Проблема антропогенеза. Взаимоотношение духовного и телесного, биологического и социального начал в человеке

Язык, а соответственно, и речь свойственны лишь человеку. В от­личие от животных, для человека характерен не просто груп­повой образ жизни, но и постоянные коммуникации лю­дей друг с другом. Прежде всего для него характерно символически опосредованное взаи­модействие (общение), причем в этом взаи­модействии участвуют как ныне живущие, так и ушедшие поколения. Иименно это взаимодей­ствие в конечном счете определяет собой фор­мы и способы жизне­деятель­ности (т.е. социальные, эконо­ми­ческие, семейные, полити­ческие, религиозные и прочие отноше­ния) челове­ка. Вершина са­мостоятельности символа – когда его «мате­рия», пер­во­начально аб­со­лютно ничем не связанная с означающим, на­чинает иг­рать некую существенную роль. Ярчайший пример того – стихи.

Человек, естественно, не перестает быть биологическим сущест­вом – как все живое, он рождается и умирает, добывает себе пропи­та­ние, обустраивает свое жилище, оставляет после себя потомство. Однако рождается он не в норе, пропитание добывает не в лесу, и да­же такой естественный процесс, как прием пищи, осуществляется им не с помощью чисто биологически унаследованных «орудий» – паль­цев и кистей рук, а с помощью таких культурных предметов, как лож­ка, вилка, тарелка и т.д. Таким образом, в человеке мы должны конс­татировать некое единство биологической и социальной природы. Воп­рос о соотношении в человеке этих двух начал и поныне явля­ется весь­ма дискуссионным, так что представители различных социо­ло­ги­чес­ких школ дали бы на него весьма разные, если не противо­по­лож­ные ответы. Так, с точки зрения социал-дарвинизма, такие факто­ры био­логической жизни, как борьба за существование, естественный отбор и т.д., являются универсальными для любых сообществ живых существ, а следовательно, определяют собой и жизнь человеческого об­щества. С позиций марксистской социологии, напротив, взаимная кон­куренция и вражда между людьми в конечном счете порож­даются вполне конкретными и исторически преходящими («от­чуж­ден­ными») социальными отношениями, поэтому при определенном об­ществен­ном устройстве они могут исчезнуть.

Данные вопросы яв­ляются дис­кус­сионными и до настоящего вре­мени. Так, согласно со­временным данным, многие, кажущиеся врож­денными особенности че­ловека, при более детальном рассмотрении оказываются, напротив, имеющи­ми всецело социальное происхожде­ние. Например, извест­ный социо­лог Э.Дюркгейм показал, что даже такая, казалось бы, сугубо биоло­ги­ческая характеристика человека, как размер черепа, в сред­нем ока­зывается зависящей от социально-эко­номических осо­беннос­тей общес­т­ва, в котором он сформировался, в частности от степе­ни раз­ви­тости в этом обществе разделения труда. Чем выше это раз­де­ление, тем, во-первых, в большей степени в этом обществе разли­чаются размеры мужских и женских черепов, во-вто­рых, ока­зывается боль­шим разброс в размерах черепов у предста­вителей од­но­го пола. Однако верно и обратное: многое из того, что ка­жет­ся чис­то социаль­ным явлением (структура лидерства в малых группах и проч.), по дан­ным современной социобиологии, существует уже в сооб­ществах жи­вотных.

Трудовая деятельность

Способность к созданию символов и, соответственно, к куль­тур­ному наследованию является важнейшим, но далеко не единст­вен­ным отличием человека от животных. Создание новых поведенческих схем достаточно быстро исчерпало бы свою эффективность, не обла­дай человек способностью к созданию принципиально новых орудий деятельности, или орудий труда. Именно благодаря орудиям труда и труду вообще человек окончательно выделился из животного цар­ства и начал жить по законам созданного им самим социального мира. В рам­ках так называемой трудовой теории возникновения челове­ка имен­но орудийная деятельность, а вовсе не создание символов, счи­тается решающим фактором в возникновении человека.

Прежде всего, необходимо строго сформулировать фунда­мен­таль­ное качественное отличие человеческой орудийной деятельности от подобной же деятельности животных. Последние, как известно, также способны к использованию в качестве орудий действия неких подруч­ных средств – палок, камней и т.д. При этом палку нередко прихо­дит­ся отламывать и даже заострять, камень откапывать, т.е. приходится совершать действия, которые, по крайней мере чисто формально, мог­ли бы рассматриваться как процесс изготовления. В чем же тогда качественное отличие этой деятельности от аналогичной деятельности человека? Интуитивно эту разницу чувствует каждый, однако нам необходимо дать ответ на уровне строгих определений. Современная наука указывает, по крайней мере, на два принципиальных отличия. Во-первых, ни одно животное не способно создать орудие, с помощью которого оно в какой-то иной ситуации могло бы создать другое ору­дие. Производство орудий посредством орудий – специфически чело­веческая способность. Во-вторых, изготовление подобного «орудия для производства орудий» предполагает полное абстрагирование от конкретной ситуации, представление ее в обобщенном виде и сущест­венных чертах, что, в свою очередь, требует наличия развитого абстрактного мышления, формирование которого происходит как раз в процессе символического взаимодействия.

Завершая эту тему, отметим, что представление о решающей роли развития символического взаимодействия в процессе антропогенеза не исключает трудовую теорию происхождения человека, а дополняет ее одним важнейшим пунктом – передача другим поколениям спосо­бов изготовления орудий труда предполагает развитие средств ком­му­никативной связи, в том числе и появление самостоятельного мира символических предметов. Обнаружение последних в археоло­ги­чес­ких раскопках нередко ставило в тупик адептов трудовой теории стоимости, и неслучайно, что данные предметы (бусинки, фигурки, ри­сунки и т.д.) обрели даже название «избыточных». Символическая теория проливает свет на фундаментальную роль подобных пред­ме­тов, а также других средств коммуникации, в процессе выделения че­ловека из мира животных.

Поиск по сайту: