В главе 1 были рассмотрены взаимоотношения культуры, с одной стороны, и языка как статической сущности (собственно языковой структуры), находящей отражение в лексических единицах и грамматических структурах, и речи как динамической сущности, находящей отражение в целостном дискурсе и составляющих его дискретных речевых актах, — с другой. При описании культурных различий в структуре речевых актов была предпринята попытка спроецировать восприятие их культурно-обусловленных особенностей носителями другой культуры. Для этого использовались данные опроса американских студентов и преподавателей, входивших в активные контакты с российскими студентами во время их обучения в США. Если рассматривать общение в традиционных терминах, как обладающее перцептивной, коммуникативной и интерактивной сторонами (Куницина, Казаринова, Погольша, 2001, с. I5), то в главе 1 были проанализированы коммуникативные особенности МКО, его внешняя, наблюдаемая и верифицируемая сторона. Традиционно факторы, принадлежащие внутреннему миру индивида, т. е. психологические по своей природе, привлекались, но не анализировались при разработке методических подходов к обучению иностранным языкам (Kaikkonen, 2001, р. 62). Однако психологические факторы радикальным образом влияют на характер общения вообще и МКО в частности. Можно сказать, что «аксиомой является то, что диссонанс в межличностных или меж-культурных отношениях неизбежно коренится в сложностях (помехах) в перцептивно-коммуникативном процессе на одном или на обоих уровнях культуры: имплицитном и эксплицитном» (Hall, 1998,р. 59). Следовательно, для определения характеристик эффективного МКО необходимо обратиться к междисциплинарным исследованиям, учитывающим не только когнитивные процессы и лингвис-
тическую составляющую обучения иностранным языкам, но личность обучающегося: познающую, думающую, чувствующую и действующую. Необходимость учета психологических факторов при интегрированном обучении языку и культуре (в нашей терминологии, культурно-связанному обучению языку) была обоснована многими методистами (см., например, работы М. Байрама: Вуrат, 1989, Byram, Morgan, 1994,р. 5). Исходя из актуальности этого вопроса в качестве предмета содержания главы 2 мы избрали психологические особенности МКО. В главе анализируются аспекты восприятия явлений, обладающих культурным значением, т. е. воплощающих или отражающих культурные ценности, таких как институты общества, происходящие события, модели поведения, восприятие одного участника МКО другим, а также психологические особенности порождения ответных отношений и действий. При этом индивид-участник МКО рассматривается не во всей совокупности его проявлений, не как биологические существо или интеллектуальная «машина», но как совокупный социальный продукт, как представитель некоторой социальной группы и общности (Парыгин, 1999, с. 41), как носитель определенной культуры.
Необходимость исследования сущности МКО обусловлена той особой ролью, которую оно приобрело в изменившихся жизненных условиях и которую особо подчеркивают специалисты в области обучения иностранным языкам (см., например, Тер-Минасова, 2000, с. 6).
Прежде чем приступить к анализу психологических аспектов МКО, необходимо дать определение самому понятию МКО как специфическому явлению. Межкультурное общение рассматривается нами
- как явление, отличное от коммуникации,
- как частный случай общения межличностного,
- как явление, основанное на этноцентризме,
- как явление, характеризующееся процессами атрибу ции, состояниями неопределенности и тревожности.
Первая часть главы 2 будет посвящена первым трем из приведенных выше характеристик МКО, вторая часть исследует процесс атрибуции, третья посвящена вопросам управления состоянием неопределенности, четвертая — вопросам управления состоянием волнения, а заключительная, пятая часть обосновывает необходимость формирования таких сложных психологических умений языковой личности, которые обеспечат продуктивность МКО.
Межкультурное общение
Тезис первый заключается в том, что общение в настоящей работе понимается как явление, отличное от коммуникации. Во многих отечественных психологических исследованиях термины «общение» и «коммуникация» рассматриваются как равнозначные. Так, известный специалист в области преподавания иностранных языков С. Г. Тер-Минасова использует приведенные термины как синонимы: «Его Величество Общение (или Ее Величество Коммуникация) правит миром...» (Тер-Минасова, 2000, с. 9, см. также Тер-Минасова, 1998) и в подкрепление такого содержательного наполнения терминов «коммуникация» и «общение» приводит примеры определения одного термина посредством использования другого из известных словарей: «Коммуникация — это акт общения между двумя и более индивидами, основанная на взаимопонимании; сообщение информации одним лицом другому или ряду лиц», «Коммуникация — сообщение, общение» (цит. по Тер-Минасова, 2000, с. 12). Не разграничивают понятий «коммуникация» и «общение» иВ. П. Фурманова, рассматривающая общение «вообще» (не межкультурное) в единстве трех характеристик, одна из которых «процесс передачи и приема информации» (Фурманова, 1994, с. 31), и A.A. Леонтьев, ставящий между ними знак равенства: «В самом общем смысле общение, или коммуникация — это...» (Леонтьев, 1984, с. 61). Такому пониманию способствует перевод слова communico с латинского
на русский, которыйдается в российских учебниках, — «делаю общим, связываюсь, общаюсь» (Куницына, Казарина, Погольша, 2001, с. 44), а также словарные определения исследуемых понятий, ключевыми словами которых являются «обмен информацией» (Азимов, Щукин, 1999, с. 117, 193). Аналогичной точки зрения на взаимоотношение явлений общения и коммуникации придерживаются Б.Ф. Ломов (Ломов, 1981, с. 7), И.А. Зимняя (Зимняя, 1997, с. 420), Н. Лебедева (Лебедева, 1999, с. 146), Е.И. Рогов (Рогов, 2001), К.Н. Хитрик (Хитрик, 2001) и др.
Известен и другой подход, в рамках которого разграничение понятий «общение» и «коммуникация» проводится, но делается это по критерию различия объемов их значений. Коммуникация рассматривается как одна из составляющих общения наряду с взаимовоздействием и взаимовлиянием людей друг на друга (Парыгин, 1999, с. 59; Каган, 1988, с. 148-149).
В настоящей работе разграничение описываемых понятий производится по содержательному критерию, на основании понимания их сущности, их природы. Дело в том, что какой бы смысл ни вкладывался в термин «коммуникация», какая бы модель коммуникации ни предлагалась (информационная (обобщающая), линейная, интерактивная, трансакционная), во всех случаях эксплицитно или имплицитно в процесс коммуникации, как вербальной, так и невербальной, входит идея общего для ее участников кода, при помощи которого осуществляется передача сообщения от отправителя к получателю (линейная модель), обратная связь получателя с отправителем (интерактивная модель) или одновременное получение и отправление сообщений (трансакционная модель). В таком понимании в ходе межличностной коммуникации «происходит перемещение представлений, идей, знаний, настроений... от одного субъекта к другому» (курсив наш. — Т.Е.;Куницынаидр., 2001, с. 44). Это означает, что в обобщенном смысле коммуникация всегда и традиционно понимается как трансакция, предполагающая наличие
источника сообщения, собственно сообщения, приемника сообщения, канала передачи, некоторых шумов (помех) и главное — общей сигнальной системы: разделяемой и отправителем и получателем системы знагений тех знаков, которыми они оперируют, для кодирования и деко-дированиясообщения(см.,например, Бергельсон, 1999, с.26), или «совпадения системы социальных и индивидуальных значений» общающихся (Парыгин, 1999, с. 181). Не составляет исключения и коммуникация межличностная, предполагающая «процесс переработки и передачи информации между партнерами по общению; ситуации, в которых один человек делает что-то для другого, а другой делает что-либо в ответ; взаимодействие, опосредованное символами; процесс намеренного или случайного обмена сообщениями между двумя или несколькими партнерами; взаимодействие между коммуникантами, которые имеют возможность... осуществлять обратную связь» (Куницына идр.,2001, с. 44;см. также Психолого-педагогигеские аспекты преподавания ин. языков в ВШ, 1998, с. 47-48).
В приведенном понимании наличие единой или единообразной системы значений является ключевым компонентом для осуществления процесса коммуникации, как вербальной, так и невербальной. Такое положение совершенно справедливо, если речь идет о технических сигнальных системах, таких как азбука Морзе, или о сигнальной системе единого для участников коммуникации родного языка. Однако, если говорить о функционировании языка иностранного, то следует признать, что, несмотря на общность кода — одного и того же языка — система значений, по крайней мере в аспекте их культурного компонента, будет принципиально различной для его носителя и для того, кто использует язык в качестве иностранного (см. главу 1). В таком случае коммуникация на иностранном языке может приводить к «эффекту смысловых ножниц» (Дридзе, 1980, с. 181), как к «общению, так и разобщению» (Фурманова, 1994, с. 7). В этом аспекте явление, которое мы называем (межкультурным) общением, отличается от коммуникации. В ходе межкультурного общения
происходит не передача значения, а его создание. МКО — это процесс, в результате которого собеседниками создается нечто общее, а именно, единообразное значение речевых действий, совершаемых поступков, происходящих событий. Такое понимание близко интерпретации Ю.М. Лотманом второго (в его системе) вида коммуникации, в ходе которого происходит возрастание информации, ее трансформация, переформулировка в других категориях (Лотман, 1992, с. 84), трактовке общения М.С. Каганом в тех случаях, когда он определяет общение как «процесс выработки новой информации для общающихся людей и рождения их общности» (Каган, 1988, с. 149), и пониманию общения Е.И. Пассовым, когда «„столкновение" двух позиций порождает нечто новое — новые знания, мысли, чувства, новую интенцию...» (Пассов, 1991, с. 9) Именно в таком плане мы понимаем МКО:как процесс совместной выработки единого, скорее всего нового для всех участников акта общения, значения всех производимых и воспринимаемых действий и их мотивов.Только такое общение может способствовать «рождению общности» участников, понимаемой как специфическая общность медиаторов культур, характеризующаяся уникальным восприятием действительности через двойную или тройную призму нескольких культур одновременно.В этом и состоит качественное отличие МКО от коммуникации в традиционном смысле последнего термина (ср. определение МКО через количественные параметры в Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание, 1991, с. 10).
Специфика МКО, заключающаяся в создании общего значения, имплицирует следующую отличительную черту этого вида общения, его контактный характер (Zanger, 1993). Создание общего значения по определению невозможно опосредованным путем при помощи средств массовой информации или искусства, поскольку требует совместной деятельности и наличия обратной связи. Следо-
вательно, МКО представляет собой разновидность общения межличностного. Последнее определяется как «осуществляемое с помощью средств речевого и неречевого воздействия взаимодействие между несколькими людьми...». «Оно удовлетворяет следующим критериям: в нем участвует небольшое число людей (чаще всего группа из 2-3 человек); это непосредственное взаимодействие..:, это лигностно-ориентированное общение...» (курсив авторов источника, Куницына и др., 2001, с. 12). Именно к такому общению, в отличие от межгруппового общения или общения социального, такого как чтение лекций или выступления в средствах массовой информации, мы должны в первую очередь подготовить студентов в процессе обучения иностранному языку, к общению с конкретными людьми, принадлежащими другой культуре, на бытовом и/или деловом уровне.
Вместе с тем МКО не тождественно межличностному общению в родной культуре. Прежде всего необходимо отметить специфику обратной связи. При МКО «активная обратная связь» присутствует далеко не всегда и многие компоненты взаимодействия остаются имплицитными. Субъект общения не всегда получает непосредственную реакцию участников акта общения на собственное поведение. При общении двух или трех человек, принадлежащих к различным культурам, наблюдаемые действия могут обладать значением для одного участника общения и быть лишенными какого-либо значения — для другого. Такое положение совершенно естественно, поскольку каждый из носителей различных культур вступает в МКО с базой собственных осознаваемых или бессознательных представлений как о значении различных поступков, действий (речевых и неречевых), событий, ситуаций и т. д., являющихся предметом и содержанием общения, так и о значении собственно общения как взаимодействия, о значении его формальных, структурных характеристик.
Еще одно отличие МКО от межличностного общения кроется в том, что второй из анализируемых видов общения является культурно-обусловленным. Его принципы,
модели и стили различны в различных культурах. Отечественные психологи классифицируют стили межличностного общения по разным основаниям. Например, по цели стили подразделяются на инструментальный, направлент ный на достижение цели в результате общения, и аффективный, направленный на установление отношений (Куч ницынаидр., 2001, с. 430), или ритуальный, манипулятив-ный и гуманистический (Крижанская, Третьяков, 1999); постепенивербальнойвыраженностицелевойустановкии собственной позиции — на прямой и непрямой стили; по степени испол ьзованияэкспрессивныхсредствиязыка—на искусный (вычурный), точный и сжатый (Куницына и др., 2001, с. 430-431). Кроме того, общение может классифицироваться по колигествуугастников на индивидуальное и массовое, по местоположению — на контактное и дистантное (Кудрявцева, Пухаева, 1997) и т. д. Как видно из самой терминологии, не только природа и стили межличностного общения, но и их анализ связан с культурными ценностями. То, что отечественными учеными квалифицируется как «вычурность», воспринимается как норма в тех культурах, для которых такой стиль общения является единственно известным и, соответственно, естественным. С точки зрения исследователей — носителей других культур, «точный» стиль в терминологии наших ученых получит название «грубого» в терминологии ученых, придерживающихся «вычурного» стиля общения, а «вычурный» будет квалифицироваться как «оптимальный». Если использовать модель сопоставительного анализа стилей общения, предложенную Э. Стюартом и М. Беннетом в их работе «American Cultural Patterns» (Stewart, Bennet, 1991, p. 165), и применить ее к анализу стилей общения, распространенных в американской и российской культурах, можно прогнозировать, что характерная для русских манера высказывания, связанная с большим количеством культурно-окрашенных импликаций, будет восприниматься американцами как туманная, расплывчатая, нечеткая, ведущая к трудностям понимания. В свою очередь, прямолинейная манера общения американцев иногда вос-
принимается носителями российской культуры как грубая, примитивная, свидетельствующая об отсутствии метафорического мышления (см. также Этнокультурная специфика языкового сознания, 1996, с. 104-105).
Если стиль речи не корректируется с целью создания общего, разделяемого всеми участниками общения значения высказываний, нарастание негативных оценок идет по «регрессивной спирали» (Stewart, Bennett, 1991) и расплывчатость постепенно превращается в отговорки, обман и нечестность, а грубость — в нахальство, наглость и, в конце концов, в оскорбительность манеры поведения. В задачи настоящей главы не входит исследование конкретных стилей общения. Ее содержание сосредоточено на анализе особенностей МКО как особого вида общения и выработке таких подходов к обучению иностранному языку, которые (на основе выделенных особенностей) могут служить основой методик, обеспечивающих продуктивность МКО в любой ситуации.
Перечисленные различия между межличностным общением в рамках родной культуры и МКО исключительно важны, однако главное отличие МКО от типизированного межличностного общения заключается в функциональных особенностях анализируемых явлений. Дело в том, что многообразные функции межличностного общения в родной культуре (контактная, информационная, побудительная, эмотивная, функция установления отношений, функция оказания влияния и др.) являются равноправными, различающимися только по характеру и целям (см. Куницына и др., 2001, с. 14-15). В процессе МКО функции организованы иерархично. Главенствующей является «функция понимания — адекватное восприятие и понимание смысла сообщения и взаимное понимание намерений,установок,переживаний,состояний» (ibid., с. 15). Никакого контакта между носителями различных культур не может быть установлено, если воспринимающий н е понимает, не распознает посылаемый сигнал как направленный на установление контакта, на осуществление контактной функции общения. Например, в американс-
кой культуре вопрос «How are you doing today?» (Как дела?) не является сигналом к контакту, это лишь знак того, что посылающий данный сигнал индивид осведомлен о присутствии другого индивида в непосредственной физической близости и приветствует его. Основанные на непонимании попытки носителей российской культуры ответить на заданный вопрос приводят в замешательство индивида, задавшего его, и в состояние обиды того, кому этот сигнал приветствия был направлен. Аналогичным образом обстоят дела и с другими функциями общения, когда оно осуществляется между носителями различных культур. Побудительная функция может быть реализована только в том случае, когда все участники МКО распознают некоторые знаки или символы как побудительные и т. д. Используя характеристику общения с точки зрения функций включенной в процесс общения речи, данную Б.Д. Парыгиным, можно сказать, что «процесс установления взаимопонимания между индивидами является важнейшим параметром... общения, которому могут быть подчинены все остальные функции речи» (Парыгин, 1999, с. 179-180). В приведенном определении мы сталкиваемся с доминирующей функцией общения, обозначенной как «взаимопонимание». В нашей трактовке взаимопонимание как «такой случай понимания одного человека другим, когда оно носит взаимный, обоюдный характер» (ibid., с. 181), является идеальной целью МКО в силу того, что «к числу важнейших условий и предпосылок взаимопонимания относится, прежде всего, способность общающихся к адекватному восприятию системы ценностей и значений, регулирующих поведение друг друга» (ibid.). Как видно из приведенного определения, МКО и здесь обладает собственной спецификой. Она состоит в том, что его участники принадлежат к культурам, воплощающим различные системы ценностей и приписывающим различные значения одним и тем же словам, грамматическим конструкциям, идентичным или схожим речевым и неречевым действиям, поступкам, ситуациям, событиям.
Соответственно, для успешного МКО невозможно воспользоваться имеющимся у его участников значением. Значение перечисленных феноменов необходимо совместно создать в ходе межличностного общения особого вида.
На основании сказанного выше, с учетом положения о том, что культура является конституирующим фактором формирования личности, и в отличие от тех ученых, которые рассматривают межкультурное общение как частный случай общения межличностного (Gudykunst, Kim, 1992), мы будем рассматривать межкультурное общение как отдельный специфический вид общения, имеющий собственные закономерности. При анализе психологических аспектов МКО мы будем ориентироваться на такие его характеристики, которые объединяют все виды МКО, как вербальные, так и невербальные.
Принципиальное психологическое отличие МКО от общения в привычном мире родной культуры заключается в том, что во втором случае люди реагируют на привычную обстановку интуитивно, не подвергая ее сомнению или последующему анализу, т. е. большей частью бессознательно (Этнопсихолингвистигескиепроблемысе-мантики, 1978, с. 57;Верещагин, Костомаров, 1980, с. 35). В ходе МКО даже в родной стране каждая ситуация воспринимается как новая и проходящий через нее участник общения обречен на переживание миникризиса, связанного с непредсказуемым характером МКО. Именно поэтому психологические аспекты МКО заслуживают пристального внимания и анализа, а участники МКО должны быть оснащены соответствующими знаниями о психологических особенностях столь специфического общения и умениями его практического осуществления.
Подводя итог поискам дефиниции МКО, следует сказать, что среднего многочисленных ранее известных определений наиболее приемлемыми нам представляются следующие. «Межкультурное общение — знаковый процесс, в ходе которого представители различных культур создают общее значение» {Lustig, Koester, 1999, с. 52); «межкультурное общение — это двусторонний, символи-
ческий процесс между людьми различных культур, включающий атрибуцию значений» (Gudykunst, Kim, 1992, p. 13-14). Эти два определения привлекли внимание в силу того, что в первом из них эксплицитно заложена целевая установка на создание совместных зна-гений любого поведения собеседников, которые обеспечат взаимное понимание и сделают общение эффективным, а во втором названа исходная точка МКО — атрибуция (приписывание) значений. Если мы имеем в качестве исходной позиции атрибуцию значений и целевую установку — создание общего значения, то МКО и есть тот процесс, который обеспечивает переход собеседников из начальной стадии общения в конечную. В реальной действительности поставленная цель МКО достигается далеко не всегда. Причина заложена не только в особенностях картины мира (культуры), которую, как было продемонстрировано в главе 1, каждый из участников МКО наследует вместе с родным языком, но и в собственно психологических особенностях общения представителей различных культур.
Прежде всего следует отметить, что естественной бессознательной реакцией человеческого организма на любое непривычное явление является стремление избежать его (Bennett, 1998, р. 1-2). Понятие «другого» принципиально для МКО. Понимание «другого» в широком смысле слова, его положительное восприятие, уважение к нему, перевод «чужого и враждебного» в категорию просто «другого», стремление создать нечто общее на основе «своего» и «другого» и является сутью МКО. Если общение в рамках единой культуры строится на схожести, то МКО строится на различиях, и только понимание этого и умение управлять как сходными, так и различными явлениями ведет к созданию «общего значения» и гарантирует продуктивность МКО.
Здесь уместно обратиться к основному философскому постулату, отражающемуся в человеческой психике и влияющему на любое общение, но особенно драматично на общение межкультурное. Это постулат о единообразии,
о глубинном сходстве всех человеческих существ. Как говорил Конфуций: «Все люди одинаковы. Отличаются только их привычки (habits)» (цит. по Lebedko, 1999, р. 8). Известный американский культуролог М. Беннет проследил выражение так называемого «золотого правила», исходящего из приведенного постулата, в различных религиях. «Золотое правило» содержит утверждение о том, что с другими необходимо обращаться так, как мы хотели бы, чтобы они обращались с нами, или, другими словами, «если я не уверен в том, как следует обращаться с вами, я просто представлю, как бы я хотел, чтобы обращались со мной, и буду поступать в соответствии с этим» (Bennet, 1998b, р. 191). Это «золотое правило», длительное время никем не оспаривавшееся, предполагает, что другие люди хотят, чтобы с ними обращались именно так, а значит, непосредственно отражает мысль о равенстве, единой природе и сходстве всех человеческих существ (Bennet M., 1998, р. 191). Такой подход подкрепляется и некоторыми эмпирическими научными изысканиями в области физического мира, базирующимися на тезисе о единстве материи. Представление о том, что все люди, в сущности, одинаковы, а реальность их обитания едина и целостна, подводит базу под положение о том, что все наблюдаемые различия можно рассматривать как поверхностные, это положение и господствовало в восприятии мира изучаемого языка долгие годы. В результате, несмотря на декларации, призывающие относиться к каждой культуре «как к равноправной и равноценной и интересной, нужной, желанной именно в силу ее непохожести, ее уникальности» (Каган, 1988, с. 213), в реальной действительности индивиды ожидают «похожести».
Поскольку все люди считаются одинаковыми, представляется правомерным приложить к ним известные индивиду критерии восприятия и оценки. А поскольку единственные критерии, которые доступны неподготовленному человеку, это критерии, обусловленные его собственной культурной принадлежностью, то он рассматривает их как естественные, фактически как единственно
возможные, и именно их прилагает к другим индивидам. Тенденция, согласно которой собственная культура служит точкой отсчета для всех жизненных феноменов, получила название этноцентризма. Сам термин происходит от двух греческих слов: «ethnos» — «нация, народ», и «kentron», что переводится как «средоточие» и предполагает, что собственная нация или народ видятся как центр мироздания. Применительно к культурным сущностям этноцентризм — это тенденция бессознательно рассматривать людей, используя в качестве оценочных стандартов свою общность и свои представления как единственно возможные и моральные; это процесс оценивания «чужих»* через призму «своих» (Монтель, 1988, с. 78). Этноцентризм признает только одну систему координат и отрицает все остальные (Triandis, 1996, р. 35).
Этноцентризм как естественное психологическое явление был давно идентифицирован и определен психологами. В 1940 году В. Самнер охарактеризовал этноцентризм как «такое видение вещей, при котором группа, к которой принадлежит индивид, находится в центре всего, остальные ранжируются по отношению к ней» (цит. по Gudykunst, 1992, р. 5). Этноцентрические представления (сознательные и бессознательные) формируются у индивида в результате процесса социализации. Этот процесс уникален в том, что «он одновременно обращен и в будущее и в прошлое. Он обращен в будущее в аспекте того, кем люди должны стать, и в прошлое — для определения того, какие модели поведения, ценности и убеждения должны быть (сохранены и) продолжены» (Cushner, Brislin, 1996, p. 5). Социализация настолько мощный и всеохватывающий процесс, что люди, прошедшие через него, с трудом могут представить, что возможно существование
* Термины «свои» и «чужие» обычно используются в теории межличностного общения и прилагаются к представителям, входящим в группу, к которой принадлежит некоторый субъект (свои), и исключенным из нее (чужие) (Куницына и др., 2001, с. 324). Позаимствовав сами термины, мы будем использовать их здесь и далее для обозначения носителей родной культуры — «свои» и для обозначения носителей другой культуры — «чужие» (в значении, используемом в Школа 2000, 1998, с. 88).
других реальностей, других миров, других культур. В последнее время в научной литературе термин «этноцентризм» стал приобретать отрицательные коннотации. В связи с этим необходимо отметить, что в качестве естественного психологического явления этноцентризм вызван к жизни объективными условиями существования нации и выполняет несколько функций: -утилитарная функция, или функция выживания. В этой функции этноцентризм способствует тому, что носители культуры усваивают ее, не подвергая сомнению ее постулаты, и составляют в итоге более однородное в культурном плане общество, жизнь в котором предсказуема и (по этому параметру) относительно легка;
- защитная функция. Чем выше степень этноцентризма,
тем радикальнее деление людей на «своих» и «чужих», тем сплоченнее выступают носители одной культуры против «чужих» и их влияния, особенно если восприятие последних «своими» негативно. Это позволяет носителям культуры избежать негативных эмоций относительно собственной нации и защитить собственное «эго»;
- функция выражения культурных ценностей. Она позво-
ляет выражать собственные ценности и оценивать их как единственно правильные, что, в свою очередь, обеспечивает поведение всех носителей культуры в соответствии с ними и их передачу из поколения в поколение;
- информационная функция. Она обеспечивает структу рированность знаний и представлений носителей од ной культуры о других народах на основе собственной системы координат и, таким образом, создает иллю зию их подготовленности к восприятию неизвестного (ср. перечень функций этноцентризма в Katz, 1960). Перечисленные функции гарантируют целостность
нации и обеспечивают ее членам состояние психологического комфорта при общении друг с другом. Этноцентрическое восприятие и поведение — это естественная психологическая реакция индивида при столкновении со все-
ми жизненными явлениями. Неподготовленный к МКО индивид не составляет исключения. Он вступает в процесс общения оснащенным этноцентрическими механизмами психологического комфорта. Но если этноцентризм весьма эффективен при общении с носителями родной культуры, то он не срабатывает при общении с носителями других культур, поскольку изначально ставит родную культуру выше других и способствует тому, что индивид воспринимает «чужих» в искаженном, чаще всего враждебном виде. Прямым проявлением этноцентризма в речи при общении с представителями иноязычной культуры является стремление дистанцироваться от собеседника, которое может быть осуществлено тремя путями: 1) демонстрацией незаинтересованности в представителях других культур, что проявляется в безразличном тоне голоса и манере речи; 2) ограничением или даже стремлением избежать контактов с представителями других культур; 3) демонстрацией чувства враждебности по отношению к носителям других культур, что проявляется в саркастических или уничижительных замечаниях и комментариях (Lukens, 1978, р. 41).
Стремление дистанцироваться или чувство враждебности могут быть замаскированы в ходе непосредственного вербального общения и проявляться в виде поведенческих реакций (поступков), а также в процессе вербального общения с соотечественниками, когда предметом обсуждения являются носители другой культуры, а высказывания о них носят негативный характер. Для снятия негативных реакций и подготовки индивида к МКО необходимо моделирование этноцентрических реакций.
Общеизвестно, что человеческая психика не пассивный механизм восприятия внешних и внутренних явлений, но активное устройство, интерпретирующее все внешние и внутренние стимулы. Более того, «организация стимулов в соответствии с категориями — это, скорее, психокультурная деятельность, чем автоматический психологический процесс» {Stewart, Bennett, 1991,p. 27). Психика приписывает стимулам значения согласно имеющимся у
организма установкам, вырабатывает механизмы, которые помогают человеку сохранять психологический баланс и находить решения в условиях неопределенности и/или тревожности. Само восприятие может быть определено как «процесс, в ходе которого индивид выбирает, оценивает и организует стимулы внешней среды» (Singer, 1998, р. 97). Психологические процессы восприятия направляются посредством системы ожиданий (установок) индивида (Kelly, 1963, р. 46). Согласно этим положениям наш опыт определяется не только объективными свойствами воспринимаемых явлений, но и нашим способом их восприятия. Последнее особенно актуально для явлений социальных, к которым относится феномен МКО. Рассмотрим особенности таких психологических аспектов МКО, как
• атрибуция,
• состояние неопределенности,
• состояние тревожности.
Процессы атрибуции
«Атрибуция (или приписывание) относится к суждениям о поведении других и о своем собственном поведении. Ее основополагающей предпосылкой является положение о том, что люди активно ищут объяснения поведению, которое они наблюдают» (Brislin, 1981, р. 91). Атрибуции — это умозаключения или суждения, которые люди делают относительно того, что происходит в их мире. В процессе общения мы имеем дело с атрибуциями, касающимися поведения (Cushner, Brislin, 1996,р. 343). «Хотя процесс атрибуции имеет место при анализе человеком самых различных социальных явлений... особое значение придается атрибуции относительно поведения партнера по взаимодействию» (Куницынаидр., 2001, с. 22). Обобщая процитированные определения, можно сказать, что атрибуция — это приписывание значений фактам, событиям, явлениям. Иногда в процессе восприятия наряду с собственно атрибутивным компонентом, когнитивным по своей природе, выделяют экспектационный и аффек-
тивный (Фурманова, 1994, с. 65). Мы рассматриваем атрибуцию как доминирующий аспект восприятия, влияющий на ожидания (какое значение приписывается, такое и ожидается) и на эмоциональную оценку (ожидаемое оценивается как положительное и вызывает положительное отношение, неожиданное, как правило, отрицательное). Процесс атрибуции совершенно естественен, неизбежен и абсолютно необходим при общении людей между собой. По сути дела это та же многоуровневая и многослойная система фреймов (ожиданий), о которой говорилось в главе 1 применительно к языку и речи, но отнесенная к событиям, поступкам, ситуациям и психологическим состояниям, которые испытывает субъект общения и в которых он участвует. Подобно тому как в процессе речи каждое высказывание не конструируется каждый раз заново на сознательной основе, но бессознательно моделируется в соответствии с некоторым фреймом, люди, действующие в среде своих соотечественников, не могут каждый раз конструировать ход общения, эмоции, которые может вызвать тот или иной поступок, его последствия. На бессознательном уровне все, принадлежащие к одной культуре, «знают» обо всех этих компонентах и полагаются на них в общении с представителями родной культуры (мы осознаем многоплановость субкультурных групп внутри одной культуры, но сознательно пренебрегаем ею в рамках исследования).
В рамках родной культуры индивиды способны выделять стандартные или типичные социальные ситуации. «Представляя собой часть информационного багажа нормального человека, такое знание используется в качестве контекстуальных рамок (в нашей терминологии «фреймов») , применение которых участниками взаимодействия становится предпосылкой взаимопонимания между ними» (Куницына и др., 2001, с. 102). Иначе контекстуальные рамки можно представить в виде сценариев — стандартных последовательностей действий в привычных ситуациях. Отсутствие сходных сценариев может привести к конфликту между участниками общения. Например, в
российской культуре каждый знает, что надо уступать места старшим в транспорте, и даже если не делает этого, маскирует свое поведение (закрывает глаза или читает книгу), тем самым показывая, что он или она не следуют общепринятым правилам поведения не потому, что бросают им вызов, а потому что не осведомлены о положении дел, требующем определенной реакции. Приписывание правильной модели поведения базируется на «знании» системы национальных ценностей, среди которых есть уважение к старшим по возрасту и взаимная забота как проявление ценности коллективизма. Если носитель российской культуры на основе универсального психологического процесса атрибуции бессознательно припишет соответствующие ценности иной культуре, скажем, американской, и поведет себя в соответствии с ними, это вызовет всеобщее неодобрение, ибо стремление уступить место есть указание на возраст или пол другого человека, который требует особого отношения, что есть прямая дискриминация либо по признаку возраста, либо по признаку пола и осуждается ценностями американской культуры, исходящей из приоритета полного равенства всех человеческих существ.
Атрибуция — сложный процесс. Ей предшествует категоризация. Научно доказано, что любой человек неспособен каждый раз заново анализировать каждый уникальный стимул, каждую конкретную ситуацию и реагировать индивидуально на миллионы разрозненных и изолированных элементов. Он производит категоризацию этих элементов и реагирует на проявления определенных категорий. Иными словами, когда люди реагируют одинаково на несколько разных стимулов (например, разных индивидов), они производят категоризацию и связывают определенные атрибуты с каждой категорий (Triandis, 1972, р. 89). Категории могут относиться к американцам, индийцам, грекам, русским, медицинским докторам, уборщикам, христианам, женщинам, детям и пр. Атрибуты описывают характеристики, которые люди, принадлежащие к определенной категории, предположительно
должны иметь: интеллигентные, мрачные, вредные и т. д.. Процесс восприятия в ходе категоризации так же культурно-обусловлен, как и процесс отражения объективного мира по-разному различными языками. «Если мы не допускаем, что носители разных культур искренне воспринимают мир по-разному, наши усилия, направленные на понимание, превратятся в попытки „скорректировать" того, кто воспринимает неправильно» (Bennett, 1998a, р. 16). Вместе с тем, воспринимая мир по-разному, носители различных культур бессознательно формируют категории своего восприятия на основе следующих единообразных факторов:
1) наличия явных различий и сходств, которые они на блюдают. Критерии сходного и различного базируют ся, в свою очередь, на понятии «привычного, знако мого», которое прикладывается к воспринимаемым объектам любого рода;
2) распространения свойств и характеристик привычно го и знакомого на новое и неизвестное. Распростране ние такого рода способствует предсказуемости (часто мнимой) окружающей среды и комфортности психо логического состояния воспринимающего;
3) разделения людей на «своих» и «чужих» и акценти рования внимания на том, что способствует такому разграничению;
4) усиления положительных аспектов, связанных с вос приятием «своих»;
5) уверенности (или широко распространенном мнении) о том, что, как говорилось выше, люди во всем мире в сущности одинаковы, а значит, ведут себя большей ча стью в соответствии с постулатами родной (для вос принимающего) культуры (ср. Brislin, 1981,р. 105). После того как на основе приведенных принципов
люди распределяют дискретные элементы по категориям, они используют категории в своем мыслительном процессе, бессознательно игнорируя индивидуальные элементы явлений, событий и человеческого поведения. Такой способ восприятия весьма рационален. Мышление
категориями способствует получению дополнительной информации. Если бы явления или события не были ка-тегоризованы, то воспринимающему приходилось бы каждый раз определять их характеристики и сущность. При сформированности категорий явления, попадающие в поле зрения, «помещаются в определенную категорию» и все «знания» об этой категории могут быть приложены к конкретному объекту. Относительно культуры такого рода процесс вполне продуктивен при общении в рамках одной культуры, базирующейся на единых ценностях. Если нас приглашают в гости в российскую семью, у нас не возникает сомнения в том, что нам будет предложено богатое, как правило, праздничное, необычное угощение. Мы бессознательно помещаем предстоящее событие в категорию «хождение в гости», приписываем этому событию указанные выше атрибуты (угощение, наличие спиртных напитков, доброжелательная обстановка, много юмора, возможно, разговоры о политике и пр.), и наши ожидания всегда оправдываются, подтверждая правильность атрибуции соответствующих признаков рассматриваемому событию. Происходит это потому, что хозяева, приглашающие нас в гости, приписали этому событию идентичные характеристики и действовали в соответствии с ними. Иными словами, значение ситуации «хождение в гости» у хозяев и гостей, принадлежащих к одной и той же культуре, одинаково.
Результат атрибуции, или приписывания, в процессе МКО радикально отличается от результата приписывания в рамках родной культуры (см. обоснование в Detweiler, 1975;Jaspars, Hewstone, 1982). Причина кроется в следующем. Как только человек определен как русский или американец, вся доступная воспринимающему информация может быть приложена к конкретному индивиду. Особенность атрибуции в данном случае заключается в том, что (как и в описанном случае с гостями) приписывание происходит герез призму родной культуры, но прилагается к объектам культуры другого народа. X. Эр-лих еще в 1973 году провел интересное исследование кон-
кретных слов, которыми представители различных культур характеризуют «чужих», с точки зрения культурной принадлежности, людей. Результат оказался поразительным. Независимо от родной культуры и культуры «чужих», большинство характеристик были негативными и сводились в следующему ряду прилагательных: «невежественные», «хмурые», «хвастливые», «циничные», «не обладающие чувством юмора», «пессимистичные», «с предрассудками», «замкнутые», «странные», «подозрительные» и «болтливые» (Ehrlich, 1973, р. 26). При этом представители собственной культуры характеризуются в большинстве случаев положительно. Такое исследование, с одной стороны, подтверждает тот факт, что процесс атрибуции идет на основе категорий собственной культуры и все, кто не вписываются в рамки ее нормативов, ка-тегоризуются как «чужие» и, по меньшей мере, «странные», не соответствующие фреймам, т. е. ожиданиям воспринимающих. С другой стороны, приведенный выше перечень прилагательных, характеризующих носителей другой культуры, можно рассматривать как прямое подтверждение тому, что культурные представления, такие как понятие о чувстве юмора или болтливости, носят относительный характер и обладают большой спецификой в различных культурах. Трудно представить, что обвинить японцев в болтливости могли американцы, однако со стороны представителей тайской культуры такое восприятие вполне возможно. Так, достоверно известен описанный в научной литературе факт, что кичащиеся своими высокими стандартами гигиены американцы (ежедневный душ, неприемлемость повторного надевания одежды, которая однажды была на теле и т. д.) воспринимаются как грязнули теми же тайцами, принадлежащими к «водной» культуре и принимающими душ в любое время дня, как правило, от 4 до 6 раз ежедневно.
Приложение представлений родной культуры к носителям и объектам культуры иноязычной усугубляется тем, что в ходе атрибуции происходит приписывание не только значений соответствующих событий, действий, пове-
денческих реакций, но и их мотивов (Brislin, 1981, р. 97). В.Д. Парыгин доказывает, что приписывание мотивов — это специфически социальная потребность в информации о скрытых от поверхностного взгляда побуждениях человеческого поведения (Парыгин, 1999, с. 21). Приписывание мотивов заслуживает особого внимания в силу того, что многие аспекты коммуникации как процесса, направленного на передачу значений посредством единой для общающихся системы символов (в отличие от общения, направленного на создание общего значения), являются немотивированными вообще, однако передают некоторое значение. Следовательно, в процессе МКО носитель одной культуры может совершить поступок или действие как речевое, так и неречевое, которому он сам не придает никакого значения, которое он совершает формально и даже бессознательно (поскольку усвоил его бессознательно), а носитель другой культуры, в системе значений которой данное действие обладает определенным значением, приписывает это значение совершенному действию и реконструирует его мотив в системе координат родной культуры (см. Gudykunst, 1992,р. 6, 8).
Приведем пример типичного культурно-обусловленного приписывания мотивов, взятый из практики пребывания российских студентов в американских университетах, смоделированный на основе примера в Triandis, 1975, р. 42-43. Вербальное поведение — высказывание — будет приведено по-английски и дано в переводе, а реконструированные (на основе последующих бесед с участниками МКО) атрибуции значений совершаемых вербальных действий и их мотивов — только по-русски.
Разговор идет между американским профессором и российским студентом. Речь идет о том, что российский студент, не преуспевший в написании тестов, хочет получить возможность сделать дополнительное задание по предмету и таким образом улучшить свою итоговую оценку. Американский профессор согласен предоставить ему такую возможность. Профессор ожидает, что студент осознает собственную ответственность за происходящее и
примет участие в принятии решения (норма американской культуры). Студент ожидает, что профессор, как старший по рангу, скажет ему, что и когда надо сделать (норма российской культуры).
Вербальноеповедение,
соответствующеевсем
лингвистигескимнормам:
Американец:How long will it take you to do this project? (Сколько времени вам потребуется на выполнение работы?)
Русский:I do not know. How long should it take? (Я не знаю. А сколько времени должно на это уйти?) Американец:You are the one to analyse time requirements for yourself.
(Это вы должны проанализировать, сколько времени вам потребуется.) Русский:10 days. (10дней.)
Американец:Take 15. Do you agree to bring it to me in 15 days?
(Пусть будет 15. Мы договорились, что вы принесете мне работу через 15 дней?)
Атрибуция культурно -
обусловленныхзнагений
лингвистическибезупрегньш
высказываниям: Американец: Япредложил ему принять решение. Русский:Он профессор, он знает степень трудности материала и определяет необходимые сроки. Почему он спрашивает меня? Американец:Он отказывается принять на себя ответственность. Русский: Япопросил его дать мне распоряжение. Американец: Япоказываю ему, что это он должен принять ответственность за собственные действия. Русский:Не понимаю, что ему надо? Лучше скажу что-нибудь.
Американец:Он не способен оценить ни свои знания, ни объем работы. Такие сроки нереальны. Американец: Яхочу, чтобы он принял на себя обязательства.
Русский:Наконец-то он дал мне распоряжение, что и когда я должен сделать, чтобы исправить отметку.
На самом деле проект требовал гораздо большего времени от российского студента, производившего исследование на неродном для него языке и не владеющего в совершенстве системами поиска информации. Студент работал сутками, но по истечении 15 дней работа не была сдана.
Американец:Where is your project? (Где ваша работа?)
Американец: Яхочу, чтобы он выполнил принятые на себя обязательства. Русский: Он спрашивает про работу.
Русский: It will be ready tomorrow.
(Она будет готова завтра.) Американец:But we agreed that you would bring it to me today. (Но мы же договорились, что вы сдадите мне ее сегодня.)
Оба понимают, что работа не закончена.
Американец:У русских нет чувства ответственности и представления о том, что такое сроки, как ценно время.
Русский:Ну и придурок! Мало того, что он отдает неосуществимые распоряжения, он не ценит того, что я выполнил такую огромную работу в такие короткие сроки, и еще придирается по пустякам. Какая ему разница сегодня я принесу работу или завтра? Будто он ее сегодня же читать будет!
Как видно из примера, различные культурные представления профессора и студента привели к обоюдному непониманию. Произошло это в силу того, что культурные ценности отражаются во всех сферах жизни общества и, конечно же, в системе ценностей образовательных. В американской культуре с ее центризмом на индивидуализме, на ответственности человека за все, что с ним происходит, и связанной с этим свободой выбора, на особом отношении ко времени как к ограниченному и ценному
ресурсу, на пунктуальности, поведение российского студента воспринимается как стремление избежать ответственности, как необязательность, как нарушение академических норм сдачи работ в срок, свидетельствующее о том, что он не умеет ценить время и распределять свои силы. В российской культуре с ее отношением ко времени как к неисчерпаемому ресурсу, отражающемся в постоянных продлениях сроков выполнения практически любых работ, с ее дистанцией власти, в рамках которой человек более высокого ранга (профессор) несет ответственность за определение объемов и сроков работ для людей более низкого ранга (студентов), поведение американского профессора воспринимается как нелогичное и недоброжелательное. Ориентированный на результат (американские культурные ценности) профессор не оценил усилий студента (ориентация на процесс — российская культурная ценность). Столь разнородное приписывание значений соответствующих речевых действий и их мотивов произошло в силу того, что каждый из участников МКО осуществлял атрибуцию в соответствии со стандартами собственной культуры и не стремился к созданию общего значения происходящего. Таких примеров атрибуции значений родной культуры ситуациям, событиям, действиям, происходящим в культуре иноязычной или в родной, но с участием носителей другой культуры, можно привести множество. Все они служат подтверждением тезиса о том, что создание общего значения происходящего требует особых знаний и умений, и неподготовленные участники МКО не способны создать его, а значит, общаться продуктивно.
Приведенный пример из академической жизни свидетельствует о том, что атрибуции часто базируются на упоминавшемся в начале главы «золотом правиле» о единой «человеческой» сущности всех людей на Земле. В результате применения этого правила все люди рассматриваются через призму собственной культуры и им приписываются соответствующие характеристики. Так, большинство американцев ценит собственную автономность, личную
свободу, материальное благополучие и социальную мобильность (Stewart, Bennett, 1991, p. 161). Носители американской культуры, вполне удовлетворенные возможностью реализовать перечисленные ценности в американском обществе, часто исходят из того, что подобные ценности универсальны и что все другие народы на Земле хотели бы иметь аналогичную степень личной свободы, материального достатка и возможности часто менять место жительства. На основе таких представлений они делают выводы о том, что все носители других культур, получившие представление об американском общественном устройстве, мечтают переселиться в их страну, что приехавшие с визитом бизнесмены, туристы или студенты думают только о том, как бы им остаться в США (Stewart, Bennett, 1991,p. 192).
Аналогичным образом среди носителей российской культуры весьма распространено представление о богатстве духовного мира россиян (Белянко, Трушина, 2000; Соловьев, 2001). Считая такое качество несомненным достоинством, россияне часто делают выводы о том, что представители многих других культур, в частности американской, просто неспособны понять глубину, сложность и богатство российской духовной жизни, сколько бы носители российской культуры ни старались посвятить их в нее.
Итак, атрибуция каких-то качеств, черт, свойств, мотивов поведения самим себе и другим людям как психологический феномен тесно связана с понятиями «своих» и «чужих». Понятия эти широко рассматривались в психологической литературе не только в рамках теорий межличностного (в частности, межгруппового) общения, но и применительно к взаимоотношениям полов, представителей различных рас и возрастов, и полученные данные в этой области обладают большим потенциалом для анализа атрибуции при межкультурных контактах. Однако деление на «своих» и «чужих» по признаку культурной принадлежности относительно малоисследованное явление. Например, зарегистрированы факты, подтвер-
ждающие приписывание различных мотивов представителям различных культур, совершающим одинаковые действия или демонстрирующим одинаковые качества. Так, стремление поделиться ресурсами в собственной культурной среде может рассматриваться как щедрость, в то время как аналогичное качество, демонстрируемое «чужими», воспринимается как расточительность или безответственность (Brewer, 1979). Однако объяснений этого феномена, кроме ссылок на обобщенное негативное отношение к «чужим» и подчеркивания положительных свойств «своих», не было разработано.
Для углубления представлений о том, по каким принципам происходит приписывание значений поведенческих актов «своим» и «чужим» представляется целесообразным использовать некоторые данные из области анализа межличностного общения и проследить их актуальность и модификацию в случаях МКО.
Рассмотрим такие важные признаки атрибуции в процессе межличностного общения, как приписывание свойств или качеств субъекту и приписывание характеристик ситуации. Учеными, исследующими психологические аспекты поведения, было установлено, что индивид, наблюдающийза происходящим, склонен приписывать некоторые характеристики поведения участников действия или процесса свойствам их личностей. В то же самое время индивид, принимающий участиев событии или процессе, тяготеет к тому, чтобы приписать определенные характеристики ситуации, в которой он находится. Простейший пример: если кто-то не может найти работу, человек, воспринимающий положение дел со стороны, чаще всего считает, что в этом виноват сам ищущий работу. Человек же, испытывающий трудности в поисках работы, приписывает причины такого положения характеристикам жизненной ситуации. Одно из объяснений этого явления кроется в особенностях восприятия. Индивид, задействованный в ситуации, сосредоточивает свое внимание на ее характеристиках, поскольку он должен на них отреагировать. Он занимается анализом си-
туации, а не самоанализом, для которого нет ни условий, ни времени. Именно поэтому атрибуция идет по линии характеристик ситуации, а не личности. В противоположность этому наблюдающий индивид склонен реагировать на человеческое поведение, а не на набор обстоятельств. Поведение, в свою очередь, гораздо легче «объясняется» через атрибуцию качеств личности (Gudykunst, Kim, 1992, p. 30). В целом тенденция приписывать характеристики качествам личности без учета обстоятельств, в которых она находится и действует, получила в психологической литературе название «фундаментальной ошибки атрибуции» (Ross, 1978).
На уровне МКО можно найти множество примеров «фундаментальной ошибки атрибуции». Параллель легко выстраивается при учете все того же деления на «своих» и «чужих» по принципу культурной принадлежности. Когда комментируется поведение «своих», оценки, чаще всего, даются посредством приписывания некоторых характеристик ситуации. Например, «российские граждане по природе своей честные и щедрые люди, но тяжелые и несправедливые условия существования заставляют многих их них воровать (скрывать доходы) и ничего не делать задаром» (негативные характеристики приписываются ситуации). При анализе поведения представителей другой культуры его причины чаще всего приписываются национальным чертам характера: «ну как могут американцы найти выход из трудного положения, у них же совершенно не развито творческое мышление!» (негативные характеристики приписываются личности). И наоборот: американцы, анализирующие бедственное экономическое положение российских граждан, склонны к суждениям типа «Как можно выйти из экономического кризиса, когда русские так необязательны, ленивы и склонны к расточительному отношению ко времени?», они приписывают характеристики не ситуации, а индивидам. При столкновении с ситуацией, в которой американцы вынуждены признать отсутствие знаний о чем-то, они объясняют это примерно так: «Зачем засорять голову ненужной
информацией, когда есть возможность получить ее в любой момент», т. е. приписывают отсутствие собственных знаний характеристикам их жизненной ситуации, позволяющей безболезненно устранить пробел в информации в любой момент. Соответственно, одним из приемов, способствующим искоренению «фундаментальной ошибки атрибуции», будет тренировка внимания на ситуационных факторах и их учет в ходе процесса приписывания характеристик, свойств и причин (мотивов) происходящего.
Исследование атрибуции осложняется тем, что, будучи универсальным свойством человеческой психики, сам этот процесс является культурно-обусловленным. Было доказано, что атрибуции имеют различные тенденции в высококонтекстуальных и низкоконтекстуальных культурах (см. главу 1). Носители высококонтекстуальных культур, будучи более чувствительными к контексту, ситуационным характеристикам, имеют тенденцию выявлять значение поведения индивида опосредованным путем, расшифровывая значимые элементы ситуации. Носители низкоконтекстуальных культур тяготеют к прямолинейному, однозначному пониманию самого сообщения или невербального действия индивида (Ehrenhause, 1983).
Следующим аспектом анализа психологического процесса атрибуции является приписывание значений на двух уровнях: на уровне того, что было сказано или сделано (уровень содержания), и на уровне того, как это было сделано (уровень отношения). Как правило, содержательный уровень кодируется вербально, а уровень отношений — невербально (Gudykunst, 1992, р. 8). Как и весь процесс атрибуции, приписывание на обоих упомянутых уровнях является культурно-обусловленным. Даже если содержание высказывания соответствует ожиданиям воспринимающего, его форма может входить в противоречие с представлениями родной культуры. Используя практики анализируемых культур — российской и американской, достаточно привести в качестве примеров следующие эпизоды. В более демократичной американской
среде совершенно нормально воспринимается, если студент разговаривает с преподавателем, развалившись в кресле и забросив ноги на стол. Если подобные «сигналы» посылаются преподавателю российскому, несмотря на адекватность содержания высказывания студента в тот момент, когда он принимает «американскую» позу, они воспринимаются как нарушение поведенческой нормы и форм выражения дистанции власти и оцениваются отрицательно.
Следующей особенностью атрибуции, влияющей на общение вообще и на МКО в частности, является тенденция приписывать оценкам (выводам, заключениям, к которым мы приходим) характер фактуальности (реально наблюдаемых действий и событий) (Куницына и др., 2001, с. 52). Это очень распространенное психологическое явление наиболее радикальным образом влияет на МКО, поскольку глубина расхождений наблюдаемых явлений и произведенных на их основе оценок еще сильнее, чем в родной культуре. Самый типичный, даже банальный, пример — американская улыбка, которая сопутствует американцам повсеместно и не несет смысловых нагрузок, кроме выражения всеобщей доброжелательности. Незнакомые с таким положением дел носители российской культуры вместо того, чтобы просто зафиксировать факт — «Он улыбался» (возможно, собственным мыслям), делают выводы оценочного характера: «Он доброжелательный человек»; видя быстро идущих по территории университета студентов, вместо фиксации факта «Они идут быстрым шагом» делают вывод «Они торопятся на занятия» и т. д.* В результате проведенного анализа различных сторон психологического процесса атрибуции представляется правомерным сделать следующие выводы. Атрибуции, или приписывания значений поведенческих действий и их мотивов,
* Оценочные суждения, выдаваемые за факты, следует отличать от приписывания мотивов наблюдаемым действиям. В первом из приведенных примеров приписывание мотива могло иметь следующий характер: «Он улыбался, потому что ему понравилось мое высказывание (действие)».
• происходят на основе предварительной категоризации;
• осуществляются
на основе деления на «своих» и «чужих» {Алпатов,
1994, с. 174),
на уровне формы и содержания,
на уровне характеристик субъекта и характеристик
ситуации;
• являются субъективными, поскольку осуществляются (без предварительной подготовки, т. е. естественным путем) на основе критериев и категорий родной куль туры.
В процессе атрибуции задействованы все универсальные свойства культуры: отношение к природе, времени, пространству, автономности и свободе личности, природе общения и др., перечисленные и описанные в главе 1. Их приписывание идет не только в процессе вербального общения за счет выбора определенных языковых средств и речевых стратегий, но и в ходе непосредственных поведенческих реакций. Приписывая собственное отношение ко времени носителям других культур, россияне часто опаздывают на встречи, с опозданием начинают совещания, поздно сдают необходимые документы и т. д. Приписывая другим собственное отношение к пространству, россияне, как правило, встают слишком близко к собеседнику, занимают места рядом с другими людьми, когда есть возможность сесть на расстоянии. Исходя из собственных представлений о ценностях коллективизма и взаимопомощи, предлагают услуги, не подозревая, что тем самым индицируют отношения неравенства и собственного превосходства, а также просят носителей других культур об услугах, не подозревая, что такие просьбы при определенных обстоятельствах могут восприниматься как обуза и вторжение в личные дела другого индивида, поскольку от россиянина (согласно ценностям другой, англоязычной, культуры) ожидается, что он или она должны справиться с трудностями сами и т. д.
Обобщающий вывод заключается в том, что на исходной стадии МКО его непросвещенный участник осуще-
ствляет атрибуции на основе ценностей и постулатов родной культуры, исходя из представления о единстве природы человеческих существ и идеи сходства реальностей их существования.
Однако психологические, социальные, социологические исследования последних лет наглядно демонстрируют тот факт, что люди существенно различаются между собой. Различия эти касаются не только индивидуальных физических и психических черт, но носят системный характер. Люди отличаются друг от друга как носители системных признаков этнической группы, экономического слоя общества, возрастной группы, профессиональной принадлежности, сексуальной ориентации и т. д. (см. Bennett, 1998, р. 192). Наибольшие различия существуют в аспекте такого конституирующего фактора личности, как культурная принадлежность. Именно она, базируясь на различных системах культурных ценностей, обеспечивает глубоко заложенные системные различия в мировосприятии и моделях поведения между носителями разных культур.
Названный постулат глубинного различия индивидов по признаку культурной принадлежности не является общепринятым в обыденном мышлении и в системе научного познания (см., например, противоположную точку зрения в Никитин, 1999, с. 6-14). В большинстве случаев он просто игнорируется, а различия сводятся к поверхностным явлениям, за которыми стоит единая «человеческая природа», объединяющая исторические периоды, общества и психологические процессы взаимодействия индивидов. Исходя из этноцентрических представлений люди активно ищут сходства и игнорируют глубоко заложенные различия между представителями различных культур. Отражение постулата о глубинном сходстве всех человеческих существ можно проследить в философских науках, подходах и даже лингвистических школах (см., например, работы Н. Хомского о врожденности глубинной грамматики). М. Беннет называет этот постула