Понедельник, 27 апреля 2009 года. – Что ты думаешь об этом?

– Что ты думаешь об этом? – Мастерс пил уже третью чашку кофе за час.

– Да они просто водят нас за нос, вот что. Они же знают, что чем дольше пробудут в камере, тем больше их потом будут уважать приятели.

Дэннис не мог понять, как Джесс удается так хорошо выглядеть, – она пришла на работу бодрой, отдохнувшей и, что еще больше раздражало, со свежей головой. Жалко, замужем, а то он точно бы за ней приударил. Про Кэрри сейчас, понятное дело, можно забыть. К тому же он все еще помнил ее прощальные слова: «Этого никогда не было». Они нанесли такой же удар по его самооценке, как и это убийство, очередное нераскрытое убийство на его участке. Расследование не продвинулось ни на шаг, несмотря на бесчисленные допросы.

Мастерс взял со стола досье Сэммса и Дрисколла. Конечно, их уже и раньше арестовывали. Сэммса за угон, а Дрисколла, пожалуй, за все, кроме убийства.

– Не думаю, что это сделал кто-то из них. – Он бросил бумаги на стол.

– Почему ты так уверен?

– Все, что у нас есть, – показания нескольких школьников. Двое из них говорят, что, кажется.

Сэммс и Дрисколл находились поблизости от места убийства. Кажется!

– Но мы не можем отмахнуться от этих показаний.

– Ладно, привези сюда девчонку. Она явно что-то скрывает. Криминалисты подтвердили, что кровь на ноже принадлежит Максу. Так что орудие найдено.

– Уже легче.

– Ничуть не легче. Девчонка лжет, это ясно. Она же говорила про нож-бабочку. Кого-то выгораживает? Или боится?

Джесс покачала головой.

– Дэннис, сам подумай: у девочки психологическая травма, ее не любят дома и издеваются в школе. Что удивительного в ее скрытности? Я ее привезу, но надо быть с ней помягче.

– Это ты мне говоришь? – проворчал Дэннис. – Кстати, судя по ранам, убийца ниже жертвы.

– Под это описание подходят и Сэммс, и Дрисколл. Оба засранца малорослые.

– Макс был под метр девяносто. Так что по сравнению с ним все такие. И удары были нанесены из-под руки. Как будто ножом пользовался кто-то неопытный.

На все вопросы Мастерса Дэйна Рэй отвечала: «Без комментариев». На этот раз она приехала с матерью, которая, очевидно, прослышала, что здесь раздают бесплатные сигареты. Она курила безостановочно, не забывая твердить Дэйне, чтобы та ни слова не говорила «этим свиньям». Девочка вышла в слезах. Мать одной рукой тянула ее за собой, сжимая в другой мятую полупустую пачку. Когда они ушли, Дэннис взглянул на Джесс сквозь густую завесу дыма.

– Приятная женщина.

Он так устал, что, казалось, больше никогда не заснет.

– По-моему, было интересно. – Джесс Бриттон так и не успела объяснить, что именно показалось ей интересным. В комнату заглянул молодой полицейский.

– Для вас сообщение, сэр. – Он протянул Дэннису записку и вышел.

Дэннис прочел и передал листок Джесс. Та присвистнула.

– Что будем делать?

– Пусть выходит в эфир, – решил Мастерс. – Если кто и может разговорить девчонку, то лишь Кэрри.

– Это доказывает, что когда-то все было нормально. – Кэрри все еще чувствовала неестественное спокойствие. Казалось, она спит и вот-вот проснется.

Она сидела на полу, на коленях лежал альбом с фотографиями.

– Может быть, не стоит смотреть сейчас… ну, ведь прошло так мало времени…

– Прежде я не понимала, зачем нужны фотографии. Если бы я хоть раз об этом задумалась, когда ругала Макса или жаловалась, что Броуди поздно возвращается… если бы я знала, что когда-нибудь ничего этого не станет… что это просто исчезнет… Я… Я…

– Вот, выпей. – Лиа села рядом и протянула две таблетки и стакан воды. – Сейчас приготовлю поесть, если хочешь.

Нет, таблеток вполне достаточно. Кэрри снова принялась листать альбом. Она всегда подписывала все фотографии и указывала даты, альбомы же расставляла на полке в строгом хронологическом порядке. Броуди вечно смеялся над ней. Свои снимки он держал в обувной коробке.

– Вот в чем разница между нами, – однажды сказала она мужу. – Мне нужно все контролировать, а тебе нет.

Кэрри всегда считала странным, что Броуди, будучи математиком, любил беспорядок.

– Нет ничего более хаотичного, чем математика, – убеждал он ее за пару месяцев до свадьбы. – Приходи как-нибудь ко мне на урок. Ты будешь поражена.

Кэрри устроилась на задней парте лекционного зала и приготовилась слушать о «Красоте математики», как называлась его вводная лекция. Она ни слова не поняла из того, что ее будущий муж рассказывал тридцати восьми сбитым с толку первокурсникам, но зато поняла, что он убедил всех – за одним исключением, – что математика прекрасна.

– Но разве есть красота в заблуждении? – спросила одна девушка. Она явно нервничала и встала, чтобы задать вопрос, но Броуди махнул рукой. Кэрри понравился его неформальный стиль общения со студентами.

– Ага! – воскликнул он, явно обрадовавшись. – А вот и настоящий математик среди нас. Наши ошибки, мисс…

– Колдуэлл.

– Наши ошибки, мисс Колдуэлл, – это самая прекрасная часть математики. Только совершая их, мы становимся способны увидеть абсолютное совершенство правильного решения.

– Так что было бы, если бы никто не совершал ошибок?

– Тогда, мисс Колдуэлл, мы навсегда остались бы слепы к самым удивительным, потрясающим моментам нашей жизни.

– Знаешь, – сказала Кэрри, сидя за кухонным столом, – незадолго до того, как ослепнуть, он завел привычку измерять все подряд. – Перед ней стояла тарелка с супом. В руке подрагивал стакан с водой.

– Броуди?

– Я тогда понятия не имела зачем. В нашем доме он измерил буквально все: расстояние между мебелью, расстояние от ламп до пола, размер дырок в дуршлаге. Покончив с домом, он проделал то же самое в саду. Это была мания, Лиа. А после того, как он все-все измерил, зрение ему отказало.

– О боже… – вздохнула Лиа. – Как странно.

– А когда ослеп, то вызвал людей, чтобы они переставили всю мебель в доме. Заявил, что красота в ошибках. Что он хочет познать эту красоту совершая сотни ошибок каждый день.

– Даже как-то жутко. – Лиа пододвинула к ней тарелку. – Тебе нужно поесть.

– Интересно, видит ли он красоту в этом? Это он виноват, – прошептала Кэрри. – Все происходило у него под носом, но он был слишком глуп, чтобы это заметить.

– Кэрри…

– Лиа, он сказал, что все знал. – Кэрри встала, но тут же упала обратно на стул. – Броуди сказал, что он знал про издевательства над Максом, знал, но ничего не сделал. Ведь кто-то же должен быть виноват. Макс проводил много времени с Броуди в этой дыре. Неудивительно, что мальчик попал в плохую компанию. О чем Броуди только думал, когда разрешал ему приходить туда?

Если сам хочет так жить – это его выбор, но заставлять нашего сына там находиться…

– Кэрри, прошу тебя…

Внезапно Кэрри схватила тарелку с супом и запустила в стену.

– Это его вина! – закричала она. – Броуди убил нашего сына! Пусть попробует теперь сказать что-нибудь про красоту ошибок.

Она выбежала из кухни, схватила ключи от машины, быстро обулась и распахнула дверь. Тысячи вспышек встретили ее на пороге. Она подняла руку, защищаясь.

– Черт! – раздался за ее спиной голос Лиа.

И на Кэрри хлынула лавина вопросов.

Это правда, что ваш сын был членом молодежной банды, мисс Кент?

Это правда, что его исключили из частной школы?

Его убили, чтобы отомстить вам?

Как вы чувствуете себя, лично столкнувшись с проблемами, благодаря которым сделали свое состояние?

Кэрри опустилась на крыльцо и разрыдалась.

Январь 2009 года

Желание заняться сексом с Максом жгло Дэйну изнутри. Она никогда не делала этого раньше. А он?

– Большинство просто ужасны. – Мистер Локхарт ходил по классу, раздавая сочинения. – Это, конечно, относится к тем, кто удосужился написать хоть что-то. – Он остановился у стола Дэйны. – Это же ваше семестровое сочинение, вы, кучка лузеров. Если вы хотите хоть чего-то добиться в жизни, если не намерены вкалывать всю жизнь официантами в местной закусочной, нужно начинать работать. А это значит – писать что-нибудь вроде вот этого. – Мистер Локхарт поднял над головой сочинение Дэйны.

– Спасибо, сэр, – вспыхнула Дэйна.

Конечно, раздались обычные комментарии: она тоже лузер, она трахается с учителем, она скатала сочинение из Интернета. Честно говоря, Дэйна знала, что сочинение не очень удалось. У нее всегда было много ошибок – она ведь научилась читать и писать только в девять лет. Блестяще сдать экзамены она не надеялась, но рассчитывала, что наберет достаточно баллов и сможет поступить в колледж. И уедет отсюда.

– Это грустно, да?

Дэйна подняла глаза:

– Что?

Оказывается, мистер Локхарт обращался к ней.

– Ну, история об этих детях. Все эти убийства, вражда между семьями.

– Э-э-э… ну да.

Что-то стукнуло в голову сзади. Дэйна потрогала волосы. Жвачка прилипла точно под заколкой.

– Можно ли сказать, что драма не утратила своей актуальности до сих пор? Что молчите? Тогда ваше задание на следующий раз, если кто-то удосужится его выполнить, – сравнить отношения между подростками в наши дни и проблемы, с которыми сталкиваются герои «Ромео и Джульетты». Понятно?

После урока она догнала Макса:

– Тебе что поставили?

– Пару, – сказал он, не глядя на нее.

Она вздохнула.

– Ты не принес еды?

– He-а. Вчера был у папы. Мы ели готовую лапшу.

– Хочешь, купим чипсов?

– Я не голоден. Пока. – Макс ускорил шаг.

– Эй, подожди. В чем дело?

Они вышли на улицу. Воздух был такой холодный, что у Дэйны перехватило дыхание.

– Почему ты злишься?

Макс повернулся к ней:

– А ты не знаешь?

– Нет. – Она схватила его за руку, но он вырвался.

Мимо прошла компания парней, каждый счел своим долгом пихнуть их. Один из парней предложил трахнуть ее прямо сейчас и загоготал довольно.

– Вот в чем дело, ясно? – яростно сказал Макс.

– В чем?

После всего, что произошло за последние несколько месяцев, после всех этих часов, которые они провели вместе, болтая, заполняя анкеты для конкурсов вместо уроков химии, сидя у канала, бросая камни в воду, после вечеров, когда они покупали конфеты и объедались ими, пока не начинал болеть живот, она считала, что он не может так обращаться с ней. И они же целовались.

– Просто мы ведь так и не сделаем этого, да?

Внутри у нее снова разгорелся огонь.

– Я же сказала, что хочу, помнишь?

– Да, но ты никогда не показываешь этого. Откуда мне знать, так ли это до сих пор. – Макс нервно провел рукой по волосам. – Получается, они все правы. Я просто долбаный лузер.

– Так что, получается, ты хочешь переспать со мной, только чтобы доказать всем, что ты не лузер? Может, ты еще фотки собираешься повесить на фейсбук? – Желание уступило место гневу.

– Дэйна… – Макс остановился. – Другие тут ни при чем. Ты мне очень нравишься, просто… не знаю…

– Сейчас, – решительно произнесла Дэйна. Школьный двор почти опустел. – Давай сделаем это сейчас.

Лицо Макса мгновенно изменилось. Будто повернули выключатель. Скулы – она всегда думала, что они очень красивые, – выступили еще резче, отчего выражение лица сделалось угрожающим. Дэйна судорожно вздохнула. Она любит его. И сделает все, что он хочет. Ведь иначе она его потеряет.

– Давай сделаем это. Сейчас. В подвале.

Наверное, и в ней повернули выключатель, потому что вдруг она осознала, что тянет Макса за собой обратно в школу. Они собирались пойти на химию, но теперь ничего на свете не имело значения, лишь ее желание доказать Максу, как сильно она его любит. Она не позволит, чтобы они, как Ромео и Джульетта, расстались из-за других людей.

Они сбежали по лестнице, она потянула его к двери в бойлерную рядом со стопкой ведер и швабрами. Даже в темноте она видела, как блестят глаза Макса.

– Молчи, – сказала она. – Все будет хорошо.

На чехлах для мебели, которые они расстелили на полу, остался мусор после прошлого раза. Чем-то воняло, наверное, остатками паштета – Макс заметил жестянку в углу.

Неужели они займутся сексом сейчас, здесь? Он никогда не мог до конца понять Дэйну. Иногда ему казалось, что она дразнит его, а иногда она была такой холодной и отстраненной. В ней он видел свое отражение.

– Макс…

Она мягко нажала на его плечи, и он опустился на колени. Цементный пол обжег холодом даже через джинсы.

– Я не понимаю тебя, Дэйна Рэй.

Она его дразнит, ведь все это опять закончится ничем. Сколько раз уже она плакала у него на плече или засыпала в хижине, положив голову ему на колени?

– Мы ведь встречаемся, верно? – Она сняла рюкзак с его плеча и бросила рядом со своим.

Макс хотел ее – она была такая изящная и хорошенькая под всеми этими черными тенями и подводкой, – но какая пропасть между желанием и реальностью.

Может быть, завтра ее уже не будет?

– Конечно, встречаемся. – Неужели это действительно случится? – Слушай, извини, что я сорвался. Это все из-за тех козлов.

– Теперь ты со мной. Все будет хорошо.

Макс почувствовал, что внутри всколыхнулось то, чему он обычно не позволял выйти на поверхность. Желание было столь мощным, что причинило ему физическую боль.

– Дэйна…

Он хотел провести пальцами по ее щеке, но она поймала его ладонь и поцеловала. Боже, подумал он. Боже мой. Это происходит. Это не поцелуй украдкой в парке или торопливое объятие во время большой перемены. Дэйна хочет заняться с ним любовью.

Любовью.

Даже если больше ничего не будет, лишь того, что она поцеловала его руку, уже достаточно.

У него закружилась голова. А через мгновение обнаружил, что ладонь лежит на ее груди. Через тонкую ткань он ощущал жар ее тела. Оба застыли. Разве может быть момент прекраснее, подумал он. И вдруг ее взгляд скользнул вниз.

– Это не то, что ты думаешь, – пробормотал он и тут же возненавидел себя.

Надеюсь, именно то. – Ее уверенный смешок заставил его спросить себя, делала ли она это раньше. Думать об этом не хотелось.

Больше они не разговаривали. По крайней мере, Макс не мог припомнить слов. Дэйна стянула с него школьный блейзер. Ее лицо было так близко, ее дыхание щекотало кожу. Должен ли и он снять с нее что-нибудь? Ее пальцы принялись расстегивать пуговицы на его рубашке. Макс знал, что он худой. Может, ей не нравятся скелеты. Как бы он хотел выглядеть как мужчина, а не мальчишка. Может, схватить свои вещи и убежать, пока не поздно?

Дэйна поцеловала его грудь. Поцелуй проник прямо до самого сердца.

Осторожно, но уверенно она потянула его вниз, на ледяной пол. Он весь дрожал – от предвкушения и страха. Конечно, он все испортит, в этом можно не сомневаться, но, похоже, пути назад больше нет. Он пожалел, что не занялся этим в первый раз с кем-нибудь, к кому был бы равнодушен, для практики.

Макс понял, что брюки расстегнуты, но Дэйна отодвинулась. Он открыл глаза. Их взгляды встретились, и в ее глазах он увидел желание. Возбуждение захлестнуло его. Он и не думал, что такое бывает. Он боялся, что если пошевелится, то все закончится и он проснется один в своей постели.

Дэйна сняла блузку. У Макса закружилась голова от вида ее обнаженной кожи. Она коснулась губами его шеи, и они неловко опустились на грязные мебельных чехлы.

– Эй… – пробормотал он.

Они целовались, его руки гладили ее спину, ее грудь. В классе над ними начинался урок, они слышали шаги и скрип стульев. Макс пришел в ужас от мысли, что их могут застать тут.

Он начал раздевать ее. Быстро снял лифчик, колготки и трусики. Юбку снимать не стал.

Он действительно сейчас это сделает.

Конечно, наверняка что-нибудь пойдет не так. Например, его вырвет.

Макс точно не знал, что должен делать дальше. Он поднял ее юбку…

Болезненные вскрики сменились тихими стонами, она прекратила судорожно царапать его спину, и блаженство, которое, как Макс думал, он никогда не испытает, поглотило его.

А потом все закончилось.

Он рухнул на нее, заставив ойкнуть. Нашарил штаны, достал из кармана ключ. Ключ от его лачуги и его сердца. Молча протянул его Дэйне. Он знал, что влюблен.

Так же молча она взяла ключ, оделась и исчезла.

Дэйна шла домой одна. Но, как ни странно, не чувствовала себя одиноко. Кто-то незримый шел с ней рядом. Она думала об этом, входя в дом, где мать как раз в этот миг шваркнула стеклянную банку о стену. Во все стороны полетели осколки вперемешку с соусом карри, забрызгав голову Кева.

– Ты где шлялась? – заорала мать.

Дэйна сбросила рюкзак у порога. Блаженное ощущение не исчезло. Под ногами захрустело стекло.

Они с Максом занимались любовью. Теперь она женщина.

Она хотела сказать ему, что любит его, но не смогла выговорить эти слова.

Февраль 2009 года

Броуди остановился и принюхался. Моющее средство. Он захлопнул дверь и сбросил сумку с плеча.

– Стоп! Ты что делаешь?

Он представил маленького Макса, стоящего на стуле у мойки, в розовых резиновых перчатках до локтей, с щеткой для посуды в руках, а вокруг летают мыльные пузыри. Как он ни пытался, ему было невероятно сложно думать о своем сыне как о молодом человеке, почти мужчине.

– Опять у тебя тут бардак, пап. Так нельзя жить.

– Очень даже можно. – Броуди ощупал стол в поисках стакана. – Что ты сделал со всеми моими вещами?

– Помыл. Убрал. – Макс слил воду из мойки и вытер лужу на столе. – Так нельзя, папа. Тебе нужно как-то приспособиться. Ты ведь уже много лет назад ослеп.

– Я же все-таки выжил, нет? – Если бы он знал, куда Макс убрал всю посуду, он бы просто сбросил ее на пол, чтобы показать, насколько ему плевать на порядок. – Ты как твоя мать. Когда мы были вместе, она все время приставала ко мне с тем же.

– Мама приставала, чтобы ты прибрался? – Макс рассмеялся. – Да она в жизни ни к чему дома не притрагивается. Все делает Марта, а еще к нам каждую неделю приходят сто уборщиц.

– Я знаю, сын, я хорошо знаю твою мать. – Броуди вздохнул и прислонился к стене.

– Но ты же ее уже столько лет не видел.

– Да. – Броуди не признался, что слушает повторы шоу Кэрри в Интернете. Он снова и снова вслушивался в звук ее голоса, вспоминая их общую жизнь, спрашивая себя, почему все так вышло. – Она не счастлива, да? – Броуди протянул руки и дотронулся до лица сына. – Ты красивый парень, Макс. Я горжусь тобой.

Макс отстранился.

– Я… Я не знаю, счастлива она или нет. Мы мало разговариваем.

– А ты? Ты счастлив?

– Не знаю. Да, наверное. – Голос Макса был слишком ровным.

– Как дела с той девушкой?

– Я тебе уже говорил. Нет никакой девушки.

– Ну, значит, все женщины, которых ты сюда приводишь, пользуются одинаковыми духами.

– Я не привожу сюда женщин. – Макс с силой захлопнул дверцу буфета.

Броуди схватил сына за руку:

– Макс, почему ты не хочешь поговорить со мной? Почему я чувствую, что между нами пропасть?

– Ты тут ни при чем, это я виноват. – Макс высвободил руку и направился в гостиную; Броуди пошел следом. – Просто вся эта фигня, которая происходит… всегда происходила.

Броуди услышал, как скрипнул стул.

– Я не такой, как все, и поэтому все так фигово…

– Она тебя бросила?

Тишина. Было слышно только, как дети играют снаружи на галерее.

– Нет, – наконец ответил Макс.

– Она встречается с кем-то другим?

– Заткнись, ладно?

– Но все из-за нее, да? – Броуди счел молчание знаком согласия. – Знаешь, когда я жил с твоей матерью, мне постоянно хотелось повеситься.

– Тогда почему ты на ней женился?

– Потому что она была ни на кого не похожей.

Именно из-за этой непохожести он влюбился в Кэрри. И именно из-за нее они расстались. Кэрри определила их брак как одно сплошное и непреодолимое разногласие, а Броуди не стал спорить. Сейчас он сожалел о том, что так легко сдался. Тогда он решил наказать себя и переехал в Вестмаунт. Чтобы всегда помнить, что же он потерял.

– Твоя девушка… она тоже непохожая? – Броуди знал ответ, но хотел услышать его от Макса.

– Почему вы с мамой расстались? – вместо этого спросил сын. – Из-за того, что она стала знаменитой?

Броуди рассмеялся.

– Думаешь, она бросила занудного профессора математики с его маленькой зарплатой ради своей звездной карьеры?

– Типа того.

– Твоя мать всегда была и остается самостоятельной женщиной, Макс. Она любит все держать под контролем, а когда… – Подобрать слова было трудно, но он хотел, чтобы Макс хотя бы отчасти понял. – А когда она чувствует, что теряет контроль, она пугается и старается сбежать. Чтобы избавиться от этого чувства.

– Так она что, потеряла контроль над тобой?

Броуди снова рассмеялся.

– Возможно, – сказал он, вспомнив день, когда зрение окончательно отказало ему, когда погас свет. – Моя слепота и для нее тоже стала ударом. Мы с ней буквально оказались в разных мирах.

Броуди попытался представить своего сына, как он вот сейчас сидит напротив, как напряжено его лицо, как сосредоточен взгляд.

– Но я не настолько ослеп, чтобы не видеть, что происходит с тобой, сын, поэтому предлагаю тебе выложить мне все за пиццей. – Он надеялся, что тогда Макс хотя бы еще на пару часов останется у него. Его беспокоило, что Макс стал реже приходить.

– Нет, спасибо, пап. Мне еще уроки надо сделать.

Ответ неверный, подумал Броуди.

– Мне хотелось бы с тобой поговорить.

Броуди чувствовал, что напряжение возрастает, и ждал, когда плотина прорвется.

– Поговорить?! – заорал вдруг Макс. – Поздновато для разговоров! – Он застонал, и сердце Броуди сжалось. Раздался грохот – Макс что-то перевернул. Броуди вскочил и попытался нашарить сына, но споткнулся.

– Макс, не надо…

Снова стук переворачиваемой мебели, невнятные вскрики. Броуди удалось схватить край рукава Макса.

– Пожалуйста, Макс, успокойся. Давай поговорим. Я знаю, в твоей жизни много всякого дерьма… (Что-то ударилось об стену.) Я знаю об этих парнях…

– Ни фига ты не знаешь! Ты слепой! И всегда был слепым!

Хлопнула входная дверь. Макс ушел. Броуди, спотыкаясь, пробирался через перевернутую мебель. Наклонился, пошарил по полу. Порезал палец о битое стекло. Закурил. Поискал пепельницу и, найдя, пробрался к окну. Закрыл глаза. Ничего не изменилось. Можно их больше не открывать.

Поиск по сайту: