нений безынвентарны. Относительно редкие вещи из этих курганов (топоры, копья, умбоны щитов, пряжки и др.) принадлежат к типам, распространенным у многих балтских племен, в том числе ятвяжских.
Самые поздние трупосожжения в каменных курганах относятся к последним векам I тысячелетия и к самому началу II тысячелетия н. э. По устройству каменные курганы этого времени не отличаются от более ранних, но количество трупосожжений в них не превышает одного-двух. Такие курганы известны по всему древнему ятвяжскому региону. В бассейне Немана их исследовали С. Круковский, Ф. Д. Гуре-вич, Я. Г. Зверуго и др. (Krukowski St., 1911, s. 1— 21; Гуревич Ф. Д., 1962, с. 204; Очерки, 1972, с. 45), в Среднем Побужье — С. А. Дубинский, И. В. Бируля и др. (OAK, 1911, с. 65, 66; Бируля И. В., 1966, с. 280).
Каменные курганы с трупосожжениями в Среднем Побужье — невысокие, круглые в плане. Под дерном обнаруживается каменная кладка, сложенная в один—три яруса. В каждом кургане обычно находится по одному захоронению. Остатки трупосожжения, совершенного на стороне, помещены чаще среди камней насыпи (Бацики Дальние, Клюково, Цецели), реже — в основании кургана (Бацики Ближние, Цецели) или в 'небольшой подкурганной ямке (Вой-ская). Большинство захоронений — без вещей. Изредка встречаются оплавленные слитки стекла и бронзы или обломки глиняных сосудов.
В течение XI—XII вв. обряд трупосожжения в каменных курганах постепенно сменяется обрядом ин-гумацип, но устройство насыпей остается неизменным (табл. XXX, 32}. По-прежнему каменные насыпи имефт покров из камней в один или несколько ярусов, встречаются курганы, сложенные из камней целиком. Смена обрядов в разных местах ареала каменных курганов происходила неодновременно. Так, в Брестском Побужье наиболее поздние трупосожжения датируются XI в., а в северной части Белорусского По-неманья этот обряд удерживается до начала XIII в.
Каменные курганы с трупоположениями в Среднем Побужье широко известны по раскопкам многих исследователей. В конце XIX в. они раскапывались Т. Луневским, 3. Глогером, К, Столиво, Р. Эйхлером, Л. Паевским (Luniewski Т., 1883, s. 477, 478; Musia-nowicz К., 1950-1951, s. 229-250), в начале XX в. -С. А. Дубинским (OAK, 1911, с. 65, 66), а в последние десятилетия — И. В. Бирулей и В. В. Седовым (Бируля И. В., 1966, с. 280; 1970, с. 120-122; Седов В. В., 19636, с. 41—43). В Понеманье аналогичные курганы изучались Э. А. Вольтером, 3. Глогером, В. А. Шуке-вичем, С. Яроцким, К. Салевичем (Шукевич В. А., 1893, с. 96-100; SzukiewiczW., 1899; 1902; JarockiS., 1901; Jaskanis D., 1962, s. 337-361).
Умерших клали в этих курганах или на материк, или в неглубокую подкурганную яму. Большинство погребенных имели западную ориентировку. Но встречаются захоронения мужчин, обращенных головой к востоку (Войская, Свищево, Ратайчицы, Зеленые Гурки), что характерно для балтского погребального ритуала. Около погребенных обнаруживаются скопления золы и углей. В каждом кургане находится одно захоронение, в редких случаях — два-три.
В Среднем Побужье и в южной части Верхнего По-неманья наряду с каменными курганами хорошо известны и обычные славянские, насыпанные из песка
и глины и не имеющие каменных конструкций. Ранние—X в.—содержат захоронения по обряду трупосожжения, курганы XI—XIII вв.— трупоположешш. В Побужье такие курганы раскапывали Н. П. Авенариус, С. А. Дубинский и другие (Авенариус Н. П., 1890, с. 18—20), в Верхнем Понеманье - М. Федоровский, М. А. Цыбышев,Е. Голубович, Ф. Д. Гуревич, К. В. Павлова (Gloger Z., 1882, s. 491, 492; Цыбы-шев М. А., 1893, с. 73-76; Cehak-Holubowiczowa Я., 1938, s. 183-196; Гуревич Ф. Д., 1962, с. 97-112; Павлова К. В., 1965, с. 99-105; 1973, с. 56-61; 1974, с. 59-68; Зверуго Я. Г., 1978, с. 414, 415).
Вещевой инвентарь славянских (земляных) и каменных курганов XI—XIII вв. идентичен и принадлежит восточнославянской культуре.
В захоронениях женщин обычны перстнеобразные височные кольца с заходящими концами или полуто-раоборотные (табл. XXX, 4, 6, 8, 10-12). Реже встречаются перстнеобразные кольца со спиральным завитком на конце (табл. XXX, 1—3) и небольшие проволочные кольца с S-образным завитком. Последние украшения, по всей вероятности, свидетельствуют, что в Брестское Побужье наряду с волынянами и дреговичами проникали и западные славяне. Единичные перстнеобразные кольца имели завязанные концы (табл. XXX, 7), а одно из колец — конец, завернутый в обратном направлении (табл. XXX, 5).
Ожерелья из бус не были распространены. Только в немногих курганах найдены бусины (от одной до шести в погребении) — мелкие из синего, светло-зеленого или матового стекла, пастовые или глиняные, стеклянные позолоченные или посеребренные, а иногда и бронзовые, покрытые зернью (табл. XXX, 9, 14, 21—26). Встречены также круглые привески (табл. XXX, 18). Браслеты и перстни немногочисленны и принадлежат в основном к общеславянским типам (табл. XXX, 15-17,19, 27). Кроме того, встречаются поясные пряжки (табл. XXX, 29, 30), металлические пуговицы (табл. XXX, 13), пряслица. Все эти находки славянского типа. Лишь единичные украшения принадлежат к прибалтийским типам. Таковы подковообразные застежки с утолщенными концами (Сергеева 3. М., 1977, с. 34—37) и с поднятым фигурным концом (табл. XXX, 20, 28).
Погребальный инвентарь мужчин представлен копьями, топорами, пряжками и кресалами. Железные ножи и глиняные сосуды (табл. XXX, 33, 34) встречаются и в мужских, и в женских захоронениях.
Анализ вещевого материала каменных курганов XI—XIII вв. Верхнего Понеманья и Берестейской волости показывает, что эти памятники оставлены в основном не собственно ятвягами, а их славянизированными потомками. Следовательно, население "этих земель было в то время уже преимущественно славянским. Два типа курганных насыпей (славянских и ятвяжских) отражают разноэтничное происхождение населения в Среднем Побужье и Верхнем Понеманье. Там, где наблюдается концентрация каменных курганов и отсутствуют собственно славянские погребальные насыпи, вероятно, сохранилось ятвяжское население. Очевидно, оно пополнялось за счет беженцев из пруссо-судавских областей. В Белорусском Понеманье еще в XVII—XIX вв. существовали островки ятвяжского населения, но уже говорившего на литовском языке.