеанса одна из моих пациенток так описывала свои переживания: «Будущее становилось сумрачным, темным, неопределенным, пугающим», — затем (по временной последовательности) возник страх поездок в метро, наземном транспорте, выходов на улицу. Итак, объект, расцениваемый как причина и источник страхов, найден. Затем постепенно или достаточно быстро за счет тревожно-фобических эмоционально насыщенных переживаний объект удаляется (элиминируется) путем избегания, сужения сферы жизненного пространства (ареала обитания). Человек все реже сталкивается с объектом/ситуацией, отождествленной им как причина и источник проблемы. В итоге контакта с ним (конкретного) нет, а тревога и страх все равно не исчезли (поскольку они «нодпитываются» психологическими проблемами, сформированными и функционирующими в другой сфере). И вся процедура повторяется вновь. Опять необходим поиск объекта/ситуации, который можно обозначить как причину и источник — новый подвид страха, иногда даже новый симптом, синдром, и еще большее сужение ареала обитания. Отказавшись от поездок в метро, пациент перестает пользоваться наземным транспортом, затем перестает выходить на улицу а потом и вовсе не может оставаться один дома. Попутно все это обрастает целым ворохом когнитивных формаций (убеждениями в собственном нездоровье, системное верование в свою болезнь, фиксацию на симптомах психического, психосоматического и соматического уровней). Отсюда также строится определенный вывод в отношении будущего, что формирует систему с самоподкрепленнем по типу «патологического замкнутого круга», точнее «спирали».Исходя из вышеизложенного, становится понятной необходимость проработки всех интер- и интрапсихических проблем, в том числе и таких, которые традиционно относят к сфере философских. Игнорировать подобный фактор, лежащий в основе расстройства, или отдавать его на откуп паранаучных, метафизических методик, - значит проводить лишь устранение симптомов, не касаясь причины, сознательно идти на паллиативную терапию.Следуя принципу замены иррациональных суждений на рациональные, дисфункциональных отношений на функциональные, мы неизбежно приходим к пониманию, что и более глубокие ментальные структуры (так называемые «центральные убеждения» (Сшс1апо У.Е, 1лоШ С, 1983) , «протосхемы» (МакМаллин Р., 2001; Веек ]., 1995)), «внутренняя философия» человека, наличие которой есть необходимая и, по-видимому, обязательная черта человеческого бытия, тоже требует психотерапевтического вмешательства. Поскольку эти, плохо пока исследованные и изученные, функциональные структуры психики также могут содержать существенные ошибки, искажения и внутренние противоречия. Имплицитный (скрытый) характер и трудность верификации (уверенности в подлинности) содержания этих структур порождают иллюзию их недостаточной значимости либо саморегулятивности, способности к самосанации. Другим сдерживающим фактором является отсутствие четких критериев оценки, что во благо, а что во вред, какие взгляды и предпочтения будут носить адаптивный характер, а какие наносить ущерб личности, являющейся независимым и уникальным индивидуумом. Поскольку, на наш взгляд, дисфункциональные особенности «внутренней философии» создают предпосылки и способствуют развитию страхов, панических атак и агорафобии, мы не могли обойти вниманием и оставить без возможности психотерапевтической коррекции эту сферу. Безусловно, воздействуя на фундаментальные основы мировоззрения человека необходимо проявлять осторожность и деликатность, но главное, берясь за эту работу необходимо иметь продуманные представления, что мы можем дать взамен его разрушенных ложных представлений. И здесь нам на помощь приходит мировоззренческий опыт, накопленный за всю историю цивилизации. В реконструкции «внутренней философии» человека мы постарались использовать философию, точнее, те ценные находки отдельных философов и философских направлений, максимально способствующие адаптации человека к реальному миру.Античность и Древний Рим подарили нам киников, скептиков, эпикурейцев и стоиков. Киники и скептики презрели «все», что почиталось в обществе (установки, ценности, нормы, конвенции и т.п.).Они поставили под сомнение все эти порождения цивилизации. Знаменитый киник Диоген (Синопский), по преданию, живший в бочке, будучи сыном фальшивомонетчика, стал обличать фальшь любого вида, но в гораздо более широком масштабе: «...Люди со штампом полководцев и царей, вещи со штампом чести и мудрости, счастья и богатства — все это были низменные металлы с фальшивой надписью». Таков базовый посыл философии кинизма. По мнению Б. Рассела, это не «цинизм», а поиск добродетели, по сравнению с которой все земные блага ничего не стоят. Киники искали добродетель и моральную свободу в освобождении от желаний: когда человек безразличен к благам, тогда он свободен от страха (Рассел Б., 1998). На почве условностей, ценностей, установок рождается бесчисленное множество предрассудков, страхов, проблем. Все это порождает то, что мы боимся своих желаний, своего истинного лица, живем «чужой» и «условной» жизнью. Киники восстали по существу против условностей нашей жизни. И по большей части не против самих этих условностей, а против того, что за ними терялся сам человек.Скептики заставляют нас задуматься об очень важном вопросе: что настоящее, подлинное, а что условное? Если киники указывали нам на необходимость помнить о себе, то скептики напоминают — не забывайте, что условности условны — это освобождает. И киники, и скептики учили свободе, которая возможна лишь в освобождении от страхов и условностей.
Проповедь здравого смысла, начатую киниками и скептиками, продолжают стоики и эпикурейцы, которые предлагают достаточно конкретные рекомендации. На это обратил внимание еще А.Эллис, вводя понятие ответственного гедонизма (ЕШз А., 1990; ЕШз А., МасЬагеп С, 1998). Умение ценить и получать удовольствие от того, что имеешь, способствует формированию душевного равновесия и спокойствия, и нивелирует избыточные опасения за будущее.Эпиктет и стоицизм по праву являются философским базисом когнитивной терапии (Холмогорова А.Б., 1996; ЕШз А., 1990; ЕШз А., МасЬагеп С, 1998). Это философское направление обосновывает возможность принятия жизни такой, какая она есть и учит отвечать за себя и свое поведение.Подобное краткое обсуждение философского и религиозного наследия как древности, так и современности, проводилось как на групповых занятиях, так и в ходе индивидуальных сеансов. Предъявление пациентам модели конструктивных философских подходов к жизни и разъяснение их адаптивного характера, позволяло психотерапии носить не прямой директивно-манипуля-тивный характер, а формировать условия для позитивной трансформации их базисных представлений. Затрагивание подобных тем, считавшихся ранее «вотчиной» направлений исключительно «глубинной» терапии, позволяет говорить о трансформации современного когнитивно-поведенческого направления психотерапии и его ухода от механицизма и редукционизма. оспаривать негативные мысли и идеи, которые предваряют эскалацию тревоги и страха. Часто такие ситуации возникают с утра, когда еще весь день впереди и внутренний голос шепчет, что неизвестно как его удастся прожить и получится ли дожить до его завершения. Один мой пациент называл подобные «голоса» шептунами, а их утренний наплыв — «утренним базаром». Долгие недели и даже месяцы ему пришлось оспаривать их голословные утверждения и осаждать их тревожащую прыть приведением фактических обоснований их ложности и логически оспаривать их посылы.Наплывы пугающих мыслей, многие из которых человек даже не успевает заметить и осознать, также возникают перед контактом с фобическими ситуациями (за несколько минут до выхода из дома, при подходе к метро и т.п.). Их нельзя оставлять без внимания, допуская их подспудную диверсионную деятельность. Необходимо четко оспаривать эти вредные мысли и объяснять себе как в реальности обстоят дела. Главным принципом в оспаривании вредных мыслей является конкретный и содержательный, подтвержденный убеждающими вас фактами и аргументацией ответ. Поскольку сами вредные мысли, хоть и содержат ошибки, но весьма конкретны, содержательны и правдоподобны. Их не победить шапкозакидательскими фразами «все хорошо» или «прорвемся». Они требуют кропотливой работы, регулярного и последовательного противостояния.