Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕЖКУЛЬТУРНОГО ОБЩЕНИЯ (МКО)



В главе 1 были рассмотрены взаимоотношения культу­ры, с одной стороны, и языка как статической сущности (собственно языковой структуры), находящей отражение в лексических единицах и грамматических структурах, и речи как динамической сущности, находящей отражение в целостном дискурсе и составляющих его дискретных ре­чевых актах, — с другой. При описании культурных раз­личий в структуре речевых актов была предпринята попыт­ка спроецировать восприятие их культурно-обусловлен­ных особенностей носителями другой культуры. Для этого использовались данные опроса американских студентов и преподавателей, входивших в активные контакты с россий­скими студентами во время их обучения в США. Если рас­сматривать общение в традиционных терминах, как обла­дающее перцептивной, коммуникативной и интерактивной сторонами (Куницина, Казаринова, Погольша, 2001, с. I5), то в главе 1 были проанализированы коммуникативные особенности МКО, его внешняя, наблюдаемая и верифи­цируемая сторона. Традиционно факторы, принадлежащие внутреннему миру индивида, т. е. психологические по сво­ей природе, привлекались, но не анализировались при раз­работке методических подходов к обучению иностранным языкам (Kaikkonen, 2001, р. 62). Однако психологические факторы радикальным образом влияют на характер обще­ния вообще и МКО в частности. Можно сказать, что «акси­омой является то, что диссонанс в межличностных или меж-культурных отношениях неизбежно коренится в сложнос­тях (помехах) в перцептивно-коммуникативном процессе на одном или на обоих уровнях культуры: имплицитном и эксплицитном» (Hall, 1998,р. 59). Следовательно, для оп­ределения характеристик эффективного МКО необходимо обратиться к междисциплинарным исследованиям, учи­тывающим не только когнитивные процессы и лингвис-


тическую составляющую обучения иностранным язы­кам, но личность обучающегося: познающую, думаю­щую, чувствующую и действующую. Необходимость учета психологических факторов при интегрированном обучении языку и культуре (в нашей терминологии, культурно-связанному обучению языку) была обо­снована многими методистами (см., например, работы М. Байрама: Вуrат, 1989, Byram, Morgan, 1994,р. 5). Ис­ходя из актуальности этого вопроса в качестве предме­та содержания главы 2 мы избрали психологические особенности МКО. В главе анализируются аспекты вос­приятия явлений, обладающих культурным значением, т. е. воплощающих или отражающих культурные цен­ности, таких как институты общества, происходящие со­бытия, модели поведения, восприятие одного участни­ка МКО другим, а также психологические особенности порождения ответных отношений и действий. При этом индивид-участник МКО рассматривается не во всей со­вокупности его проявлений, не как биологические су­щество или интеллектуальная «машина», но как сово­купный социальный продукт, как представитель неко­торой социальной группы и общности (Парыгин, 1999, с. 41), как носитель определенной культуры.

Необходимость исследования сущности МКО обуслов­лена той особой ролью, которую оно приобрело в изме­нившихся жизненных условиях и которую особо подчер­кивают специалисты в области обучения иностранным языкам (см., например, Тер-Минасова, 2000, с. 6).

Прежде чем приступить к анализу психологических ас­пектов МКО, необходимо дать определение самому поня­тию МКО как специфическому явлению. Межкультурное общение рассматривается нами

- как явление, отличное от коммуникации,

- как частный случай общения межличностного,

- как явление, основанное на этноцентризме,

- как явление, характеризующееся процессами атрибу­
ции, состояниями неопределенности и тревожности.


Первая часть главы 2 будет посвящена первым трем из приведенных выше характеристик МКО, вторая часть иссле­дует процесс атрибуции, третья посвящена вопросам управ­ления состоянием неопределенности, четвертая — вопросам управления состоянием волнения, а заключительная, пятая часть обосновывает необходимость формирования таких сложных психологических умений языковой личности, ко­торые обеспечат продуктивность МКО.

Межкультурное общение

Тезис первый заключается в том, что общение в насто­ящей работе понимается как явление, отличное от ком­муникации. Во многих отечественных психологических исследованиях термины «общение» и «коммуникация» рассматриваются как равнозначные. Так, известный спе­циалист в области преподавания иностранных языков С. Г. Тер-Минасова использует приведенные термины как синонимы: «Его Величество Общение (или Ее Величество Коммуникация) правит миром...» (Тер-Минасова, 2000, с. 9, см. также Тер-Минасова, 1998) и в подкрепление та­кого содержательного наполнения терминов «коммуни­кация» и «общение» приводит примеры определения од­ного термина посредством использования другого из из­вестных словарей: «Коммуникация — это акт общения между двумя и более индивидами, основанная на взаи­мопонимании; сообщение информации одним лицом другому или ряду лиц», «Коммуникация — сообщение, общение» (цит. по Тер-Минасова, 2000, с. 12). Не разгра­ничивают понятий «коммуникация» и «общение» иВ. П. Фур­манова, рассматривающая общение «вообще» (не меж­культурное) в единстве трех характеристик, одна из кото­рых «процесс передачи и приема информации» (Фурманова, 1994, с. 31), и A.A. Леонтьев, ставящий между ними знак равенства: «В самом общем смысле общение, или комму­никация — это...» (Леонтьев, 1984, с. 61). Такому понима­нию способствует перевод слова communico с латинского


на русский, которыйдается в российских учебниках, — «де­лаю общим, связываюсь, общаюсь» (Куницына, Казарина, Погольша, 2001, с. 44), а также словарные определения ис­следуемых понятий, ключевыми словами которых явля­ются «обмен информацией» (Азимов, Щукин, 1999, с. 117, 193). Аналогичной точки зрения на взаимоотношение яв­лений общения и коммуникации придерживаются Б.Ф. Ломов (Ломов, 1981, с. 7), И.А. Зимняя (Зимняя, 1997, с. 420), Н. Лебедева (Лебедева, 1999, с. 146), Е.И. Рогов (Рогов, 2001), К.Н. Хитрик (Хитрик, 2001) и др.

Известен и другой подход, в рамках которого разгра­ничение понятий «общение» и «коммуникация» прово­дится, но делается это по критерию различия объемов их значений. Коммуникация рассматривается как одна из со­ставляющих общения наряду с взаимовоздействием и вза­имовлиянием людей друг на друга (Парыгин, 1999, с. 59; Каган, 1988, с. 148-149).

В настоящей работе разграничение описываемых по­нятий производится по содержательному критерию, на основании понимания их сущности, их природы. Дело в том, что какой бы смысл ни вкладывался в термин «ком­муникация», какая бы модель коммуникации ни предла­галась (информационная (обобщающая), линейная, ин­терактивная, трансакционная), во всех случаях эксплицит­но или имплицитно в процесс коммуникации, как вербальной, так и невербальной, входит идея общего для ее участников кода, при помощи которого осуществляется передача сообщения от отправителя к получателю (ли­нейная модель), обратная связь получателя с отправите­лем (интерактивная модель) или одновременное получе­ние и отправление сообщений (трансакционная модель). В таком понимании в ходе межличностной коммуникации «происходит перемещение представлений, идей, знаний, настроений... от одного субъекта к другому» (курсив наш. — Т.Е.;Куницынаидр., 2001, с. 44). Это означает, что в обобщенном смысле коммуникация всегда и традицион­но понимается как трансакция, предполагающая наличие


источника сообщения, собственно сообщения, приемни­ка сообщения, канала передачи, некоторых шумов (по­мех) и главное — общей сигнальной системы: разделяемой и отправителем и получателем системы знагений тех зна­ков, которыми они оперируют, для кодирования и деко-дированиясообщения(см.,например, Бергельсон, 1999, с.26), или «совпадения системы социальных и индивидуальных значений» общающихся (Парыгин, 1999, с. 181). Не со­ставляет исключения и коммуникация межличностная, предполагающая «процесс переработки и передачи ин­формации между партнерами по общению; ситуации, в которых один человек делает что-то для другого, а другой делает что-либо в ответ; взаимодействие, опосредованное символами; процесс намеренного или случайного обмена сообщениями между двумя или несколькими партнерами; взаимодействие между коммуникантами, которые имеют возможность... осуществлять обратную связь» (Куницына идр.,2001, с. 44;см. также Психолого-педагогигеские аспек­ты преподавания ин. языков в ВШ, 1998, с. 47-48).

В приведенном понимании наличие единой или едино­образной системы значений является ключевым компо­нентом для осуществления процесса коммуникации, как вербальной, так и невербальной. Такое положение совер­шенно справедливо, если речь идет о технических сигналь­ных системах, таких как азбука Морзе, или о сигнальной системе единого для участников коммуникации родного языка. Однако, если говорить о функционировании язы­ка иностранного, то следует признать, что, несмотря на общность кода — одного и того же языка — система значе­ний, по крайней мере в аспекте их культурного компонен­та, будет принципиально различной для его носителя и для того, кто использует язык в качестве иностранного (см. главу 1). В таком случае коммуникация на иностранном языке может приводить к «эффекту смысловых ножниц» (Дридзе, 1980, с. 181), как к «общению, так и разобще­нию» (Фурманова, 1994, с. 7). В этом аспекте явление, ко­торое мы называем (межкультурным) общением, отлича­ется от коммуникации. В ходе межкультурного общения


происходит не передача значения, а его создание. МКО — это процесс, в результате которого собеседниками созда­ется нечто общее, а именно, единообразное значение ре­чевых действий, совершаемых поступков, происходящих событий. Такое понимание близко интерпретации Ю.М. Лотманом второго (в его системе) вида коммуника­ции, в ходе которого происходит возрастание информа­ции, ее трансформация, переформулировка в других ка­тегориях (Лотман, 1992, с. 84), трактовке общения М.С. Каганом в тех случаях, когда он определяет общение как «процесс выработки новой информации для обща­ющихся людей и рождения их общности» (Каган, 1988, с. 149), и пониманию общения Е.И. Пассовым, когда «„столкновение" двух позиций порождает нечто новое — новые знания, мысли, чувства, новую интенцию...» (Пас­сов, 1991, с. 9) Именно в таком плане мы понимаем МКО:как процесс совместной выработки единого, скорее всего нового для всех участников акта общения, зна­чения всех производимых и воспринимаемых дей­ствий и их мотивов.Только такое общение может спо­собствовать «рождению общности» участников, по­нимаемой как специфическая общность медиаторов культур, характеризующаяся уникальным воспри­ятием действительности через двойную или трой­ную призму нескольких культур одновременно.В этом и состоит качественное отличие МКО от коммуника­ции в традиционном смысле последнего термина (ср. оп­ределение МКО через количественные параметры в Пси­холингвистика и межкультурное взаимопонимание, 1991, с. 10).

Специфика МКО, заключающаяся в создании общего значения, имплицирует следующую отличительную черту этого вида общения, его контактный характер (Zanger, 1993). Создание общего значения по определению невоз­можно опосредованным путем при помощи средств мас­совой информации или искусства, поскольку требует со­вместной деятельности и наличия обратной связи. Следо-


вательно, МКО представляет собой разновидность обще­ния межличностного. Последнее определяется как «осу­ществляемое с помощью средств речевого и неречевого воздействия взаимодействие между несколькими людь­ми...». «Оно удовлетворяет следующим критериям: в нем участвует небольшое число людей (чаще всего группа из 2-3 человек); это непосредственное взаимодействие..:, это лигностно-ориентированное общение...» (курсив авторов источника, Куницына и др., 2001, с. 12). Именно к такому общению, в отличие от межгруппового общения или об­щения социального, такого как чтение лекций или выс­тупления в средствах массовой информации, мы должны в первую очередь подготовить студентов в процессе обу­чения иностранному языку, к общению с конкретными людьми, принадлежащими другой культуре, на бытовом и/или деловом уровне.

Вместе с тем МКО не тождественно межличностному общению в родной культуре. Прежде всего необходимо отметить специфику обратной связи. При МКО «актив­ная обратная связь» присутствует далеко не всегда и мно­гие компоненты взаимодействия остаются имплицитны­ми. Субъект общения не всегда получает непосредствен­ную реакцию участников акта общения на собственное поведение. При общении двух или трех человек, принад­лежащих к различным культурам, наблюдаемые действия могут обладать значением для одного участника общения и быть лишенными какого-либо значения — для друго­го. Такое положение совершенно естественно, поскольку каждый из носителей различных культур вступает в МКО с базой собственных осознаваемых или бессознательных представлений как о значении различных поступков, дей­ствий (речевых и неречевых), событий, ситуаций и т. д., являющихся предметом и содержанием общения, так и о значении собственно общения как взаимодействия, о зна­чении его формальных, структурных характеристик.

Еще одно отличие МКО от межличностного общения кроется в том, что второй из анализируемых видов обще­ния является культурно-обусловленным. Его принципы,


модели и стили различны в различных культурах. Отече­ственные психологи классифицируют стили межличност­ного общения по разным основаниям. Например, по цели стили подразделяются на инструментальный, направлент ный на достижение цели в результате общения, и аффек­тивный, направленный на установление отношений (Куч ницынаидр., 2001, с. 430), или ритуальный, манипулятив-ный и гуманистический (Крижанская, Третьяков, 1999); постепенивербальнойвыраженностицелевойустановкии собственной позиции — на прямой и непрямой стили; по степени испол ьзованияэкспрессивныхсредствиязыка—на искусный (вычурный), точный и сжатый (Куницына и др., 2001, с. 430-431). Кроме того, общение может классифи­цироваться по колигествуугастников на индивидуальное и массовое, по местоположению — на контактное и дис­тантное (Кудрявцева, Пухаева, 1997) и т. д. Как видно из самой терминологии, не только природа и стили межлич­ностного общения, но и их анализ связан с культурными ценностями. То, что отечественными учеными квалифи­цируется как «вычурность», воспринимается как норма в тех культурах, для которых такой стиль общения является единственно известным и, соответственно, естественным. С точки зрения исследователей — носителей других куль­тур, «точный» стиль в терминологии наших ученых полу­чит название «грубого» в терминологии ученых, придер­живающихся «вычурного» стиля общения, а «вычурный» будет квалифицироваться как «оптимальный». Если ис­пользовать модель сопоставительного анализа стилей общения, предложенную Э. Стюартом и М. Беннетом в их работе «American Cultural Patterns» (Stewart, Bennet, 1991, p. 165), и применить ее к анализу стилей общения, рас­пространенных в американской и российской культурах, можно прогнозировать, что характерная для русских ма­нера высказывания, связанная с большим количеством культурно-окрашенных импликаций, будет восприни­маться американцами как туманная, расплывчатая, нечет­кая, ведущая к трудностям понимания. В свою очередь, прямолинейная манера общения американцев иногда вос-


принимается носителями российской культуры как гру­бая, примитивная, свидетельствующая об отсутствии ме­тафорического мышления (см. также Этнокультурная спе­цифика языкового сознания, 1996, с. 104-105).

Если стиль речи не корректируется с целью создания общего, разделяемого всеми участниками общения зна­чения высказываний, нарастание негативных оценок идет по «регрессивной спирали» (Stewart, Bennett, 1991) и рас­плывчатость постепенно превращается в отговорки, об­ман и нечестность, а грубость — в нахальство, наглость и, в конце концов, в оскорбительность манеры поведения. В задачи настоящей главы не входит исследование кон­кретных стилей общения. Ее содержание сосредоточено на анализе особенностей МКО как особого вида общения и выработке таких подходов к обучению иностранному языку, которые (на основе выделенных особенностей) могут служить основой методик, обеспечивающих про­дуктивность МКО в любой ситуации.

Перечисленные различия между межличностным об­щением в рамках родной культуры и МКО исключитель­но важны, однако главное отличие МКО от типизирован­ного межличностного общения заключается в функцио­нальных особенностях анализируемых явлений. Дело в том, что многообразные функции межличностного обще­ния в родной культуре (контактная, информационная, побудительная, эмотивная, функция установления отно­шений, функция оказания влияния и др.) являются рав­ноправными, различающимися только по характеру и целям (см. Куницына и др., 2001, с. 14-15). В процессе МКО функции организованы иерархично. Главенствующей яв­ляется «функция понимания — адекватное восприятие и понимание смысла сообщения и взаимное понимание намерений,установок,переживаний,состояний» (ibid., с. 15). Никакого контакта между носителями различных культур не может быть установлено, если воспринимающий н е понимает, не распознает посылаемый сигнал как на­правленный на установление контакта, на осуществление контактной функции общения. Например, в американс-


кой культуре вопрос «How are you doing today?» (Как дела?) не является сигналом к контакту, это лишь знак того, что посылающий данный сигнал индивид осведом­лен о присутствии другого индивида в непосредственной физической близости и приветствует его. Основанные на непонимании попытки носителей российской куль­туры ответить на заданный вопрос приводят в замешатель­ство индивида, задавшего его, и в состояние обиды того, кому этот сигнал приветствия был направлен. Аналогич­ным образом обстоят дела и с другими функциями обще­ния, когда оно осуществляется между носителями различ­ных культур. Побудительная функция может быть реали­зована только в том случае, когда все участники МКО распознают некоторые знаки или символы как побуди­тельные и т. д. Используя характеристику общения с точ­ки зрения функций включенной в процесс общения речи, данную Б.Д. Парыгиным, можно сказать, что «процесс установления взаимопонимания между индивидами явля­ется важнейшим параметром... общения, которому могут быть подчинены все остальные функции речи» (Парыгин, 1999, с. 179-180). В приведенном определении мы стал­киваемся с доминирующей функцией общения, обозна­ченной как «взаимопонимание». В нашей трактовке взаи­мопонимание как «такой случай понимания одного чело­века другим, когда оно носит взаимный, обоюдный характер» (ibid., с. 181), является идеальной целью МКО в силу того, что «к числу важнейших условий и предпосы­лок взаимопонимания относится, прежде всего, способ­ность общающихся к адекватному восприятию системы ценностей и значений, регулирующих поведение друг дру­га» (ibid.). Как видно из приведенного определения, МКО и здесь обладает собственной спецификой. Она состоит в том, что его участники принадлежат к культурам, вопло­щающим различные системы ценностей и приписываю­щим различные значения одним и тем же словам, грамма­тическим конструкциям, идентичным или схожим речевым и неречевым действиям, поступкам, ситуациям, событиям.


Соответственно, для успешного МКО невозможно вос­пользоваться имеющимся у его участников значением. Значение перечисленных феноменов необходимо совмес­тно создать в ходе межличностного общения особого вида.

На основании сказанного выше, с учетом положения о том, что культура является конституирующим фактором формирования личности, и в отличие от тех ученых, ко­торые рассматривают межкультурное общение как част­ный случай общения межличностного (Gudykunst, Kim, 1992), мы будем рассматривать межкультурное общение как отдельный специфический вид общения, имеющий собственные закономерности. При анализе психологиче­ских аспектов МКО мы будем ориентироваться на такие его характеристики, которые объединяют все виды МКО, как вербальные, так и невербальные.

Принципиальное психологическое отличие МКО от общения в привычном мире родной культуры заключа­ется в том, что во втором случае люди реагируют на при­вычную обстановку интуитивно, не подвергая ее сомне­нию или последующему анализу, т. е. большей частью бессознательно (Этнопсихолингвистигескиепроблемысе-мантики, 1978, с. 57;Верещагин, Костомаров, 1980, с. 35). В ходе МКО даже в родной стране каждая ситуация вос­принимается как новая и проходящий через нее участник общения обречен на переживание миникризиса, связан­ного с непредсказуемым характером МКО. Именно по­этому психологические аспекты МКО заслуживают при­стального внимания и анализа, а участники МКО долж­ны быть оснащены соответствующими знаниями о психологических особенностях столь специфического общения и умениями его практического осуществления.

Подводя итог поискам дефиниции МКО, следует ска­зать, что среднего многочисленных ранее известных оп­ределений наиболее приемлемыми нам представляются следующие. «Межкультурное общение — знаковый про­цесс, в ходе которого представители различных культур создают общее значение» {Lustig, Koester, 1999, с. 52); «межкультурное общение — это двусторонний, символи-


ческий процесс между людьми различных культур, включающий атрибуцию значений» (Gudykunst, Kim, 1992, p. 13-14). Эти два определения привлекли вни­мание в силу того, что в первом из них эксплицитно за­ложена целевая установка на создание совместных зна-гений любого поведения собеседников, которые обеспе­чат взаимное понимание и сделают общение эффективным, а во втором названа исходная точка МКО — атрибуция (приписывание) значений. Если мы имеем в качестве исходной позиции атрибуцию значе­ний и целевую установку — создание общего значения, то МКО и есть тот процесс, который обеспечивает пере­ход собеседников из начальной стадии общения в ко­нечную. В реальной действительности поставленная цель МКО достигается далеко не всегда. Причина зало­жена не только в особенностях картины мира (культу­ры), которую, как было продемонстрировано в главе 1, каждый из участников МКО наследует вместе с родным языком, но и в собственно психологических особеннос­тях общения представителей различных культур.

Прежде всего следует отметить, что естественной бес­сознательной реакцией человеческого организма на лю­бое непривычное явление является стремление избежать его (Bennett, 1998, р. 1-2). Понятие «другого» принципи­ально для МКО. Понимание «другого» в широком смыс­ле слова, его положительное восприятие, уважение к нему, перевод «чужого и враждебного» в категорию просто «другого», стремление создать нечто общее на основе «своего» и «другого» и является сутью МКО. Если обще­ние в рамках единой культуры строится на схожести, то МКО строится на различиях, и только понимание этого и умение управлять как сходными, так и различными яв­лениями ведет к созданию «общего значения» и гаранти­рует продуктивность МКО.

Здесь уместно обратиться к основному философскому постулату, отражающемуся в человеческой психике и вли­яющему на любое общение, но особенно драматично на общение межкультурное. Это постулат о единообразии,


о глубинном сходстве всех человеческих существ. Как го­ворил Конфуций: «Все люди одинаковы. Отличаются только их привычки (habits)» (цит. по Lebedko, 1999, р. 8). Известный американский культуролог М. Беннет проследил выражение так называемого «золотого прави­ла», исходящего из приведенного постулата, в различных религиях. «Золотое правило» содержит утверждение о том, что с другими необходимо обращаться так, как мы хотели бы, чтобы они обращались с нами, или, другими словами, «если я не уверен в том, как следует обращаться с вами, я просто представлю, как бы я хотел, чтобы обра­щались со мной, и буду поступать в соответствии с этим» (Bennet, 1998b, р. 191). Это «золотое правило», длитель­ное время никем не оспаривавшееся, предполагает, что другие люди хотят, чтобы с ними обращались именно так, а значит, непосредственно отражает мысль о равен­стве, единой природе и сходстве всех человеческих существ (Bennet M., 1998, р. 191). Такой подход подкрепляется и некоторыми эмпирическими научными изысканиями в области физического мира, базирующимися на тезисе о единстве материи. Представление о том, что все люди, в сущности, одинаковы, а реальность их обитания едина и целостна, подводит базу под положение о том, что все на­блюдаемые различия можно рассматривать как поверх­ностные, это положение и господствовало в восприятии мира изучаемого языка долгие годы. В результате, несмот­ря на декларации, призывающие относиться к каждой культуре «как к равноправной и равноценной и интерес­ной, нужной, желанной именно в силу ее непохожести, ее уникальности» (Каган, 1988, с. 213), в реальной действи­тельности индивиды ожидают «похожести».

Поскольку все люди считаются одинаковыми, пред­ставляется правомерным приложить к ним известные индивиду критерии восприятия и оценки. А поскольку единственные критерии, которые доступны неподготов­ленному человеку, это критерии, обусловленные его соб­ственной культурной принадлежностью, то он рассмат­ривает их как естественные, фактически как единственно


возможные, и именно их прилагает к другим индивидам. Тенденция, согласно которой собственная культура слу­жит точкой отсчета для всех жизненных феноменов, по­лучила название этноцентризма. Сам термин происходит от двух греческих слов: «ethnos» — «нация, народ», и «kentron», что переводится как «средоточие» и предпола­гает, что собственная нация или народ видятся как центр мироздания. Применительно к культурным сущностям эт­ноцентризм — это тенденция бессознательно рассматри­вать людей, используя в качестве оценочных стандартов свою общность и свои представления как единственно воз­можные и моральные; это процесс оценивания «чужих»* через призму «своих» (Монтель, 1988, с. 78). Этноцент­ризм признает только одну систему координат и отрицает все остальные (Triandis, 1996, р. 35).

Этноцентризм как естественное психологическое яв­ление был давно идентифицирован и определен психо­логами. В 1940 году В. Самнер охарактеризовал этноцен­тризм как «такое видение вещей, при котором группа, к которой принадлежит индивид, находится в центре всего, остальные ранжируются по отношению к ней» (цит. по Gudykunst, 1992, р. 5). Этноцентрические представления (сознательные и бессознательные) формируются у инди­вида в результате процесса социализации. Этот процесс уникален в том, что «он одновременно обращен и в буду­щее и в прошлое. Он обращен в будущее в аспекте того, кем люди должны стать, и в прошлое — для определения того, какие модели поведения, ценности и убеждения дол­жны быть (сохранены и) продолжены» (Cushner, Brislin, 1996, p. 5). Социализация настолько мощный и всеохва­тывающий процесс, что люди, прошедшие через него, с трудом могут представить, что возможно существование

* Термины «свои» и «чужие» обычно используются в теории меж­личностного общения и прилагаются к представителям, входящим в груп­пу, к которой принадлежит некоторый субъект (свои), и исключенным из нее (чужие) (Куницына и др., 2001, с. 324). Позаимствовав сами термины, мы будем использовать их здесь и далее для обозначения носителей родной культуры — «свои» и для обозначения носителей другой культу­ры — «чужие» (в значении, используемом в Школа 2000, 1998, с. 88).


других реальностей, других миров, других культур. В пос­леднее время в научной литературе термин «этноцент­ризм» стал приобретать отрицательные коннотации. В связи с этим необходимо отметить, что в качестве есте­ственного психологического явления этноцентризм выз­ван к жизни объективными условиями существования на­ции и выполняет несколько функций: -утилитарная функция, или функция выживания. В этой функции этноцентризм способствует тому, что носи­тели культуры усваивают ее, не подвергая сомнению ее постулаты, и составляют в итоге более однородное в культурном плане общество, жизнь в котором пред­сказуема и (по этому параметру) относительно легка;

- защитная функция. Чем выше степень этноцентризма,

тем радикальнее деление людей на «своих» и «чужих», тем сплоченнее выступают носители одной культуры против «чужих» и их влияния, особенно если воспри­ятие последних «своими» негативно. Это позволяет носителям культуры избежать негативных эмоций от­носительно собственной нации и защитить собствен­ное «эго»;

- функция выражения культурных ценностей. Она позво-

ляет выражать собственные ценности и оценивать их как единственно правильные, что, в свою очередь, обеспечивает поведение всех носителей культуры в со­ответствии с ними и их передачу из поколения в поко­ление;

- информационная функция. Она обеспечивает структу­
рированность знаний и представлений носителей од­
ной культуры о других народах на основе собственной
системы координат и, таким образом, создает иллю­
зию их подготовленности к восприятию неизвестного
(ср. перечень функций этноцентризма в Katz, 1960).
Перечисленные функции гарантируют целостность

нации и обеспечивают ее членам состояние психологи­ческого комфорта при общении друг с другом. Этноцент­рическое восприятие и поведение — это естественная пси­хологическая реакция индивида при столкновении со все-


ми жизненными явлениями. Неподготовленный к МКО индивид не составляет исключения. Он вступает в про­цесс общения оснащенным этноцентрическими механиз­мами психологического комфорта. Но если этноцентризм весьма эффективен при общении с носителями родной культуры, то он не срабатывает при общении с носителя­ми других культур, поскольку изначально ставит родную культуру выше других и способствует тому, что индивид воспринимает «чужих» в искаженном, чаще всего враж­дебном виде. Прямым проявлением этноцентризма в речи при общении с представителями иноязычной культуры является стремление дистанцироваться от собеседника, которое может быть осуществлено тремя путями: 1) де­монстрацией незаинтересованности в представителях других культур, что проявляется в безразличном тоне го­лоса и манере речи; 2) ограничением или даже стремле­нием избежать контактов с представителями других куль­тур; 3) демонстрацией чувства враждебности по отноше­нию к носителям других культур, что проявляется в саркастических или уничижительных замечаниях и ком­ментариях (Lukens, 1978, р. 41).

Стремление дистанцироваться или чувство враждеб­ности могут быть замаскированы в ходе непосредствен­ного вербального общения и проявляться в виде поведен­ческих реакций (поступков), а также в процессе вербаль­ного общения с соотечественниками, когда предметом обсуждения являются носители другой культуры, а вы­сказывания о них носят негативный характер. Для снятия негативных реакций и подготовки индивида к МКО не­обходимо моделирование этноцентрических реакций.

Общеизвестно, что человеческая психика не пассивный механизм восприятия внешних и внутренних явлений, но активное устройство, интерпретирующее все внешние и внутренние стимулы. Более того, «организация стимулов в соответствии с категориями — это, скорее, психокуль­турная деятельность, чем автоматический психологиче­ский процесс» {Stewart, Bennett, 1991,p. 27). Психика при­писывает стимулам значения согласно имеющимся у


организма установкам, вырабатывает механизмы, которые помогают человеку сохранять психологический баланс и находить решения в условиях неопределенности и/или тревожности. Само восприятие может быть определено как «процесс, в ходе которого индивид выбирает, оценивает и организует стимулы внешней среды» (Singer, 1998, р. 97). Психологические процессы восприятия направляются по­средством системы ожиданий (установок) индивида (Kelly, 1963, р. 46). Согласно этим положениям наш опыт опреде­ляется не только объективными свойствами воспринима­емых явлений, но и нашим способом их восприятия. Пос­леднее особенно актуально для явлений социальных, к которым относится феномен МКО. Рассмотрим особенно­сти таких психологических аспектов МКО, как

• атрибуция,

• состояние неопределенности,

• состояние тревожности.

Процессы атрибуции

«Атрибуция (или приписывание) относится к сужде­ниям о поведении других и о своем собственном поведе­нии. Ее основополагающей предпосылкой является по­ложение о том, что люди активно ищут объяснения пове­дению, которое они наблюдают» (Brislin, 1981, р. 91). Атрибуции — это умозаключения или суждения, которые люди делают относительно того, что происходит в их мире. В процессе общения мы имеем дело с атрибуция­ми, касающимися поведения (Cushner, Brislin, 1996,р. 343). «Хотя процесс атрибуции имеет место при анализе чело­веком самых различных социальных явлений... особое значение придается атрибуции относительно поведения партнера по взаимодействию» (Куницынаидр., 2001, с. 22). Обобщая процитированные определения, можно сказать, что атрибуция — это приписывание значений фактам, со­бытиям, явлениям. Иногда в процессе восприятия наряду с собственно атрибутивным компонентом, когнитивным по своей природе, выделяют экспектационный и аффек-


тивный (Фурманова, 1994, с. 65). Мы рассматриваем ат­рибуцию как доминирующий аспект восприятия, влияю­щий на ожидания (какое значение приписывается, такое и ожидается) и на эмоциональную оценку (ожидаемое оце­нивается как положительное и вызывает положительное отношение, неожиданное, как правило, отрицательное). Процесс атрибуции совершенно естественен, неизбежен и абсолютно необходим при общении людей между собой. По сути дела это та же многоуровневая и многослойная система фреймов (ожиданий), о которой говорилось в главе 1 применительно к языку и речи, но отнесенная к событиям, поступкам, ситуациям и психологическим со­стояниям, которые испытывает субъект общения и в кото­рых он участвует. Подобно тому как в процессе речи каж­дое высказывание не конструируется каждый раз заново на сознательной основе, но бессознательно моделируется в соответствии с некоторым фреймом, люди, действующие в среде своих соотечественников, не могут каждый раз кон­струировать ход общения, эмоции, которые может выз­вать тот или иной поступок, его последствия. На бессоз­нательном уровне все, принадлежащие к одной культуре, «знают» обо всех этих компонентах и полагаются на них в общении с представителями родной культуры (мы осоз­наем многоплановость субкультурных групп внутри од­ной культуры, но сознательно пренебрегаем ею в рамках исследования).

В рамках родной культуры индивиды способны выде­лять стандартные или типичные социальные ситуации. «Представляя собой часть информационного багажа нор­мального человека, такое знание используется в качестве контекстуальных рамок (в нашей терминологии «фрей­мов») , применение которых участниками взаимодействия становится предпосылкой взаимопонимания между ними» (Куницына и др., 2001, с. 102). Иначе контекстуаль­ные рамки можно представить в виде сценариев — стан­дартных последовательностей действий в привычных си­туациях. Отсутствие сходных сценариев может привести к конфликту между участниками общения. Например, в


российской культуре каждый знает, что надо уступать места старшим в транспорте, и даже если не делает этого, маскирует свое поведение (закрывает глаза или читает книгу), тем самым показывая, что он или она не следуют общепринятым правилам поведения не потому, что бро­сают им вызов, а потому что не осведомлены о положе­нии дел, требующем определенной реакции. Приписы­вание правильной модели поведения базируется на «зна­нии» системы национальных ценностей, среди которых есть уважение к старшим по возрасту и взаимная забота как проявление ценности коллективизма. Если носитель российской культуры на основе универсального психо­логического процесса атрибуции бессознательно припи­шет соответствующие ценности иной культуре, скажем, американской, и поведет себя в соответствии с ними, это вызовет всеобщее неодобрение, ибо стремление уступить место есть указание на возраст или пол другого челове­ка, который требует особого отношения, что есть прямая дискриминация либо по признаку возраста, либо по при­знаку пола и осуждается ценностями американской куль­туры, исходящей из приоритета полного равенства всех человеческих существ.

Атрибуция — сложный процесс. Ей предшествует ка­тегоризация. Научно доказано, что любой человек неспо­собен каждый раз заново анализировать каждый уникаль­ный стимул, каждую конкретную ситуацию и реагировать индивидуально на миллионы разрозненных и изолиро­ванных элементов. Он производит категоризацию этих элементов и реагирует на проявления определенных ка­тегорий. Иными словами, когда люди реагируют одина­ково на несколько разных стимулов (например, разных индивидов), они производят категоризацию и связыва­ют определенные атрибуты с каждой категорий (Triandis, 1972, р. 89). Категории могут относиться к американцам, индийцам, грекам, русским, медицинским докторам, уборщикам, христианам, женщинам, детям и пр. Атрибу­ты описывают характеристики, которые люди, принад­лежащие к определенной категории, предположительно


должны иметь: интеллигентные, мрачные, вредные и т. д.. Процесс восприятия в ходе категоризации так же куль­турно-обусловлен, как и процесс отражения объективного мира по-разному различными языками. «Если мы не до­пускаем, что носители разных культур искренне воспри­нимают мир по-разному, наши усилия, направленные на понимание, превратятся в попытки „скорректировать" того, кто воспринимает неправильно» (Bennett, 1998a, р. 16). Вместе с тем, воспринимая мир по-разному, носи­тели различных культур бессознательно формируют ка­тегории своего восприятия на основе следующих едино­образных факторов:

1) наличия явных различий и сходств, которые они на­
блюдают. Критерии сходного и различного базируют­
ся, в свою очередь, на понятии «привычного, знако­
мого», которое прикладывается к воспринимаемым
объектам любого рода;

2) распространения свойств и характеристик привычно­
го и знакомого на новое и неизвестное. Распростране­
ние такого рода способствует предсказуемости (часто
мнимой) окружающей среды и комфортности психо­
логического состояния воспринимающего;

3) разделения людей на «своих» и «чужих» и акценти­
рования внимания на том, что способствует такому
разграничению;

4) усиления положительных аспектов, связанных с вос­
приятием «своих»;

5) уверенности (или широко распространенном мнении)
о том, что, как говорилось выше, люди во всем мире в
сущности одинаковы, а значит, ведут себя большей ча­
стью в соответствии с постулатами родной (для вос­
принимающего) культуры (ср. Brislin, 1981,р. 105).
После того как на основе приведенных принципов

люди распределяют дискретные элементы по категори­ям, они используют категории в своем мыслительном процессе, бессознательно игнорируя индивидуальные элементы явлений, событий и человеческого поведения. Такой способ восприятия весьма рационален. Мышление


категориями способствует получению дополнительной информации. Если бы явления или события не были ка-тегоризованы, то воспринимающему приходилось бы каждый раз определять их характеристики и сущность. При сформированности категорий явления, попадающие в поле зрения, «помещаются в определенную категорию» и все «знания» об этой категории могут быть приложены к конкретному объекту. Относительно культуры такого рода процесс вполне продуктивен при общении в рамках одной культуры, базирующейся на единых ценностях. Если нас приглашают в гости в российскую семью, у нас не возникает сомнения в том, что нам будет предложено богатое, как правило, праздничное, необычное угощение. Мы бессознательно помещаем предстоящее событие в категорию «хождение в гости», приписываем этому со­бытию указанные выше атрибуты (угощение, наличие спиртных напитков, доброжелательная обстановка, мно­го юмора, возможно, разговоры о политике и пр.), и наши ожидания всегда оправдываются, подтверждая правиль­ность атрибуции соответствующих признаков рассматри­ваемому событию. Происходит это потому, что хозяева, приглашающие нас в гости, приписали этому событию идентичные характеристики и действовали в соответ­ствии с ними. Иными словами, значение ситуации «хож­дение в гости» у хозяев и гостей, принадлежащих к одной и той же культуре, одинаково.

Результат атрибуции, или приписывания, в процессе МКО радикально отличается от результата приписыва­ния в рамках родной культуры (см. обоснование в Detweiler, 1975;Jaspars, Hewstone, 1982). Причина кроется в следующем. Как только человек определен как русский или американец, вся доступная воспринимающему ин­формация может быть приложена к конкретному инди­виду. Особенность атрибуции в данном случае заключа­ется в том, что (как и в описанном случае с гостями) при­писывание происходит герез призму родной культуры, но прилагается к объектам культуры другого народа. X. Эр-лих еще в 1973 году провел интересное исследование кон-


кретных слов, которыми представители различных куль­тур характеризуют «чужих», с точки зрения культурной принадлежности, людей. Результат оказался поразитель­ным. Независимо от родной культуры и культуры «чу­жих», большинство характеристик были негативными и сводились в следующему ряду прилагательных: «невеже­ственные», «хмурые», «хвастливые», «циничные», «не обладающие чувством юмора», «пессимистичные», «с предрассудками», «замкнутые», «странные», «подозри­тельные» и «болтливые» (Ehrlich, 1973, р. 26). При этом представители собственной культуры характеризуются в большинстве случаев положительно. Такое исследование, с одной стороны, подтверждает тот факт, что процесс ат­рибуции идет на основе категорий собственной культу­ры и все, кто не вписываются в рамки ее нормативов, ка-тегоризуются как «чужие» и, по меньшей мере, «стран­ные», не соответствующие фреймам, т. е. ожиданиям воспринимающих. С другой стороны, приведенный выше перечень прилагательных, характеризующих носителей другой культуры, можно рассматривать как прямое под­тверждение тому, что культурные представления, такие как понятие о чувстве юмора или болтливости, носят от­носительный характер и обладают большой спецификой в различных культурах. Трудно представить, что обвинить японцев в болтливости могли американцы, однако со сто­роны представителей тайской культуры такое восприя­тие вполне возможно. Так, достоверно известен описан­ный в научной литературе факт, что кичащиеся своими высокими стандартами гигиены американцы (ежеднев­ный душ, неприемлемость повторного надевания одеж­ды, которая однажды была на теле и т. д.) воспринима­ются как грязнули теми же тайцами, принадлежащими к «водной» культуре и принимающими душ в любое время дня, как правило, от 4 до 6 раз ежедневно.

Приложение представлений родной культуры к носи­телям и объектам культуры иноязычной усугубляется тем, что в ходе атрибуции происходит приписывание не толь­ко значений соответствующих событий, действий, пове-


денческих реакций, но и их мотивов (Brislin, 1981, р. 97). В.Д. Парыгин доказывает, что приписывание мотивов — это специфически социальная потребность в информации о скрытых от поверхностного взгляда побуждениях че­ловеческого поведения (Парыгин, 1999, с. 21). Приписы­вание мотивов заслуживает особого внимания в силу того, что многие аспекты коммуникации как процесса, направ­ленного на передачу значений посредством единой для общающихся системы символов (в отличие от общения, направленного на создание общего значения), являются немотивированными вообще, однако передают некото­рое значение. Следовательно, в процессе МКО носитель одной культуры может совершить поступок или действие как речевое, так и неречевое, которому он сам не придает никакого значения, которое он совершает формально и даже бессознательно (поскольку усвоил его бессознатель­но), а носитель другой культуры, в системе значений ко­торой данное действие обладает определенным значени­ем, приписывает это значение совершенному действию и реконструирует его мотив в системе координат родной культуры (см. Gudykunst, 1992,р. 6, 8).

Приведем пример типичного культурно-обусловлен­ного приписывания мотивов, взятый из практики пребы­вания российских студентов в американских университе­тах, смоделированный на основе примера в Triandis, 1975, р. 42-43. Вербальное поведение — высказывание — бу­дет приведено по-английски и дано в переводе, а рекон­струированные (на основе последующих бесед с участни­ками МКО) атрибуции значений совершаемых вербаль­ных действий и их мотивов — только по-русски.

Разговор идет между американским профессором и российским студентом. Речь идет о том, что российский студент, не преуспевший в написании тестов, хочет полу­чить возможность сделать дополнительное задание по предмету и таким образом улучшить свою итоговую оцен­ку. Американский профессор согласен предоставить ему такую возможность. Профессор ожидает, что студент осоз­нает собственную ответственность за происходящее и


примет участие в принятии решения (норма американ­ской культуры). Студент ожидает, что профессор, как стар­ший по рангу, скажет ему, что и когда надо сделать (нор­ма российской культуры).


Вербальноеповедение,

соответствующеевсем

лингвистигескимнормам:

Американец:How long will it take you to do this project? (Сколько времени вам по­требуется на выполнение работы?)

Русский:I do not know. How long should it take? (Я не знаю. А сколько време­ни должно на это уйти?) Американец:You are the one to analyse time requirements for yourself.

(Это вы должны проанали­зировать, сколько времени вам потребуется.) Русский:10 days. (10дней.)

Американец:Take 15. Do you agree to bring it to me in 15 days?

(Пусть будет 15. Мы догово­рились, что вы принесете мне работу через 15 дней?)


Атрибуция культурно -

обусловленныхзнагений

лингвистическибезупрегньш

высказываниям: Американец: Япредло­жил ему принять решение. Русский:Он профессор, он знает степень трудности материала и определяет не­обходимые сроки. Почему он спрашивает меня? Американец:Он отказы­вается принять на себя от­ветственность. Русский: Япопросил его дать мне распоряжение. Американец: Япоказываю ему, что это он должен при­нять ответственность за собственные действия. Русский:Не понимаю, что ему надо? Лучше скажу что-нибудь.

Американец:Он не спосо­бен оценить ни свои зна­ния, ни объем работы. Та­кие сроки нереальны. Американец: Яхочу, что­бы он принял на себя обя­зательства.

Русский:Наконец-то он дал мне распоряжение, что и когда я должен сделать, чтобы исправить отметку.



На самом деле проект требовал гораздо большего вре­мени от российского студента, производившего исследова­ние на неродном для него языке и не владеющего в совер­шенстве системами поиска информации. Студент работал сутками, но по истечении 15 дней работа не была сдана.


Американец:Where is your project? (Где ваша работа?)

Американец: Яхочу, что­бы он выполнил принятые на себя обязательства. Русский: Он спрашивает про работу.

Русский: It will be ready tomorrow. (Она будет готова завтра.) Американец:But we agreed that you would bring it to me today. (Но мы же договори­лись, что вы сдадите мне ее сегодня.)

Оба понимают, что работа не закончена.

Американец:У русских нет чувства ответственнос­ти и представления о том, что такое сроки, как ценно время.

Русский:Ну и придурок! Мало того, что он отдает неосуществимые распоря­жения, он не ценит того, что я выполнил такую огром­ную работу в такие короткие сроки, и еще придирается по пустякам. Какая ему разни­ца сегодня я принесу работу или завтра? Будто он ее се­годня же читать будет!

Как видно из примера, различные культурные пред­ставления профессора и студента привели к обоюдному непониманию. Произошло это в силу того, что культур­ные ценности отражаются во всех сферах жизни общества и, конечно же, в системе ценностей образовательных. В американской культуре с ее центризмом на индивидуа­лизме, на ответственности человека за все, что с ним про­исходит, и связанной с этим свободой выбора, на особом отношении ко времени как к ограниченному и ценному


ресурсу, на пунктуальности, поведение российского сту­дента воспринимается как стремление избежать ответ­ственности, как необязательность, как нарушение акаде­мических норм сдачи работ в срок, свидетельствующее о том, что он не умеет ценить время и распределять свои силы. В российской культуре с ее отношением ко време­ни как к неисчерпаемому ресурсу, отражающемся в по­стоянных продлениях сроков выполнения практически любых работ, с ее дистанцией власти, в рамках которой человек более высокого ранга (профессор) несет ответ­ственность за определение объемов и сроков работ для людей более низкого ранга (студентов), поведение аме­риканского профессора воспринимается как нелогичное и недоброжелательное. Ориентированный на результат (американские культурные ценности) профессор не оце­нил усилий студента (ориентация на процесс — россий­ская культурная ценность). Столь разнородное приписы­вание значений соответствующих речевых действий и их мотивов произошло в силу того, что каждый из участни­ков МКО осуществлял атрибуцию в соответствии со стан­дартами собственной культуры и не стремился к созда­нию общего значения происходящего. Таких примеров атрибуции значений родной культуры ситуациям, собы­тиям, действиям, происходящим в культуре иноязычной или в родной, но с участием носителей другой культуры, можно привести множество. Все они служат подтвержде­нием тезиса о том, что создание общего значения проис­ходящего требует особых знаний и умений, и неподготов­ленные участники МКО не способны создать его, а зна­чит, общаться продуктивно.

Приведенный пример из академической жизни свиде­тельствует о том, что атрибуции часто базируются на упо­минавшемся в начале главы «золотом правиле» о единой «человеческой» сущности всех людей на Земле. В резуль­тате применения этого правила все люди рассматривают­ся через призму собственной культуры и им приписыва­ются соответствующие характеристики. Так, большинство американцев ценит собственную автономность, личную


свободу, материальное благополучие и социальную мо­бильность (Stewart, Bennett, 1991, p. 161). Носители аме­риканской культуры, вполне удовлетворенные возмож­ностью реализовать перечисленные ценности в американ­ском обществе, часто исходят из того, что подобные ценности универсальны и что все другие народы на Зем­ле хотели бы иметь аналогичную степень личной свобо­ды, материального достатка и возможности часто менять место жительства. На основе таких представлений они де­лают выводы о том, что все носители других культур, по­лучившие представление об американском общественном устройстве, мечтают переселиться в их страну, что при­ехавшие с визитом бизнесмены, туристы или студенты думают только о том, как бы им остаться в США (Stewart, Bennett, 1991,p. 192).

Аналогичным образом среди носителей российской культуры весьма распространено представление о богат­стве духовного мира россиян (Белянко, Трушина, 2000; Соловьев, 2001). Считая такое качество несомненным до­стоинством, россияне часто делают выводы о том, что представители многих других культур, в частности аме­риканской, просто неспособны понять глубину, слож­ность и богатство российской духовной жизни, сколько бы носители российской культуры ни старались посвя­тить их в нее.

Итак, атрибуция каких-то качеств, черт, свойств, мо­тивов поведения самим себе и другим людям как психо­логический феномен тесно связана с понятиями «своих» и «чужих». Понятия эти широко рассматривались в пси­хологической литературе не только в рамках теорий меж­личностного (в частности, межгруппового) общения, но и применительно к взаимоотношениям полов, предста­вителей различных рас и возрастов, и полученные дан­ные в этой области обладают большим потенциалом для анализа атрибуции при межкультурных контактах. Одна­ко деление на «своих» и «чужих» по признаку культур­ной принадлежности относительно малоисследованное явление. Например, зарегистрированы факты, подтвер-


ждающие приписывание различных мотивов представи­телям различных культур, совершающим одинаковые действия или демонстрирующим одинаковые качества. Так, стремление поделиться ресурсами в собственной культурной среде может рассматриваться как щедрость, в то время как аналогичное качество, демонстрируемое «чужими», воспринимается как расточительность или безответственность (Brewer, 1979). Однако объяснений этого феномена, кроме ссылок на обобщенное негатив­ное отношение к «чужим» и подчеркивания положитель­ных свойств «своих», не было разработано.

Для углубления представлений о том, по каким принципам происходит приписывание значений пове­денческих актов «своим» и «чужим» представляется це­лесообразным использовать некоторые данные из об­ласти анализа межличностного общения и проследить их актуальность и модификацию в случаях МКО.

Рассмотрим такие важные признаки атрибуции в про­цессе межличностного общения, как приписывание свойств или качеств субъекту и приписывание характе­ристик ситуации. Учеными, исследующими психологи­ческие аспекты поведения, было установлено, что инди­вид, наблюдающийза происходящим, склонен припи­сывать некоторые характеристики поведения участников действия или процесса свойствам их личностей. В то же самое время индивид, принимающий участиев собы­тии или процессе, тяготеет к тому, чтобы приписать оп­ределенные характеристики ситуации, в которой он на­ходится. Простейший пример: если кто-то не может най­ти работу, человек, воспринимающий положение дел со стороны, чаще всего считает, что в этом виноват сам ищу­щий работу. Человек же, испытывающий трудности в по­исках работы, приписывает причины такого положения характеристикам жизненной ситуации. Одно из объясне­ний этого явления кроется в особенностях восприятия. Индивид, задействованный в ситуации, сосредоточивает свое внимание на ее характеристиках, поскольку он дол­жен на них отреагировать. Он занимается анализом си-


туации, а не самоанализом, для которого нет ни условий, ни времени. Именно поэтому атрибуция идет по линии характеристик ситуации, а не личности. В противополож­ность этому наблюдающий индивид склонен реагировать на человеческое поведение, а не на набор обстоятельств. Поведение, в свою очередь, гораздо легче «объясняется» через атрибуцию качеств личности (Gudykunst, Kim, 1992, p. 30). В целом тенденция приписывать характеристики качествам личности без учета обстоятельств, в которых она находится и действует, получила в психологической литературе название «фундаментальной ошибки атрибу­ции» (Ross, 1978).

На уровне МКО можно найти множество примеров «фундаментальной ошибки атрибуции». Параллель лег­ко выстраивается при учете все того же деления на «сво­их» и «чужих» по принципу культурной принадлежнос­ти. Когда комментируется поведение «своих», оценки, чаще всего, даются посредством приписывания некото­рых характеристик ситуации. Например, «российские граждане по природе своей честные и щедрые люди, но тяжелые и несправедливые условия существования зас­тавляют многих их них воровать (скрывать доходы) и ничего не делать задаром» (негативные характеристики приписываются ситуации). При анализе поведения пред­ставителей другой культуры его причины чаще всего при­писываются национальным чертам характера: «ну как могут американцы найти выход из трудного положения, у них же совершенно не развито творческое мышление!» (негативные характеристики приписываются личности). И наоборот: американцы, анализирующие бедственное экономическое положение российских граждан, склонны к суждениям типа «Как можно выйти из экономического кризиса, когда русские так необязательны, ленивы и склон­ны к расточительному отношению ко времени?», они при­писывают характеристики не ситуации, а индивидам. При столкновении с ситуацией, в которой американцы вынуж­дены признать отсутствие знаний о чем-то, они объясня­ют это примерно так: «Зачем засорять голову ненужной


информацией, когда есть возможность получить ее в лю­бой момент», т. е. приписывают отсутствие собственных знаний характеристикам их жизненной ситуации, позво­ляющей безболезненно устранить пробел в информации в любой момент. Соответственно, одним из приемов, спо­собствующим искоренению «фундаментальной ошибки атрибуции», будет тренировка внимания на ситуацион­ных факторах и их учет в ходе процесса приписывания характеристик, свойств и причин (мотивов) происходя­щего.

Исследование атрибуции осложняется тем, что, будучи универсальным свойством человеческой психики, сам этот процесс является культурно-обусловленным. Было дока­зано, что атрибуции имеют различные тенденции в высо­коконтекстуальных и низкоконтекстуальных культурах (см. главу 1). Носители высококонтекстуальных культур, будучи более чувствительными к контексту, ситуационным характеристикам, имеют тенденцию выявлять значение поведения индивида опосредованным путем, расшифро­вывая значимые элементы ситуации. Носители низкокон­текстуальных культур тяготеют к прямолинейному, одно­значному пониманию самого сообщения или невербаль­ного действия индивида (Ehrenhause, 1983).

Следующим аспектом анализа психологического про­цесса атрибуции является приписывание значений на двух уровнях: на уровне того, что было сказано или сделано (уровень содержания), и на уровне того, как это было сделано (уровень отношения). Как правило, содержатель­ный уровень кодируется вербально, а уровень отноше­ний — невербально (Gudykunst, 1992, р. 8). Как и весь про­цесс атрибуции, приписывание на обоих упомянутых уровнях является культурно-обусловленным. Даже если содержание высказывания соответствует ожиданиям вос­принимающего, его форма может входить в противоре­чие с представлениями родной культуры. Используя практики анализируемых культур — российской и аме­риканской, достаточно привести в качестве примеров сле­дующие эпизоды. В более демократичной американской


среде совершенно нормально воспринимается, если сту­дент разговаривает с преподавателем, развалившись в кресле и забросив ноги на стол. Если подобные «сигна­лы» посылаются преподавателю российскому, несмотря на адекватность содержания высказывания студента в тот момент, когда он принимает «американскую» позу, они воспринимаются как нарушение поведенческой нормы и форм выражения дистанции власти и оцениваются отри­цательно.

Следующей особенностью атрибуции, влияющей на общение вообще и на МКО в частности, является тенден­ция приписывать оценкам (выводам, заключениям, к ко­торым мы приходим) характер фактуальности (реально наблюдаемых действий и событий) (Куницына и др., 2001, с. 52). Это очень распространенное психологическое яв­ление наиболее радикальным образом влияет на МКО, поскольку глубина расхождений наблюдаемых явлений и произведенных на их основе оценок еще сильнее, чем в родной культуре. Самый типичный, даже банальный, при­мер — американская улыбка, которая сопутствует амери­канцам повсеместно и не несет смысловых нагрузок, кро­ме выражения всеобщей доброжелательности. Незнако­мые с таким положением дел носители российской культуры вместо того, чтобы просто зафиксировать факт — «Он улыбался» (возможно, собственным мыс­лям), делают выводы оценочного характера: «Он добро­желательный человек»; видя быстро идущих по террито­рии университета студентов, вместо фиксации факта «Они идут быстрым шагом» делают вывод «Они торопятся на занятия» и т. д.* В результате проведенного анализа раз­личных сторон психологического процесса атрибуции представляется правомерным сделать следующие выво­ды. Атрибуции, или приписывания значений поведенче­ских действий и их мотивов,

* Оценочные суждения, выдаваемые за факты, следует отличать от приписывания мотивов наблюдаемым действиям. В первом из приведен­ных примеров приписывание мотива могло иметь следующий характер: «Он улыбался, потому что ему понравилось мое высказывание (действие)».


• происходят на основе предварительной категоризации;

• осуществляются

на основе деления на «своих» и «чужих» {Алпатов,

1994, с. 174),

на уровне формы и содержания,

на уровне характеристик субъекта и характеристик

ситуации;

• являются субъективными, поскольку осуществляются
(без предварительной подготовки, т. е. естественным
путем) на основе критериев и категорий родной куль­
туры.

В процессе атрибуции задействованы все универсаль­ные свойства культуры: отношение к природе, времени, пространству, автономности и свободе личности, природе общения и др., перечисленные и описанные в главе 1. Их приписывание идет не только в процессе вербального об­щения за счет выбора определенных языковых средств и речевых стратегий, но и в ходе непосредственных пове­денческих реакций. Приписывая собственное отношение ко времени носителям других культур, россияне часто опаздывают на встречи, с опозданием начинают совеща­ния, поздно сдают необходимые документы и т. д. При­писывая другим собственное отношение к пространству, россияне, как правило, встают слишком близко к собе­седнику, занимают места рядом с другими людьми, когда есть возможность сесть на расстоянии. Исходя из соб­ственных представлений о ценностях коллективизма и взаимопомощи, предлагают услуги, не подозревая, что тем самым индицируют отношения неравенства и соб­ственного превосходства, а также просят носителей дру­гих культур об услугах, не подозревая, что такие просьбы при определенных обстоятельствах могут воспринимать­ся как обуза и вторжение в личные дела другого индиви­да, поскольку от россиянина (согласно ценностям другой, англоязычной, культуры) ожидается, что он или она дол­жны справиться с трудностями сами и т. д.

Обобщающий вывод заключается в том, что на исход­ной стадии МКО его непросвещенный участник осуще-


ствляет атрибуции на основе ценностей и постулатов род­ной культуры, исходя из представления о единстве при­роды человеческих существ и идеи сходства реальностей их существования.

Однако психологические, социальные, социологиче­ские исследования последних лет наглядно демонстриру­ют тот факт, что люди существенно различаются между собой. Различия эти касаются не только индивидуальных физических и психических черт, но носят системный ха­рактер. Люди отличаются друг от друга как носители сис­темных признаков этнической группы, экономического слоя общества, возрастной группы, профессиональной принадлежности, сексуальной ориентации и т. д. (см. Bennett, 1998, р. 192). Наибольшие различия существуют в аспекте такого конституирующего фактора личности, как культурная принадлежность. Именно она, базируясь на различных системах культурных ценностей, обеспечи­вает глубоко заложенные системные различия в мировос­приятии и моделях поведения между носителями разных культур.

Названный постулат глубинного различия индивидов по признаку культурной принадлежности не является общепринятым в обыденном мышлении и в системе на­учного познания (см., например, противоположную точ­ку зрения в Никитин, 1999, с. 6-14). В большинстве слу­чаев он просто игнорируется, а различия сводятся к по­верхностным явлениям, за которыми стоит единая «человеческая природа», объединяющая исторические периоды, общества и психологические процессы взаимо­действия индивидов. Исходя из этноцентрических пред­ставлений люди активно ищут сходства и игнорируют глубоко заложенные различия между представителями различных культур. Отражение постулата о глубинном сходстве всех человеческих существ можно проследить в философских науках, подходах и даже лингвистических школах (см., например, работы Н. Хомского о врожден­ности глубинной грамматики). М. Беннет называет этот постула

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.