Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Птицы летят на север умирать



А ливень не прекращается. Однажды ты увидишь такое наводнение по телевизору - и поймешь: "Вот оно. Это - моя душа".

 

Птицы летят на север умирать. Странно наблюдать серых одинаковых птиц за таким занятием. У них есть небывалая свобода, та - что не приемлет никаких ограничений, крылья, направленные к своей судьбе, подъятые ветром, что может быть безграничнее? Это ведь лучший способ вершить свою судьбу самим. И таких свободных сотни, тысячи. Но все-таки они летят направленно на север. Их выбор. Их свобода.

Не знаю, сколько точно времени я просидел на высоком бордюре у обочины дороги. Мимо меня проносились блестящие на солнце автомобили, неуклюжие рейсовые автобусы, даже люди на велосипедах. Все ехали куда-то имея свое направление. Я же оставался сидеть на месте, и курил подряд одну за другой сигареты. Это было то самое место, где полгода назад я сбил по глупой случайности ту девушку. Сколько раз я прокручивал в голове события того дня, шаг за шагом воссоздавал туманную картину и все думал - а могло ли быть иначе? Ведь где-то мною была допущена досадная ошибка, стоящая здоровья той девчонке, стоящая ее умения танцевать, стоящая моей воли отнять ее свободу.

Ей исполнилось в этом году двадцать лет. Всего двадцать лет, подумать только. Я прервал ее полноценную жизнь в самом начале пути. Врачи сказали, что через несколько месяцев могут сделать рисковую операцию, что у девчонки есть небольшой шанс. В этот самый шанс - по их словам один из ста - я усердно верил каждый день, а ночью меня снова и снова настигали картины аварии. В красном тумане ее испуганное лицо и бессильный крик.

Проводя серых птиц взглядом, я поднялся с бордюра и пошел по проспекту пешком, в душе думая, может, кто собьет и меня. Не выход, конечно из ситуации, но, по крайней мере, было бы честно. Так, наверное, думал только я в тот момент. Внимательные водители в тот день усиленно не желали нарушать правила движения.

На мосту под перекрытиями зажглись фонари, несмотря на то, что был день. Ветер постоянно менял направление, и из-за этого тонкие облака неумолимо исчезали за мрачными тучами, медленно тянувшимися с севера. Еще несколько часов и город накроет сильный дождь. А может, и эти вязкие тучи ветер разорвет своей безудержной силой и рассеет на бескрайнем небосклоне. Кто знает.

Я шел вперед, вспоминая прошлое, и единственное, что мне хотелось делать, так это плакать. Но слез, как и дождя все не было. Дождь уже давно канул в прошлое...

 

Меня разбудил звонок в дверь, разрезав мое отсутствие, потому как мое состояние сном никак нельзя было назвать. Все что угодно, но только не сон. Который был час, я не знал, электронный будильник всю жизнь простоявший на одном месте - на тумбе рядом с телевизором - куда-то исчез. Потом мне пришло в голову, что я проснулся просто-напросто не у себя дома, но, открыв второй глаз, идентифицировал стоящий телевизор как свой. Слава богу, одной головной болью стало меньше. Хотя бы я у себя дома. Что за время суток я мог только догадываться, шторы были завешены, а их открывать не было времени - неугомонный потрескивающий звонок продолжал настойчиво закладывать уши. По дороге к двери я бросил быстрый взгляд на зеркало, но то, что там показали, я узнал с трудом.

С замком я совладал довольно быстро, куда дольше я провозился со щеколдой - мои трясущиеся руки, наверное, были не настолько чутки в тот момент. Еще через несколько мгновений я наконец-то открыл дверь. На пороге стояла она.

- Привет, - вырвалось у меня. Механическая фраза, которую я произношу каждый раз, открывая дверь, показалась мне странной. Даже не сама фраза, а скорее голос.

Она ничего не ответила на это и молча смотрела на меня. Против ее отглаженного платья изо льна, белой блузки, уложенных волос мой вид проигрывал по всем параметрам, которые только можно было установить. Я открыл дверь в мятой пижаме, в одном тапке - на второй ноге был надет наизнанку носок, - небритый как дикобраз, с ввалившимися глазами, в белках которых полопались сосуды.

Эсфирь кинулась ко мне и обняла мою шею руками.

- Ну, у тебя и вид, - только и сказала она сквозь слезы.

- Да, бывали дни и получше, - попытался пошутить я, но она никак не отреагировала, только крепче прижалась ко мне.

Когда мы прошли внутрь, Эсфирь схватилась за голову, окинув внимательным взглядом мою квартиру. Предупреди она меня о своем приходе заранее, этот бардак все равно не испарился бы, даже профильной бригаде по уборке нужно было бы порядочно времени, чтобы хоть как то скрасить весь бедлам. На кухне в мойке выстроилась в очередь на водные процедуры целая куча грязной посуды, переполненное помойное ведро выдавало омерзительной жуткости смрад, продукты, которые еще не покинули мой холодильник сгнили примерно неделю назад, среди остатков пищи можно было заметить проворных тараканов. Только бог знал, кто еще за все это время мог завестись в моей квартире, я лишь только догадывался. Комната выглядела ни чуть не лучше - повсюду валялась мятая одежда, бутылки из-под пива и виски, пустые пачки сигарет, какие-то журналы с вырванными страницами. В общем, я в своем доме устроил помойку номер один, к сожалению, совершенно бесплатную.

- Как же ты жил здесь?

Разведя руками, я начал искать на полу пачку хотя бы с одной сигаретой. Довольно быстро нашел сигарету без пачки в одном валяющемся ботинке и прикурил.

- Что ты делаешь? - громко сказала Эсфирь. Мой слух еще не привык к таким децибелам.

- Сейчас бы выпить чего-нибудь, - сказал я, оглядывая комнату.

- Ты что смеешься?! - крикнула она и, подойдя вплотную, влепила мне сильнейшую затрещину. В голове заработал какой-то механизм, по тиканью немного напоминающий часы. Эсфирь опустилась на корточки, тихо заплакав. Потушив сигарету в банке с остатками вечность назад выдохшегося пива, я сел рядом с ней и попытался дотронуться ее волос, но она отмахнулась.

- Что ты с собой делаешь? Зачем? Ты сделал мне очень больно, поступив так. Где ты был целый месяц, пил беспробудно? А как ты думаешь было мне? Я с ума сходила каждую минуту, ожидая хоть какой-нибудь весточки от тебя, а ты тем временем напивался до помутнения рассудка. Я места себе не могла найти, хотела уже покончить с собой, думала, что тебя уже не увижу. А ты...

- Прости.

- Тебе не кажется, что сухого прости недостаточно? - не успокаивалась все она.

- Я не мог никого видеть, даже тебя. Ты знаешь, как я любил Винора.

- А меня ты не любил? - вспылила она и кинулась мне в объятия, надрываясь от плача.

Мы просидели, не сказав друг другу ни единого слова, минут тридцать. Жуткое ощущение: словно между нами огромных размеров ледяная стена и нам нечего сказать друг другу. Но мы просто устали.

- Как ты себя чувствуешь? - произнес я первую фразу, после длительной немой сцены, видя, что она не сможет заговорить первой.

- Теперь уже лучше. Ты ведь рядом со мной, - посмотрела она странным взглядом, будто вглядывалась в колодец, в котором не видно ни воды, ни дна. - Пообещай, что больше так не поступишь со мной. Я слабее, чем кажусь на самом деле, и второго раза больше не выдержу.

Я поцеловал ее губы, показавшиеся мне солеными, посмотрев на ее лицо я увидел, что новые льдинки слез скатываются по ее щекам. Смахнув пальцем слезы, я поцеловал ее вновь.

 

 

Обещание, данное Эсфирь, я сдержал. И больше никогда не пропадал.

Через полгода, точно следуя какому-то зову судьбы, в аварии погибла Элеонора. Похороны прошли тихо и почти незаметно. Такой она и была - незаметной.

Все утро моросил мелкий дождь. Мы стояли под зонтом совершенно одни. В холодном воздухе слышалось ее дыхание.

- Теперь они вместе, как думаешь? - спросил я.

- Думаю после всего они это заслужили, - ответила Эсфирь, крепче прижимаясь к моей руке.

На сером граните воробьи доклевывали пшено.

- Кроме тебе у меня никого не осталось в этом мире, - посмотрел я в ее глаза, наполненные слезами. - Чертова жизнь! Кто может отделить разум от безумия?! Кто поставит четкую грань там, где ее заведомо не существует?! Чем дольше я живу в этом мире, тем больше понимаю, что он и есть безумие!

От моего крика воробьи испуганно разлетелись, побросав желтоватые зерна. Эсфирь твердо взяла меня за руку, давая понять, что пора уходить. И мы медленно пошли по истоптанной дорожке, покидая выцветшую траву - действительно, у нее был оттенок смерти.

- Знаешь, что-то осталось у меня внутри после ее смерти, - попытался я высказать свои мысли, уже после того, как мы покинули кладбище и стояли на пешеходном мосту.

- Так всегда бывает. Вечно думаешь, что не все успел сказать человеку все, что хотел. Я тебя понимаю.

Внизу проносились автомобили, а на пешеходном переходе выстроилась настоящая очередь из прохожих, ожидая зеленый свет.

- Нет, я не об этом, - возразил я. - Здесь что другое. Скорее наоборот, она не все мне сказала. Словно нераскрытая тайна осталось витать где-то рядом. Я почувствовал это на кладбище. Ты ничего такого не заметила?

Конечно, Эсфирь покачала головой, она и понятия не имело, что я говорил. Все мои слова вообще было трудно понять.

- Я тут подумал, может нам стоит уехать на время из города, как ты считаешь?

Эсфирь улыбнулась. Первая улыбка за сегодняшний день.

- Хоть на край света, - проговорила она, явно желая сказать нечто большее, но почему-то сдержалась. - Можно поужинать пока где-нибудь.

- Можно поужинать в воздухе.

- Ты серьезно хочешь улететь прямо сейчас?

- А что? Я думаю, чем скорее, тем лучше, - повел я плечами.

- Тогда поехали в аэропорт. Не будем терять ни секунды.

 

 

Никогда не мог спокойно находиться в этом месте. Кто бы, что не говорил, я остаюсь всегда при своем мнении. Страх возвращающий меня в детство, боязнь затхлого воздуха с привкусом лекарств. С каждым шагом по коридору, до блеска вымытому, внутри меня что-то подрагивало нехорошими воспоминаниями, словно через темноту ночи за мной следят холодные глаза, а укрыться от них нельзя. Воздух хранил в себе мольбы тысяч людей и боль миллионов, но все делали вид, что ничего нет.

Медсестра шла впереди меня, плавно покачивая бедрами. Слишком хорошая фигура для медсестры, - мелькнуло у меня в голове, - с другой стороны, разве медсестры все должны быть дурнушками? Чистой воды вздор. Она провела меня до новой палаты, в которую перевели на прошлой недели ту девушку и, улыбнувшись мне, удалилась.

Я постучал три раза. Звонкий молодой голос попросил войти. И я дернул ручку.

Она стояла, опираясь о больничные костыли у подоконника и, видимо, до моего прихода рассматривала шумную улицу. Ее губы заиграли улыбкой радости, словно я пришел поздравлять ее с каким-либо знаменательным праздником. Я улыбнулся с трудом в ответ, не потому что мне этого не хотелось, а потому что еще не привык смотреть ей в глаза, будто ничего не случилось. И она снова это почувствовала.

- Ну вот, - грустно протянула она. - Опять на твоем лице этот печальный осадок.

- Прости, - выдавил я.

- Ты же обещал мне, помнишь?

Я покорно кивнул, и потупил взгляд. Пол в палате был как и во всей больнице из белого кафеля. Посмотри на такой пол полчаса и уже всякое желание жить пропадет. Из-за спины я достал футляр из тонкого металла с ее любимыми конфетами. Ее губы взорвались новой порцией невероятных эмоций.

- С кокосовой стружкой и миндалем? - смотрели на меня совсем еще детские глаза.

- Только с кокосовой стружкой и миндалем, - развел я руками.

Она схватилась крепко за костыли и сделала мне навстречу один сложный шаг, я быстро подошел к ней вплотную.

- Я сама тоже могу, - твердо сказала она.

- Я знаю.

- Нет, ты не веришь, поэтому не дал мне показать тебе, - заявила она.

Я обнял ее, и мы простояли так несколько секунд. Меня тянуло к ней. Я чувствовал необъяснимую глубину, которой были наполнены эти минуты. И она тоже чувствовала это. Она плакала на моей груди, а на спине остался невероятным ожогом отпечаток ее нежных пальцев. Что это было за чувство, я понятия не имел. Вина? Раскаяние? Меня постоянно терзало нечто подобное, ее слезы были живым напоминаем случившегося. Только сделать что-нибудь теперь уже было нельзя. Глупо винить себя.

- Глупо винить себя, - тихо произнесла она. И от этих слов мне сделалось еще хуже.

- Ты смотришь на меня, как будто мы старые приятели.

- А как я должна смотреть, по-твоему? С ненавистью?

- Не знаю я, - ответил я. - Так хотя бы мне было легче все перенести.

- Ты заблуждаешься, если и правда так думаешь. К тому же я не могу врать себе. Ты правда не виноват в том, что все так вышло. Дурацкий случай. И хватит об этом. Давай лучше есть конфеты.

Меня словно связали по рукам и ногам, не было никакого желания выпускать ее из рук. Но прикосновение юной ладони вернуло меня к реальности.

Я помог ей сесть на кровать, а сам подставил стоящий рядом стул. Пока она открывала коробку с конфетами, снимая прозрачную слюду, я смотрел на нее и думал о боли, которую ей пришлось пережить. Поразительно сильный человек в таком юном создании сидел передо мной, фантастически сильный.

- Ты так и будешь смотреть? Если ты не подключишься, я съем все сама. В общем, ты предупрежден, - засмеялась она, хрустя миндалем. - Видишь, я честна с тобой.

- Что ты делаешь, когда тебе лгут?

- Все зависит от ситуации. Например, если человек не слишком близкий - то мне глубоко наплевать, и я просто делаю выводы, а если близкий - то я внимательно выслушиваю и спрашиваю потом - зачем он лжет. Но никогда не повышаю голоса, хотя могу обидеться.

- Выходит, ты прямой человек.

- Выходит, - пожала она плечами. - А к чему ты спросил?

- Хотел выяснить, как ты относишься ко мне.

- И что, получилось? - улыбнулась она.

- Вроде того.

Она протянула мне конфету. Мне это напомнило сцену из цирка, когда выполнившему определенное задание морскому котику давали за проделанную работу рыбу. Я улыбнулся своим мыслям, но она этого не заметила и продолжала поглощать конфеты.

- Чем ты занимаешься? - спросила она.

- Тебе ведь нужен честный прямой ответ, так?

- Если хочешь, можешь мне отвечать.

- Но ты же почему-то спросила?

- Когда ты обнимал меня, я заметила у тебя за поясом пистолет. Ты из полиции?

Я молча покачал головой.

- Ты из плохих парней, я угадала?

- Мне не хочется обманывать тебя.

- Пообещай мне только, что с тобой все будет хорошо?

- Обещаю, - не задумываясь, ответил я. - Как тебя здесь кормят?

Она замотала головой, с набитым ртом, произнеся что-то невнятное. Прожевав, она повторила:

- Я почти ничего не ем из больничной пищи. У нее странный привкус и запах я не переношу. Почти все мне приносят папа с мамой. Наверное, когда ты болеешь, твои родители так же заботятся о тебе?

- Да, конечно, - сухо ответил я.

- Почему ты загрустил?

- Вспомнилось кое-что. Не обращай внимания.

В дверь постучали, и в палату вошла медсестра. Она без видимого интереса посмотрела в мою сторону, потом перевела взгляд на свою пациентку.

- Вы будите ужинать? - спросила она.

Девушка покачала головой, улыбаясь и глядя на меня. Я лишь развел руками.

- Что же, как хотите, - так же быстро произнесла она и вышла, цокая в коридоре каблуками.

- Ты бы знал, как она мне надоела! - фыркнула она на закрытую дверь.

- Кто медсестра?

- А кто же еще?

- Не знаю, по-моему, довольна милая девушка, - зря я это сказал.

- Милая девушка? - возмутилась она. - И по каким же критериям она милая, может, скажешь?

- Ну, симпатичная, лицо ничего, ноги длинные, - перечислял я.

- Нет, вы посмотрите, - возмутилась она еще больше. - Вам мужикам, что только ноги и грудь нужны?

- Не только, - попытался защитить я мужскую часть человечества. - Душа тоже важна.

- Ого! Вспомнил о душе, ну надо же! - картинно рассмеялась она. - Вы все такие примитивные, надо сказать.

- И не говори, - махнул я головой.

Я попытался найти еще какие-нибудь аргументы, но потом бросил это занятие. Она права во все, черт подери. Я вдруг задумался о том, что, встретив ее на десяток лет раньше, скорее всего по уши влюбился бы. Но у нее не было ни длинных ног, ни большой груди, - сказал я кому-то внутри меня. Поэтому это любовь, а не что-нибудь иное, - ответил без промедления чей-то голос.

И, правда, - подумал я.

 

 

Мы больше с ней не встретимся никогда. Первая мысль яркой вспышкой промелькнувшая в моем подсознании была именно такой. Я обернулся назад к серому зданию больницы и только убедился в этом еще раз. Я больше не увижу ее. Так теряют мечту на спасение дрейфующие на льдине искатели острых ощущений. По какому-то странному стечению обстоятельств я примкнул к их обреченной группе.

Окна ее палаты выходили на другую сторону здания, поэтому всматриваться в десятки одинаковых окон не имело смысла. Что если бы я увидел ее в ту минуту? Сложно ответить искренне, скорее всего, вернулся бы. Но я не увидел, и пошел прочь по усеянной красными листьями клена аллее.

Возможно, впервые в жизни я забыл напрочь про сигареты и не курил несколько часов подряд, не делая при этом никаких титанических усилий. Найдя пустующий сквер, я скрылся от прохожих и сел на исписанной любителями граффити скамье. Надо мной по-прежнему было все то же небо Тереза, только мне почему-то казалось, что вижу я его впервые. Наверное, поменявшееся время года давало о себе знать, вслед ему так же скоротечно менялось и мое настроение. К этому можно было относиться предвзято, а можно было не обращать внимания. Я же поступал совсем непонятно, пытаясь отыскать необходимый ответ в себе. Там его не было изначально.

Ужасно холодная игла пронзила мое сердце новой мыслью. Мне начало казаться, что я потерял Эсфирь навсегда. Она была так близко, а я даже не воспользовался шансом и снова покинул ее. Скоро мы увидимся, - повторял себе я, слушая песнь ветра, петляющего мимо голых стволов деревьев. Время текло, и с каждой минутой во мне умирала часть ее - той Эсфирь, которую я любил всю жизнь. Почему так происходило, я тоже не знал. Возможно, это всего лишь вызванное внезапной встречей волнение, некий страх о теперешних ее чувствах, о теперешней нужности ей. Конечно, этот мир далеко не совершенен и порой странен до безумия, но и в нем есть место для маленького человеческого счастья. Мне есть, что ей рассказать после стольких лет, рассказать прямо, честно и до конца. Сделать это будет совсем не легко. Но много легче, чем пройти сквозь стеклянную стену, не разбив ее. Везде есть дверь, ведущая на свободу. Видимо, и в стекле тоже.

Ветер окунул в лужу передо мной только что сорванные листья и сразу стих. Некоторое время я наблюдал за шатко плавающими корабликами желто-красных листьев.

А потом раздался телефонный звонок...

 

 

Глава одиннадцатая

Жизнь как роман

 

 

Там идут призрачные дожди, но капли редко достигают поверхности земли, они тонут в холодных толщах океана, где нет света, совсем. Там был потерянный город. Очень-очень давно. И были, наверное, и жители. Серые, как все вокруг. Они сливались с течением жизни, короткой ли?

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.