Суфизм: его представители приносят по обету различные вещи на могилы своих шейхов и вали и приносят там жертвы, преподнося им масла и свечи, а также режут на этих могилах животных, а в некоторых случаях ставят на могилах специальные ящики для пожертвований. Иногда они рассыпают на них монеты, которые собирают бедные и неимущие, которые таким образом привыкают посещать эти могилы. Некоторые говорят, приходя на могилу: «О господин мой, о такой-то, если вернется пропавший мой (или исцелится больной мой, или у меня родится ребенок,) то я принесу тебе из золота, серебра, масла или воска столько-то, я зарежу на твоей могиле барашка или другую скотину». Они делают это, возвеличивая могилу или того, кто погребен в ней или кому она приписана или чьим именем названа, по причине их убежденности, что лежащий в этой могиле способен приносить вред или пользу и распоряжаться делами, и веры в то, что эта могила может отвести беду или обеспечить человеку счастье и богатство. И они дают обеты, испрашивая исцеления от болезней, а некоторые доходят до того, что приносят обеты камням, о которых говорят: «Поистине, на них или около них сидел вали из приближенных Аллаhа».
Поистине, такой вид обетов и принесения жертв весьма распространен среди суфиев, и их книги полны упоминанием подобных примеров. Говорит аш-Ши’рани в биографии шейха Бека’ ибн Бату: «У него учились многие благочестивые и ученые и его могилу посещали и на ней давали обеты»[201].
Приверженцы Таухида, Ахлю-с-Сунна ва-ль-Джама’а, назвали тех, кто делает подобное «аль-кубуриййун» («могильщики»), потому что они возвеличивают могилы вплоть до поклонения им.
Ниже привожу одну историю, упомянутую устазом Абдуль-Мун’имом аль-Джадави, который в свое время утопал в суфийских суевериях, но потом Аллаh вывел его на Истинный Путь, к правильной акыде (идеологии), взятой из Корана и Сунны, и наделил его пониманием, подобным пониманию сподвижников, через доктора Джамиля Гази.
История эта случилась с ним спустя всего несколько дней после его вступления на Путь Истины, и он описал ее в послании, в котором рассказал о своем положении и своих убеждениях до этого события. Послание это называется: «Я был «могильщиком»!».
История эта - всего лишь одна из миллиона подобных, которые случаются с теми, кто занимается поклонением и приносит обеты на могилах. А поскольку история длинная, то я привожу ее с некоторыми сокращениями. Говорит устаз:
«… Я проснулся утром от необыкновенного шума в доме. Я сел в кровати и прислушался. Моих ушей достигли голоса, напоминающие и человеческие и голоса животных одновременно… Блеяние, крики и слова, значение которых я не понимал… Тогда я сказал себе: «Наверное, это последствия ночного кошмара!». Но потом я убедился, что я уже не сплю, но звуки по-прежнему раздавались где-то рядом… Спустя некоторое время в комнату вошла моя жена, неся мне радостную весть. Она заключалась в том, что моя двоюродная сестра, дочь моей тети по матери, живущая с мужем и трехлетним сыном высоко в горах, приехала навестить меня, и с ними был баран… И неожиданно, без всякого разрешения, баран вломился в дом и стал гонять детей и крушить все на своем пути. И прежде, чем я вступил в борьбу с бараном, в дверях появилась моя двоюродная сестра, охваченная беспокойством, поскольку ей показалось, что я сейчас убью барана. И она, будучи уверенна в том, что я это сделаю, закричала: «Осторожно, это баран для господина аль-Бадави!», - и позвала его, и он тут же подошел к ней. Затем она сообщила мне, что она дала обет зарезать этого барана, которого растила три года, и возраст которого соответствовал возрасту ее сына, на могиле господина аль-Бадави, если сын будет жить, и послезавтра наступает день исполнения обета.
Говоря все это, она выглядела счастливой… Я вышел в другую комнату, где сидел ее муж, и обнаружил его не менее радостным. Он потребовал от меня, чтобы я сопровождал их в место под названием Танта, где находилась могила аль-Бадави, чтобы увидеть это великое торжество. Они ограничились бараном по причине далекого расстояния. Те же, кто жил недалеко от могилы, посылали туда верблюдов.
Я понял, что придется угодить моей двоюродной сестре, чтобы убедить ее, что я действительно желаю, чтобы ее сын жил, иначе бы она сочла это порыванием родственных связей и решила бы, что меня не волнует, будет ли жить сын моей двоюродной сестры или нет – и для этого мне необходимо пойти с ними на это празднество ширка. В то же время я спрашивал себя: как мне убедить ее, что она на пути к куфру? И что случится, если я разобью эту красивую мечту, которой она жила эти три года?.. В конце концов, я сказал себе, что начну с ее мужа, поскольку мужчины являются покровителями женщин.
Я отвел ее мужа в дальнюю комнату и намеренно сделал так, чтобы он увидел у меня в руках книгу «Единобожие» имама Мухlаммада ибн Абдуль-Ваххаба. Он протянул руку и развернул к себе обложку. Не успев даже причитать заголовок, он тут же отскочил так, словно схватился за раскаленный уголь, и закричал: «Что это ты читаешь?! И как оказалось у тебя эта книга?! Наверняка, кто-то подсунул ее тебе!»
Он знал, что я человек уравновешенный и уделяю время посещению гробниц и подношению свечей, вещей согласно данным обетам, а иногда и принесению жертв, - так же, как и он. И я видел в его глазах искреннее сожаление по поводу того, что мне в руки попала эта книга.
И мне предстояло занять ту же позицию по отношению к нему, которую в свое время занял доктор Джамиль Гази по отношению ко мне. И Аллаh пожелал так, что бы это было для меня подобно экзамену… Смогу ли я применить на деле то, о чем читал?
Самое важное – это моя приверженность своей акыде, а также преподнесение ее другим. Ведь тот, кто не оказывает никакого влияния на окружающих его людей, это носитель негативной акыды. И совершенно немыслимо, чтобы я держал в себе свои убеждения, оставляя других в заблуждении, иначе в будущем они утопят меня в своих суевериях… Значит, я должен спорить с ними наилучшим способом и не позволять им считать это дело неважным. Я обязательно должен отвратить их от их ширка и они непременно должны отказаться от своих убеждений… Потому что эти суеверия основаны на заблуждении, и стоит только сомнению войти в них, как оно тут же разрушает их, преследует, и будучи настойчивым настигает и уничтожает их, или по крайне мере, останавливает их рост, чтобы они не повредили другим…
И поэтому я принял решение уповать на Аллаhа и начать объяснять этому человеку… И я даже не надеялся пошатнуть его вероубеждение, которому уже больше тридцати лет. И я ограничился тем, что попросил его взглянуть на это дело внимательно. Эти ли мертвые, покоящиеся в гробницах, более почитаемы у Аллаhа или же Мухlаммад, Посланник Аллаhа (да благословит его Аллаh и приветствует)?... И пусть он хорошенько подумает об этом и сообщит мне о результатах, без всякого пристрастия и фанатизма.
Он пообещал мне, что подумает об этом, но при этом все же попросил меня сопровождать в их «благословенной» поездке в Танту. Я же ответил ему, что это невозможно и этому никогда не бывать. И что, если он так стремится поехать вместе с женой на могилу господина аль-Бадави, чтобы их сын жил, то это означает ни что иное, как его убежденность в том, что жизнь – в руках аль-Бадави, и он продлевает ее, кому пожелает и отнимает ее, кого пожелает. Он вытаращил на меня глаза и закричал: «Не становись кяфиром!» Я же сказал ему: «Кто из нас совершает куфр? Я, который требует от тебя, чтобы ты обратился к Аллаhу, или ты, который упорно настаивает на том, чтобы обращаться к аль-Бадави?!»
Он промолчал и видимо посчитав это нарушением правил гостеприимства с моей стороны, забрал жену, барана и сына, и они отправились из аль-Аббасиййи в Каире в Танту. И, провожая их, я шепнул ему на ухо, что если он предпочтет не заезжать к нам после возращения с «карнавала ширка», я буду ему благодарен, иначе он встретит с моей стороны то, что стеснит его. Это еще больше ошеломило его, и странный караван с ведомым бараном отправился в Танту.
Спустя несколько дней я узнал, что моя родственница вернулась из Танты, прямо домой, не заезжая к нам в Каир, и что она разгневана и пожаловалась на меня всей семье. А через две недели раздался звонок в дверь, и мой младший сын подошел к двери, узнать, кто пришел, после чего вернулся и сказал мне: «Ибрахим аль-Харран». Я переспросил: «аль-Харран?». Это муж моей двоюродной сестры – что же случилось? Они пришли с новым бараном по новому обету для новой могилы, или что? И я решил не молчать, но выпустить свой гнев на волю на этот раз, даже если дело дойдет до драки. Весь взвинченный, я подошел к двери. Аль-Харран протянул мне руку для рукопожатия. Я пригласил его войти, но он отказался. Он улыбнулся натянутой улыбкой и сказал, что он просит у меня книгу шейха Мухlаммада ибн Абдуль-Ваххаба.
Я долго смотрел на него с вытаращенными глазами… Он пришел, горя желанием вернуться на путь Таухида… За этим непременно должно что-то стоять. Немыслимо, чтобы это произошло без серьезных на то причин, я и решил эти причины выяснить. Он начал говорить, и каждая фраза, слетавшая с его уст, была тяжелой, как камень, падающий с вершины горы. Он сказал: «Мой сын умер после нашего возращения». Поистине, мы принадлежим Аллаhу и к Нему будем возвращены... Это уже четвертый ребенок подряд, который умирает у Ибрахима. Каждый раз, когда ребенок достигает трехлетнего возраста, он отправляется вслед за своим предшественником. И каждый раз вместо того, чтобы пойти к врачам, чтобы пройти лечение вместе с женой после проведения необходимых анализов (ведь причиной этого может быть болезнь в крови матери или отца), он ограничивался тем, что давал обет вместе с женой принести в жертву животное, иногда такому-то шейху, иногда такой-то гробнице, а иногда гротам в горе Бану Сувейф, если его ребенок будет жить. Однако все это не приносит никакой пользы. И, несмотря на его невежество и его несправедливое отношение к собственной душе, меня тронуло сказанное им, и я сидел, внимая его рассказу.
Он вернулся вместе со своей женой из Танты в свой город, и они привезли с собой несколько частей «священного» барана, который был зарезан на могиле сейида аль-Бадави, поскольку сложилась традиция брать часть мяса с собой, для распространения благословения на остальных близких, а также, чтобы есть это мясо. При хранении этого мяса не были соблюдены необходимые санитарные нормы, и оно испортилось, и вся семья отравилась им. Взрослые в силу своего иммунитета справились с болезнью, что же касается ребенка, то он серьезно заболел, а мать, по-своему невежеству, все ждала, когда вмешается господин аль-Бадави. Однако его вмешательство запоздало, и положение ребенка ухудшилось настолько, что, в конце концов, мать отвезла его к врачу, которого поразил тот факт, что мать промучила ребенка столько дней (к тому времени он болел уже четыре дня). Врач покачал головой, но не отчаялся и прописал лечение – лекарства и инъекции. Однако болезнь ребенка усилилась, и его организм не смог справиться с ней и в итоге он умер.
С момента смерти ребенка начались проблемы. Для матери удар оказался слишком сильным, чтобы она могла выдержать его, и у нее началось помешательство. Она стала брать на руки все, что попадалось ей на глаза, класть это на плечо и баюкать и играть с ним, словно это ее сын. Что же касается отца, то он долго размышлял после того, как этот удар открыл ему глаза на то, что на все Воля Аллаhа, у которого нет сотоварищей, и что его поездки к гробницам и могилам год за годом не принесли ему ничего, кроме убытков. И он признался, что наш с ним разговор все время звучал у него в ушах после трагедии, после чего замолчал… Я сказал ему слова утешения, которые обычно говорят в подобных случаях. Однако осталось нечто, о чем он мне не рассказал. Он не сообщил мне, какова была судьба несчастной женщины – исцелилась ли она от своего помешательства или нет?
Я сказал ему: «Возможно, Аллаh исцелит ее». Но он лишь покачал головой и сказал, что ее родственники решительно настроены на то, чтобы совершить вместе с ней обход (ат-таваф) вокруг нескольких могил и даже церквей и отказываются показать ее психиатру или невропатологу. Более того, они отвели ее к женщине, имеющей связь с джинами, и она написала ей что-то на белом блюде. И теперь болезнь ее усиливается с каждым днем и положение все ухудшается и все, что делают шарлатаны, не приносит никакого результата, и обращение к ним – пускание денег на ветер.
Когда же он попытался все изменить и стал настаивать на том, чтобы отвести ее к врачу, вмешалась ее мать и, вне себя от злости, стала кричать и чинить ему препятствия. И в конце концов, он был вынужден дать жене развод, хотя и не желал этого…
Его история произвела на меня сильное впечатление, и, несмотря на мою привязанность к этой книге, подаренной мне доктором Джамилем, я принес ее и отдал ему. Он взял ее, повертел в руках, а на задней стороне обложки были некоторые слова. Он прочитал их громким голосом, словно желая услышать их самому даже больше, чем чтобы их услышал я. «Вещи, выводящие человека из Ислама», из слов шейха Ислама Мухlаммада ибн Абдуль-Ваххаба. Первое: придавание Аллаhу сотоварищей (ширк), сказал Всевышний: «Воистину, кто приобщает к Аллаhу сотоварищей, тому Он запретил Рай. Его пристанищем будет Геенна, и у беззаконников не будет помощников»(Трапеза, 72). И сюда относится жертвоприношение не Аллаhу - как жертвоприношение джинну или кому-то другому…» Он посмотрел на меня, моргая, потом взял книгу и удалился, пообещав вернуть ее мне через несколько дней, и попросив приготовить для него книги, которые помогут ему продвигаться по пути Таухида.
Ушел Ибрахим, и жалость к нему капля за каплей просочилась в мою душу. Жалость не к одному человеку и не к нескольким, но жалость ко многим мусульманам во многих странах. Суеверия милее им, чем Истина, и заблуждение ближе их сердцам, чем Путь Истины, и нововведение (бид’а) увлекает их и уводит все дальше от Сунны…»
На этом я завершу пересказ данной истории. Думаю, приведенной здесь части вполне достаточно.
Я поместил эту историю в эту свою книгу, несмотря на то, что она длинная, потому что она содержит в себе много полезных уроков и поучительных примеров, подходящих не только для мусульман Египта, но и для мусульман всех исламских стран. Еще одна причина – сходство положения религии здесь, в наших странах, долгое время изнемогавших под игом коммунизма, и в странах, которые все знают как «исламские».
Ахлю-с-Сунна ва-ль-Джама’а: убеждены, что обеты и жертвоприношения - такое же поклонение, как и намаз, пост и закат, а любой вид поклонения нельзя обращать не к Аллаhу. Также, кто обращает какой-либо вид поклонения к кому-то, помимо Аллаhа, тот является мушриком, поклоняющимся не Аллаhу (да убережет нас Аллаh от подобного!).
Доказательством же того, что обет является поклонением, служат Слова Всевышнего: ««Господи! Я дала обет посвятить Тебе одному того, кто находится в моей утробе»»(Али’Имран, 35). И Его слова: «Они исполняют обеты и боятся дня, зло которого разлетается»(Человек, 7). На это указывает то, что Аллаh восхваляет исполняющих обеты, а Всевышний Аллаh не хвалит никого иначе, как за подчинение Его повелениям и отказ от ослушания Его, а и то, и другое является поклонением. И сказал Он: «Что бы вы ни потратили, какой бы обет вы ни дали, Аллаh знает об этом»(Корова, 270). Всевышний сказал, что любой обет или расход, совершаемый ради приближения к Аллаhу, – Он знает о нем и вознаграждает за него, а, значит, все это является поклонением.
Доказательством же того, что жертвоприношение является поклонением, служат Слова Всевышнего: «Посему совершай намаз ради своего Господа и закалывай жертву»(аль-Кяусар, 2).
Отсюда следует, что тот, кто пытается приблизится к мертвым путем жертвоприношения им из-за своей веры в то, что они могут приносить пользу или причинять вред, тот обращает поклонение не к Аллаhу и таким образом присоединяется к числу многобожников (мушриков).
Говорит ибн Таймиййа (да помилует его Аллаh): «Что касается обетов, даваемых умершим пророкам, шейхам и другим, или их могилам или живущим рядом с их могилами, то такой обет является ширком и ослушанием Всевышнего Аллаhа. Независимо от того, является ли обетованная вещь деньгами или золотом или чем-то иным… И это напоминает действия человека приносящего что-либо по обету христианским храмам, монахам и храмам идолопоклонников»[202].
Сказал аш-Шаукани: «К самым отвратительным действиям, выводящим совершающего их за пределы Ислама и опрокидывающим его на темя, сбрасывая с самого высокого места в религии, относится то, что человек отбирает свой лучший скот и закалывает его у могилы, ища приближения к ней таким образом и в надежде, что осуществится то, к чему от стремится. При этом он произносит имя не Аллаhа и таким образом поклоняется идолу. И нет разницы между жертвоприношением камню, которого называют идолом, и могиле мертвого, которую называют могилой. И разница в названиях не изменяет сущность, и не влияет на дозволенность или запретность… Тот, кто назвал вино другим именем и выпил его равен тому, кто выпил его, называя его его именем, и в этом нет ни малейшего разногласия среди мусульман. И нет сомнения в том, что жертвоприношения - один из видов поклонения, обращаемого рабами к Аллаhу. И дары, выкупы и жертвоприношения, с помощью которых ищут приближения к могиле, указывают лишь на то, что совершающий их делает это с целью возвеличивания покоящегося в этой могиле, оказания ему почета и получения от него пользы»[203].
Передают от Абу ат-Туфейля такие слова: «Мы сказали ‘Али ибн Абу Талибу: «Поведай нам о том, что говорил тебе Посланник Аллаhа (да благословит его Аллаh и приветствует) по секрету». Он сказал: «Не говорил он мне по секрету ничего такого, о чем не сообщил бы людям, но я слышал, как он говорил: «Проклял Аллаh совершающего жертвоприношение не Аллаhу…» и т.д. (Хадис)[204].
И сказал ан-Навави в объяснении к этому хадису: «Имеется в виду закалывание животного с произношением имени не Аллаhа, - как тот, кто совершает жертвоприношение идолу или кресту или ‘Исе или Мусе (мир им) или Ка’абе и т.д. Все это – харам, и мясо такого животного нельзя употреблять в пищу, независимо от того, кем был закалывающий – мусульманином, христианином или иудеем. И если он вместе с тем имел целью возвеличивание того, кому была принесена жертва (помимо Аллаhа) и поклонение ему, то это является куфром. И совершающий это, если до этого он и был мусульманином, после жертвоприношения становится вероотступником»[205].
Я говорю, комментируя слова ан-Навави: если жертвоприношение одному из великих пророков является отхождением от Ислама, то жертвоприношение тем, кто ниже их, из вали и праведников, еще больше заслуживает того, чтобы являться куфром.