Итак, неумение выделять учебную задачу чаще всего приходится наблюдать в младших классах. Но именно наблюдать. В каких же классах это неумение чаще встречается, трудно сказать. Дело в том, что у младших школьников неудачи, вызванные им, настолько очевидны, что чаще всего неумение выделять учебную задачу обращает на себя внимание учителей и достаточно внимательных родителей. Что же касается ребят более старшего возраста, то у них это неумение проявляется обычно не по всем предметам и не на всех уроках, а при прохождении отдельных тем и разделов, да к тому же на одних уроках чаще, на других реже. Неудачи, вызванные неумением выделять учебную задачу, чередуются с успешными ответами и хорошо выполненными контрольными. Поэтому такие неудачи и не привлекают к себе внимания учителей и родителей, с одной стороны, и самих школьников — с другой. Взрослые склонны объяснять плохие ответы тем, что школьник недостаточно занимается, и не принимают во внимание неубедительные, по их мнению, объяснения ребят о том, что, мол, как ни старался дома, ничего не вышло. А сами ученики, столкнувшись раз-другой с тем, что их попытка что-то объяснить учителю или родителям воспринимается как грубая ложь, перестают обращаться к взрослым. Неожиданные неудачи они просто считают случайностями и перестают задумываться над их причинами. Во всяком случае, до тех пор, пока этих случайностей не становится слишком много и они не начинают напоминать закономерность.
Разберем несколько характерных случаев, когда трудности в учении возникают у старшеклассников из-за неумения выделять учебную задачу.
Многие из школьников в случае, если не выходит задача по математике или физике, пытаются найти решение, заглянув в ответ. Учителя, как правило, всячески борются с таким «приемом» работы, но, как все мы знаем, практически безуспешно. Вряд ли хоть один человек, обратившись к своим школьным воспоминаниям, сможет положа руку на сердце сказать, что в свои ученические годы он никогда не пытался решить задачу, начиная с ответа. Этот прием решения остается неискорененным из поколения в поколение.
В чем же причина этого? Ведь среди школьников, пользующихся им, есть очень старательные ребята, которые всегда стремятся как можно точнее выполнить все указания учителя. Среди них бывают также очень развитые в умственном отношении ребята, которые умело отбирают эффективные приемы работы и отбрасывают нерациональные. Очевидно, дело не просто в нежелании выполнять указания учителя и не в прирожденной тупости школьника.
Дело в том, что с психологической точки зрения не такой уж он нелепый, этот прием. Иногда применение его бывает оправданным. Это те случаи, когда школьник сталкивается с новым для него типом математической задачи или с неожиданной постановкой условия, словом, с чем-то нестандартным, когда требуется не просто перенести на другой материал ранее известный и уже испробованный способ решения, а найти какой-то новый или суметь внести существенные изменения в старый.
В этом случае человек нередко ходит где-то совсем рядом с правильным решением, но оно никак не дается ему в руки. И ответ, найденный в конце задачника, может часто сыграть роль той подсказки, которая вызывает догадку: «Ага, вот как она решается! До чего же все просто!» Бывает, что ответ просто подсказывает ученику новые варианты, новые пути, ранее им не рассмотренные. Вообще говоря, ответ — это еще одно данное, которое надо путем ряда математических операций связать с теми, которые имеются в условии.
Конечно, того, что есть в условии, вполне достаточно для решения. Но всякие дополнительные сведения, безусловно, облегчают работу. А вот после того, как с помощью ответа верное решение найдено, и наступает момент, от которого зависит, пойдет ли все проделанное на пользу школьнику или окажется вредным. И связано это с умением выделять для себя учебную задачу.
Тот ученик, который ставит перед собой учебную задачу, помнит, что главное — научиться решать математические или физические задачи, похожие на только что решенную. Поэтому он не удовлетворится решением, найденным с помощью ответа. Для него решение, особенно когда оно найдено чисто случайно, является материалом для последующего осмысления. Он обязательно старается разобраться в нем, полностью построить все рассуждения, которыми должно сопровождаться решение. Иногда повторяет его про себя несколько раз, записывает, находит в учебнике похожую задачу и pemaci ее или придумывает свою собственную задачу, близкую к только что решенной. Ученик обязательно добивается того, что даже случайно найденное решение становится для него предельно ясным. Для такого ученика заглядывание в ответ в трудных случаях никогда не станет вредным приемом.
Иное дело школьник, который упускает учебную задачу (научиться чему-то) и преследует только практическую: найти решение, чтобы не оказаться завтра с неподготовленным уроком, не получить двойку, не вызвать гнева учителя и родителей и т. д. С нахождением правильного решения он считает работу законченной. Для такого ученика заглядывание в ответ — вредный прием, поскольку оно является не наталкивающей подсказкой, помогающей найти новый путь решения, не дополнительным толчком, заставляющим работать собственную мысль, а всего лишь приемом, позволяющим скрыть собственное незнание.
Проиллюстрируем эту мысль на конкретном примере. Довольно часто учителя математики сталкиваются в старших классах с тем, что ученик, научившийся решать уравнения, затрудняется использовать их для решения задачи. Решить готовое уравнение он может безошибочно, но правильно составить его по данным, имеющимся в условии задачи, ему не удается. Посмотрим, как протекает в этом случае процесс решения и как разные ученики используют ответ, который они находят в конце задачника.
Вот один из учеников. Он читает задачу: «В одном городе а жителей, в другом городе b жителей, население первого города ежегодно увеличивается на т человек, а население второго города ежегодно увеличивается на п человек. Через сколько лет в обоих городах будет жителей поровну?»
Ученик читает условие задачи еще раз.
«Так, тут а, тут Ь. Ладно. Начинается прирост. Там, где а, там какой прирост? т человек. (Записывает: а+т.) А там, где было Ь человек? Там п. (Записывает: b+n.) А после прироста стало поровну. Значит, надо так: а+т = Ь+п. (Записывает.) Нет, это чушь какая-то. Из этого уравнения ничего не узнаешь. Чтобы узнать, надо х ввести. х — это то, что спрашивается в задаче. Значит, это через несколько лет... Да, пройдет х лет, и будет поровну. Так... Ага, все ясно! (а+т)х = (Ь+п)х. (Записывает.) Теперь раскроем скобки: ах+тх = Ьх+пх. (Записывает.) Нет, опять ничего не выходит. Тут х везде, его нельзя найти. В чем же дело? Ничего не понимаю. Еще раз посмотрим... Так... так... Вроде все правильно. Что же делать? Не понимаю... Интересно, а что в ответе? (Смотрит в ответ.) В ответе b-a/m-n . Значит, х= b-a/m-n. (Записывает.) Это когда уравнение решено. А перед этим что было? Запишем: x(m—n)=b—а. Теперь так: тх—nх=b—а. Ну и что из этого? Надо думать. Что это значит? Ну-ка, ну-ка... т — это годовой прирост, х — это какое-то число. А произведение тх — чем оно может быть? А-а-а, понятно! Это прирост за х лет. А что такое nх? Ясно! Это то же самое, только в другом городе. Так-так-так. Это уже лучше. Значит, тх—nх — это разница в приросте между городами. За эти х лет. (Записывает: «разница в приросте».) Почему же она равна b—а? Что такое b? Это все население в городе, где его больше. А что такое а? Это население в городе, который поменьше. Так... Значит, b—а... что это? Это их разница. Там больше, тут меньше, а разница равна b—а. Но это было вначале. А через х лет стало поровну. Понятно, за счет прироста. Нет, даже не прироста, а разницы в приросте. Разницы за х лет. Ну, все ясно. Она равна тх—nх. Вот и уравнение получилось: тх—nх — Ь—а. Все понятно. Ну-ка, еще раз: х — это годы, после jc лет население стало одинаковым в обоих городах. Теперь о приросте: за х лет прирост в маленьком городе составил тх человек. Но в большом городе население тоже росло, там прирост составил nх. Но прирост в маленьком городе был больше на сколько? На тх—nх. За счет этого исчезла разница в численности населения. Значит, разница в приросте за х лет равна разнице в численности жителей. Поэтому можно за- писать: тх—nх = Ь—а. Все правильно.
Ну, хорошо, а почему же у меня сразу не получилось? Что там было?.. А, вот. Было: ах+тх = Ьх+пх. Сейчас разберемся. Так... тх и nх —это мы знаем что. Это прирост. А что такое ах и Ьх? Подумаем, а — количество жителей, то, которое было вначале. А х — это число лет. Значит, ах — это прирост? Нет, никакой это не прирост. Прирост тут был тх. Раз а — это исходная численность, а х — это прошедшие годы, то что мы узнаем, если их перемножим? Мы узнаем... Что же мы узнаем?! Да ничего мы не узнаем, бессмыслица это какая-то, просто этого нельзя делать. Надо было не ах складывать с тх, а просто а с тх. Это будет новая численность населения в первом городе. А что же со вторым? Ну, конечно, там нельзя было умножить Ь на х, а надо было взять просто Ь. Тогда Ь+пх — это количество жителей во втором городе через х лет. Вот теперь можно поставить знак равенства, ведь в задаче сказано, что они стали одинаковыми.
Интересно, получается другое уравнение: а+тх=Ь+пх. Хотя, впрочем... Ну-ка, что получится. Сейчас посмотрим. Перенесем их... Вот: тх—пх= Ь—а. Получилось то же самое. Значит, все верно. Можно и так рассуждать и так, а ответ всё равно один.
А вот как решает ту же задачу другой ученик. Вначале он идет тем же самым путем, что шел ученик в только что рассмотренном нами случае. Точно так же записал: (а+т)х= (Ь+п)х, точно так же, раскрыв скобки, заметил, что найти х отсюда не удастся, и точно так же, зайдя в тупик, обратился к ответу в конце задачника. Но вот с этого момента он становится на другой путь. Вот ход его рассуждений.
«Так. По ответу х=b-a/m-n. Посмотрим, что тут можно сделать. Попробуем так: х(т-п) = b-а. Что еще можно сделать? Все перенести: х(т—п)—Ь+а=0. А может, не надо переносить? А то тут минус. Лучше избавиться от минуса. Вот так: х(т—п)+а=b. Ну и что же? Тут у нас b— число жителей во втором городе, оно равно а плюс еще сколько-то. А если теперь раскрыть скобки? Будет: тх—пх+а=b. Теперь избавимся от минуса: тх+а = пх+b. Нет, это ничего не дает. Что же делать? Сейчас... Подумаю... А если сразу раскрыть скобки? Так, наверное, лучше. Как было в ответе? х=b-a/m-n. Значит, х(т—п)=Ь—а. Попробуем раскрыть скобки тут. Получится: тх—пх= Ь—а. Много минусов как! Ну, от них можно избавиться. Что же будет? Так. Будет вот что: тх+а=Ь+пх. Что-то очень знакомое. Погоди-погоди... Что-то похожее у меня уже было. Посмотрим. Так, так. Вот оно! Ну, точно. Только b и пх переставлены. Там вышло: тх+а = пх+Ь. А теперь то же самое. Все сошлось. Значит, уравнение правильное. Все. Можно задачу и в тетрадь записать. Так и сделаем. Задача № 1422. Что у нас х? Да, х — это, что надо найти. А найти надо... сейчас посмотрим... что: через сколько лет в обоих городах будет жителей поровну? Сколько лет, значит, х — это сколько лет. Запишем: х — число лет. Теперь уравнение. Вот оно: тх+а = пх+b. Теперь его решение. Все иксы в одну сторону, все остальное в другую: тх—пх=Ь—а. Теперь вынесем х за скобку: х(т—п)=Ь—а. Теперь можно найти неизвестное: х=b-a/m-n. Все. Задача решена правильно. Запишем ответ».
Эти два случая ясно показывают, что бывает, когда ответом пользуется ученик, выделяющий учебную задачу, и ученик, который не выделяет ее. Первый ученик так же, как и Еторой, начинает с манипуляций над ответом. Рассуждения его отнюдь не безупречны. Так, он не заметил, что всю цепь рассуждений можно было бы начать еще до того, как были раскрыты скобки, с записи х(т—п)=Ь—а, и при этом они бы упростились. Все его рассуждения о городе с большим и городе с маленьким населением по сути дела построены на том, что он видит в ответе выражение Ь—а и отсюда в дальнейшем начинает подразумевать, что Ь>а. Иначе говоря, это значит, что знак «минус» он понимает только в его арифметическом, а не в алгебраическом значении. Ведь х может быть и отрицательной величиной, тогда это означало бы, что города были равны по численности когда-то в прошлом, а сегодня разрыв в численности продолжает увеличиваться. Его заключение, что, умножив а на х, мы ничего не узнаем и что этого просто нельзя делать, тоже не является вполне точным. Ведь ах — это гипотетическая численность населения в городе, где в течение ряда лет ежегодный прирост населения равен его исходной численности. Поэтому это не бессмысленное, а просто не соответствующее условию выражение.
Но тем не менее ученик постоянно помнит, что он должен научиться составлять уравнение по условию задачи. Поэтому он все время пытается соотнести те или иные получившиеся математические выражения с данными условия, и в конечном итоге, как мы видим, это приводит к успеху.
Характерно, что, сумев, наконец, составить и решить уравнение, приводящее к правильному ответу, он не торопится переписать его в тетрадь и на этом закончить работу. Он еще раз повторяет про себя весь ход логических рассуждений, который приводит к составлению уравнения, и это понятно. Школьник помнит об учебной задаче; научиться составлять уравнения, и поэтому ход его рассуждений для него важен в первую очередь. Более того, после этого он возвращается к своему первоначальному, неверному решению и пытается разобраться в нем, стараясь найти допущенную ошибку. В процессе этого он приходит по существу к очень важному для себя выводу: при решении одной и той же задачи ход рассуждений может быть различным и различной будет форма составленного исходного уравнения, но если только рассуждения были правильными, то решение этих, казалось бы, разных уравнений приведет к одному и тому же ответу.
Второй ученик, как и первый, начинает манипулировать с выражением, взятым из ответа. Но если в первом случае поиски решения служат только началом для дальнейших рассуждений, то во втором случае школьник по существу дальше манипуляции и не идет. Он переносит все члены уравнения в одну сторону, затем решает, что, может быть, этого не следует делать, и возвращает Ь назад. Пробует раскрывать скобки, с тем чтобы тотчас же отказаться от этого. И далее в том же духе. Даже то уравнение, которое он записывает в тетрадь, им найдено совершенно случайно, и предпочтение ему отдано по существу без всякого основания: просто оно дважды повторилось в ходе манипуляций. Разобраться в том, что оно означает, ученик по сути даже и не пытается. И дело вовсе не в том, что он менее развит или менее сообразителен. Просто он не ставит перед собой такой задачи. Вот разобраться в том, что обозначает х, было необходимо. Учитель требует, чтобы это было записано в тетради. И наш школьник успешно справляется с этим. Затем он записывает в тетрадь уравнение, которого по существу не понимает.
Представьте себе, что на дом задана алгебраическая задача, аналогичная предыдущей: «Один рабочий изготовляет в день а деталей, другой b деталей. Первый изготовил уже р деталей, второй сделал меньше: q деталей. Через сколько дней после этого число деталей, изготовленных каждым рабочим при их одновременной работе, станет одинаковым?»
Первый ученик без труда сумеет составить уравнение p+ax=q+bx, рассуждая по аналогии с прежней задачей.
Второй — вынужден снова начинать решение с ответа. Решать алгебраические задачи, аналогичные приведенной, он, конечно, не научился. Но самое, пожалуй, досадное заключается в том, что это неумение почти наверняка останется скрытым от учителя. Если учитель будет просто проверять тетрадь с домашней работой, то он увидит абсолютно правильно решенную задачу. Если он попросит объяснить ее решение, то ученик, конечно, не будет заявлять, что оно найдено чисто случайно, а попытается произвести впечатление человека, умеющего решать, но не умеющего хорошо объяснить решение. Иногда достаточно для этого последовательно перебрать все члены уравнения, чтобы учитель сделал вывод, что ученик не силен в объяснениях, но в общем понимает суть дела.
«Что нам неизвестно? Число лет. Обозначим число лет через х. Дальше. Что такое т? Это на сколько человек увеличивается население первого города. А что такое а? Это сколько жителей в первом городе. Теперь дальше. Смотрим: n —это на сколько человек увеличилось население второго города, а Ь — это сколько было вначале. Теперь мы можем записать: тх+а= пх+b».
Неопытный учитель нередко принимает такое «объяснение», хотя в нем нет ничего, кроме повторения условия да обозначения искомого через х..
В итоге «болезнь» не выявляется и не лечится, а загоняется вглубь. Такому ученику подсмотренный в задачнике ответ не принесет ничего, кроме вреда. Но если учитель работает в хорошем контакте с родителями, то возможности обнаружить эту «болезнь» несравненно возрастают. И чем раньше это произойдет, тем лучше: если заглядывание в ответ от случая к случаю не является сколько-нибудь грозным симптомом, то регулярное использование этого способа решения должно безусловно насторожить взрослых.
Возьмем другой характерный случай, показывающий, какие трудности возникают в учении у старшеклассника, если он не научился выделять учебную задачу. Все, кому приходилось учить иностранный язык, хорошо знают, что научиться говорить на чужом языке намного труднее, чем научиться понимать его на слух или при чтении. Причины этого лежат в свойствах нашей памяти.
Дело в том, что сведения, удерживаемые нашей памятью, могут храниться на различном уровне. Часть этих сведений сохраняется на уровне постоянной готовности, когда человек может в любой момент воспроизвести их. В отношении иностранного языка—это активный словарный запас, который он может легко использовать в разговорной речи. Скажем, такие слова, как Guten Tag! (Добрый день!) и Auf Wiedersehen! (До свидания!), не задумываясь, применит каждый, кто хоть немного изучал соответствующий язык.
Другая часть сведений хранится на том уровне, когда воспроизвести их по собственному желанию человек не может, но может применить для опознания.
Так, часть слов и выражений понятна, когда человек их встречает в тексте, он их правильно переводит, но сам в речи не употребляет. Это пассивный словарный запас. Вероятно, большинство учеников, занимающихся немецким языком, правильно поймут простое выражение Ich тир fort (Мне надо идти) и очень немногие могли бы употребить его в разговоре.
Часть слов и выражений занимает промежуточное положение между активным и пассивным запасом. Человек может их воспроизвести, но ему нужно время, чтобы подумать, подобно тому как требуется время, когда человек вспоминает закон Ома. Например, для школьников, недавно начавших изучать язык, к числу таких слов и оборотов часто относятся усложненные формы приветствия, такие как: Wie geht es Ihnen? Wie befinden Sie sich? (Как ваши дела? Как вы поживаете?), How are you getting on? I hope, you are quite well? (Как вы поживаете? Надеюсь, что у вас все в порядке?) Третий уровень сохранения информации характеризуется тем, что человек не может ни воспроизвести, ни опознать того, что он когда-то выучил. Однако он может выучить данный материал вновь, затратив меньше времени и усилий, чем в первый раз.
Следовательно, если не брать случаев, когда человек владеет иностранным языком как родным, говорить на чужом языке — значит уметь так сформулировать свою мысль, чтобы ее можно было передать, пользуясь только активным словарным запасом.
Умение достаточно точно выразить свою мысль с помощью весьма ограниченного числа слов — это особое умение, отличающееся, скажем, от умения понять и перевести. Без этого человек никогда не научится объясняться даже на простейшие темы. А программа средней школы требует, чтобы элементарными навыками разговорной речи учащиеся овладели. Преподаватели иностранного языка, как правило, ведут систематическую работу, стремясь научить ребят излагать свои мысли в пределах имеющегося у них активного словарного запаса.
Чаще всего для этого используется пересказ ранее изученного текста. Работа над новым текстом обычно складывается из трех этапов: прочитать, перевести, знать слова; сделать упражнения и ответить на вопросы; пересказать. На каждом этапе перед учеником ставится определенная учебная задача: на первом — овладение новой лексикой и развитие навыков чтения и перевода; на втором— закрепление новых слов и их активизация; на третьем — развитие навыков устной речи.
Итак, в случае, когда учитель задает «читать, переводить, выучить слова» и когда задает «самостоятельно рассказывать», перед школьником ставятся совершенно различные учебные задачи. Однако нередко даже сильные ученики подчас не понимают этого. Типичная ошибка, которую они допускают, состоит в том, что, правильно выделив учебную задачу, стоящую в задании «читать, переводить. знать слова», они затем распространяют ее и на пересказ. В результате школьник старается насытить речь новыми словами, еще не вошедшими в активный запас. Рассказ получается сбивчивым, возникают томительные паузы, очень часто, начав фразу, ученик не может ее закончить. Внешне все это выглядит как плохо приготовленный урок. И школьник получает за такой ответ оценку, которая, конечно, не соответствует ни затраченным усилиям, ни, как он сам интуитивно чувствует, его реальным знаниям. Постепенно у школьника складывается убеждение, что перессказ ему «не дается», укрепляется мысль, что знать иностранный язык он никогда по-настоящему не будет, сколько ни учи.
Проиллюстрируем все сказанное на конкретном приме ре. Вот фраза из учебника по немецкому языку: «Lomonossow war liejdenkender and vielseitiger Forscher» (Ломоносов был глубокий и разносторонний исследователь). Для того чтобы ее перевести, школьник должен найти в словаре значение слов tief — глубокий, denken— думать, viel — много, die Seiie-—сторона, der Forscher — исследователь.
Короче говоря, он не может пропустить ни одного слова, иначе нельзя сделать точного перевода.
Другое дело, когда надо самому изложить содержание проработанного рассказа. Тут допустима и даже необходима самая широкая замена одних слов другими. Ведь учебная задача в данном случае в том и состоит, чтобы суметь передать ту же самую мысль только с помощью слов, которыми человек активно владеет.
Ученик, правильно понимающий учебную задачу, так и поступает. Скажем, он не знает слова Forscher. Без всякого ущерба для смысла он может заменить его словом Gelehrte (ученый). Если он не помнит слова Gelehrte, то может сказать Wissenschaftler (научный работник). Более того, он может передать то же самое содержание, вообще не прибегая к словам подлинника, может разбить одну сложную фразу на две-три простые и т. д. Скажем, содержание приведенной выше фразы можно выразить так: Lotnonossow war ein grower Gelehrte and beschaftigte sich mit vielen Wissenschaften: Chemie und Hiittenwesen, Geologic und Philologie (Ломоносов был великим ученым и занимался многими науками: химией и металлургией, геологией и филологией). Конечно, это не совсем то же самое, что было в тексте учебника, но в общем передает облик Ломоносова как глубокого и разностороннего ученого. Кроме того, в данном случае ученик стремится как можно шире использовать в рассказе те обороты и грамматические формы, которые он твердо и прочно усвоил. Скажем, если он легко владеет оборотом nicht nur... sondern auch (не только... но и), то не упустит случая, рассказывая про Ломоносова, вставить фразу вроде: Lomonossow war nicht nur ein beriihmter Gelehrte, sondern auch ein bedeutender Dicliter (Ломоносов был не только великий ученый, но также крупный поэт). Благодаря этому рассказ ученика, правильно выделяющего учебную задачу, идет как плавное, связное изложение в более или менее хорошем темпе.
Ученик же, не понявший учебную задачу — развитие навыков устной речи на основе активного словарного запаса, стремится максимально насытить свой рассказ новыми словами, которые он впервые встретил в изучаемом тексте. К сожалению, законы нашей памяти таковы, что все новые слова не могут быть усвоены на уровне активного владения. Часть из них неизбежно оседает на уровне пассивного словарного запаса, часть — на промежуточном уровне, требующем времени для припоминания. Так, готовя дома накануне рассказ, ученик может заглянуть в книгу, тетрадь с выписанными словами, и нередко пассивно усвоенное слово вызывает у него впечатление знакомости (ага, знаю). А назавтра на уроке требуется рассказать, никуда не заглядывая. Вот тут-то и обнаруживаются пустоты на месте пассивно усвоенных слов.
Другое дело, когда задание дается с целью развития лексики. Тогда учебная задача будет совсем иная: «Составьте рассказ так, чтобы в нем было как можно больше новых слов». И готовить рассказ надо будет совсем не так, как описано выше.
Довольно часто неумение выделить учебную задачу наблюдается у старшеклассников при подготовке к экзаменам. Он строит подготовку к экзамену как изучение, а не как повторение материала и в результате, естественно, не успевает повторить всего материала. Об этой типичной для старшеклассников ошибке мы будет говорить в главе, специально посвященной подготовке к экзаменам.
Принимаемые меры.
Нужно помнить, что неумение выделять учебную задачу относится к числу скрытых трудностей в учении. Не бывает такого, чтобы в ответ на вопрос о трудностях школьник сказал: «Я не умею выделять учебную задачу!» Если уж он осознал, что упускает или неверно ставит учебную задачу, то дальше справится с этой трудностью самостоятельно.
Поэтому в случае сколько-нибудь систематических трудностей в учении взрослые не должны ограничивать свою помощь школьнику только ответами на его вопросы. Обязательно надо проверить, нет ли здесь неумения выделять учебную задачу. В этом могут помочь и рассказы родителей о том, как школьник готовит уроки, и беседы с ним по поводу его занятий, и наблюдения за его работой на уроках. Но решающая роль принадлежит, конечно, умело заданным вопросам.
Это могут быть вопросы, касающиеся отдельного задания или упражнения: «А зачем нужно такое упражнение? Что ты осваиваешь, когда его делаешь? А какие слова тут взяты в скобки? Почему? А зачем некоторые слова пропущены и заменены многоточием?» Или вопросы, требующие сравнения разных задач и упражнений, как относящихся к одному и тому же правилу, так и к совершенно разным.
— Вот сегодня нужно было вместо многоточия поставить слова, заключенные в скобки. Зачем дается такое упражнение? А вот вчера надо было самому придумать и написать 10 слов. Есть что-нибудь общее между этими упражнениями? Нет? Почему?
— Потому что там надо было слова придумывать самому, а здесь только поставить в нужном падеже.
— А подумай-ка, почему эти, а не какие-нибудь другие слова поставлены в скобки. А какие слова надо было придумать? Ага, вот теперь ты сам понял, что это разные упражнения на одно и то же правило.
Как видно из приведенного примера, вопросы (особенно если они носят наводящий характер) могут быть использованы не только для того, чтобы взрослый выяснил, выделяет ли школьник учебную задачу, но и для того, чтобы помочь ему сделать это.
Полезно бывает для этого сравнивать между собой формально одинаковые упражнения, но ставящие задачей отработку разных правил.
— Сегодня надо было вместо многоточия поставить слова, заключенные в скобках. А помнишь, неделю назад ты делал такое же упражнение? Давай посмотрим его. Как ты считаешь, эти упражнения одинаковые?
Научить школьника проводить такое сопоставление необходимо еще и потому, что часто одинаковые упражнения могут задаваться с совершенно разной целью, т. е. они будут отличаться друг от друга только поставленными учебными задачами.
Вопросы к ученику о том, что было на уроке, также помогают понять, выделяет ли школьник учебную задачу. Если суть происходившего на уроке он видит в том, что решали задачу и три примера, не понимая, что все это надо было для того, чтобы научиться решать квадратные уравнения или складывать двузначные числа, это говорит о том, что выделять учебную задачу этот школьник не умеет.
Как показывает практика, родители обычно легко могут найти, как объяснить это своему ребенку, учить ребенка выделять учебную задачу, если только в свою очередь они сами понимают, что встреченные школьником трудности связаны с этим неумением, а не с чем-либо еще.
А вот разобраться в последнем они могут далеко не всегда. И вовсе не потому, что это слишком сложно: часто все признаки «болезни» лежат на поверхности и их невозможно не заметить. А потому, что родители не знают, что есть такая «болезнь» — неумение выделять учебную задачу, и, отбрасывая все симптомы, которые буквально вопиют о ней, пытаются свести все к стандартным, привычным случаям: лень, запущенность материала, плохие способности.
Однако для того чтобы научить школьника выделять учебную задачу, мало научить его отличать ее от конкретного задания. Надо еще научить его выделять в материале предмет усвоения.
Предмет усвоения.
Казалось бы, что ближе знакомо ребенку, чем человеческое слово, родной язык?
Еще до школы малыш правильно употребляет слова в своей речи, хорошо понимает их общепринятое значение. Эта сторона языка открылась ему еще в дошкольном детстве, и он активно овладевал ею. Вспомните хотя бы период наивного словотворчества детей, когда в речи малыша появляются такие слова, как «колоток» (вместо «молоток»), «лизык» (вместо «язык») и т. д. Таким образом ребенок уточняет и закрепляет свои наблюдения за содержанием слов, овладевает речью как средством общения.
Но вот он приходит в школу. И выясняется, что слово состоит из отдельных звуков, которые не так-то просто выделить на слух. Немногие из приходящих в школу ребят умеют это делать. В лучшем случае они выделяют первый и последний звуки или отождествляют звук со слогом. «Сколько звуков в слове «мама»? — спрашивает учитель. И слышит в ответ; «Два: «ма» и «ма». И добиться, чтобы ребенок услышал, что произнесенное им «ма» само состоит из двух звуков, бывает нелегко.
Получается удивительная на первый взгляд картина. Ребенок говорит совершенно правильно с точки зрения фонетики: он не шепелявит, не картавит, не заменяет звук «р»
на «л» или звук «ш» на «с» — вообще не допускает никаких дефектов. Он точно воспроизводит самые сложные звуки родного языка. И тем не менее не умеетвыделять их в слове.
А по существу дела тут нет ничего удивительного.Все дело в том, что в хорошо известном ему объекте (слове) ребенок не выделяет нужную нам сторону (фонетическую). И она, естественно, не может стать предметом усвоения.
Учитель затрачивает немало труда, чтобы обучить ребенка слышать отдельные звуки в хорошо знакомых ему словах.
Например, предлагает ему менять звуки в слове: кот— кит; дым —дом; мак —рак —лак— так. Делая такие замены, ребенок приучается слышать звуки, которыми отличаются подобранные слова. Так учитель учит ребенка специальным приемам, показывает на разных примерах, как ими пользоваться, дает особые упражнения с целью закрепить первые успехи, и только в результате такой тщательной работы ребенок постепенно начнет различать звуки, которые составляют слово. Только когда ребенок увидит в знакомом объекте — слове —новую сторону, звуковую, она сможет стать предметом усвоения.
Проходит некоторое время, и перед ребенком раскрывается другая, неизвестная прежде сторона слова — грамматическая. Речь ребенка давно строится грамматически вполне правильно. Но грамматическую сторону в слове он еще we видит.
Примеры можно было бы продолжить и показать, что в этом же объекте (слове) есть еще и другие стороны. Но сейчас наша цель состоит не в этом. Нам важно понять, чтодаже хорошо знакомый ребенку объект может иметь стороны, которые тот не видит. А значит, не может понять, изучить, усвоить.
Неумение выделять в изучаемом материале предмет усвоения приходится наблюдать вплоть до старших классов школы. И в результате получается примерно следующее. Ученик понимает, как образуются окись азота, двуокись азота, аммиак, он может правильно написать формулы я объяснить реакции, но плохо понимает, о чем нужно говорить, когда его спрашивают о химических свойствах азота. Ученик может знать конкретный материал о законах рабовладельческих государств, о восстаниях рабов, захватнических войнах, борьбе патрициев с плебеями, развитии техники, науки и культуры в соответствующую эпоху, но не может назвать характерных черт рабовладельческого обще ства. Хорошо зная литературное произведение и будучи в состоянии рассказать очень подробно его содержание, школьник испытывает затруднение, когда учитель предлагает ему охарактеризовать образ главного героя. Нередко он сбивается или на пересказ биографии героя, или на изложение фабулы произведения.
Слушая ответы одноклассников, такой ученик убеждается, что они не говорят ничего такого, чего бы он не знал. Он добросовестно готовил уроки. Все, что знают они, известно и ему. Никаких новых сведений в их ответах не содержится. И все же ему непонятно, почему ответ на данный вопрос сводится к изложению именно этих моментов, а не других и именно в такой, а не в другой последовательности.
Конечно, научить школьника выделять в материале предмет усвоения не так просто, тем более что это неумение может проявиться в отношении какой-то одной из изучаемых дисциплин, а в других дело может обстоять вполне благополучно. Нередко оно наблюдается не по отношению ко всему учебному курсу, а лишь по отношению к отдельным его разделам.
Что же в этом случае должны сделать взрослые?
Сначала надо убедиться, что трудности, возникающие у школьника, заключаются именно в неумении выделять предмет усвоения. Ведь может оказаться, что ребенок просто невнимательно слушал вопрос, отвлекался на уроке и поэтому ответил невпопад. Или очень волновался перед ответом, — скажем, решалась годовая отметка. Может быть, сами родители создали совершенно ненужную напряженность, например, пообещав наказывать за плохие отметки или еще что-нибудь в этом роде. Бывает, что из-за волнения ученик действительно забывает выученное или с трудом понимает вопрос учителя.
Необходимо также убедиться, что ребенок действительно знал урок. Надо иметь в виду, что иногда школьник может сам вполне искренне заблуждаться, говоря об этом. Бывает, например, что чувство понятности, возникшее при чтении, он принимает за свидетельство усвоения. В этом случае у ребенка просто не сформирован самоконтроль и надо помочь ему именно в этом.
Если же оказывается, что неудачи нельзя объяснить невнимательностью, волнением, недостаточной подготовкой или другими подобными, причинами и ребенок действительно не выделяет предмета усвоения, тогда нужно всерьез заняться помощью ему. Прежде всего необходимо предостеречь родителей и начинающих педагогов от одной ошибки. Если в классе или дома школьник утверждает, что знал материал, но не понял, про что нужно было рассказывать в ответ на вопрос учителя; если он хорошо помнит материал по учебнику, но затрудняется изложить его, когда вопрос поставлен не так, как в книжке, или для ответа нужно воспроизвести материал выборочно, в другом порядке; если после ответа другого ученика он уверяет, что все знает, — не надо торопиться относить это за счет неумелой лжи или наивных попыток как-нибудь выкрутиться из неприятного положения. Не нужно торопиться уличать его в неправде, тем более перед товарищами. В большинстве случаев ученик говорит чистую правду. Следует помнить, что, скорее всего?"это только что разобранный нами случай, а именно неумение выделить, в материале предмет усвоения.
Однако нередко педагоги, а тем более родители, чтобы помочь школьникам, стараются выделить предмет усвоения сами и показать его в готовом виде. Они полагают, что так ребенку будет легче. Однако это неверный путь. И вот почему: выделить предмет усвоения за другого человека невозможно, точно так же как невозможно, чтобы один человек учил урок, а другой в результате этого знал его. Но взрослый может показать ребенку способ, как это сделать: надо найти действие, с помощью которого в изучаемом объекте выделяется нужная сторона.
В каждом конкретном случае это действие своеобразно, специфично. Грамматические явления обычно легко выделяются с помощью словоизменений. Смысловая, а также образная, художественная сторона языка — с помощью замены слов, имеющихся в тексте, другими, близкими по значению. Если нужно, чтобы ребенок понял, что количество не совпадает с числом отдельных объектов, можно предложить ему вместо пересчета предметов измерять их величину с помощью различных мерок, и тогда результат измерения одного и того же предмета будет фиксироваться с помощью разных чисел, смотря по тому, какая мерка была выбрана. Подбирает такие упражнения взрослый, а работать с ними ребенок должен сам.
Иногда нужное действие подскажут вопросы, которые задает ребенок; иногда — упражнения и контрольные задания, которые можно найти в учебнике и учебных пособиях. Необходимо понаблюдать, как занимается ребенок в классе, заставить его раз-другой ответить выученный урок, попробовать поставить перед ним вопросы не по порядку, а
вразбивку, то в одной, то в другой форме, посмотреть, как он будет на них отвечать. Поинтересоваться у родителей, как занимается ребенок дома. А главное, нужно помнить, что взрослый должен дать школьнику не готовый результат, а способ, с помощью которого он достигается.
Итак, мы видим, что трудности, связанные с учебной задачей, очень многообразны. Но особенно их усугубляет то, что они непонятны самому школьнику. Обращение к взрослым тоже, как правило, не дает эффекта. Пытаясь помочь школьнику, взрослый сплошь да рядом начинает, казалось бы, с естественного, на его взгляд, вопроса: «Ну, в чем там у тебя трудность? Что тебе неясно?» Но такая постановка вопроса сразу заводит дело в тупик. По существу она предполагает, что школьник должен ответить, что не понимает, в чем состоит учебная задача, или не умеет выделить предмет усвоения. Но, как уже говорилось выше, школьник на это не способен — в этом-то как раз и состоит специфика рассматриваемых трудностей.
Ребенок не может сам себе поставить диагноз. Это должен сделать взрослый. А для этого ему надо знать, что существует такая «болезнь» — нарушение учебной деятельности из-за непонимания школьником учебной задачи или неумения выделять предмет усвоения.
Итак, умение выделять учебную задачу и постоянно руководствоваться ею —это первое, чем должен овладеть ученик, чтобы уметь учиться. Не менее важно для школьника в каждом случае правильно выделять в материале предмет усвоения. Но конечно, только этим умение учиться не ограничивается. Надо еще уметь выполнить поставленную перед собой задачу, усвоить то, что подлежит усвоению. Здесь мы переходим ко второму элементу учебной деятельности — к учебным действиям.