ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕЖКУЛЬТУРНОГО ОБЩЕНИЯ (МКО)

В главе 1 были рассмотрены взаимоотношения культу­ры, с одной стороны, и языка как статической сущности (собственно языковой структуры), находящей отражение в лексических единицах и грамматических структурах, и речи как динамической сущности, находящей отражение в целостном дискурсе и составляющих его дискретных ре­чевых актах, — с другой. При описании культурных раз­личий в структуре речевых актов была предпринята попыт­ка спроецировать восприятие их культурно-обусловлен­ных особенностей носителями другой культуры. Для этого использовались данные опроса американских студентов и преподавателей, входивших в активные контакты с россий­скими студентами во время их обучения в США. Если рас­сматривать общение в традиционных терминах, как обла­дающее перцептивной, коммуникативной и интерактивной сторонами (Куницина, Казаринова, Погольша, 2001, с. I5), то в главе 1 были проанализированы коммуникативные особенности МКО, его внешняя, наблюдаемая и верифи­цируемая сторона. Традиционно факторы, принадлежащие внутреннему миру индивида, т. е. психологические по сво­ей природе, привлекались, но не анализировались при раз­работке методических подходов к обучению иностранным языкам (Kaikkonen, 2001, р. 62). Однако психологические факторы радикальным образом влияют на характер обще­ния вообще и МКО в частности. Можно сказать, что «акси­омой является то, что диссонанс в межличностных или меж-культурных отношениях неизбежно коренится в сложнос­тях (помехах) в перцептивно-коммуникативном процессе на одном или на обоих уровнях культуры: имплицитном и эксплицитном» (Hall, 1998,р. 59). Следовательно, для оп­ределения характеристик эффективного МКО необходимо обратиться к междисциплинарным исследованиям, учи­тывающим не только когнитивные процессы и лингвис-

тическую составляющую обучения иностранным язы­кам, но личность обучающегося: познающую, думаю­щую, чувствующую и действующую. Необходимость учета психологических факторов при интегрированном обучении языку и культуре (в нашей терминологии, культурно-связанному обучению языку) была обо­снована многими методистами (см., например, работы М. Байрама: Вуrат, 1989, Byram, Morgan, 1994,р. 5). Ис­ходя из актуальности этого вопроса в качестве предме­та содержания главы 2 мы избрали психологические особенности МКО. В главе анализируются аспекты вос­приятия явлений, обладающих культурным значением, т. е. воплощающих или отражающих культурные цен­ности, таких как институты общества, происходящие со­бытия, модели поведения, восприятие одного участни­ка МКО другим, а также психологические особенности порождения ответных отношений и действий. При этом индивид-участник МКО рассматривается не во всей со­вокупности его проявлений, не как биологические су­щество или интеллектуальная «машина», но как сово­купный социальный продукт, как представитель неко­торой социальной группы и общности (Парыгин, 1999, с. 41), как носитель определенной культуры.

Необходимость исследования сущности МКО обуслов­лена той особой ролью, которую оно приобрело в изме­нившихся жизненных условиях и которую особо подчер­кивают специалисты в области обучения иностранным языкам (см., например, Тер-Минасова, 2000, с. 6).

Прежде чем приступить к анализу психологических ас­пектов МКО, необходимо дать определение самому поня­тию МКО как специфическому явлению. Межкультурное общение рассматривается нами

- как явление, отличное от коммуникации,

- как частный случай общения межличностного,

- как явление, основанное на этноцентризме,

- как явление, характеризующееся процессами атрибу­
ции, состояниями неопределенности и тревожности.

Первая часть главы 2 будет посвящена первым трем из приведенных выше характеристик МКО, вторая часть иссле­дует процесс атрибуции, третья посвящена вопросам управ­ления состоянием неопределенности, четвертая — вопросам управления состоянием волнения, а заключительная, пятая часть обосновывает необходимость формирования таких сложных психологических умений языковой личности, ко­торые обеспечат продуктивность МКО.

Межкультурное общение

Тезис первый заключается в том, что общение в насто­ящей работе понимается как явление, отличное от ком­муникации. Во многих отечественных психологических исследованиях термины «общение» и «коммуникация» рассматриваются как равнозначные. Так, известный спе­циалист в области преподавания иностранных языков С. Г. Тер-Минасова использует приведенные термины как синонимы: «Его Величество Общение (или Ее Величество Коммуникация) правит миром...» (Тер-Минасова, 2000, с. 9, см. также Тер-Минасова, 1998) и в подкрепление та­кого содержательного наполнения терминов «коммуни­кация» и «общение» приводит примеры определения од­ного термина посредством использования другого из из­вестных словарей: «Коммуникация — это акт общения между двумя и более индивидами, основанная на взаи­мопонимании; сообщение информации одним лицом другому или ряду лиц», «Коммуникация — сообщение, общение» (цит. по Тер-Минасова, 2000, с. 12). Не разгра­ничивают понятий «коммуникация» и «общение» иВ. П. Фур­манова, рассматривающая общение «вообще» (не меж­культурное) в единстве трех характеристик, одна из кото­рых «процесс передачи и приема информации» (Фурманова, 1994, с. 31), и A.A. Леонтьев, ставящий между ними знак равенства: «В самом общем смысле общение, или комму­никация — это...» (Леонтьев, 1984, с. 61). Такому понима­нию способствует перевод слова communico с латинского

на русский, которыйдается в российских учебниках, — «де­лаю общим, связываюсь, общаюсь» (Куницына, Казарина, Погольша, 2001, с. 44), а также словарные определения ис­следуемых понятий, ключевыми словами которых явля­ются «обмен информацией» (Азимов, Щукин, 1999, с. 117, 193). Аналогичной точки зрения на взаимоотношение яв­лений общения и коммуникации придерживаются Б.Ф. Ломов (Ломов, 1981, с. 7), И.А. Зимняя (Зимняя, 1997, с. 420), Н. Лебедева (Лебедева, 1999, с. 146), Е.И. Рогов (Рогов, 2001), К.Н. Хитрик (Хитрик, 2001) и др.

Известен и другой подход, в рамках которого разгра­ничение понятий «общение» и «коммуникация» прово­дится, но делается это по критерию различия объемов их значений. Коммуникация рассматривается как одна из со­ставляющих общения наряду с взаимовоздействием и вза­имовлиянием людей друг на друга (Парыгин, 1999, с. 59; Каган, 1988, с. 148-149).

В настоящей работе разграничение описываемых по­нятий производится по содержательному критерию, на основании понимания их сущности, их природы. Дело в том, что какой бы смысл ни вкладывался в термин «ком­муникация», какая бы модель коммуникации ни предла­галась (информационная (обобщающая), линейная, ин­терактивная, трансакционная), во всех случаях эксплицит­но или имплицитно в процесс коммуникации, как вербальной, так и невербальной, входит идея общего для ее участников кода, при помощи которого осуществляется передача сообщения от отправителя к получателю (ли­нейная модель), обратная связь получателя с отправите­лем (интерактивная модель) или одновременное получе­ние и отправление сообщений (трансакционная модель). В таком понимании в ходе межличностной коммуникации «происходит перемещение представлений, идей, знаний, настроений... от одного субъекта к другому» (курсив наш. — Т.Е.;Куницынаидр., 2001, с. 44). Это означает, что в обобщенном смысле коммуникация всегда и традицион­но понимается как трансакция, предполагающая наличие

источника сообщения, собственно сообщения, приемни­ка сообщения, канала передачи, некоторых шумов (по­мех) и главное — общей сигнальной системы: разделяемой и отправителем и получателем системы знагений тех зна­ков, которыми они оперируют, для кодирования и деко-дированиясообщения(см.,например, Бергельсон, 1999, с.26), или «совпадения системы социальных и индивидуальных значений» общающихся (Парыгин, 1999, с. 181). Не со­ставляет исключения и коммуникация межличностная, предполагающая «процесс переработки и передачи ин­формации между партнерами по общению; ситуации, в которых один человек делает что-то для другого, а другой делает что-либо в ответ; взаимодействие, опосредованное символами; процесс намеренного или случайного обмена сообщениями между двумя или несколькими партнерами; взаимодействие между коммуникантами, которые имеют возможность... осуществлять обратную связь» (Куницына идр.,2001, с. 44;см. также Психолого-педагогигеские аспек­ты преподавания ин. языков в ВШ, 1998, с. 47-48).

В приведенном понимании наличие единой или едино­образной системы значений является ключевым компо­нентом для осуществления процесса коммуникации, как вербальной, так и невербальной. Такое положение совер­шенно справедливо, если речь идет о технических сигналь­ных системах, таких как азбука Морзе, или о сигнальной системе единого для участников коммуникации родного языка. Однако, если говорить о функционировании язы­ка иностранного, то следует признать, что, несмотря на общность кода — одного и того же языка — система значе­ний, по крайней мере в аспекте их культурного компонен­та, будет принципиально различной для его носителя и для того, кто использует язык в качестве иностранного (см. главу 1). В таком случае коммуникация на иностранном языке может приводить к «эффекту смысловых ножниц» (Дридзе, 1980, с. 181), как к «общению, так и разобще­нию» (Фурманова, 1994, с. 7). В этом аспекте явление, ко­торое мы называем (межкультурным) общением, отлича­ется от коммуникации. В ходе межкультурного общения

происходит не передача значения, а его создание. МКО — это процесс, в результате которого собеседниками созда­ется нечто общее, а именно, единообразное значение ре­чевых действий, совершаемых поступков, происходящих событий. Такое понимание близко интерпретации Ю.М. Лотманом второго (в его системе) вида коммуника­ции, в ходе которого происходит возрастание информа­ции, ее трансформация, переформулировка в других ка­тегориях (Лотман, 1992, с. 84), трактовке общения М.С. Каганом в тех случаях, когда он определяет общение как «процесс выработки новой информации для обща­ющихся людей и рождения их общности» (Каган, 1988, с. 149), и пониманию общения Е.И. Пассовым, когда «„столкновение" двух позиций порождает нечто новое — новые знания, мысли, чувства, новую интенцию...» (Пас­сов, 1991, с. 9) Именно в таком плане мы понимаем МКО:как процесс совместной выработки единого, скорее всего нового для всех участников акта общения, зна­чения всех производимых и воспринимаемых дей­ствий и их мотивов.Только такое общение может спо­собствовать «рождению общности» участников, по­нимаемой как специфическая общность медиаторов культур, характеризующаяся уникальным воспри­ятием действительности через двойную или трой­ную призму нескольких культур одновременно.В этом и состоит качественное отличие МКО от коммуника­ции в традиционном смысле последнего термина (ср. оп­ределение МКО через количественные параметры в Пси­холингвистика и межкультурное взаимопонимание, 1991, с. 10).

Специфика МКО, заключающаяся в создании общего значения, имплицирует следующую отличительную черту этого вида общения, его контактный характер (Zanger, 1993). Создание общего значения по определению невоз­можно опосредованным путем при помощи средств мас­совой информации или искусства, поскольку требует со­вместной деятельности и наличия обратной связи. Следо-

вательно, МКО представляет собой разновидность обще­ния межличностного. Последнее определяется как «осу­ществляемое с помощью средств речевого и неречевого воздействия взаимодействие между несколькими людь­ми...». «Оно удовлетворяет следующим критериям: в нем участвует небольшое число людей (чаще всего группа из 2-3 человек); это непосредственное взаимодействие..:, это лигностно-ориентированное общение...» (курсив авторов источника, Куницына и др., 2001, с. 12). Именно к такому общению, в отличие от межгруппового общения или об­щения социального, такого как чтение лекций или выс­тупления в средствах массовой информации, мы должны в первую очередь подготовить студентов в процессе обу­чения иностранному языку, к общению с конкретными людьми, принадлежащими другой культуре, на бытовом и/или деловом уровне.

Вместе с тем МКО не тождественно межличностному общению в родной культуре. Прежде всего необходимо отметить специфику обратной связи. При МКО «актив­ная обратная связь» присутствует далеко не всегда и мно­гие компоненты взаимодействия остаются имплицитны­ми. Субъект общения не всегда получает непосредствен­ную реакцию участников акта общения на собственное поведение. При общении двух или трех человек, принад­лежащих к различным культурам, наблюдаемые действия могут обладать значением для одного участника общения и быть лишенными какого-либо значения — для друго­го. Такое положение совершенно естественно, поскольку каждый из носителей различных культур вступает в МКО с базой собственных осознаваемых или бессознательных представлений как о значении различных поступков, дей­ствий (речевых и неречевых), событий, ситуаций и т. д., являющихся предметом и содержанием общения, так и о значении собственно общения как взаимодействия, о зна­чении его формальных, структурных характеристик.

Еще одно отличие МКО от межличностного общения кроется в том, что второй из анализируемых видов обще­ния является культурно-обусловленным. Его принципы,

модели и стили различны в различных культурах. Отече­ственные психологи классифицируют стили межличност­ного общения по разным основаниям. Например, по цели стили подразделяются на инструментальный, направлент ный на достижение цели в результате общения, и аффек­тивный, направленный на установление отношений (Куч ницынаидр., 2001, с. 430), или ритуальный, манипулятив-ный и гуманистический (Крижанская, Третьяков, 1999); постепенивербальнойвыраженностицелевойустановкии собственной позиции — на прямой и непрямой стили; по степени испол ьзованияэкспрессивныхсредствиязыка—на искусный (вычурный), точный и сжатый (Куницына и др., 2001, с. 430-431). Кроме того, общение может классифи­цироваться по колигествуугастников на индивидуальное и массовое, по местоположению — на контактное и дис­тантное (Кудрявцева, Пухаева, 1997) и т. д. Как видно из самой терминологии, не только природа и стили межлич­ностного общения, но и их анализ связан с культурными ценностями. То, что отечественными учеными квалифи­цируется как «вычурность», воспринимается как норма в тех культурах, для которых такой стиль общения является единственно известным и, соответственно, естественным. С точки зрения исследователей — носителей других куль­тур, «точный» стиль в терминологии наших ученых полу­чит название «грубого» в терминологии ученых, придер­живающихся «вычурного» стиля общения, а «вычурный» будет квалифицироваться как «оптимальный». Если ис­пользовать модель сопоставительного анализа стилей общения, предложенную Э. Стюартом и М. Беннетом в их работе «American Cultural Patterns» (Stewart, Bennet, 1991, p. 165), и применить ее к анализу стилей общения, рас­пространенных в американской и российской культурах, можно прогнозировать, что характерная для русских ма­нера высказывания, связанная с большим количеством культурно-окрашенных импликаций, будет восприни­маться американцами как туманная, расплывчатая, нечет­кая, ведущая к трудностям понимания. В свою очередь, прямолинейная манера общения американцев иногда вос-

принимается носителями российской культуры как гру­бая, примитивная, свидетельствующая об отсутствии ме­тафорического мышления (см. также Этнокультурная спе­цифика языкового сознания, 1996, с. 104-105).

Если стиль речи не корректируется с целью создания общего, разделяемого всеми участниками общения зна­чения высказываний, нарастание негативных оценок идет по «регрессивной спирали» (Stewart, Bennett, 1991) и рас­плывчатость постепенно превращается в отговорки, об­ман и нечестность, а грубость — в нахальство, наглость и, в конце концов, в оскорбительность манеры поведения. В задачи настоящей главы не входит исследование кон­кретных стилей общения. Ее содержание сосредоточено на анализе особенностей МКО как особого вида общения и выработке таких подходов к обучению иностранному языку, которые (на основе выделенных особенностей) могут служить основой методик, обеспечивающих про­дуктивность МКО в любой ситуации.

Перечисленные различия между межличностным об­щением в рамках родной культуры и МКО исключитель­но важны, однако главное отличие МКО от типизирован­ного межличностного общения заключается в функцио­нальных особенностях анализируемых явлений. Дело в том, что многообразные функции межличностного обще­ния в родной культуре (контактная, информационная, побудительная, эмотивная, функция установления отно­шений, функция оказания влияния и др.) являются рав­ноправными, различающимися только по характеру и целям (см. Куницына и др., 2001, с. 14-15). В процессе МКО функции организованы иерархично. Главенствующей яв­ляется «функция понимания — адекватное восприятие и понимание смысла сообщения и взаимное понимание намерений,установок,переживаний,состояний» (ibid., с. 15). Никакого контакта между носителями различных культур не может быть установлено, если воспринимающий н е понимает, не распознает посылаемый сигнал как на­правленный на установление контакта, на осуществление контактной функции общения. Например, в американс-

кой культуре вопрос «How are you doing today?» (Как дела?) не является сигналом к контакту, это лишь знак того, что посылающий данный сигнал индивид осведом­лен о присутствии другого индивида в непосредственной физической близости и приветствует его. Основанные на непонимании попытки носителей российской куль­туры ответить на заданный вопрос приводят в замешатель­ство индивида, задавшего его, и в состояние обиды того, кому этот сигнал приветствия был направлен. Аналогич­ным образом обстоят дела и с другими функциями обще­ния, когда оно осуществляется между носителями различ­ных культур. Побудительная функция может быть реали­зована только в том случае, когда все участники МКО распознают некоторые знаки или символы как побуди­тельные и т. д. Используя характеристику общения с точ­ки зрения функций включенной в процесс общения речи, данную Б.Д. Парыгиным, можно сказать, что «процесс установления взаимопонимания между индивидами явля­ется важнейшим параметром... общения, которому могут быть подчинены все остальные функции речи» (Парыгин, 1999, с. 179-180). В приведенном определении мы стал­киваемся с доминирующей функцией общения, обозна­ченной как «взаимопонимание». В нашей трактовке взаи­мопонимание как «такой случай понимания одного чело­века другим, когда оно носит взаимный, обоюдный характер» (ibid., с. 181), является идеальной целью МКО в силу того, что «к числу важнейших условий и предпосы­лок взаимопонимания относится, прежде всего, способ­ность общающихся к адекватному восприятию системы ценностей и значений, регулирующих поведение друг дру­га» (ibid.). Как видно из приведенного определения, МКО и здесь обладает собственной спецификой. Она состоит в том, что его участники принадлежат к культурам, вопло­щающим различные системы ценностей и приписываю­щим различные значения одним и тем же словам, грамма­тическим конструкциям, идентичным или схожим речевым и неречевым действиям, поступкам, ситуациям, событиям.

Соответственно, для успешного МКО невозможно вос­пользоваться имеющимся у его участников значением. Значение перечисленных феноменов необходимо совмес­тно создать в ходе межличностного общения особого вида.

На основании сказанного выше, с учетом положения о том, что культура является конституирующим фактором формирования личности, и в отличие от тех ученых, ко­торые рассматривают межкультурное общение как част­ный случай общения межличностного (Gudykunst, Kim, 1992), мы будем рассматривать межкультурное общение как отдельный специфический вид общения, имеющий собственные закономерности. При анализе психологиче­ских аспектов МКО мы будем ориентироваться на такие его характеристики, которые объединяют все виды МКО, как вербальные, так и невербальные.

Принципиальное психологическое отличие МКО от общения в привычном мире родной культуры заключа­ется в том, что во втором случае люди реагируют на при­вычную обстановку интуитивно, не подвергая ее сомне­нию или последующему анализу, т. е. большей частью бессознательно (Этнопсихолингвистигескиепроблемысе-мантики, 1978, с. 57;Верещагин, Костомаров, 1980, с. 35). В ходе МКО даже в родной стране каждая ситуация вос­принимается как новая и проходящий через нее участник общения обречен на переживание миникризиса, связан­ного с непредсказуемым характером МКО. Именно по­этому психологические аспекты МКО заслуживают при­стального внимания и анализа, а участники МКО долж­ны быть оснащены соответствующими знаниями о психологических особенностях столь специфического общения и умениями его практического осуществления.

Подводя итог поискам дефиниции МКО, следует ска­зать, что среднего многочисленных ранее известных оп­ределений наиболее приемлемыми нам представляются следующие. «Межкультурное общение — знаковый про­цесс, в ходе которого представители различных культур создают общее значение» {Lustig, Koester, 1999, с. 52); «межкультурное общение — это двусторонний, символи-

ческий процесс между людьми различных культур, включающий атрибуцию значений» (Gudykunst, Kim, 1992, p. 13-14). Эти два определения привлекли вни­мание в силу того, что в первом из них эксплицитно за­ложена целевая установка на создание совместных зна-гений любого поведения собеседников, которые обеспе­чат взаимное понимание и сделают общение эффективным, а во втором названа исходная точка МКО — атрибуция (приписывание) значений. Если мы имеем в качестве исходной позиции атрибуцию значе­ний и целевую установку — создание общего значения, то МКО и есть тот процесс, который обеспечивает пере­ход собеседников из начальной стадии общения в ко­нечную. В реальной действительности поставленная цель МКО достигается далеко не всегда. Причина зало­жена не только в особенностях картины мира (культу­ры), которую, как было продемонстрировано в главе 1, каждый из участников МКО наследует вместе с родным языком, но и в собственно психологических особеннос­тях общения представителей различных культур.

Прежде всего следует отметить, что естественной бес­сознательной реакцией человеческого организма на лю­бое непривычное явление является стремление избежать его (Bennett, 1998, р. 1-2). Понятие «другого» принципи­ально для МКО. Понимание «другого» в широком смыс­ле слова, его положительное восприятие, уважение к нему, перевод «чужого и враждебного» в категорию просто «другого», стремление создать нечто общее на основе «своего» и «другого» и является сутью МКО. Если обще­ние в рамках единой культуры строится на схожести, то МКО строится на различиях, и только понимание этого и умение управлять как сходными, так и различными яв­лениями ведет к созданию «общего значения» и гаранти­рует продуктивность МКО.

Здесь уместно обратиться к основному философскому постулату, отражающемуся в человеческой психике и вли­яющему на любое общение, но особенно драматично на общение межкультурное. Это постулат о единообразии,

о глубинном сходстве всех человеческих существ. Как го­ворил Конфуций: «Все люди одинаковы. Отличаются только их привычки (habits)» (цит. по Lebedko, 1999, р. 8). Известный американский культуролог М. Беннет проследил выражение так называемого «золотого прави­ла», исходящего из приведенного постулата, в различных религиях. «Золотое правило» содержит утверждение о том, что с другими необходимо обращаться так, как мы хотели бы, чтобы они обращались с нами, или, другими словами, «если я не уверен в том, как следует обращаться с вами, я просто представлю, как бы я хотел, чтобы обра­щались со мной, и буду поступать в соответствии с этим» (Bennet, 1998b, р. 191). Это «золотое правило», длитель­ное время никем не оспаривавшееся, предполагает, что другие люди хотят, чтобы с ними обращались именно так, а значит, непосредственно отражает мысль о равен­стве, единой природе и сходстве всех человеческих существ (Bennet M., 1998, р. 191). Такой подход подкрепляется и некоторыми эмпирическими научными изысканиями в области физического мира, базирующимися на тезисе о единстве материи. Представление о том, что все люди, в сущности, одинаковы, а реальность их обитания едина и целостна, подводит базу под положение о том, что все на­блюдаемые различия можно рассматривать как поверх­ностные, это положение и господствовало в восприятии мира изучаемого языка долгие годы. В результате, несмот­ря на декларации, призывающие относиться к каждой культуре «как к равноправной и равноценной и интерес­ной, нужной, желанной именно в силу ее непохожести, ее уникальности» (Каган, 1988, с. 213), в реальной действи­тельности индивиды ожидают «похожести».

Поскольку все люди считаются одинаковыми, пред­ставляется правомерным приложить к ним известные индивиду критерии восприятия и оценки. А поскольку единственные критерии, которые доступны неподготов­ленному человеку, это критерии, обусловленные его соб­ственной культурной принадлежностью, то он рассмат­ривает их как естественные, фактически как единственно

возможные, и именно их прилагает к другим индивидам. Тенденция, согласно которой собственная культура слу­жит точкой отсчета для всех жизненных феноменов, по­лучила название этноцентризма. Сам термин происходит от двух греческих слов: «ethnos» — «нация, народ», и «kentron», что переводится как «средоточие» и предпола­гает, что собственная нация или народ видятся как центр мироздания. Применительно к культурным сущностям эт­ноцентризм — это тенденция бессознательно рассматри­вать людей, используя в качестве оценочных стандартов свою общность и свои представления как единственно воз­можные и моральные; это процесс оценивания «чужих»* через призму «своих» (Монтель, 1988, с. 78). Этноцент­ризм признает только одну систему координат и отрицает все остальные (Triandis, 1996, р. 35).

Этноцентризм как естественное психологическое яв­ление был давно идентифицирован и определен психо­логами. В 1940 году В. Самнер охарактеризовал этноцен­тризм как «такое видение вещей, при котором группа, к которой принадлежит индивид, находится в центре всего, остальные ранжируются по отношению к ней» (цит. по Gudykunst, 1992, р. 5). Этноцентрические представления (сознательные и бессознательные) формируются у инди­вида в результате процесса социализации. Этот процесс уникален в том, что «он одновременно обращен и в буду­щее и в прошлое. Он обращен в будущее в аспекте того, кем люди должны стать, и в прошлое — для определения того, какие модели поведения, ценности и убеждения дол­жны быть (сохранены и) продолжены» (Cushner, Brislin, 1996, p. 5). Социализация настолько мощный и всеохва­тывающий процесс, что люди, прошедшие через него, с трудом могут представить, что возможно существование

* Термины «свои» и «чужие» обычно используются в теории меж­личностного общения и прилагаются к представителям, входящим в груп­пу, к которой принадлежит некоторый субъект (свои), и исключенным из нее (чужие) (Куницына и др., 2001, с. 324). Позаимствовав сами термины, мы будем использовать их здесь и далее для обозначения носителей родной культуры — «свои» и для обозначения носителей другой культу­ры — «чужие» (в значении, используемом в Школа 2000, 1998, с. 88).

других реальностей, других миров, других культур. В пос­леднее время в научной литературе термин «этноцент­ризм» стал приобретать отрицательные коннотации. В связи с этим необходимо отметить, что в качестве есте­ственного психологического явления этноцентризм выз­ван к жизни объективными условиями существования на­ции и выполняет несколько функций: -утилитарная функция, или функция выживания. В этой функции этноцентризм способствует тому, что носи­тели культуры усваивают ее, не подвергая сомнению ее постулаты, и составляют в итоге более однородное в культурном плане общество, жизнь в котором пред­сказуема и (по этому параметру) относительно легка;

- защитная функция. Чем выше степень этноцентризма,

тем радикальнее деление людей на «своих» и «чужих», тем сплоченнее выступают носители одной культуры против «чужих» и их влияния, особенно если воспри­ятие последних «своими» негативно. Это позволяет носителям культуры избежать негативных эмоций от­носительно собственной нации и защитить собствен­ное «эго»;

- функция выражения культурных ценностей. Она позво-

ляет выражать собственные ценности и оценивать их как единственно правильные, что, в свою очередь, обеспечивает поведение всех носителей культуры в со­ответствии с ними и их передачу из поколения в поко­ление;

- информационная функция. Она обеспечивает структу­
рированность знаний и представлений носителей од­
ной культуры о других народах на основе собственной
системы координат и, таким образом, создает иллю­
зию их подготовленности к восприятию неизвестного
(ср. перечень функций этноцентризма в Katz, 1960).
Перечисленные функции гарантируют целостность

нации и обеспечивают ее членам состояние психологи­ческого комфорта при общении друг с другом. Этноцент­рическое восприятие и поведение — это естественная пси­хологическая реакция индивида при столкновении со все-

ми жизненными явлениями. Неподготовленный к МКО индивид не составляет исключения. Он вступает в про­цесс общения оснащенным этноцентрическими механиз­мами психологического комфорта. Но если этноцентризм весьма эффективен при общении с носителями родной культуры, то он не срабатывает при общении с носителя­ми других культур, поскольку изначально ставит родную культуру выше других и способствует тому, что индивид воспринимает «чужих» в искаженном, чаще всего враж­дебном виде. Прямым проявлением этноцентризма в речи при общении с представителями иноязычной культуры является стремление дистанцироваться от собеседника, которое может быть осуществлено тремя путями: 1) де­монстрацией незаинтересованности в представителях других культур, что проявляется в безразличном тоне го­лоса и манере речи; 2) ограничением или даже стремле­нием избежать контактов с представителями других куль­тур; 3) демонстрацией чувства враждебности по отноше­нию к носителям других культур, что проявляется в саркастических или уничижительных замечаниях и ком­ментариях (Lukens, 1978, р. 41).

Стремление дистанцироваться или чувство враждеб­ности могут быть замаскированы в ходе непосредствен­ного вербального общения и проявляться в виде поведен­ческих реакций (поступков), а также в процессе вербаль­ного общения с соотечественниками, когда предметом обсуждения являются носители другой культуры, а вы­сказывания о них носят негативный характер. Для снятия негативных реакций и подготовки индивида к МКО не­обходимо моделирование этноцентрических реакций.

Общеизвестно, что человеческая психика не пассивный механизм восприятия внешних и внутренних явлений, но активное устройство, интерпретирующее все внешние и внутренние стимулы. Более того, «организация стимулов в соответствии с категориями — это, скорее, психокуль­турная деятельность, чем автоматический психологиче­ский процесс» {Stewart, Bennett, 1991,p. 27). Психика при­писывает стимулам значения согласно имеющимся у

организма установкам, вырабатывает механизмы, которые помогают человеку сохранять психологический баланс и находить решения в условиях неопределенности и/или тревожности. Само восприятие может быть определено как «процесс, в ходе которого индивид выбирает, оценивает и организует стимулы внешней среды» (Singer, 1998, р. 97). Психологические процессы восприятия направляются по­средством системы ожиданий (установок) индивида (Kelly, 1963, р. 46). Согласно этим положениям наш опыт опреде­ляется не только объективными свойствами воспринима­емых явлений, но и нашим способом их восприятия. Пос­леднее особенно актуально для явлений социальных, к которым относится феномен МКО. Рассмотрим особенно­сти таких психологических аспектов МКО, как

• атрибуция,

• состояние неопределенности,

• состояние тревожности.

Процессы атрибуции

«Атрибуция (или приписывание) относится к сужде­ниям о поведении других и о своем собственном поведе­нии. Ее основополагающей предпосылкой является по­ложение о том, что люди активно ищут объяснения пове­дению, которое они наблюдают» (Brislin, 1981, р. 91). Атрибуции — это умозаключения или суждения, которые люди делают относительно того, что происходит в их мире. В процессе общения мы имеем дело с атрибуция­ми, касающимися поведения (Cushner, Brislin, 1996,р. 343). «Хотя процесс атрибуции имеет место при анализе чело­веком самых различных социальных явлений... особое значение придается атрибуции относительно поведения партнера по взаимодействию» (Куницынаидр., 2001, с. 22). Обобщая процитированные определения, можно сказать, что атрибуция — это приписывание значений фактам, со­бытиям, явлениям. Иногда в процессе восприятия наряду с собственно атрибутивным компонентом, когнитивным по своей природе, выделяют экспектационный и аффек-

тивный (Фурманова, 1994, с. 65). Мы рассматриваем ат­рибуцию как доминирующий аспект восприятия, влияю­щий на ожидания (какое значение приписывается, такое и ожидается) и на эмоциональную оценку (ожидаемое оце­нивается как положительное и вызывает положительное отношение, неожиданное, как правило, отрицательное). Процесс атрибуции совершенно естественен, неизбежен и абсолютно необходим при общении людей между собой. По сути дела это та же многоуровневая и многослойная система фреймов (ожиданий), о которой говорилось в главе 1 применительно к языку и речи, но отнесенная к событиям, поступкам, ситуациям и психологическим со­стояниям, которые испытывает субъект общения и в кото­рых он участвует. Подобно тому как в процессе речи каж­дое высказывание не конструируется каждый раз заново на сознательной основе, но бессознательно моделируется в соответствии с некоторым фреймом, люди, действующие в среде своих соотечественников, не могут каждый раз кон­струировать ход общения, эмоции, которые может выз­вать тот или иной поступок, его последствия. На бессоз­нательном уровне все, принадлежащие к одной культуре, «знают» обо всех этих компонентах и полагаются на них в общении с представителями родной культуры (мы осоз­наем многоплановость субкультурных групп внутри од­ной культуры, но сознательно пренебрегаем ею в рамках исследования).

В рамках родной культуры индивиды способны выде­лять стандартные или типичные социальные ситуации. «Представляя собой часть информационного багажа нор­мального человека, такое знание используется в качестве контекстуальных рамок (в нашей терминологии «фрей­мов») , применение которых участниками взаимодействия становится предпосылкой взаимопонимания между ними» (Куницына и др., 2001, с. 102). Иначе контекстуаль­ные рамки можно представить в виде сценариев — стан­дартных последовательностей действий в привычных си­туациях. Отсутствие сходных сценариев может привести к конфликту между участниками общения. Например, в

российской культуре каждый знает, что надо уступать места старшим в транспорте, и даже если не делает этого, маскирует свое поведение (закрывает глаза или читает книгу), тем самым показывая, что он или она не следуют общепринятым правилам поведения не потому, что бро­сают им вызов, а потому что не осведомлены о положе­нии дел, требующем определенной реакции. Приписы­вание правильной модели поведения базируется на «зна­нии» системы национальных ценностей, среди которых есть уважение к старшим по возрасту и взаимная забота как проявление ценности коллективизма. Если носитель российской культуры на основе универсального психо­логического процесса атрибуции бессознательно припи­шет соответствующие ценности иной культуре, скажем, американской, и поведет себя в соответствии с ними, это вызовет всеобщее неодобрение, ибо стремление уступить место есть указание на возраст или пол другого челове­ка, который требует особого отношения, что есть прямая дискриминация либо по признаку возраста, либо по при­знаку пола и осуждается ценностями американской куль­туры, исходящей из приоритета полного равенства всех человеческих существ.

Атрибуция — сложный процесс. Ей предшествует ка­тегоризация. Научно доказано, что любой человек неспо­собен каждый раз заново анализировать каждый уникаль­ный стимул, каждую конкретную ситуацию и реагировать индивидуально на миллионы разрозненных и изолиро­ванных элементов. Он производит категоризацию этих элементов и реагирует на проявления определенных ка­тегорий. Иными словами, когда люди реагируют одина­ково на несколько разных стимулов (например, разных индивидов), они производят категоризацию и связыва­ют определенные атрибуты с каждой категорий (Triandis, 1972, р. 89). Категории могут относиться к американцам, индийцам, грекам, русским, медицинским докторам, уборщикам, христианам, женщинам, детям и пр. Атрибу­ты описывают характеристики, которые люди, принад­лежащие к определенной категории, предположительно

должны иметь: интеллигентные, мрачные, вредные и т. д.. Процесс восприятия в ходе категоризации так же куль­турно-обусловлен, как и процесс отражения объективного мира по-разному различными языками. «Если мы не до­пускаем, что носители разных культур искренне воспри­нимают мир по-разному, наши усилия, направленные на понимание, превратятся в попытки „скорректировать" того, кто воспринимает неправильно» (Bennett, 1998a, р. 16). Вместе с тем, воспринимая мир по-разному, носи­тели различных культур бессознательно формируют ка­тегории своего восприятия на основе следующих едино­образных факторов:

1) наличия явных различий и сходств, которые они на­
блюдают. Критерии сходного и различного базируют­
ся, в свою очередь, на понятии «привычного, знако­
мого», которое прикладывается к воспринимаемым
объектам любого рода;

2) распространения свойств и характеристик привычно­
го и знакомого на новое и неизвестное. Распростране­
ние такого рода способствует предсказуемости (часто
мнимой) окружающей среды и комфортности психо­
логического состояния воспринимающего;

3) разделения людей на «своих» и «чужих» и акценти­
рования внимания на том, что способствует такому
разграничению;

4) усиления положительных аспектов, связанных с вос­
приятием «своих»;

5) уверенности (или широко распространенном мнении)
о том, что, как говорилось выше, люди во всем мире в
сущности одинаковы, а значит, ведут себя большей ча­
стью в соответствии с постулатами родной (для вос­
принимающего) культуры (ср. Brislin, 1981,р. 105).
После того как на основе приведенных принципов

люди распределяют дискретные элементы по категори­ям, они используют категории в своем мыслительном процессе, бессознательно игнорируя индивидуальные элементы явлений, событий и человеческого поведения. Такой способ восприятия весьма рационален. Мышление

категориями способствует получению дополнительной информации. Если бы явления или события не были ка-тегоризованы, то воспринимающему приходилось бы каждый раз определять их характеристики и сущность. При сформированности категорий явления, попадающие в поле зрения, «помещаются в определенную категорию» и все «знания» об этой категории могут быть приложены к конкретному объекту. Относительно культуры такого рода процесс вполне продуктивен при общении в рамках одной культуры, базирующейся на единых ценностях. Если нас приглашают в гости в российскую семью, у нас не возникает сомнения в том, что нам будет предложено богатое, как правило, праздничное, необычное угощение. Мы бессознательно помещаем предстоящее событие в категорию «хождение в гости», приписываем этому со­бытию указанные выше атрибуты (угощение, наличие спиртных напитков, доброжелательная обстановка, мно­го юмора, возможно, разговоры о политике и пр.), и наши ожидания всегда оправдываются, подтверждая правиль­ность атрибуции соответствующих признаков рассматри­ваемому событию. Происходит это потому, что хозяева, приглашающие нас в гости, приписали этому событию идентичные характеристики и действовали в соответ­ствии с ними. Иными словами, значение ситуации «хож­дение в гости» у хозяев и гостей, принадлежащих к одной и той же культуре, одинаково.

Результат атрибуции, или приписывания, в процессе МКО радикально отличается от результата приписыва­ния в рамках родной культуры (см. обоснование в Detweiler, 1975;Jaspars, Hewstone, 1982). Причина кроется в следующем. Как только человек определен как русский или американец, вся доступная воспринимающему ин­формация может быть приложена к конкретному инди­виду. Особенность атрибуции в данном случае заключа­ется в том, что (как и в описанном случае с гостями) при­писывание происходит герез призму родной культуры, но прилагается к объектам культуры другого народа. X. Эр-лих еще в 1973 году провел интересное исследование кон-

кретных слов, которыми представители различных куль­тур характеризуют «чужих», с точки зрения культурной принадлежности, людей. Результат оказался поразитель­ным. Независимо от родной культуры и культуры «чу­жих», большинство характеристик были негативными и сводились в следующему ряду прилагательных: «невеже­ственные», «хмурые», «хвастливые», «циничные», «не обладающие чувством юмора», «пессимистичные», «с предрассудками», «замкнутые», «странные», «подозри­тельные» и «болтливые» (Ehrlich, 1973, р. 26). При этом представители собственной культуры характеризуются в большинстве случаев положительно. Такое исследование, с одной стороны, подтверждает тот факт, что процесс ат­рибуции идет на основе категорий собственной культу­ры и все, кто не вписываются в рамки ее нормативов, ка-тегоризуются как «чужие» и, по меньшей мере, «стран­ные», не соответствующие фреймам, т. е. ожиданиям воспринимающих. С другой стороны, приведенный выше перечень прилагательных, характеризующих носителей другой культуры, можно рассматривать как прямое под­тверждение тому, что культурные представления, такие как понятие о чувстве юмора или болтливости, носят от­носительный характер и обладают большой спецификой в различных культурах. Трудно представить, что обвинить японцев в болтливости могли американцы, однако со сто­роны представителей тайской культуры такое восприя­тие вполне возможно. Так, достоверно известен описан­ный в научной литературе факт, что кичащиеся своими высокими стандартами гигиены американцы (ежеднев­ный душ, неприемлемость повторного надевания одеж­ды, которая однажды была на теле и т. д.) воспринима­ются как грязнули теми же тайцами, принадлежащими к «водной» культуре и принимающими душ в любое время дня, как правило, от 4 до 6 раз ежедневно.

Приложение представлений родной культуры к носи­телям и объектам культуры иноязычной усугубляется тем, что в ходе атрибуции происходит приписывание не толь­ко значений соответствующих событий, действий, пове-

денческих реакций, но и их мотивов (Brislin, 1981, р. 97). В.Д. Парыгин доказывает, что приписывание мотивов — это специфически социальная потребность в информации о скрытых от поверхностного взгляда побуждениях че­ловеческого поведения (Парыгин, 1999, с. 21). Приписы­вание мотивов заслуживает особого внимания в силу того, что многие аспекты коммуникации как процесса, направ­ленного на передачу значений посредством единой для общающихся системы символов (в отличие от общения, направленного на создание общего значения), являются немотивированными вообще, однако передают некото­рое значение. Следовательно, в процессе МКО носитель одной культуры может совершить поступок или действие как речевое, так и неречевое, которому он сам не придает никакого значения, которое он совершает формально и даже бессознательно (поскольку усвоил его бессознатель­но), а носитель другой культуры, в системе значений ко­торой данное действие обладает определенным значени­ем, приписывает это значение совершенному действию и реконструирует его мотив в системе координат родной культуры (см. Gudykunst, 1992,р. 6, 8).

Приведем пример типичного культурно-обусловлен­ного приписывания мотивов, взятый из практики пребы­вания российских студентов в американских университе­тах, смоделированный на основе примера в Triandis, 1975, р. 42-43. Вербальное поведение — высказывание — бу­дет приведено по-английски и дано в переводе, а рекон­струированные (на основе последующих бесед с участни­ками МКО) атрибуции значений совершаемых вербаль­ных действий и их мотивов — только по-русски.

Разговор идет между американским профессором и российским студентом. Речь идет о том, что российский студент, не преуспевший в написании тестов, хочет полу­чить возможность сделать дополнительное задание по предмету и таким образом улучшить свою итоговую оцен­ку. Американский профессор согласен предоставить ему такую возможность. Профессор ожидает, что студент осоз­нает собственную ответственность за происходящее и

примет участие в принятии решения (норма американ­ской культуры). Студент ожидает, что профессор, как стар­ший по рангу, скажет ему, что и когда надо сделать (нор­ма российской культуры).

Вербальноеповедение,

соответствующеевсем

лингвистигескимнормам:

Американец:How long will it take you to do this project? (Сколько времени вам по­требуется на выполнение работы?)

Русский:I do not know. How long should it take? (Я не знаю. А сколько време­ни должно на это уйти?) Американец:You are the one to analyse time requirements for yourself.

(Это вы должны проанали­зировать, сколько времени вам потребуется.) Русский:10 days. (10дней.)

Американец:Take 15. Do you agree to bring it to me in 15 days?

(Пусть будет 15. Мы догово­рились, что вы принесете мне работу через 15 дней?)

Атрибуция культурно -

обусловленныхзнагений

лингвистическибезупрегньш

высказываниям: Американец: Япредло­жил ему принять решение. Русский:Он профессор, он знает степень трудности материала и определяет не­обходимые сроки. Почему он спрашивает меня? Американец:Он отказы­вается принять на себя от­ветственность. Русский: Япопросил его дать мне распоряжение. Американец: Япоказываю ему, что это он должен при­нять ответственность за собственные действия. Русский:Не понимаю, что ему надо? Лучше скажу что-нибудь.

Американец:Он не спосо­бен оценить ни свои зна­ния, ни объем работы. Та­кие сроки нереальны. Американец: Яхочу, что­бы он принял на себя обя­зательства.

Русский:Наконец-то он дал мне распоряжение, что и когда я должен сделать, чтобы исправить отметку.

На самом деле проект требовал гораздо большего вре­мени от российского студента, производившего исследова­ние на неродном для него языке и не владеющего в совер­шенстве системами поиска информации. Студент работал сутками, но по истечении 15 дней работа не была сдана.

Американец: Яхочу, что­бы он выполнил принятые на себя обязательства. Русский: Он спрашивает про работу.

Оба понимают, что работа не закончена.

Американец:У русских нет чувства ответственнос­ти и представления о том, что такое сроки, как ценно время.

Русский:Ну и придурок! Мало того, что он отдает неосуществимые распоря­жения, он не ценит того, что я выполнил такую огром­ную работу в такие короткие сроки, и еще придирается по пустякам. Какая ему разни­ца сегодня я принесу работу или завтра? Будто он ее се­годня же читать будет!

Как видно из примера, различные культурные пред­ставления профессора и студента привели к обоюдному непониманию. Произошло это в силу того, что культур­ные ценности отражаются во всех сферах жизни общества и, конечно же, в системе ценностей образовательных. В американской культуре с ее центризмом на индивидуа­лизме, на ответственности человека за все, что с ним про­исходит, и связанной с этим свободой выбора, на особом отношении ко времени как к ограниченному и ценному

ресурсу, на пунктуальности, поведение российского сту­дента воспринимается как стремление избежать ответ­ственности, как необязательность, как нарушение акаде­мических норм сдачи работ в срок, свидетельствующее о том, что он не умеет ценить время и распределять свои силы. В российской культуре с ее отношением ко време­ни как к неисчерпаемому ресурсу, отражающемся в по­стоянных продлениях сроков выполнения практически любых работ, с ее дистанцией власти, в рамках которой человек более высокого ранга (профессор) несет ответ­ственность за определение объемов и сроков работ для людей более низкого ранга (студентов), поведение аме­риканского профессора воспринимается как нелогичное и недоброжелательное. Ориентированный на результат (американские культурные ценности) профессор не оце­нил усилий студента (ориентация на процесс — россий­ская культурная ценность). Столь разнородное приписы­вание значений соответствующих речевых действий и их мотивов произошло в силу того, что каждый из участни­ков МКО осуществлял атрибуцию в соответствии со стан­дартами собственной культуры и не стремился к созда­нию общего значения происходящего. Таких примеров атрибуции значений родной культуры ситуациям, собы­тиям, действиям, происходящим в культуре иноязычной или в родной, но с участием носителей другой культуры, можно привести множество. Все они служат подтвержде­нием тезиса о том, что создание общего значения проис­ходящего требует особых знаний и умений, и неподготов­ленные участники МКО не способны создать его, а зна­чит, общаться продуктивно.

Приведенный пример из академической жизни свиде­тельствует о том, что атрибуции часто базируются на упо­минавшемся в начале главы «золотом правиле» о единой «человеческой» сущности всех людей на Земле. В резуль­тате применения этого правила все люди рассматривают­ся через призму собственной культуры и им приписыва­ются соответствующие характеристики. Так, большинство американцев ценит собственную автономность, личную

свободу, материальное благополучие и социальную мо­бильность (Stewart, Bennett, 1991, p. 161). Носители аме­риканской культуры, вполне удовлетворенные возмож­ностью реализовать перечисленные ценности в американ­ском обществе, часто исходят из того, что подобные ценности универсальны и что все другие народы на Зем­ле хотели бы иметь аналогичную степень личной свобо­ды, материального достатка и возможности часто менять место жительства. На основе таких представлений они де­лают выводы о том, что все носители других культур, по­лучившие представление об американском общественном устройстве, мечтают переселиться в их страну, что при­ехавшие с визитом бизнесмены, туристы или студенты думают только о том, как бы им остаться в США (Stewart, Bennett, 1991,p. 192).

Аналогичным образом среди носителей российской культуры весьма распространено представление о богат­стве духовного мира россиян (Белянко, Трушина, 2000; Соловьев, 2001). Считая такое качество несомненным до­стоинством, россияне часто делают выводы о том, что представители многих других культур, в частности аме­риканской, просто неспособны понять глубину, слож­ность и богатство российской духовной жизни, сколько бы носители российской культуры ни старались посвя­тить их в нее.

Итак, атрибуция каких-то качеств, черт, свойств, мо­тивов поведения самим себе и другим людям как психо­логический феномен тесно связана с понятиями «своих» и «чужих». Понятия эти широко рассматривались в пси­хологической литературе не только в рамках теорий меж­личностного (в частности, межгруппового) общения, но и применительно к взаимоотношениям полов, предста­вителей различных рас и возрастов, и полученные дан­ные в этой области обладают большим потенциалом для анализа атрибуции при межкультурных контактах. Одна­ко деление на «своих» и «чужих» по признаку культур­ной принадлежности относительно малоисследованное явление. Например, зарегистрированы факты, подтвер-

ждающие приписывание различных мотивов представи­телям различных культур, совершающим одинаковые действия или демонстрирующим одинаковые качества. Так, стремление поделиться ресурсами в собственной культурной среде может рассматриваться как щедрость, в то время как аналогичное качество, демонстрируемое «чужими», воспринимается как расточительность или безответственность (Brewer, 1979). Однако объяснений этого феномена, кроме ссылок на обобщенное негатив­ное отношение к «чужим» и подчеркивания положитель­ных свойств «своих», не было разработано.

Для углубления представлений о том, по каким принципам происходит приписывание значений пове­денческих актов «своим» и «чужим» представляется це­лесообразным использовать некоторые данные из об­ласти анализа межличностного общения и проследить их актуальность и модификацию в случаях МКО.

Рассмотрим такие важные признаки атрибуции в про­цессе межличностного общения, как приписывание свойств или качеств субъекту и приписывание характе­ристик ситуации. Учеными, исследующими психологи­ческие аспекты поведения, было установлено, что инди­вид, наблюдающийза происходящим, склонен припи­сывать некоторые характеристики поведения участников действия или процесса свойствам их личностей. В то же самое время индивид, принимающий участиев собы­тии или процессе, тяготеет к тому, чтобы приписать оп­ределенные характеристики ситуации, в которой он на­ходится. Простейший пример: если кто-то не может най­ти работу, человек, воспринимающий положение дел со стороны, чаще всего считает, что в этом виноват сам ищу­щий работу. Человек же, испытывающий трудности в по­исках работы, приписывает причины такого положения характеристикам жизненной ситуации. Одно из объясне­ний этого явления кроется в особенностях восприятия. Индивид, задействованный в ситуации, сосредоточивает свое внимание на ее характеристиках, поскольку он дол­жен на них отреагировать. Он занимается анализом си-

туации, а не самоанализом, для которого нет ни условий, ни времени. Именно поэтому атрибуция идет по линии характеристик ситуации, а не личности. В противополож­ность этому наблюдающий индивид склонен реагировать на человеческое поведение, а не на набор обстоятельств. Поведение, в свою очередь, гораздо легче «объясняется» через атрибуцию качеств личности (Gudykunst, Kim, 1992, p. 30). В целом тенденция приписывать характеристики качествам личности без учета обстоятельств, в которых она находится и действует, получила в психологической литературе название «фундаментальной ошибки атрибу­ции» (Ross, 1978).

На уровне МКО можно найти множество примеров «фундаментальной ошибки атрибуции». Параллель лег­ко выстраивается при учете все того же деления на «сво­их» и «чужих» по принципу культурной принадлежнос­ти. Когда комментируется поведение «своих», оценки, чаще всего, даются посредством приписывания некото­рых характеристик ситуации. Например, «российские граждане по природе своей честные и щедрые люди, но тяжелые и несправедливые условия существования зас­тавляют многих их них воровать (скрывать доходы) и ничего не делать задаром» (негативные характеристики приписываются ситуации). При анализе поведения пред­ставителей другой культуры его причины чаще всего при­писываются национальным чертам характера: «ну как могут американцы найти выход из трудного положения, у них же совершенно не развито творческое мышление!» (негативные характеристики приписываются личности). И наоборот: американцы, анализирующие бедственное экономическое положение российских граждан, склонны к суждениям типа «Как можно выйти из экономического кризиса, когда русские так необязательны, ленивы и склон­ны к расточительному отношению ко времени?», они при­писывают характеристики не ситуации, а индивидам. При столкновении с ситуацией, в которой американцы вынуж­дены признать отсутствие знаний о чем-то, они объясня­ют это примерно так: «Зачем засорять голову ненужной

информацией, когда есть возможность получить ее в лю­бой момент», т. е. приписывают отсутствие собственных знаний характеристикам их жизненной ситуации, позво­ляющей безболезненно устранить пробел в информации в любой момент. Соответственно, одним из приемов, спо­собствующим искоренению «фундаментальной ошибки атрибуции», будет тренировка внимания на ситуацион­ных факторах и их учет в ходе процесса приписывания характеристик, свойств и причин (мотивов) происходя­щего.

Исследование атрибуции осложняется тем, что, будучи универсальным свойством человеческой психики, сам этот процесс является культурно-обусловленным. Было дока­зано, что атрибуции имеют различные тенденции в высо­коконтекстуальных и низкоконтекстуальных культурах (см. главу 1). Носители высококонтекстуальных культур, будучи более чувствительными к контексту, ситуационным характеристикам, имеют тенденцию выявлять значение поведения индивида опосредованным путем, расшифро­вывая значимые элементы ситуации. Носители низкокон­текстуальных культур тяготеют к прямолинейному, одно­значному пониманию самого сообщения или невербаль­ного действия индивида (Ehrenhause, 1983).

Следующим аспектом анализа психологического про­цесса атрибуции является приписывание значений на двух уровнях: на уровне того, что было сказано или сделано (уровень содержания), и на уровне того, как это было сделано (уровень отношения). Как правило, содержатель­ный уровень кодируется вербально, а уровень отноше­ний — невербально (Gudykunst, 1992, р. 8). Как и весь про­цесс атрибуции, приписывание на обоих упомянутых уровнях является культурно-обусловленным. Даже если содержание высказывания соответствует ожиданиям вос­принимающего, его форма может входить в противоре­чие с представлениями родной культуры. Используя практики анализируемых культур — российской и аме­риканской, достаточно привести в качестве примеров сле­дующие эпизоды. В более демократичной американской

среде совершенно нормально воспринимается, если сту­дент разговаривает с преподавателем, развалившись в кресле и забросив ноги на стол. Если подобные «сигна­лы» посылаются преподавателю российскому, несмотря на адекватность содержания высказывания студента в тот момент, когда он принимает «американскую» позу, они воспринимаются как нарушение поведенческой нормы и форм выражения дистанции власти и оцениваются отри­цательно.

Следующей особенностью атрибуции, влияющей на общение вообще и на МКО в частности, является тенден­ция приписывать оценкам (выводам, заключениям, к ко­торым мы приходим) характер фактуальности (реально наблюдаемых действий и событий) (Куницына и др., 2001, с. 52). Это очень распространенное психологическое яв­ление наиболее радикальным образом влияет на МКО, поскольку глубина расхождений наблюдаемых явлений и произведенных на их основе оценок еще сильнее, чем в родной культуре. Самый типичный, даже банальный, при­мер — американская улыбка, которая сопутствует амери­канцам повсеместно и не несет смысловых нагрузок, кро­ме выражения всеобщей доброжелательности. Незнако­мые с таким положением дел носители российской культуры вместо того, чтобы просто зафиксировать факт — «Он улыбался» (возможно, собственным мыс­лям), делают выводы оценочного характера: «Он добро­желательный человек»; видя быстро идущих по террито­рии университета студентов, вместо фиксации факта «Они идут быстрым шагом» делают вывод «Они торопятся на занятия» и т. д.* В результате проведенного анализа раз­личных сторон психологического процесса атрибуции представляется правомерным сделать следующие выво­ды. Атрибуции, или приписывания значений поведенче­ских действий и их мотивов,

* Оценочные суждения, выдаваемые за факты, следует отличать от приписывания мотивов наблюдаемым действиям. В первом из приведен­ных примеров приписывание мотива могло иметь следующий характер: «Он улыбался, потому что ему понравилось мое высказывание (действие)».

• происходят на основе предварительной категоризации;

• осуществляются

на основе деления на «своих» и «чужих» {Алпатов,

1994, с. 174),

на уровне формы и содержания,

на уровне характеристик субъекта и характеристик

ситуации;

• являются субъективными, поскольку осуществляются
(без предварительной подготовки, т. е. естественным
путем) на основе критериев и категорий родной куль­
туры.

В процессе атрибуции задействованы все универсаль­ные свойства культуры: отношение к природе, времени, пространству, автономности и свободе личности, природе общения и др., перечисленные и описанные в главе 1. Их приписывание идет не только в процессе вербального об­щения за счет выбора определенных языковых средств и речевых стратегий, но и в ходе непосредственных пове­денческих реакций. Приписывая собственное отношение ко времени носителям других культур, россияне часто опаздывают на встречи, с опозданием начинают совеща­ния, поздно сдают необходимые документы и т. д. При­писывая другим собственное отношение к пространству, россияне, как правило, встают слишком близко к собе­седнику, занимают места рядом с другими людьми, когда есть возможность сесть на расстоянии. Исходя из соб­ственных представлений о ценностях коллективизма и взаимопомощи, предлагают услуги, не подозревая, что тем самым индицируют отношения неравенства и соб­ственного превосходства, а также просят носителей дру­гих культур об услугах, не подозревая, что такие просьбы при определенных обстоятельствах могут воспринимать­ся как обуза и вторжение в личные дела другого индиви­да, поскольку от россиянина (согласно ценностям другой, англоязычной, культуры) ожидается, что он или она дол­жны справиться с трудностями сами и т. д.

Обобщающий вывод заключается в том, что на исход­ной стадии МКО его непросвещенный участник осуще-

ствляет атрибуции на основе ценностей и постулатов род­ной культуры, исходя из представления о единстве при­роды человеческих существ и идеи сходства реальностей их существования.

Однако психологические, социальные, социологиче­ские исследования последних лет наглядно демонстриру­ют тот факт, что люди существенно различаются между собой. Различия эти касаются не только индивидуальных физических и психических черт, но носят системный ха­рактер. Люди отличаются друг от друга как носители сис­темных признаков этнической группы, экономического слоя общества, возрастной группы, профессиональной принадлежности, сексуальной ориентации и т. д. (см. Bennett, 1998, р. 192). Наибольшие различия существуют в аспекте такого конституирующего фактора личности, как культурная принадлежность. Именно она, базируясь на различных системах культурных ценностей, обеспечи­вает глубоко заложенные системные различия в мировос­приятии и моделях поведения между носителями разных культур.

Названный постулат глубинного различия индивидов по признаку культурной принадлежности не является общепринятым в обыденном мышлении и в системе на­учного познания (см., например, противоположную точ­ку зрения в Никитин, 1999, с. 6-14). В большинстве слу­чаев он просто игнорируется, а различия сводятся к по­верхностным явлениям, за которыми стоит единая «человеческая природа», объединяющая исторические периоды, общества и психологические процессы взаимо­действия индивидов. Исходя из этноцентрических пред­ставлений люди активно ищут сходства и игнорируют глубоко заложенные различия между представителями различных культур. Отражение постулата о глубинном сходстве всех человеческих существ можно проследить в философских науках, подходах и даже лингвистических школах (см., например, работы Н. Хомского о врожден­ности глубинной грамматики). М. Беннет называет этот постула

Поиск по сайту: