Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Что это за наваждение



 

Он ласкал мою кожу. Вначале было холодно, но потом замечательно отдохновенно. При сером свете луны дождь казался серебряным, а обнаженное тело, словно покрытое ртутью. Такого я не чувствовала никогда раньше. Дыхание перехватывало, когда тоненькие ручейки витиеватыми змейками стекали по упругой груди вниз живота... Кожа покрылась мурашками, но было страшно жарко, или казалось, что жарко. Волосы слиплись и спутались, - пришлось их откинуть назад, чтобы они не заслоняли с напряженными сосками грудь. На губах я чувствовала соленый вкус. Это же слезы! Я плачу от настоящего счастья, от любви к жизни! Я живу, по-настоящему живу...

 

Цвет моих цветов...

 

Моя жизнь похожа на цвет моих любимых роз, но я всего лишь жалкий безмятежно парящий лепесток - сплошь одинока и вольна. Я свободна безгранично. Мое тело и душа есть единое целое и принадлежат только мне одной, и никто мне не смеет приказывать.

Как я назовусь на этих листах не столь важно - имя для откровений всего лишь пустой набор ничего не несущих в себе букв. Без слов, без имен, без чувств... Я просто та, которая живет прикосновениями к запретному плоду. Я не люблю больше ни солнце, ни луну - мне нравятся звезды, мерцающие в полумраке, словно чьи-то внимательные ко мне глаза, горящие тем же светом, что и огонь в моей груди.

Моя жизнь уже давно в тех облаках, вместе с моим молчаливым сердцем. Время покидать. Пора.

Иногда мне кажется, что время этого пришло. Вот и сейчас. Как будто звезды находящиеся высоко-высоко и смотрящие на меня могут что-то сказать решающее о моем будущем...

 

Живая...

 

Отсюда ее мысли чувства о расставании с прежней жизнью. Она более не плачет... Она безвольна и невесома.

Я стала Амели. Именно так, а не импозантное и правильное, как было в прошлом. Никто не знает, что я сохранила далеко в глубинах души свет - тусклый, но он пытается жить. Не знаю, зачем он остался освещать черный бархат увядшей розы. Не знаю.

Пока я чувствую, что жива внутри - я буду жить и снаружи для глаз и рук. Если же пойму, что свет погас, я перестану дышать.

Пока я чувствую...

 

Сон для него...

 

Мне часто приходилось не спать в жизни, в то время как все остальные спят. Не знаю с чем это связано точно. Иногда мне страшно одной - и тогда я не сплю...

Множество раз во сне я вижу один и тот же силуэт, ни какого-то конкретного человека, а именно силуэт. Только слабый контур и никаких четких деталей, как будто художник в один присест набросал этот нехитрый рисунок на холст. Мужчина это или женщина понять нельзя. Силуэт зовет меня, но не голосом, а мысленно, телепатически, или как там это называется, не знаю. Он словно ищет меня, а может, ждет чего-то от меня - не могу сказать точно. Один из нас знает другого. Да, именно так. Наверное, мои слова кажутся непонятным бредом, но по-другому я не могу объяснить то, что со мной происходит, - эта фраза точнее всего выражает мое ощущение - или я знаю этот силуэт, или он знает меня, но никак не вместе. Как такое вообще может быть? У меня нет ответа на этот, казалось, простой вопрос.

Я запуталась...

Глава первая

История других людей

Жизнь как она есть. История со слов. Посеявший ветер. Нонпарель. Петит. Уже очень скоро. Серый мотылек среди цветущего сада. Заиндевевшее сердце. А дома много грусти. Завтра есть шанс, что оно не наступит. Красная.

 

 

Я не могла смотреть никому в глаза. Не могла пересилить свою расстроенную обстоятельствами натуру и ответить им улыбкой. Раньше я не придавала особенного значения тому, что со мной происходит, ссылаясь на одно ощущение, словно так и должно быть. Обманывала себя. И забывала. Жила единственным днем.

Но только не теперь. Сейчас все изменилось совершенно. Время несмотря на мои желания принуждало пересмотреть свои взгляды - на мир и людей, а прежде всего - на себя.

Встревоженная мнимой мыслью о расставании с этим великолепным (пусть и одиноким) и без соперников выразительным, по моему мнению, городом я считала каждую минуту, словно сердитый счетовод, который не доволен количеством денег, - я была не довольна количеством оставшегося времени. Так быстро "сегодня" превращается в "завтра", а "вчера" уже не вернется никогда.

Следовало заявить о своих размышлениях вслух, но кто будет слушать эту нафантазированную чепуху, кому какое дело для чьих-то там переживаний, - пусть речь идет и об их дочери. Надо думать, что такие мысли заключали в себе злейшую иронию. Я знала, забыв осторожность, что близкие не поймут и толики моего состояния, и испытывала доверие к неизвестному.

Мне все чаще казалось, что родители не любят свою дочь. Да, они баловали маленькую девочку, даря ей бесконечно подарки, но это ли было нужно ей? Игрушки, презенты, безделушки были частью ее жизни, не так давно закончившегося детства. Сейчас, повзрослев, всю детскую мишуру заменили модные вещи фешенебельных магазинов, сотовые телефоны, дорогая косметика - но ничего не изменилось. Только разве что... нет, об этом может быть позже.

Что случилось с той безжалостной, расчетливой, холодной женщиной-вамп, которую я так хорошо знала? Или не знала вовсе? Она умерла. Не было даже крохотных слез, совсем скрытых от остальных, по ее уходу. Уходу навсегда. Новая жизнь безо лжи и обмана ждала меня - хрупкую и доверчивую. По временам казалось, что не хватит сил и смелости совершить задуманное, напрочь изменить жизнь, но я все равно находила и последние силы, и скрытую смелость. Нужно было рискнуть, и я рискнула. Всего один маленький шаг в неизвестность.

Мне так осточертела жизнь на публику: разговоры за спиной, осуждающие взгляды тех, кто прочит на титул невинности, грязные сплетни и слухи, разносившиеся как будто самым сильным ветром. Все это безудержное любопытство, жажда попользоваться, а затем бросить за ненадобностью, словно вещь, когда надоест, уже не имели границ терпения. Их - окружающих лживыми взглядами - не переделать по собственному разумению, да и незачем.

А сколько осталось разбитых кораблей после всех штормов жизни? Пришла в голову странная мысль после стольких-то лет.. Себя - вот кого нужно винить в первую очередь. Сейчас все по-другому, и именно это одновременно пугало и оставляло крохотную надежду на счастье. А что если?

Раньше казалось довольно забавным и в какой-то степени интригующим, что мои фавориты, словно раззолоченной в пышное платье принцессе, дарят свои не нужные мне совершенно сердца. Все почему-то выбирали мое внимание взамен мужской дружбы, начинали настоящие войны, некие рыцарские турниры, ненавидели друг друга люто.

Каждый по-своему чем-то нравился, хоть все они и были похожи, но его холодный взгляд голубых глаз до сих пор не понятен мне... Он пугал меня своей таинственностью, что отражалась в его взгляде, порой равнодушием к жизни, его молчание всегда было его болью - он не делился ею, потому как боялся показаться слабым. Что-то давно произошло в его жизни, какая-то струна оборвалась, что-то умерло... Он винит себя? Возможно... Единственное, что я знаю - у него есть по-прежнему человек, который в состоянии растопить этот айсберг и отогреть его сердце, подарив ему новую жизнь...

Хотела вспомнить старые раны в надежде, что боль так давно испытываемая будет не столь сильной как прежде, но ничего не получилось. Легче не стало. Оказывается, время не такой уж и хороший лекарь, - во всяком случае - это точно не панацея или магический эликсир, который так пытались добыть алхимики. Интересно, они тоже хотели забыть боль?

Мне на мимолетное мгновение показалось, что, вспомнив о нем, станет чуточку легче, что все вернется на свои положенные места, но разве так бывает? Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Это можно понять или не понять вовсе. Немногое на свете долго бывает важным. Душой моей владело новое чувство, имени которого я не знала. Будто вихрем кружилось у меня в голове это странное, неподдающееся анализу ощущение. Жизнь как она есть без прикрас, без заблуждений. Именно эту жизнь я увидела перед собой тогда.

 

 

Завтра я покину Терез и вернусь в свой город - обычный город. Сказка закончится, не успев начаться. Сверху будет просто небо и просто звезды, и не будет ничего даже отдаленно напоминающего эту красоту.

В прошлом году я также некоторое время отдыхала здесь, и тоже с родителями, но никогда тихие ночи не казались такими откровенными по красоте, а дни - такими спокойными и отдохновенными. Погода, за исключением сегодняшнего дня, - радовала теплым солнцем и ясным небом. А сегодня день грусти. Когда-нибудь так хочется поплакать, остаться наедине со своим внутренним миром, и слушать, как идет за окном дождь похожий глубиной на слезы, - так и должно быть - черное небо и равнодушные звезды.

Улыбка не скрыла бы настроение и не изменила бы его. И я это знала и не обманывала себя, думая об обратном. Я посмотрела на наручные часы - черный фон циферблата, две тонкие движущиеся полоски из серебра и филигранные цифры - минутная стрелка неумолимо приближалась к цифре 11.

Сейчас входная дверь откроется бесшумно и меня позовут на обед, так как сейчас без пяти два, а значит совсем скоро время обеда. Но мне совершенно не хотелось ничего делать, куда-то идти. Целый день, - его первую половину, - просидев в своей комнате на мягком портшезе под пушистым белым одеялом, не было желания покидать столь уютный уголок. Пусть время замрет, хоть ненадолго

А может дверь останется как сейчас - закрытой?.. Быть может все забыли про маленькую принцессу?.. Ведь так может случиться, хотя бы один раз в жизни - прямо сейчас как желание?.. Тогда беседа с собой не прервется, история со слов не закончится...

Но в желания я не верила уже давно, с тех самых пор, как они перестали сбываться. Очень давно я с наивностью веры в чудеса задувала свечки на праздничных тортах по случаю дня своего рождения, и чем больше было свечей, чем больше было этих игривых огоньков, которые слепили глаза, тем требовательней были желания - пустяки я не рассматривала как варианты. Мне до истового безумия нравилось фотографироваться, меняя наряды от самых скромных до откровенно смелых - так я перевоплощалась. Но почему-то после слепящей глаза вспышки обещанная птичка не вылетала. Уже потом я поняла, что это был всего лишь очередной обман, очередная неправда, инвариант, в который меня заставляли верить всем сердцем. Старые фотолюксы отцветали на пыльных полках... Поздними вечерами я засыпала под тихий голос мамы, слушая неважно в какой раз сказку о принце на белом коне и бедной одинокой принцессе. Это было так прекрасно, романтично, особенно тот момент после спасения принцессы из лап кровожадного дракона, когда принц припадает к ее губам в долгожданном поцелуе.

И я думала, что так будет и со мной, нужно просто ждать, совсем недолго ждать, и принц придет, заберет меня за тридевять земель и мы будем жить долго, счастливо, и умрем в один день...

Но время шло, а принца все не было. Одинока? Посеявший эту мысль ветер отдавал настоящим не придуманным холодом...

 

Гарденский дворец в Терезе был удивительно богат на интерьеры и фронтерьеры, замечательно одинаково смотрясь как снаружи, так и внутри. В прошлом году мы с родителями останавливалась в гостинице - все скромно, без изысков и серо - ни то, что здесь. А теперь даже моя комната походила на королевские апартаменты (кто знает, может быть, несколько сотен лет назад так и было).

Высокие стены выкрашенные в светло-охровый цвет, огромные в полтора человеческого роста два окна с кружевными белыми, полупрозрачными занавесками и изумрудного цвета комнатными растениями на подоконниках. Мягкая с водяным матрасом кровать с регулируемой температурой, ночной столик из бука - нелакированный, стильный в виде сердца, на котором умещались всегда так нужный телефон, в лиловом абажуре ночное бра, хрустальная ваза с живыми цветами - срез каждый день свежий прямо из гарденского сада. У правого от двери окна кресло, чуть левее, у стены, тумба черного цвета с разложенной на ней женской комплектикой: расчески, заколки, только розовых тонов губная помада, миниатюрные тюбики лаков - здесь одним розовым цветом палитра не ограничивалась, - переливчатые блестки, пудра, крема, тени в шариках и прочее, несомненно, нужное женщине. Над тумбой в позолоченной раме зеркало неопределенной формы, больше всего напоминало неровный овал.

В шикарном номере было все, включая ванную комнату - везде блестящий уже ненастоящим светом кафель, зеркальный потолок и резиновые коврики, впитывающие влагу. У родителей номер (если это конечно можно назвать номером!) был много импозантнее, но я не завидовала, ну, разве что чуть-чуть.

 

За окном снова пошел дождь. Можно было конечно взять зонт и пойти гулять по чистым, вымытым тротуарам и мокрым аллеям, как на прошлой неделе, но тогда дождик был летний (или как там он называется - слепым?), светило солнце и было очень тепло, а сейчас небо хмуро прижималось книзу серым покрывалом, дул ветер, и дождь, скорее всего, холодный.

По своей эффективности прогулка босиком по лужам широких проспектов и безлюдных улиц показалась мне замечательной идеей, - раздеться донага все равно не позволят, а снять обувь - это еще можно. До полной откровенности пока далеко. До той откровенности, которая ложилась на листах моего дневника нонпарелью. А без откровенности не может быть и настоящей свободы, а значит, и жизни. И что такого запретного в том, чтобы снять неудобную одежду и решительно стать обнаженной? Хотя душные городские улицы не подходят для воссоединения тела и души с природой. Даже такой уютный городок как Терез не подходил.

Трагическая красота просыпалась по ночам, когда на мою бледную с раннего детства кожу лился серебряный свет луны, и я плакала, сама не зная почему - просто хотелось плакать. Подолгу смотрела на свое голое тело, представляя того, кто будет им властвовать в следующий раз, под чьими поцелуями будет медленно таять, кому я буду отдана вновь. И почему-то перед глазами все время было одно и то же лицо, страшной выразительности печальный взгляд, убивающий одновременно безразличием и любовью.

Раньше у меня были длинные волосы, и все, включая родных, друзей и знакомых попеременно дарили комплименты со взором искренних глаз. А потом я взяла и состригла надоевшие пряди, скорее даже, всем на зло. Вот так сделала первый шаг к новой жизни, бесцеремонно, уверенно, без скучных советов со стороны, с небольшой записью петитом в дневник. Тот случай в первом классе, когда я со своим тайным обожателем убежала из дома - в планах была скорая свадьба - не в счет. Имя первого поклонника загадочным образом умерло в памяти, выветрилось, и он стал забыт, а я думала тогда, что люблю.

Что знала маленькая девочка о любви тогда? Очень, очень немногое. Сейчас мне уже не семь лет, но что изменилось? Любила ли я хоть раз по-настоящему? Ведь нужно было обнажить перед кем-нибудь свое сердце, отдать, а что было бы потом? Получилось бы? Мне хотелось особенных отношений - таких, которых у меня никогда не было до конца. Или все-таки было? Столько вопросов, а где искать ответы на них?

Уже очень скоро, - после того, как он ушел из моего сердца, - я поняла, что он никуда не уходил. Возможно ли это теперь, после несколько обреченных лет и одиноко забытых ночей, с одной мыслью в голове. Ведь это чувство не умерло, оно живет по-прежнему, только ждет...

 

 

Волшебную идиллию одиночества прервал стук в дверь. Через некоторое время стук повторился немного смягчившись. Я вытерла мокрые глаза и сильнее укуталась в свое снежного цвета одеяло. Не поворачиваясь на монотонный стук, но продолжая смотреть в размытое от струек дождя окно, я тихо произнесла:

- Войдите.

Дверь медленно отворилась и в освещенную электрическим светом комнату вошла моя мама, остановившись в дверях. Она была одета в синее до самого пола длинное платье.

- Эсфирь, опять сидишь без света, - мама потянулась рукой к маленькому выключателю на стене для блезиру окрашенному в пурпурный цвет, но я запротестовала:

- Мама, не надо!

И смягчившись добавила:

- Ты же знаешь, что я не люблю электрический свет.

Мама ничего не ответила на это; ее губы тронула скромная улыбка. Убрав руку от выключателя, она подошла к окну. Дождь по-прежнему неумолимо барабанил по подоконнику.

- До сих пор не кончиться, - тихо сказала я.

- Кушать пойдешь? - поправляя узорчатую занавеску, спросила мама.

- Мне не хочется есть.

- Ты не заболела?

- Нет, просто нет аппетита, - я улыбнулся грустно каким-то своим мыслям, не желая посвящать в них никого, даже свою маму, - особенно свою маму. Улыбка покинула губы с той же скоростью, что и появилась на них. Я начала рассматривать свое отражение в стекле - оно было несколько размытым. Серые глаза наполнились печалью, сродни погоде за окном.

- Если погода улучшится, можно куда-нибудь съездить, - продекламировала мама. - Как тебе такая идея?

- Я хочу побыть дома. Если хотите, то можете ехать с папой без меня, я не обижусь.

Она отошла от окна и приблизилась ко мне.

- Дочка, это из-за того, что завтра нам уезжать?

- Нет, скорее из-за погоды, - соврала я о причинах своей меланхолии. Поверхностный вопрос. Поверхностный ответ.

- Ладно, если что - мы приедем поздно вечером, если, конечно, вообще поедем, - она поцеловала меня в лоб. - Не скучай здесь, хорошо?

- Постараюсь.

- Тебе что-нибудь нужно? Деньги?

- Нет, ничего не надо, - протянула я, глядя во все глаза, как за окном желтой полосой полыхнула молния.

- Как хочешь, - мама направилась к двери. - Пока, дочка.

- Пока.

Дверь захлопнулась, а за окном ударил гром, наполнив мое сердце новыми для сегодняшнего дня впечатлениями.

Возможно, жизнь сможет преподнести в этот обычный день какой-нибудь сюрприз. Возможно...

Совсем недавно я видела пропасть, а пропасть видела меня. Но камни брошенные в пропасть тоже со временем достигают дна.

 

Родители уехали примерно через два часа. Я видела из окна, как к парадному подъезду подъехал большой автомобиль и они в спешке (хотя и под зонтами) скрылись внутри салона. Я задернула занавеску, и серое пятно начало исчезать.

На не застеленном ковром паркете было холодно стоять босиком. Я сбросила одеяло и обнаженная пошла в ванную, озаряемая вспышками молний за окном, похожая на вымазанную серебром наяду.

Лежа в ванне, я слушала тишину, изредка с одинаковой периодичностью нарушаемую капающим краном. Говорят, что самая ужасная пытка, от которой сходят с ума - это как раз капающий кран, только капли должны падать исключительно на лоб. Правда, к данному случаю это не имело ровным счетом никакого отношения. Я просто лежала, стараясь ни о чем не думать. Я любила подолгу проводить так время и просто слушать окружающий мир. Перед глазами вставали совершенно невообразимые картины, но я тут же их прогоняла и представляла белый лист - бесконечный, чистый, непорочный - непохожий вовсе на мою жизнь. Меня душила пестрота красок и бесстыдство чувств, непреклонность перед падением в бездну. А еще совсем недавно я с жадностью хотела такой жизни - запретных страстей, свободной любви, свободы вообще. Я ненавидела себя и не хотела никого любить, а когда смотрела в зеркало на свое отражение говорила: "Это не я...". И снова поднимался невидимый нож надо мной и бессмысленно, глубоко и резко врезался в тихое сердце, вторгался холодной сталью, оставляя нерушимую боль и не высыхающие слезы.

Но в душе мне казалось, что я крошечный мотылек среди цветущего сада, серая снаружи, но умеющая хранить белый цвет в душе. Никто не мог понять мои холодные глаза и мои молчаливые слезы. Пусть. Это уже прошлое, которое нужно выключить как лампочку и свет, какой бы он ни был яркий, погаснет. В этой комнате души станет темно. Правда, есть одна неувязка, что если кто-то включит свет намеренно, обратно осветит комнату старым светом? А потом пойдет дальше, будет врываться в комнаты и щелкать выключателями, не остановится... Страшно от такой мысли.

 

 

Выйдя из ванны, я подвинула портшез, который не показался определенно тяжелым к ночному столику, убрала со стола вазу с алыми розами и телефон, поставив все на пол, и достала то, о чем не вспоминала уже два года - личный дневник, - сокровенные мысли, чувства, даже некое подобие исповеди уместились в маленьком ежедневнике.

Я долго разглядывала черную кожаную обложку дневника и не решалась заглянуть внутрь, погрузиться в прошлое не по-старому настигающее меня и болью, и теплом. Я включила тусклое бра.

Идея завести дневник, с которым можно будет делиться исключительно всем и который не станет пытать мучительными вопросами, родилась не спонтанно - просто посоветовали подруги. В то время я не восприняла всерьез эту мысль, не подозревая, что в будущем сама вернусь к такой идее. На смену инфантильным и по-детски розовым анкетам пришла интервьюированная душа на разлинованных листах. Сначала дневник долго оставался пустующим, я все не решалась начать писать там свои тайные откровения, не хотела испортить его ненужной информацией, и не было вдохновения что ли. Но вскоре не могла уже сдерживать себя, не могла интернировать события бурным многокрасочным потоком ворвавшиеся в мою жизнь. Незаметные буквы изящным курсивом заполнили белые листы, но сердце по прежнему чувству оставалось каким-то пустым... Написать об ощущениях после... пережитого? Попытку сдружиться с бездной я пресекла. А что осталось внутри? Пандемониум? Рай? Или пустота?..

Еще давно я придумала, как разделю свой дневник - ни на дни, недели, месяцы, а на две равные части: Красную и белую - два цвета красоты, два цвета жизни. С раннего детства я разделяла все на эти два цвета. Это ни "да" и "нет", ни "хорошо" и "плохо", - это было смешано. Не было четкой грани, добра или зла, радости или печали, улыбок или слез. Я сравнивала себя со своими любимыми цветами, представляя себя то красной розой, то белой маргариткой. Мне нравилось так. Уже много позже дневник запел стихами - я любила их сочинять для себя. Ничего не чувствуя изнутри, приходилось черпать мимолетное вдохновение извне, изобретая на кончике пера невообразимые эссенции: демонической и ангельской сущности.

Задыхаясь от невинности и разврата на свободных от чужих глаз страницах, я медленно превращалась в робкую таинственную - a flower girl, страстную, пусть и не зеленоглазую, ведьму; была невесомой и трепетной, волнующей и пламенеющей, как казалось раньше - живой.

Но потом моя жизнь изменилась, принеся с первой болью физической боль душевную. Мне казалось, что покой покинул душу навсегда с того самого дня. Но время, как оказалось, лечит. Но время ли излечило ее?

Заиндевевшее сердце билось почти неслышно - медленный ритм, достаточный для простого существования, не больше. А мне хотелось другого, что-нибудь инфернальное, сгорающее до конца. Мысли таинственным образом путали меня.

 

 

Я не заметила, как провалилась в глубокий сон...

 

 

Мне снится какой-то дом, самый обычный в два этажа. Я внутри, а кто-то очень важный снаружи, смотрит на меня, наблюдает, или следит. Почему он важен, я не могу объяснить, просто знаю это наперед. Он что-то вроде центра вселенной, от него все зависит - начало для всех начал. Но почему он приходит в дом грусти, и кто этот человек? У него есть имя? Он стоит где-то там, не смотря в окна, я знаю о его приходе. Само его присутствие рядом порождает интерес и обвивает полноценным спокойствием. Что он ждет? Почему не заходит внутрь? Он знает какую-то причину, по которой не может зайти. Он даже не пытается сделать следующий шаг. Просто стоит. Странное место: солнце так близко, но какое-то смешное - маленькое-маленькое, словно игрушечное, и тепло от него соответствующее - ненастоящее, искусственное. Ветер тоже неестественный, но его квинтэссенцию объяснить еще труднее - он словно рвет воздух и заполняет образовавшиеся пустые места собой. Что происходит вокруг не так важно, важно другое - этот человек знает все тайны мироздания и знает обо мне то, чего не знаю я сама. Эта мысль пугает, но он рядом и это успокаивает. Может быть, он вообще не человек? Откуда в нем заключена такая страшная сила? Проходит мгновение и мне кажется, что он слабый и ему нужна помощь. Он пришел за моей помощью. На небе уже звезды - синего цвета, - и луна - одна часть затемнена, другая - мутно-белая. И ощущение, что завтра уже не наступит. Все останется на своих теперешних местах. Он по-прежнему будет стоять там, и охранять мое спокойствие, отдавая свое. Да, он, наверное, пришел, чтобы охранять меня...

 

 

Сколько я проспала, свернувшись калачиком в кресле? Одеяло лежало скомканным на полу. Только сейчас вспомнила, что, выйдя из ванны, ничего на себя не накинув, я сразу принялась за чтение дневника. Который был час, и вернулись ли родители, я не знала. Подошла к окну, по пути бросив беглый взгляд на одеяло. Дождя не было совсем. Небо на удивление ясное, за горизонтом утопал в пламенеющем багрянце диск уставшего солнца.

Я открыла окно и чистый воздух - какой бывает после грозы - ворвался в комнату. Я решительно провела обеими руками по голому телу от низа живота вверх, остановилась на груди, сжав соски, и бросилась на кровать. Водный матрас успокоился, и уже более сдержанная я взяла большую розовую подушку, обняла ее обеими руками, внимательно посмотрела на нее, будто в чье-то лицо и уткнулась головой, тихонько заплакав.

 

 

Солнце светило в окно, прямо на альков. Я рыдала в надежде пролить сразу все-все слезы, чтобы никогда больше в жизни не плакать, чтобы больше ни разу не страдать и не возвращаться к этому. Как же я мечтала о равновесии, научится терпеть то, что нужно, чтобы сохранить то, что есть. И то, что было все это время - пустота, безразличие, смятение, боль - это история других людей. Если у красной розы в вазе отнять так нужную ей ровным счетом для жизни воду, она умрет; увядшая навеки роза все равно будет такой же красной в чьи-то воспоминаниях, не изменит своей сущности, естеству. Также я думала и про себя.

 

Я вышла из здания через дальний выход рядом с библиотекой - узкая лестница с красным ковром змеей тянулась вниз, заканчиваясь двумя ступеньками. Небольшая арка открывала проход в сад. Воздух уже здесь был необычайно свежим. Я сняла босоножки и аккуратно, затаив дыхание, ступила на мокрую траву. Приятная прохлада коснулась вначале моих ступней, а уже после поднялась вверх по всему телу, как вода по стеблю цветка, ждущего влаги. Сделав несколько шагов по мягкому зеленому ковру, я остановилась и принялась закатывать расклешенные джинсы снизу уже изрядно намокшие.

В саду покоилась спящая тишина. На неровных камнях стояли медные фонари с резными шляпками похожие на гномов, которые были соединены между собой узкой усыпанной гравием тропинкой - эта картина напоминала которое-нибудь созвездие на небе. Всю остальную площадь занимали изогнутые стволы и ветви вишен и бело-желтые цветы, названия которых я не знала. У кирпичной стены окружавшей сад стояли широкие деревянные лавки с подлокотниками из того же камня, что и фонари. Немного отстраненным казался искусственный пруд с каменным мостиком, который был удален от основного сада, - его заброшенный вид (на самом деле он так и должен был выглядеть) навивал легкомысленную грусть - камни, поросшие темной травой и одинокие кувшинки, дрейфующие от легкого ветра, словно осколки ледников.

Я положила босоножки под лавку, и забралась на нее с ногами, обхватив руками колени. Сквозь изломанные ветви мягко проглядывало обеденное солнце. Смотря куда-то перед собой, явно думая о чем-то, я проваливалась в зовущую меня пустоту.

- Прекрасная погода для прогулки, не правда ли? - раздался неожиданно чей-то голос справа.

Я повела головой в сторону, откуда раздался голос. Мужчина среднего роста, худощавого телосложения, с седыми чуть вьющимися волосами, с синего цвета фартуком без единого пятнышка и огромными ножницами. Видимо, садовник.

- Воздух у вас здесь чистый, - ответила я.

- Да, это он такой от цветов.

Более внимательно всмотревшись в его лицо, я спросила:

- Вы садовник?

- Что, не похож?

Я пожала плечами.

- Не знаю, никогда не встречала садовников, - я сделала паузу. - Уж больно вы какой-то ухоженный что ли, не знаю...

- Ухоженный?

- Ну, может эпитет не тот, - протянула я.

Мужчина тем временем убрал в фартук угрожающего размера ножницы.

- А какой, по-вашему, садовник?

- Ну, я всегда думала, что он вечно капается в земле с утра до ночи и ничего кроме нее не видит.

- О, так это же крот! - воскликнул садовник.

- Нет, у него еще есть ножницы такие огромные, прямо как у вас.

Садовник снова достал ножницы. Покрутив их немного на длинном пальце, сказал:

- И правда, никогда не видел, чтобы крот пользовался ножницами.

Я улыбнулась. На лице у мужчины тоже появилась улыбка - десятисантиметровая, такую быстро не денешь никуда.

- У вас печальное лицо, - заметил садовник.

- Вы так думаете?

- Безусловно, - он указал пальцем. - Вы хоть и улыбаетесь, а морщинки около глаз все равно грустные.

Отлично сказал! Теперь он указывает еще и на мой возраст. Садовник, разглядывающий морщины вокруг глаз - что за день.

- Только не обижайтесь на меня, - снова заговорил садовник. - Настоящую женщину морщинки только красят.

- Откуда вам знать, вы же не женщина?

- Это верно! - воскликнул садовник со своей десятисантиметровой улыбкой. - Но чтобы это знать не обязательно быть женщиной.

Я только покачала головой.

Садовник присел на корточки и аккуратно срезал цветок с белыми лепестками и красной точкой в центре.

- Это вам, возьмите, - он протянул свежий срез и улыбнулся чуть мягче, не как обычно.

- Спасибо, - Взяв цветок, я сразу же поднесла его к носу. - Какой чудесный запах! Что это за цветок?

- Понятия не имею,- только и повертел головой садовник.

- Выходит вы все-таки не садовник.

- Выходит, что так.

Я внимательным взглядом провожала садовника, который не был садовником по тропинке, пока тот не скрылся из вида совсем за стеной вишен. Крутя в пальцах тонкий стебель без неровностей мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Бросив долгий взгляд на пруд, я заметила на мосту фигуру человека в длинном плаще черного цвета. Лица не было видно отсюда, как не было видно мужчина это или женщина. Человек, облокотившись на перила, старательно что-то делал - в его руках под лучами солнца сверкало нечто блестящее, похожее на перочинный нож, а в воде кроме кувшинок появились еще тонкие стружки.

Несмотря на то, что человек ни разу не посмотрел в мою сторону с тех пор, как я его заметила, мне по-прежнему казалось, что за мной следят.

 

 

Вернувшись к себе в номер, я первым же делом пошла в душ. Не намыливаясь, я просто стояла под прохладным потоком, стараясь расслабиться. Выбежав голышом в комнату и прыгнув на кровать, меня насторожил стук в дверь. Я бесшумно подошла и спросила:

- Кто там?

Ответа не последовало. Тогда я тихо приоткрыла дверь. За ней никого не было, лишь у коврика аккуратно стояли забытые мною в саду босоножки. Я выглянула в коридор - ни по левую, ни по правую сторону не было ни души. Тогда я взяла босоножки и закрыла дверь на ключ и щеколду. В душу закралось то же самое ощущение, что и в саду.

Кто-то следит за мной.

 

 

Глава вторая

 

Ронин

Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его.

Уставший жить волею других и мечтающий жить той одной, чье сердце он слышал каждое утро, под чье дыхание он без тревоги засыпал уходит, покидая эти бесконечные края навсегда. Он оставляет вечности свое последнее тепло вместе с прахом и уходит в вечность же. Он - уходящий в нездешние края, но навсегда обреченный...

Разве волен он забыть мягкое тепло ее рук и щекотание черных бархатных ресниц? Даже там, где есть только неизвестность он сохранит это в памяти. Теперь он оставит и страх, - он намерен лететь, так не держите его крылья!

Вернется ли он когда-нибудь? Обязательно, вернется непременно. Тусклой луной из-за вязких облаков он прорежет препятствия тьмы и поднимется выше природной стихии, затмит сонные звезды. Он более не переживает ограничивающих его ранее волнений, он внутренне свободен, его душа живет... Теперь он непостижим.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.