Страх смерти — основной источник паники

На уровне сознания представления и прогнозы, формирую­щие негативный образ будущего, кристаллизуются в информацию о проблеме. Регулярно актуализируясь, по механизму дискурса, информация, опускаясь ниже, на уровень неосознанной сферы, трансформируется, упрощается и интерпретируется (осуществля­ется перевод с языка сознания на конкретный «язык» организма, с языка второй сигнальной системы на сигналы первой), остается лишь информация об угрозе, опасности, точнее сигнал опасности. Поскольку будущее, являясь абстрактным понятием, ускользает из восприятия в сфере конкретных сигналов, то возникает ситу­ация, в которой сигнал опасности есть, а конкретного объекта, от которого исходит эта опасность — нет. Поскольку, как известно, худшее — это страх неизвестности, организм пытается уйти от со­стояния угрожающей неопределенности. В неизвестность проеци­руются максимальные неприятности из возможных, параллельно инициируется работа ориентировочного рефлекса, идет поиск источ­ника угрозы, но уже в конкретной сфере. Из информации об окружа­ющей внешней и внутренней (по отношению к телу, а не психике) реальности извлекаются объекты и ситуации и подвергаются ана­лизу на основании индивидуального опыта, когнитивных схем, систем представлений и т.п. Происходит своего рода сканирова­ние происходящего в настоящий момент, а также ретроспективное сканирование. Со временем находится потенциально опасная си­туация или объект, с которой/которым начинает ассоциироваться тревога и страх, которая/который осмысливается как источник и причина таковых.Во время сеанса одна из моих пациенток так описывала свои переживания: «Будущее становилось сумрачным, темным, неоп­ределенным, пугающим», — затем (по временной последователь­ности) возник страх поездок в метро, наземном транспорте, выхо­дов на улицу. Итак, объект, расцениваемый как причина и источник страхов, найден. Затем постепенно или достаточно быстро за счет тревожно-фобических эмоционально насыщенных переживаний объект удаляется (элиминируется) путем избегания, сужения сферы жизненного пространства (ареала обитания). Человек все реже сталкивается с объектом/ситуацией, отождествленной им как причина и источник проблемы. В итоге контакта с ним (кон­кретного) нет, а тревога и страх все равно не исчезли (поскольку они «нодпитываются» психологическими проблемами, сформи­рованными и функционирующими в другой сфере). И вся проце­дура повторяется вновь. Опять необходим поиск объекта/ситуа­ции, который можно обозначить как причину и источник — новый подвид страха, иногда даже новый симптом, синдром, и еще боль­шее сужение ареала обитания. Отказавшись от поездок в метро, пациент перестает пользоваться наземным транспортом, затем перестает выходить на улицу а потом и вовсе не может оставаться один дома. Попутно все это обрастает целым ворохом когнитив­ных формаций (убеждениями в собственном нездоровье, систем­ное верование в свою болезнь, фиксацию на симптомах психи­ческого, психосоматического и соматического уровней). Отсюда также строится определенный вывод в отношении будущего, что формирует систему с самоподкрепленнем по типу «патологичес­кого замкнутого круга», точнее «спирали».Исходя из вышеизложенного, становится понятной необхо­димость проработки всех интер- и интрапсихических проблем, в том числе и таких, которые традиционно относят к сфере фи­лософских. Игнорировать подобный фактор, лежащий в основе расстройства, или отдавать его на откуп паранаучных, метафизи­ческих методик, - значит проводить лишь устранение симптомов, не касаясь причины, сознательно идти на паллиативную терапию.Следуя принципу замены иррациональных суждений на раци­ональные, дисфункциональных отношений на функциональные, мы неизбежно приходим к пониманию, что и более глубокие мен­тальные структуры (так называемые «центральные убеждения» (Сшс1апо У.Е, 1лоШ С, 1983) , «протосхемы» (МакМаллин Р., 2001; Веек ]., 1995)), «внутренняя философия» человека, наличие которой есть необходимая и, по-видимому, обязательная черта человеческого бытия, тоже требует психотерапевтического вме­шательства. Поскольку эти, плохо пока исследованные и изучен­ные, функциональные структуры психики также могут содержать существенные ошибки, искажения и внутренние противоречия. Имплицитный (скрытый) характер и трудность верификации (уве­ренности в подлинности) содержания этих структур порождают иллюзию их недостаточной значимости либо саморегулятивности, способности к самосанации. Другим сдерживающим фактором яв­ляется отсутствие четких критериев оценки, что во благо, а что во вред, какие взгляды и предпочтения будут носить адаптивный ха­рактер, а какие наносить ущерб личности, являющейся независи­мым и уникальным индивидуумом. Поскольку, на наш взгляд, дис­функциональные особенности «внутренней философии» создают предпосылки и способствуют развитию страхов, панических атак и агорафобии, мы не могли обойти вниманием и оставить без воз­можности психотерапевтической коррекции эту сферу. Безусловно, воздействуя на фундаментальные основы миро­воззрения человека необходимо проявлять осторожность и де­ликатность, но главное, берясь за эту работу необходимо иметь продуманные представления, что мы можем дать взамен его раз­рушенных ложных представлений. И здесь нам на помощь прихо­дит мировоззренческий опыт, накопленный за всю историю циви­лизации. В реконструкции «внутренней философии» человека мы постарались использовать философию, точнее, те ценные находки отдельных философов и философских направлений, максимально способствующие адаптации человека к реальному миру.Античность и Древний Рим подарили нам киников, скептиков, эпикурейцев и стоиков. Киники и скептики презрели «все», что по­читалось в обществе (установки, ценности, нормы, конвенции и т.п.).Они поставили под сомнение все эти порождения цивилизации. Знаменитый киник Диоген (Синопский), по преданию, живший в бочке, будучи сыном фальшивомонетчика, стал обличать фальшь любого вида, но в гораздо более широком масш­табе: «...Люди со штампом полководцев и царей, вещи со штампом чести и мудрости, счастья и богатства — все это были низменные металлы с фальшивой надписью». Таков базовый посыл филосо­фии кинизма. По мнению Б. Рассела, это не «цинизм», а поиск добродетели, по сравнению с которой все земные блага ничего не стоят. Киники искали добродетель и моральную свободу в осво­бождении от желаний: когда человек безразличен к благам, тогда он свободен от страха (Рассел Б., 1998). На почве условностей, ценностей, установок рождается бесчисленное множество пред­рассудков, страхов, проблем. Все это порождает то, что мы боимся своих желаний, своего истинного лица, живем «чужой» и «услов­ной» жизнью. Киники восстали по существу против условностей нашей жизни. И по большей части не против самих этих условнос­тей, а против того, что за ними терялся сам человек.Скептики заставляют нас задуматься об очень важном воп­росе: что настоящее, подлинное, а что условное? Если киники указывали нам на необходимость помнить о себе, то скептики на­поминают — не забывайте, что условности условны — это осво­бождает. И киники, и скептики учили свободе, которая возможна лишь в освобождении от страхов и условностей.

Проповедь здравого смысла, начатую киниками и скептиками, продолжают стоики и эпикурейцы, которые предлагают доста­точно конкретные рекомендации. На это обратил внимание еще А.Эллис, вводя понятие ответственного гедонизма (ЕШз А., 1990; ЕШз А., МасЬагеп С, 1998). Умение ценить и получать удовольствие от того, что имеешь, способствует формированию душевного равнове­сия и спокойствия, и нивелирует избыточные опасения за будущее.Эпиктет и стоицизм по праву являются философским базисом когнитивной терапии (Холмогорова А.Б., 1996; ЕШз А., 1990; ЕШз А., МасЬагеп С, 1998). Это философское направление обосновы­вает возможность принятия жизни такой, какая она есть и учит отвечать за себя и свое поведение.Подобное краткое обсуждение философского и религиозного наследия как древности, так и современности, проводилось как на групповых занятиях, так и в ходе индивидуальных сеансов. Предъявление пациентам модели конструктивных философских подходов к жизни и разъяснение их адаптивного характера, поз­воляло психотерапии носить не прямой директивно-манипуля-тивный характер, а формировать условия для позитивной транс­формации их базисных представлений. Затрагивание подобных тем, считавшихся ранее «вотчиной» направлений исключительно «глубинной» терапии, позволяет говорить о трансформации сов­ременного когнитивно-поведенческого направления психотера­пии и его ухода от механицизма и редукционизма. оспаривать негативные мысли и идеи, которые предваряют эска­лацию тревоги и страха. Часто такие ситуации возникают с утра, когда еще весь день впереди и внутренний голос шепчет, что не­известно как его удастся прожить и получится ли дожить до его завершения. Один мой пациент называл подобные «голоса» шеп­тунами, а их утренний наплыв — «утренним базаром». Долгие недели и даже месяцы ему пришлось оспаривать их голословные утверждения и осаждать их тревожащую прыть приведением фак­тических обоснований их ложности и логически оспаривать их посылы.Наплывы пугающих мыслей, многие из которых человек даже не успевает заметить и осознать, также возникают перед контак­том с фобическими ситуациями (за несколько минут до выхода из дома, при подходе к метро и т.п.). Их нельзя оставлять без внимания, допуская их подспудную диверсионную деятельность. Необходимо четко оспаривать эти вредные мысли и объяснять себе как в реальности обстоят дела. Главным принципом в оспаривании вредных мыслей является конкретный и содержательный, подтвержденный убеждающими вас фактами и аргументацией ответ. Поскольку сами вредные мысли, хоть и содержат ошибки, но весьма конкретны, содержа­тельны и правдоподобны. Их не победить шапкозакидательскими фразами «все хорошо» или «прорвемся». Они требуют кропотли­вой работы, регулярного и последовательного противостояния.

Поиск по сайту: