ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Глава 8. Ценность человеческой жизни

•

Глава 9. Человеческая свобода и опасность непонимания ее ценности

Глава 10. Природа нравственности и ее основания

Глава 11. Сравнительный анализ этических систем

Глава 12. Предназначение человека и его власть над природой

Глава 13. Как человек осуществляет свою власть

Глава 14. Что ждет человека в будущем

Глава 8. Ценность человеческой жизни

Не пытаясь начать с определения, что такое человечес­кая жизнь, — так как решение этой задачи может потребо­вать слишком много времени, если она вообще имеет реше­ние, — начнем с конкретного вопроса о том, какую ценность мы придаем и должны придавать жизни человека. В конце концов, все мы люди и все мы живем на этом свете, и, что еще более важно, имеем непосредственный личный опыт того, что значит жить. Поэтому нам нужно понять, какую ценность мы приписываем человеческой жизни; как нашей собственной, так и жизни других людей.

Давайте уточним, что кроется под выражением "придавать ценность человеческой жизни". Наверное, мы не говорим при этом о том, как хорошо было в прежние времена, или о том, приносит ли удовлетворение людям жизнь сегодня. Для нас важно, какую ценность мы придаем жизни самой по себе, не­зависимо от того, чем она наполнена. Действительно ли чело­веческая жизнь, будь то наша собственная или жизнь другого человека, представляет собой такую ценность, что было бы предосудительно обращаться с ней неподобающим образом или как-то умалять ее значимость, или даже разрушать ее? Понятно, что ответ на этот вопрос является решающим с точ­ки зрения нашего отношения к себе и к другим.

Для начала рассмотрим одну из животрепещущих про­блем жизни и смерти, которая поможет понять суть постав­ленных нами вопросов.

Проблема убийства новорожденных

Все мы когда-то появились на свет и, вероятно, благодар­ны судьбе, что не стали жертвой детоубийцы. Но есть ли что-нибудь предосудительное в детоубийстве? И если есть, то что это и почему?

В Древней Греции отец или оба родителя нежеланного ребенка имели право поместить его в открытый короб или сосуд и оставить в горах на съедение диким зверям. Так они пытались успокоить свою совесть, делая вид, что ребенка убили не они, а дикие звери. Специалисты по истории древ­него мира, профессора М. Кэри и Т. Дж. Хаархофф пишут, что после 200 г. до н. э. такой способ избавления от нежелан­ных детей стал, по-видимому, "довольно часто использовать­ся для поддержания постоянной численности населения Греции, а в некоторых городах даже вызвал ее резкое сниже­ние^"1. Может быть, преднамеренно, а может быть, и нет, де­тоубийство служило, вероятно, как средством уменьшения семейных расходов, так и средством регулирования числен­ности населения.

В связи с этим возникает вопрос: правомерно ли такое детоубийство с точки зрения морали? Вопрос этот касается и нас, потому что это проблема не только древнего мира. Мы тоже когда-то были младенцами. А вдруг по какой-то при­чине наши родители не захотели бы нашего появления на свет? Позволительно ли было бы с позиций морали нас уничтожить? За последние двадцать или тридцать лет жизнь миллионов зародышей, мозг и нервная система которых уже сформировались, была прервана посредством аборта просто потому, что родители не захотели их появления на свет. Разве они не были тоже людьми? А если были (хотя многие упор­но отрицают это), мы могли бы задать вопрос, который мы обсуждали выше: правомерно ли их уничтожение с позиций морали?

Вернемся к новорожденным детям, так как никто не от­рицает, что они — человеческие существа. Является ли их жизнь абсолютной ценностью, так что убивать их нельзя, даже если родители не могут себе позволить их иметь, или по какой-то причине не хотели их появления на свет, или если государство решило сократить избыточный рост насе­ления?

В начале нашего века многие хозяева держали в доме кошек, чтобы дом не наводнили мыши. Так делают мно­гие и сегодня. Если же кошка принесла четырех котят, а хозяйка не желает их иметь и нет желающих их забрать, хозяйка обычно топит котят в ведре. Никому и в голову не приходит, что с позиций морали это нечто неподобаю­щее.

Сегодня многие убеждают нас поверить в то, что чело­веческие существа — это просто животные, которые в ре­зультате случайной мутации генов и последующего процес­са естественного отбора по воле случая эволюционирова­ли дальше, чем другие приматы. Если это так, то на каком основании мы можем говорить, что убийство маленького котенка не нужно считать нарушением морали, а убийство новорожденного человека — нужно? Каково же в таком слу­чае кардинальное отличие человеческого существа от жи­вотного?

Если, как считают многие, во Вселенной нет ничего, кро­ме материи, а у человеческих существ нет ни души, ни духа и они, подобно животным, являются высокоорганизован­ной формой материи, то тогда почему нельзя разделывать­ся с ними так же, как с детенышами животных? В чем раз­ница?

Кто-то может ответить на этот вопрос так: "Разница со­стоит в том, что люди более ценны, чем животные, и поэто­му аморально убивать человеческих младенцев, да и вообще человеческих существ любого возраста, на любом этапе их жизненного пути".

Понимание того, что человеческая жизнь почему-то пред­ставляет особую ценность — это хорошее начало. Но терми­ны "ценность", "ценный" обычно используются в несколь­ких различных смыслах. Поэтому нам нужно определить, в каком смысле можно сказать, что, во-первых, человеческие существа представляют собой ценность, а во-вторых, — большую ценность, чем животные.

Ценностьчеловеческой жизни неможет зависеть от субъективного суждения людей

Некоторые вещи не имеют ценности сами по себе. Они приобретают ценность только в глазах людей. Возьмем, к примеру, сигареты. Одним они нравятся, и для них пачка сигарет представляет ценность. Другим — не нравятся, и они даже думают, что сигареты вообще не имеют никакой цен­ности и их нужно просто сжечь.

Можно ли, следуя этой линии рассуждения, сделать вы­вод, что жизнь человека является ценной, если кому-то дан­ный человек кажется ценным и считается, что его не следует уничтожать? Или аналогичный вывод: если каким-то людям данный человек не нравится и он не является ценным для них, то они могут его уничтожить?

Звучит страшно, и это действительно страшно; но имен­но так иногда ведут себя некоторые народы. В древние вре­мена один из египетских фараонов, желая подчинить себе своих рабов, проводил государственную политику, соглас­но которой дочерей, родившихся в семьях рабов, оставляли живыми, а сыновей сразу после рождения повивальные баб­ки топили в реке. Приведем пример из современной жизни. Многие люди в Китае по разным причинам явно предпочи­тают сыновей дочерям. Китайское правительство, встрево­женное колоссальным ростом рождаемости, недавно приня­ло закон, запрещающий родителям иметь более одного ре­бенка. Этот закон провоцирует поведение людей, которое кажется совершенно невероятным: имеются веские доказа­тельства того, что в отдаленных районах Китая первенца-девочку родители могут спокойно убить в надежде, что сле­дующий ребенок окажется мальчиком.

Таким образом, когда мы говорим о ценности человечес­кой жизни, мы должны придерживаться более жесткого принципа, который несовместим с рассуждением, что желан­ного и любимого ребенка родители не должны уничтожать, а родители, для которых новорожденный не желанен и не любим, должны быть свободны в своем выборе: убить или

оставить его в живых. Нельзя сводить ценность человечес­кой жизни к проблеме чисто произвольного личного выбо­ра и вкуса. Но если человеческая жизнь имеет ценность в принципе, то следует полагать, что она должна всегда и вез­де быть одинаково ценной, независимо от того, нравится ли носитель этой жизни другим людям или нет.

Возможно, кто-то возразит: "Новорожденные дети и взрослые люди имеют разную ценность. Взрослый развитой человек, несомненно, имеет большую ценность, чем ново­рожденный неразвитой младенец; а взрослый, наделенный даром, скажем, художника, ученого или инженера, имеет большую ценность, чем взрослый, который не обладает ни одним из этих талантов и который может быть даже полным тупицей. Разве широкие массы не ценят знаменитого фут­болиста или кинозвезду больше, чем они ценят заводского рабочего или ребенка-калеку?"

Конечно, мы ценим и должны ценить уровень развития ребенка и огорчаться, если мы сталкиваемся с какими-то сбоями; конечно, мы ценим и должны ценить мастерство хорошего повара или опытного врача, талант педагога, ро­маниста или музыканта. Но когда мы признаем, что восхи­щаемся и ценим одаренных людей за их таланты, то что кон­кретно мы имеем в виду? Наверное, мы все-таки не имеем в виду, что для соответствия требованиям, предъявляемым к классу "человек", данный индивид должен быть исключи­тельно одаренной личностью или что простая пожилая жен­щина в меньшей степени является человеком, чем, скажем, молодая кинозвезда. Попробуйте представить себе челове­ка, начисто лишенного каких-то способностей. Разве у него не человеческая жизнь? И разве не следует эту жизнь ценить и рассматривать как священную и неприкосновенную про­сто потому, что это жизнь человека?

Или, может быть, кто-то скажет, что существуют люди разных сортов, или категорий, и жизнь человека более вы­сокой категории следует хранить и лелеять, а жизни людей

низших категорий вряд ли стоит сохранять, ими можно по праву пренебречь или даже уничтожить? Ценность человеческой жизни нельзя ставить в зависи­мость от природных качеств и одаренности человека

Это не просто академический вопрос, поскольку распро­странение точки зрения, согласно которой ценность челове­ческой жизни зависит от степени развития человека, пользо­валась в нашем веке колоссальной популярностью и имела далеко идущие последствия. Приведем несколько примеров. 1. Антисемитизм Гитлера

Профессор 3. Стернхилл² показывает, какие ценностные суждения лежат в основании политики Гитлера, приведшей к уничтожению шести миллионов евреев. Основываясь на извращенных экстремистских представлениях о социал-дар­винизме (которые, между прочим, современные дарвинис­ты сурово осуждают), люди типа Ж. Вашера де Лапужа во Франции³ и Отто Аммона в Германии⁴ "не только утверж­дали абсолютное физическое, нравственное и социальное превосходство арийцев, которое они основывали на измере­ниях черепа и других социальных, антропологических и эко­номических критериях), но и выдвинули новое понятие че­ловеческой природы и сформулировали новое представле­ние об отношениях между людьми. Социал-дарвинизм, свя­занный с расизмом, имел прямое влияние на десакрализацию сущности человека и приравнивание социального су­ществования к физическому. Человеческий вид считался подчиненным тому же самому закону, что и другие виды, а человеческая жизнь рассматривалась как непрестанная борь­ба за существование. Представители этого учения полагали, что мир принадлежит сильнейшему, который благодаря сво­ей силе является лучшим, и потому нужно следовать новой этической системе, которую Вашер де Лапуж назвал "селекционистской" и которая заменила ему традиционную хрис­тианскую этическую систему. На рубеже веков идея этни­ческого неравенства стала очень влиятельной". Германия и

Франция были наводнены публикациями, где это представ ление сочеталось с арийским антисемитизмом. Неудивитель­но, что политическое мышление Гитлера сформировалось под воздействием литературы подобного содержания. И мы все знаем слишком хорошо, к чему это привело.

2. Массовые убийства в Камбодже

Пол Пот тоже был сторонником точки зрения, согласно которой некоторые люди представляют собой большую цен­ность по сравнению с другими. Он относил к людям более низкой категории интеллектуалов и поэтому уничтожил около двух миллионов тех, кто принадлежал к этой социаль­ной группе.

3. Дети-бродяги в некоторых латиноамериканских странах

Это либо дети-сироты, либо дети, оставленные своими родителями в раннем детстве. Они живут на улицах, вырас­тают дикарями, живут случайными заработками или вору­ют, будучи неизменным источником общественных беспо­рядков. Они, конечно, тоже человеческие существа. Но они никому не нужны и никто не считает их ценностью. Время от времени полиция делает рейды по улицам и отстреливает их как бездомных животных или преступников. С ними об­ращаются как с низкосортными, а потому ненужными чело­веческими существами.

Но нам не следует ограничиваться рассмотрением таких крайних случаев. Если ценность человеческой жизни ставит­ся в зависимость от дарований и способностей ее обладате­ля, или от его полезности для человеческого общества, а не от того простого факта, что это человеческая жизнь и что она неприкосновенна, то как, например, относиться к жизни ста­риков? Когда-то они приносили пользу обществу. Но теперь все их способности ушли в прошлое, они ослабли и не толь­ко не приносят никакой пользы, но зачастую являются обу­зой для семьи. В некоторых странах сегодня есть сильные и громкоголосые сторонники принятия законодательства, со­гласно которому родственники имели бы право "помогать"

старикам отправляться на тот свет. Это называется "само­убийство с чужой помощью". Будет ли оно нравственным?

А как же тогда быть с детьми, имеющими физические или психические отклонения, умственно отсталыми? Не долж­ны ли мы сами или государство заботиться о них, насколько позволяют возможности, в силу того что они, будучи в ка­ком-то отношении ущербными, являются все же человечес­кими существами? Или мы имеем право оставить их пребы­вать в грязи, как животных?

До сих пор мы поставили больше вопросов, чем дали от­ветов. Но уже на этом этапе рассуждения ясно следующее.

1. Ценность человеческой жизни нельзя ставить в зави­симость от субъективного отношения к ней данного челове­ка или нации. Ее нельзя делать предметом чьего-то произ­вольного личного вкуса или предпочтения.

2. Крайне опасно ценность человеческой жизни ставить в зависимость от степени развития данного человека и его "полезности" для общества.

Исходя из этих тезисов, рассмотрим следующую возмож­ность.

Ценность человеческой жизни заключена в самой жизни. Она объективна

Если однажды вечером вы увидите на западном небоск­лоне необыкновенный закат, то вы почти невольно восклик­нете: "Как красиво!". Более того, от всякого, кто увидит это зрелище, вы будете ожидать подобной реакции. А если кто-то останется равнодушным, вы решите, что этот человек, види­мо, не совсем нормален, или что он страдает дальтонизмом или совершенно неспособен воспринимать прекрасное. Мы решаем так потому, что действительно считаем, что закат пре­красен сам по себе. Наверное, каждый скажет, что закат пре­красен независимо от того, смотрим мы на него или нет.

Далее. Мы приходим к этому выводу не на основании сложного логического анализа. Закат вызвал паше восхище­ние в силу красоты, свойственной ему независимо от нашей

оценки. Для этого не потребовалось мнения других людей и вывода на основе консенсуса.

В природе можно наблюдать множество подобных явле­ний. Ученые говорят, что, сталкиваясь с устройством физи­ческого мира, с его сложностью и вместе с тем с простотой его фундаментальных законов, они не могут не испытывать чувства благоговения. В результате неустанного эксперимен­тирования и теоретического анализа ученым удалось выя­вить эти прекрасные своей простотой и элегантностью зако­ны. Но возникли эти удивительные законы не в результате неустанного труда исследователей. Их красота объективна. Она является их сущностной природой. И именно эта сущ­ностная природа возбуждает благоговение того, кто с ней соприкасается.

То же самое можно сказать и о человеческой жизни: имен­но ее объективная сущность и природа приводят нас к при­знанию ее ценности.

Ниже мы рассмотрим редукционистские концепции че­ловеческой жизни, не признающие ее фундаментальной цен­ности.

Редукционистские объяснения

Если вы расскажете о прекрасном закате редукционис­ту, то он, наверное, ответит вам, что его величественная кра­сота - это всего-навсего ваша субъективная реакция на яв­ления материального мира. Он скажет вам, что наука может дать исчерпывающее объяснение природы этих явлений с помощью понятий солнечного излучения, фотонов, нервных импульсов и проч., не прибегая при этом к идеям значения, ценности, величия и красоты. А поскольку последние не могут быть измерены научными методами, то они не обла­дают объективной реальностью. Это просто иллюзии, воз­никающие в нашем воображении и помогающие нам смяг­чать воздействие голых безличных фактов, вскрываемых путем научного исследования.

Редукционисты говорят то же самое и о человеческой жизни. Человеческая жизнь для них — не что иное, как оду-

шевленная материя. Благодаря присущим ей качествам ма­терия стихийно дала начало белкам, клеткам, генам, хромо­сомам, которые в какой-то момент случайно сложились в определенную структуру. Эта структура, в свою очередь, вне связи с какой-либо целью послужила источником низшей формы жизни, претерпевшей постепенную эволюцию, завер­шившуюся развитием человека.

Таким образом, материя и сопутствующие ей факторы действовали вне какой-либо сознательной цели или пони­мания ценности. Вещество, образующее гены, не заключает в себе никакой цели. Гены не обладают сознанием. Материя, из которой они состоят, при некотором случайном стечении обстоятельств слепо идет по пути максимально возможного самовоспроизведения (репликации) в последующих поко­лениях⁵.

Если считается, что человеческая жизнь возникает та­ким образом, то как она может иметь непреходящую цен­ность? Но даже если человек все-таки убеждается в неотъемлемой ценности жизни, то редукционист сообщит ему, что его психологическая оценка и осознание этой цен­ности управляется нейронами головного мозга. Чего же стоят ощущения ценности, если они являются продуктами не обладающих сознанием, безликих электрохимических процессов?

Как мы убедились выше (см. Раздел 2. Б), не все ученые разделяют крайний редукционизм. И когда мы обращаем­ся к наиболее сложным и загадочным сторонам природы человека, таким как функционирование головного мозга, устройство памяти, а также к сложнейшему вопросу о со­отношении сознания и мозга, мы не можем не испытывать благодарности за труд ученых (включая редукционистов!), работавших над раскрытием тайн человеческого организ­ма.

С другой стороны, когда дело доходит до понимания при­роды и ценности человеческой жизни, мы не зависим исклю­чительно от науки и ее эмпирических методов: мы распола-

гаем другим, более прямым путем познания. Мы можем при­слушаться к голосу интуиции.

Каждодневный опыт и понимание ценности жизни

Говорят, что грамм опыта стоит тонны теорий, и это осо­бенно верно, когда речь идет о том, что такое жизнь. Мы, люди, знаем из собственного опыта, что значит быть живым. Нам не нужно спрашивать об этом ученого. У нас есть не­посредственный опыт жизни, и на этом уровне нам гораздо полезнее философская рефлексия, чем эмпирическая наука.

Благодаря опыту каждый из нас твердо знает, по край­ней мере, две вещи и каждый может сказать:

(1) "Я жив(а)", "Я существую" и

(2) "Я осознаю, что я жив".

То же самое верно и относительно мышления. Я могу снабжать свой мозг информацией, заставлять его работать над какой-то задачей, и даже когда я сплю, он будет продолжать обрабатывать поступившую информацию благодаря моему "нейронному компьютеру". Но процесс мышления — это мое дело. Я не могу "поручить" его электрохимическим нейрон­ным процессам своего головного мозга. Сведение мышления к нейронным процессам в конечном итоге подрывает само себя, поскольку уничтожает рациональность, как указывает профессор Джон Полкингхорн (см. Раздел 2. Б). Приведем его соображения по этому поводу в более полном виде: "Мышление заменяется электрохимическими нейронными явлениями. Два таких явления оказываются несопоставимы­ми в рамках одного рационального рассуждения. Они не могут быть ни истинными, ни ложными. Они просто имеют место. Если наша психическая жизнь не что иное, как ин­тенсивная деятельность исключительно сложного "мозга-компьютера", то кто должен сказать, верна или неверна про­грамма, заложенная в этот "компьютер"? Ясно, что эта про­грамма передается из поколения в поколение, будучи зако­дированной в ДНК, но вместе с ней может передаваться и ошибка. Если мы попались в редукционистскую ловушку, то у нас нет способа оценивать истинность суждений. Ут-

верждения самого редукциониста — не что иное, как всплес­ки в нейронной сети его головного мозга. Мир рациональ­ного рассуждения растворяется в абсурдной "болтовне" си­напсов. Честно сказать, подобная картинка не может быть верной и никто не считает ее верной"⁶.

Далее. Если электрохимические нейронные процессы по самой своей природе не могут быть частью рационального рассуждения, тогда как "я", или субъект, может рассуждать и рассуждает, то в силу этого "я" не может быть просто сово­купностью электрохимических явлений или материальным веществом в какой-либо форме. "Я" всегда было и остается душой или духом, как указывал много веков тому назад Аристотель и как говорится в Библии. Человеческая жизнь и "я" — субъект этой жизни — не сводимы к материи. И имен­но это "я" в каждом из нас вопрошает: какова ценность жиз­ни? чего стою я сам?

Есть и еще одно качество, которое характеризует челове­ческое существо в отличие от остального мира. Философы называют его трансцендентностью, и каждый из нас может сам проверить, действительно ли это качество присуще че­ловеку. Трансцендентность человеческой жизни

Достаточно минутного размышления, чтобы убедиться в том, что мы можем мысленно выйти за пределы нашего непосредственного жизненного опыта, что, собственно, и означает термин "трансцендентность". Мы можем, например, абстрагировавшись от самих себя, размышлять о далеких галактиках, изучать их, не приписывая им своих собствен­ных человеческих качеств, а воспринимать их характерис­тики, качества, функции и законы как характеристики неза­висимых от нас объектов.

Наша любовь к другим в самом глубоком смысле этого слова (наше уважение и нравственное отношение к ним) так­же зависит от нашей способности к трансцендированию, к выходу за пределы нашего "я", за пределы наших чувств и

интересов. И этим мы отличаемся от животных. Собака мо­жет встретить вас радостным лаем и прыжками, которые можно принять за признаки привязанности и любви. И это будет ее реакцией на хороший уход. Но человеческие суще­ства могут восхищаться кем-то, с кем они лично не соприка­саются. Иногда им достаточно для этого увидеть человека по телевизору или услышать о его качествах от кого-то дру­гого. Точно также, когда мы восхищаемся неодушевленны­ми вещами, типа заката, мы делаем это безотносительно к нам самим.

Как человеческие существа, мы можем выходить за пре­делы материального субстрата Вселенной и думать в мате­матических терминах о законах ее функционирования.

Мы можем мысленно выйти за пределы нашего тепе­решнего существования и обратиться к тем временам, ког­да нас еще не было на свете, или заглянуть в будущее, ког­да наша земная жизнь уже закончится. Когда мы рассуж­даем подобным образом, то встает вопрос: откуда мы при­шли? Поскольку наша трансцендентность несет в себе не­избежный отказ от того, чтобы довольствоваться существо­ванием здесь и сейчас, как нас самих, так и материальных и нематериальных вещей вокруг нас, мы рано или поздно начинаем задаваться вопросами, связанными с нашим су­ществованием, его конечной целью, значением и ценнос­тью.

Человеческие существа не являются просто материей. Каждый из нас еще и личность, а не совокупность нейронов или электрохимических явлений. Человек — это и материя, и дух. И поскольку человек — дух, он осознает, что он выше материи. Любой из нас, в действительности, обладает боль­шей значимостью и ценностью, чем весь материальный мир Вселенной.

Именно способность к трансцендированию вместе с твер­дым осознанием того, что мы не сами себя сотворили, при­водит людей, во всяком случае, некоторых из них, к поискам источника своего существования в Боге-Творце, Который,

как говорит Библия, есть Дух и Который сотворил человека по образу Своему и подобию как существо, способное, по крайней мере отчасти понять Его природу и любить Его и поклоняться Ему в ответ на Его совершенную благость.

Если такова сущность дела, то легко понять, как иудеи, христиане и мусульмане ответят на вопрос: что именно при­дает высшую ценность жизни человека? Это то, что человек сотворен Богом, по образу и подобию Бога и для Бога. Имен­но поэтому жизнь человека неприкосновенна (Быт. 1: 26-29; 9: 6; Кол. 1: 16-17) и является бесконечно ценной и значи­мой (Мф. 22:31-32).

Христиане, помимо этого, добавят, что ценность челове­ка как создания Божьего неизмеримо возросла в связи с тем, что Иисус Христос ценой своей собственной жизни и крови открыл путь, идя по которому люди смогут преодолеть свое отчуждение от Бога, вызванное проступками и греховнос­тью человечества (1 Петр. 1: 18-19; Откр. 5: 9-10).

И все же многие люди не хотят верить, что человеческая жизнь обладает столь высокой ценностью. В частности, ате­исты очень резко выступают против такого понимания цен­ности человека и его жизни. Они считают, что введение пред­ставления о Боге-Творце унижает человека и лишает его сво­боды и достоинства. Именно к этой теме мы и обратимся в следующей главе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сагу М.. Haarhoff T. J. Life and Thought in the Greek and Roman World. 5th cd. L., 1951. P. 143.

2. Miller D. ct al. (eds.) The Blackwell Encyclopaedia of Political Thought. Oxford: Basil Blackwell, 1991. P. 414 - 416.

3. Pouge Vacher de. Les Selections sociales. Paris: Fontemoing, 1899.

4. Ammon O. Die Gesellschafftsordnung und ihre naturlichen Grundlagen. Jena: Fisher, 1895. См. также: Biddiss M. D. Father of Racist Ideology: the Social and Political Thought of Count Gobineau. N.Y.: Weybright and Talley, 1970.

5. Приписывание генам эгоизма, которое делает Ричард Докинз в сво­ей знаменитой книге "Эгоистичный ген", является совершенно некоррек­тным. Поскольку термин "эгоистичный" обычно подразумевает личность,

наделенную самосознанием и стремящуюся к самоутверждению. Тем не менее именно этого свойства лишена, по мнению Докинза, материя, из которой гены состоят.

6. Polkinghone J. One World... P. 92 - 93.

Глава 9. Человеческая свобода и опасность непониманияее ценности

А. Свобода: право каждого человека по рождению

Для каждого человека, каким бы ни было его мировоз­зрение, свобода относится к числу высших идеалов. Соглас­но мироощущению любого из нас, свобода — это наше право по рождению: никто не имеет права отнять его у человека против его воли (разумеется, за исключением того случая, когда он совершил преступление). Даже попытка отнять чью-то свободу является преступлением против высокого звания Человека.

Но в жизни каждый из нас поступается свой личной сво­бодой ради общего блага. Это происходит и в мелких делах, и в делах более важных. Возьмем, к примеру, простой случай — игру в футбол. На игровом поле десять игроков соглашаются подчиняться указаниям капитана, а вся команда из одиннад­цати человек соглашается играть по правилам игры и подчи­няться решениям судьи. Ни один из игроков не претендует на свободу играть по своим собственным правилам: никакая игра не была бы возможной, не прими они таких условий.

Мы добровольно поступаемся какими-то элементами нашей личной свободы и в более важных ситуациях. Как граждане цивилизованного государства мы (по крайней мере, теоретически) отказываемся от каких-то элементов нашей личной свободы и подчиняемся законам страны во имя общего блага, которое заключается в мирной и цивили­зованной жизни.

Но когда речь идет о праве каждого человеческого суще­ства на свободу как о принципе, все мы, независимо от ха­рактера нашего мировоззрения, соглашаемся в том, что это

право не должно нарушаться¹. Поэтому мы испытываем справедливое негодование, когда встречаемся с порабоще­нием человека, с отношением к нему как к винтику от маши­ны, средству достижения целей, будь то удовольствие или благо другого человека. Каждое человеческое существо, жи­вущее в любой части света, — человек любой национально­сти, любого возраста и пола, цвета кожи и вероисповеда­ния — имеет право на то, чтобы к нему относились не как к статисту и средству производства, а как к самодостаточной сущности, как к Человеку, обладающему собственным име­нем и своими индивидуальными особенностями, рожденно­му, чтобы быть свободным.

Разногласия по поводу основного условия свободы

человека

Когда встает вопрос о том, что является принципиаль­ным условием реализации полной свободы человека, оказы­вается, что теистическое и атеистическое мировоззрения — основные типы жизненных позиций — кардинально расхо­дятся в своих ответах на него. Вопрос этот, в сущности, фор­мулируется следующим образом: является ли человечество высшей и единственной разумной силой в нашем мире или во Вселенной в целом? Этот вопрос, в свою очередь, влечет за собой другие. Является ли человечество совершенно сво­бодным решать, как себя вести: что правильно, а что непра­вильно? Каковы высшие ценности человечества? Какова конечная цель его существования, его summum bonum, если таковая вообще имеется? Какой она вообще должна быть? И должен ли человек быть ответственным перед кем-нибудь, кроме себя самого?

Или, может быть, существует Бог, который, создав Все­ленную и человечество, живущее в этой Вселенной, имеет право устанавливать законы, причем не только физические законы природы, являющиеся условиями существования человечества, но также и нравственные и духовные законы, предназначенные для управления поведением людей? И правда ли, что Богом предопределено, что человечество в

целом и каждый индивид в отдельности ответственны за то, как они себя ведут, и что в конце концов они предстанут пе­ред Ним отвечать за свои поступки?

Хорошо известно, что атеисты и теисты существенно рас­ходятся в ответах на эти вопросы. Но не имеет особого смыс­ла просто констатировать этот факт или отмечать, что раз­ногласия между ними в прошлые времена выливались в до­статочно резкую нетерпимость. Как писал в газете "Комсо­мольская правда" в 1988 г. (октябрь) А. Чудаков, времена "бульдозерного и динамитного" атеизма прошли. Было бы более разумно как для теистов, так и для атеистов попытаться понять друг друга, причем понять не только позицию оппо­нента, но и глубоко спрятанные чувства, лежащие в ее осно­вании. Понимание противоположной точки зрения, которое может быть в конечном итоге достигнуто, а также причин устойчивости этих противопоставленных позиций должно, по крайней мере, способствовать смягчению взаимной не­терпимости и привести к большему взаимоуважению сторон. В следующем разделе данной книги мы как раз и предпри­мем такую попытку.

Типыатеизма

Во-первых, необходимо понять, что существует несколь­ко разных типов атеизма. Так, атеизм не обязательно связан с какой-то определенной политической философией. Атеи­стические концепции могут быть теснейшим образом связа­ны с коммунизмом, или с социализмом, с некоторыми фор­мами демократии, с левыми или правыми политическими концепциями. Ниже мы будем анализировать собственно атеистические взгляды, не вдаваясь в политические симпа­тии и антипатии приверженцев этого мировоззрения.

Во-вторых, следует понять, что атеистическая позиция может быть выражена в разной степени.

1. Иногда атеизм — это несколько более жесткая форма агностицизма, сторонники которой просто не уверены в том, есть Бог или нет. Они утверждают, что данные для доказа­тельства существования какого-то сверхъестественного на-

чала либо отсутствуют, либо их недостаточно; и поэтому они считают себя атеистами. Некоторые из них идут дальше и допускают, что если им приведется узнать убедительные с их точки зрения сведения, говорящие в пользу существования Бога, то они примут их в качестве доказательства бытия Бога и расстанутся со своим атеистическим мировоззрением.

2. Некоторые люди утверждают, что являются атеиста­
ми в силу своего научного мировоззрения. И это при том,
что атеистическая интерпретация научных данных лишает
Вселенную и человеческий опыт яркости и смысла... Суть
этой позиции хорошо выражена Куртом Е. М. Байером: "На­учный подход предполагает, что мы всему и вся ищем есте­ственное объяснение. Научный подход и научное объясне­
ние мира привели к значительно более глубокому понима­нию Вселенной и контролю над ней, чем какие-либо другие
подходы. А когда человек смотрит на мир с научной точки
зрения, то у него складывается впечатление, что личностно­му отношению между человеческими существами и надпри-
родным существом, управляющим и руководящим людьми,
нет места. Поэтому многие ученые и просто образованные
люди пришли к выводу, что христианское отношение к миру
и человеческому существованию совершенно неуместно.
Они решили, что Вселенная и существование человека в ней
не подчинены никакой цели и потому лишены смысла"-.

3. Другая группа атеистов утверждает, что наука не мо­
жет доказать, что Бога не существует. Но они признаются,
что атеизм для них обладает известной психологической
привлекательностью. Так, Айзек Азимов, занимавший пост
директора Американской ассоциации гуманистов в 1989 —
1992 гг., сказал в одном из интервью: "Я атеист до мозга кос­
тей. Мне потребовалось много времени, чтобы прийти к это­
му заключению. Я был атеистом в течение многих-многих
лет, но мне почему-то казалось, что утверждение о том, что
ты атеист, звучит интеллектуально нереспектабельно, по­скольку оно предполагает знание, которого у человека нет.
Почему-то мне казалось, что лучше сказать, что ты гуманист

или агностик. В конце концов я решил, что я человек равно наделенный как чувствами, так и разумом. Эмоционально я атеист. Я не обладаю сведениями, которые бы доказывали, что Бога не существует. Но поскольку я сильно подозреваю, что Он таки не существует, я даже не хочу тратить время на поиск таких сведений"³.

4. Есть атеисты, которых их атеизм смущает. Так, извест­ный французский философ-экзистенциалист Ж. -П. Сартр
писал: "Экзистенциалисты... обеспокоены отсутствием бога,
так как вместе с богом исчезает всякая возможность найти
какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может быть
больше блага a priori, так как нет бесконечного и совершен­
ного разума, который бы его мыслил. И нигде не записано,
что благо существует, что нужно быть честным, что нельзя
лгать; и это именно потому, что мы находимся на равнине, и
на этой равнине живут одни только люди.

Достоевский как-то писал, что "если бога нет, то все доз­волено". Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому чело­век заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего у него нет оправданий"⁴.

5. Есть и такие атеисты, которые не любят сам термин
"атеизм", а предпочитают какое-нибудь нейтральное описа­ние типа "не-теист". Причина заключается в том, что слово
"атеизм" в самой своей структуре содержит отсылку к "теиз­му" и построено на отрицании последнего. Это отрицание
веры в Бога, которую либо исповедовали ранее, либо про­
должают повсеместно исповедовать. Именно по этой при­
чине данный термин не нравился Карлу Марксу, который
писал: "Атеизм... не имеет больше никакого смысла, потому
что атеизм является отрицанием бога и утверждает бытие
человека именно посредством этого отрицания; но социа­лизм, как социализм, уже не нуждается в таком опосредство­вании: он начинается с теоретически и практически чувственного сознания человека и природы как сущности. Со­циализм есть положительное, уже не опосредствуемое отри­цанием религии самосознание человека..."⁵.

6. Встречаются и такие атеисты, которые вряд ли заслу­живают быть названными таковыми по той простой причине, что они никогда всерьез не задумывались о том, существует Бог или нет. Они совершенно бездумно и некритично воспри­няли абсолютно светское мышление и отношение к жизни.

Психологические причины следования догматическому

атеизму

Приведенная выше классификация типов атеистическо­го мировоззрения показывает, что неверно смешивать всех атеистов в одну кучу и связывать их взгляды с одними и теми же психологическими причинами или считать, что все они придерживаются атеистических убеждений с равной после­довательностью и убежденностью.

С другой стороны, когда мы рассматриваем концепции ведущих философов-атеистов XIX — первой половины XX века, мы обнаруживаем, что в их основании лежат порази­тельно ясные и похожие психологические причины. И эти причины не имеют ничего общего с наукой. Не наука сдела­ла для них невозможной веру в Бога, не она привела их к необходимости разрабатывать абсолютно светские философ­ские концепции. Они встали на этот путь в силу абсолюти­зации свободы и независимости человека. С их точки зре­ния, признать Бога и любое представление о Боге как о Твор­це и высшем моральном авторитете — означает принизить человека, допустить компромиссное отношение к его свобо­де и уничтожить присущее ему от природы чувство собствен­ного достоинства.

Поэтому любое понятие о Боге должно быть отвергнуто, и сторонники этой позиции ищут аргументы в ее поддержку в науке.

Так, Ж.-П. Сартр предельно честен и откровенен в фор­мулировании этой мысли. Его позиция — последовательный атеизм. Но основа и ядро его атеизма не в доказательствах того, что Бога не существует. Как мы уже отметили, он до­пускает, что по некоторым причинам "отсутствие Бога" при­носит ему и философам экзистенциального направления в

целом некоторое беспокойство. Но он совершенно ясно го­ворит о том, что "даже если бы Бог существовал" и явился его Творцом, тем не менее во имя своей свободы и стремле­ния к одной только свободе на каждом этапе своей жизни человек, будучи совершенно независимым, решительно вы­ступает против Бога"⁶.

Одержимый именно такой независимостью от Бога ге­рой одной из пьес Сартра говорит Юпитеру: "Что у нас об­щего? Мы разойдемся, не коснувшись друг друга, как в море корабли. Ты — бог, а я — свободен..."⁷.

Другими словами, для Сартра нет никакой разницы: до­казывает ли наука, что Бог существует или, напротив, — что не существует. Движущая сила его философии — это реши­мость быть абсолютно свободным, то есть абсолютно неза­висимым от Бога.

Но не все атеисты были или являются экзистенциалиста­ми, как Сартр. Обратимся к некоторым характерным выска­зываниям и позициям других философов-атеистов — из Гер­мании, Франции и Соединенных Штатов Америки. Приве­денные ниже утверждения принадлежат: одному из предше­ственников марксизма; самому Марксу; представителям гу­манизма, а также философу, близкому к экзистенциализму.

1. Немецкий философ Людвиг Фейербах (1804 — 1872),
философская концепция которого существенно повлияла на
формирование взглядов Маркса.

• "Мы свели внемировую, сверхъестественную и сверхче­ловеческую сущность Бога к составным частям существа человеческого как к его основным элементам. В конце мы снова вернулись к началу. Человек есть начало, человек есть середина, человек есть конец религии"⁸.

• "Если человеческая сущность есть высшая сущность чело­века, то и практическая любовь к человеку должна быть выс­шим и первым законом человека. Homo homini Deus est*"⁹.

2. Карл Маркс (1818 - 1883).

• В предисловии к своей докторской диссертации Маркс пи­
сал: "Философия этого [неприятия бога. — Перев.] не скрывает.

Признание Прометея: "По правде, всех богов я ненавижу", есть ее собственное признание, ее собственное изречение, направ­ленное против всех небесных и земных богов, которые не при­знают человеческое самосознание высшим божеством"¹⁰.

• "Человек, живущий милостью другого, считает себя зави­симым существом. Но я живу целиком милостью другого, если я обязан ему не только поддержанием моей жизни, но, сверх того, еще и тем, что он мою жизнь создал, что он — ис­точник моей жизни; а моя жизнь непременно имеет такую причину вне себя, если она не есть мое собственное творе­ние. Вот почему творение является таким представлением, которое весьма трудно вытеснить из народного сознания"¹¹.

• "Религия есть лишь иллюзорное солнце, движущееся вок­руг человека до тех пор, пока он не начинает двигаться вок­руг себя самого"¹².

Таким образом, Маркс не был готов признать Бога Твор­цом и силой, которая поддерживает человека, поскольку признать такую Сущность, стоящую над самим человеком, означало бы, с его точки зрения, подвергнуть сомнению аб­солютную независимость человека.

3. Французский философ Морис Мерло-Понти (1907 — 1961).

Профессор Патрик Мастерсон говорит по поводу фило­софии Мерло-Понти следующее: "Очевидно, что данная ме­тафизическая позиция мешает утверждению божественно­го абсолюта. Так, Мерло-Понти говорит, что она мешает [ему] поверить в христианского Бога-Отца как Творца неба и земли. Такая вера, утверждает он, подрывает представле­ние о человеке как о конечном источнике подлинно истори­ческого значения и ценности и чревата стоицистским отно­шением пустого квиетизма, поскольку верующий человек видит в Боге абсолютную сущность, в которой все знание, красота и благость присутствуют извечно. Человеческие уси­лия и устремления тем самым лишаются смысла, а на ста­тус-кво налагается печать божьего одобрения. Никакие пред­принимаемые нами усилия не могут ничего добавить к со-

вершенству мира, потому что он уже является бесконечным совершенством. Мы скованы и бессильны перед взором Все­вышнего, и наше положение аналогично положению види­мых предметов. Все наши внутренние ресурсы отчуждены бесконечной мудростью, которая уже определила каждой вещи свое место"¹³.

Христианину подобное описание воздействия веры в Бога не может не показаться странным. Верующий человек в ответ на подобное рассуждение скажет, что он никогда не испытывал ничего подобного. Но в этом контексте нас инте­ресует не реакция верующих на данную оценку, а постоян­ный мотив философии Мерло-Понти: отрицание веры в Бога на том основании, что она ограничивает и, фактически, сво­дит на "нет" свободу и потенциальные возможности челове­ка.

4. Взгляды наиболее известных современных светских гу­манистов.

Прежде всего необходимо отметить значение определе­ния "светский" применительно к гуманизму.

Гуманизм как концепция человеческого бытия и осно­ванного па ней мировоззрения является одной из уважае­мых традиций человеческой мысли. Она восходит к эпохе Возрождения и представлена такими именами, как Эразм Роттердамский и Леонардо да Винчи. В некоторых странах понятие гуманизма использовалось и до сих пор использу­ется как общее наименование для гуманитарных дисциплин, таких как литературоведение, философия, искусствоведе­ние, классическая филология и философская антропология.

У этого понятия есть и еще более общее значение, кото­рое характеризует деятельность, направленную на заботу о других людях. Данная книга, обсуждающая поиски челове­ком своего места в мире и смысла жизни, тоже может быть отнесена к гуманистической традиции.

Однако в настоящее время в некоторых странах, и в осо­бенности в Великобритании и Соединенных Штатах Аме­рики, гуманистами называют себя люди, работающие в са-

мых разных областях и иногда занимающие очень влиятель­ное положение в научных, образовательных, юридических и политических кругах, которые считают, что человечество может достичь вершин своего развития, только если придет к отрицанию Бога (или богов), отвергнув религию и веру в сверхъестественное и создав исключительно антропоцентристское общество. Придерживаясь именно последней ин­терпретации понятия "гуманизм", профессор Пол Курц ска­зал, что "Гуманистом ни в каком объективном понимании этого слова не может быть назван тот, кто все еще верит в Бога как в Источник и Творца Вселенной"¹⁴.

Во избежание путаницы, следует отметить, что авторы настоящей книги используют термины "гуманизм" и "гума­нист" для обозначения данного — светского, атеистическо­го — гуманизма.

Приведем некоторые характерные высказывания светс­ких гуманистов.

• Артур Э. Бриггс: "Гуманист — это тот, кто считает челове­ка центром Вселенной"¹⁵.

• Дж. А. К. Ф. Ауэр (Гарвардский университет): "Человеку следовало бы поклоняться Богу, если бы он считал, что мо­жет восхищаться Богом. Но если это не так, если Бог упал ниже уровня нравственного совершенства, который он, че­ловек, для себя установил, то он [человек] должен отказать­ся поклоняться Богу. Это и есть Гуманизм, то есть призна­ние человека мерой всех вещей, включая религию"¹⁶.

• Бланш Сэндерс. "Гуманист сбросил с себя древнее ярмо
культа сверхъестественного, с его грузом рабства и страха, и
шагает по земле как свободное дитя природы, а не множе­ства придуманных им же самим богов"¹⁷.

• Джулиан Хаксли: "Что касается меня, то отрицание идеи
того, что Бог является сверхъестественной сущностью, при­
носит мне колоссальное духовное облегчение" ¹⁸.

Таким образом, становится ясным, какие психологические причины лежат в основании этих домарксистских, марксист­ских, экзистенциалистских и гуманистических разновиднос-

тей атеизма. Все эти направления ставят во главу угла чело­веческую свободу: человека, абсолютно независимого от Бога и совершенно самостоятельного; человека как высший авто­ритет в любой области; человека как меру всех вещей и центр Вселенной. Именно эта мотивация движет теми, кто отрица­ет существование Бога и упраздняет любое понятие сверхъе­стественного Создателя, поскольку для них допустить суще­ствование Бога означает подорвать человеческую свободу.

Таково с точки зрения атеистов необходимое условие реализации свободы человека. Что же говорят по этому по­воду теисты?

Они, конечно, относятся к приведенным выше тезисам и аргументам атеистов вполне серьезно. Ниже мы дадим под­робный анализ этого "бегства от Бога", как он видится теис­там.

Однако прежде чем предложить читателю подробный анализ, мы сделаем несколько замечаний с теистических позиций по поводу рассуждений атеистов с целью предуп­реждения возможных ошибок в понимании нашей аргумен­тации.

Замечание первое: о призывах к свободе.

Теисты, как и атеисты, признают, одобряют и ценят стрем­ление человека к свободе. Это стремление само по себе совер­шенно естественно и. как сказали бы теисты, дано Богом. Бо­лее того, для теистов оно является принципиально важным с точки зрения их отношений с Богом и понимания веры.

Так, для религиозных евреев именно освобождение из египетского рабства во II тысячелетии до н. э., которое, по их мнению, свершилось благодаря Богу, послужило исходным моментом формирования и дальнейшего существования их нации. Обращение божьего пророка Моисея к фараону "От­пусти народ мой, чтобы он совершил Мне праздник в пусты­не", по их мнению, отозвалось во всех последующих поколе­ниях евреев, которые ежегодно празднуют свое освобожде­ние во время Пасхи (Пейсаха). Обретение свободы внуши­ло евреям веру в Бога как Промыслителя и Освободителя и

поддерживало их надежду и упование во времена репрессий со стороны тоталитарных антисемитских режимов.

Христиане, в свою очередь, добавят сюда, что освобож­дение и свобода являются главным в Благой вести Иисуса Христа. Они приведут высказывание Христа, в котором Он формулирует главную цель Своей миссии: "Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне бла­гоприятное" (Лк. 4: 18-19).

Для христиан также чрезвычайно важно обетование Хри­ста, данное Им Своим ученикам: "...если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и ис­тина сделает вас свободными. <...> ...Истинно, истинно гово­рю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха... Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете" (Ин. 8: 31-36).

На это атеисты могли бы возразить, что Христос говорит здесь о моральной и духовной свободе, тогда как их волнует действительная свобода, то есть социальная и политичес­кая. Но это возражение не имеет смысла, так как если вы вернетесь к приведенным выше высказываниям философов-атеистов, то вы убедитесь, что когда они призывают к неза­висимости от Бога, то говорят именно о нравственной и духовной свободе. Маркс не хочет признавать Бога своим твор­цом и утверждает, что является сам себе господином. Джу­лиан Хаксли выражает чувство духовного облегчения, свя­занное с отрицанием Бога как сверхъестественной сущнос­ти, а не чувство облегчения от того, что он может перейти в другую политическую партию.

Христиане же, находясь в постоянном общении с Богом, присоединяются к словам апостола Павла, который сказал: "...вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: "Авва, Отче!" Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божий. А если дети, то и наследники, наследники Божий, сонаследники же Христу..." (Рим. 8: 15-17).

Следовательно, христиане в ответ на атеистические выс­казывания, подобные высказыванию Бланш Сэндерс о че­ловеке, сбрасывающем с себя "древнее ярмо культа сверхъе­стественного, с его грузом рабства и страха", с полным осно­ванием могут задать вопрос, о каких культах сверхъесте­ственного здесь идет речь.

Из дискуссии между атеизмом и теизмом вытекает очень важный вопрос. Сторонники этих обеих мировоззренческих позиций говорят о свободе. Но что каждая из сторон имеет в виду под "свободой"? И какова вероятность того, что следо­вание за приверженцами той или иной позиции принесет желанную свободу?

Замечание второе: об атеистической критике религии.

В основании стремления атеистов отбросить представ­ление о Боге-Творце обычно лежит критика религии (веро­ятно, рожденная личным жизненным опытом), порабощаю­щей человеческий дух и отчуждающей человека от его под­линного "я".

Христиане согласны с этой критикой, во всяком случае в той мере, в какой религия как институт, в отличие от веры человека в Живого Бога, вырождается в форму порабоще­ния. В связи с этим особенно важно отметить, что в самой Библии указывается на опасность вырождения религии в форму подавления личности. Когда в Послании к Галатам апостол Павел говорит своим собратьям: "...стойте в свобо­де, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства", то под игом рабства он имеет в виду формали­зованную, законническую религию (Гал. 5: 1). Нескольки­ми стихами выше в том же Послании он описывает ее следу­ющим образом: "Но тогда, не знавши Бога, вы служили богам

, которые в существе не боги. Ныне же, познавши Бога, или лучше, получивши познание от Бога, для чего возвра­щаетесь опять к немощным и бедным вещественным нача­лам и хотите еще снова поработить себя им? Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы [то есть соблюдаете разные празд­ники и даты — прим. перев.]. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас" (Гал. 4: 8-11).

С точки зрения христианина, ошибка атеистов может зак­лючаться в том, что, стремясь избежать законнической ре­лигии, которая дурманит сознание и наполняет его предрас­судками, они отрицают Бога, который также осуждает по­добную религию.

Замечание третье: о грехах и злодеяниях в христианс­ком мире, которые привели многих людей к отрицанию лю­бой религии в пользу атеизма.

Христиане признают эти грехи без всяких оговорок. Это были непростительные проступки. Христианский мир ис­пользовал меч, чтобы "защищать" и распространять христи­анство, сжигал и мучил иудеев и так называемых еретиков. Якобы во имя Христа поощрялись крестоносцы, их разграб­ление Константинополя, уничтожение турков. История зна­ет случаи, когда при попустительстве христианского мира угнетались и подавлялись бедняки. Оправданием этих пре­ступлений христианского мира не может служить ссылка на то, что в тех же прегрешениях повинны и светские власти. Христианский мир заслуживает даже большего осуждения, поскольку его порочные действия производились как пря­мое неповиновение учению Христа. Ведь Христос категори­чески запрещал Своим ученикам использовать меч и для защиты, и для расширения Своего Царства (Ин. 18: 10-11, 33-37; 2 Кор. 10: 4-5).

В то же время было бы несправедливо обвинять Бога, или Христа, или Его апостолов в грехах и неповиновении хрис­тианского мира, как было бы несправедливо возлагать от­ветственность за сталинские чистки на Маркса и его учение.

Что же касается сопереживания трудящимся людям и защиты их интересов, то подлинное христианство достаточ­но красноречиво за них выступает, осуждая угнетателей: "Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих (на вас). Богатство ваше сгнило, и одеж­ды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на после-

дние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожав­ших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Гос­пода Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как-бы на день заклания. Вы осуди­ли, убили праведника; он не противился вам" (Иак. 5:1-6).

Заметим, между прочим, что именно усилиями христиа­нина по фамилии Уилберфорс было упразднено рабство на территории Британской Империи.

Замечание четвертое: об утверждениях атеистов, что путь к свободе лежит через отрицание всех сотворенных са­мим человеком богов.

Давайте вернемся к высказыванию Бланш Сэндерс, при­веденному выше: "Гуманист сбросил с себя древнее ярмо культа сверхъестественного, с его грузом рабства и страха, и шагает по земле как свободное дитя природы, а не множе­ства придуманных им же самим богов".

Иудаисты, христиане и мусульмане дружно бы порадо­вались, если бы люди смогли избавиться от всех придуман­ных человечеством богов. Поклонение и служение таким богам принижает человека и всегда приводит к его порабо­щению. Но смешение Истинного, Живого, Вечного Бога, Творца неба и земли, с вымышленными божествами являет­ся грубейшей ошибкой. Иудаисты, христиане и мусульмане также указали бы, что именно отвержение Единого Истин­ного Бога, которое на протяжении всей истории человече­ства закономерно и неизбежно приводило к поклонению вымышленным богам — будь то физические, метафизичес­кие, философские или политические боги, — в конечном итоге лишало человеческие существа как личного достоин­ства, так и свободы.

Б. Свобода и опасность непонимания ее ценности

i. Введение

В предыдущих разделах книги мы приводили высказы­вания некоторых атеистов, объясняющих, как они пришли

к своему мировоззрению. Ими двигало глубокое и чрезвы­чайно сильное стремление к свободе; они полагали, что ате­изм позволяет человеку стать независимым от какой-либо высшей силы и потому — совершенно свободным. Чтобы обрести такую свободу и наслаждаться ею, по их мнению, необходимо изгнать всякую веру в Бога.

Теперь предоставим слово теисту и посмотрим, как он анализирует духовную ситуацию человечества. Согласно теисту, отказ от Бога не только не увеличивает человечес­кую свободу, а уменьшает ее. Он ведет к антропоцентричес­кой псевдорелигиозной идеологии, к тому, что каждый от­дельный человек становится пленником иррациональных сил, которые в конце концов уничтожают людей, совершен­но игнорируя их рациональность.

В своем изложении мы воспользуемся опытом анализа, предпринятого христианским апостолом Павлом в письме, на­писанном им для христианской общины Рима около 75 г. н. э.

Павел был евреем, но унаследовал римское гражданство. Он свободно владел как арамейским, так и греческим язы­ком, изучал богословие в Тарсе и в Иерусалиме и много пу­тешествовал по всей Римской империи. Благодаря этому он прекрасно ориентировался в разнообразных распространен­ных в то время религиях.

Он также вел дискуссии с философами — со стоиками и с эпикурейцами (см. об этом в Деяниях святых Апостолов). Стоики полагали, что в основе мироздания лежит творчес­кий направляющий Разум, пронизывающий собой любое явление в мире. Однако согласно их учению, этот Разум без­личен и просто составляет часть мира. Таким образом, сто­ики были, как теперь говорят, пантеистами; их учение имеет для нас значение потому, что оно явилось одной из ранних попыток объяснения мира как системы, а также потому, что они пытались построить всеобъемлющую этическую концеп­цию без привлечения потусторонних сущностей.

Эпикурейцы же были материалистами. Они полагали, что в мире нет ничего, кроме материи и пространства. Тело

человека, его мозг, разум и душа состоят исключительно из атомов. После смерти человек распадается на составные ча­сти. Жизни за гробом не существует и, следовательно, нет и Страшного Суда (этому чрезвычайно радовался римский эпикуреец Лукреций¹⁹). Те боги, которые существуют (а эпикурейцы ни в коей мере не отрицали существования бо­гов), совершенно не связаны с человеком, с его миром и по­ведением. Человек свободен и независим. Высшее благо (summum bonum) для него — удовольствие.

Из этого мы можем заключить, что философский мате­риализм, принимавшийся большинством атеистов в после­дние столетия, на самом деле, идея отнюдь не новая. Его про­поведовали некоторые философы задолго до рождения апо­стола Павла.

Апостол Павел был хорошо знаком с современными ему философскими концепциями и религиями, и он был далек от мысли, что все люди придерживаются одинаковых веро­ваний и что ими движут одинаковые причины. Он считал, что бегство человечества от Бога восходит к самому началу рода человеческого. Он даже полагал (и это может удивить нас, когда мы первый раз с этим сталкиваемся), что многое в религии из того, что касается веры в богов и сверхъестествен­ное, имеет свои глубокие корни именно в этом бегстве. Бо­лее того, он понимал, что некоторые философы обращались к материализму, чувствуя интеллектуальное и нравственное отвращение к абсурдности и аморальности политеистичес­кого идолопоклонства в современном им мире.

С другой стороны, он признавал, что несмотря на этот мировоззренческий хаос в современном ему мире находи­лись люди, которые стремились понять истину о Боге: су­ществует Он или нет, и каков Он, если Он существует. Это он отмечал в своей дискуссии с философами — стоиками и эпикурейцами в афинском ареопаге, с одобрением приводя цитаты из двух греческих поэтов: Эпименида Критянина и Арата (Деян. 17: 28)²⁰.

Анализ духовной ситуации своего времени апостол Па­вел начинает с описания изначального бегства человечества

от Бога и от продолжающегося и все усиливающегося влия­ния, которое это бегство оказывает на последующие поко­ления, на формирование их способа мышления. Он призы­вал своих современников к тому, чтобы они посмотрели на себя и поняли, продолжают ли они бегство от Бога, свой­ственное их предкам, и делают ли они это по тем же самым мотивам. Этот вызов обращен и к нам, современным его чи­тателям.

Его анализ духовной ситуации составляет первую часть большого письма, с которым апостол обратился к христианс­кой общине Рима примерно в 57 г. н. э. Не претендуя на ис­следование письма во всех подробностях, мы остановимся только на тех положениях, которые относятся к теме нашей книги. Для удобства приведем весь интересующий нас текст.

"...Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою. Ибо что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им; ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от со­здания мира чрез рассматривание творений видимы, так-что они безответны. Но как они, познавши Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умство­ваниях своих, и омрачилось нссмыслснное их сердце: назы­вая себя мудрыми, обезумели и славу нетленного Бога из­менили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся, — то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так-что они сквернили сами свои тела; они заменили истину Божию ложию и поклоня­лись и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь. Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противо­естественным; подобно и мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение. И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог преврат­ному уму — делать непотребства, так-что они исполнены

всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, само­хвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родите­лям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный суд Божий, что делаю­щие такие дела достойны смерти; однако не только их дела­ют, но и делающих одобряют" (Рим. 1: 18-32).

2. Как утрачивается свобода (Часть 1)

Итак, рассмотрим последовательность тезисов Павла.

• Изначально человек знал Бога и признавал, что истина о мире и о самом человеке заключена в том, что и мир, и чело­век обязаны своим существованием Богу-Творцу (1:18-21 )²¹.

• Но люди намеренно сдерживали и подавляли это знание Бога (1: 18); они не желали иметь или сохранять знание о Боге; они не считали, что это знание им подходит и отказы­вались признать Бога (1: 25).

• Следующий шаг в этом бегстве от Истинного и Живого Бога состоял в обожествлении человека, животных и сил природы (1: 23, 25), в результате чего возник политеизм, а человек подвергся как духовному, так и моральному обес­цениванию.

Нам сразу же возразят: утверждение о том, что изначаль­но человек знал Единого Истинного Бога и только потом опустился до политеизма и анимизма, полностью опроки­дывает принятые представления об историческом развитии религии. Поэтому, прежде чем продолжить наше толкова­ние текста, обратимся к теории эволюции религии.

Теория эволюции религии

Эта теория была широко принята со времени Дарвина и до середины настоящего столетия

Поиск по сайту: