Пусть будет бой и начнется снова,

Чтобы доброта толкала ее слова.

(Чарльз МакГилл, 1932)

Он был человеком чести и немногословен. Он умер спокойно, так, как жил.

Всегда радостно быть с кем-то, кто испытал мирный переход с достоинством и изяществом. Проблема, одна­ко, состоит в наших определениях этих терминов; а имен­но, что составляет счастливую смерть для одного чело­века, может быть адом для другого! Я помню старого че­ловека, который умирал и не хотел, чтобы рядом с ним был священник, не хотел быть миропомазанным: «Сде­лаете ли вы так, что «он сам» (означает священник) не приближал бы свои руки ко мне, пока я умираю?» Я убе­дила его, что, если буду в этот момент недалеко, сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не произошло. (Мы должны обещать что-нибудь, если даже и не способны выполнить это.)

«Я не хочу каких-либо четок или чего-то в этом роде, — напомнил он мне, — Я просто хочу, чтобы вы сами пели на гаэльском «Дэнни Мальчик»; для меня это будет крошечным кусочком небес».

Я счастлива, что у него было желание. Семья, одна­ко, была не так счастлива, так как они хотели дать луч шее, что представляло собой заупокойную службу. Они не понимали, что старик, их дедушка, бросил религию много лет назад и был более склонен верить в святость земли, чем в поклонение церкви. Он также попросил, чтобы я положила с ним в гроб немного земли и только что скошенное сено вместе с фото его умершей жены во внутреннем кармане пиджака. Это я сделала с улыбкой на лице, так как об этом никто не знал. Это было то, что он просил. К счастью, есть мечты, которые могут подож­дать до смертного дня!

Насколько возможно, очень важно, чтобы люди уми­рали в своих собственных домах. В наши дни это для многих становится реальным. В старину это было нор­мой; люди умирали в своих собственных кроватях, ря­дом с семьей, с собакой у кровати, с петухом, кукарека­ющим во дворе и хорошими соседями, которые на кухне ели наваристый суп из баранины.

Смерть была частью жизни, частью приходящего и уходящего жизни, и она не скрывалась в госпитальной кровати в городе. У меня имеются хорошие воспомина­ния о смерти и похоронах, которые происходили в Донегале. У постели умирающего родственника всегда при­сутствовали дети, так же, как на днях рождения.

У меня есть история одной семьи, чьи дети находи­лись у постели с матерью, пока она рожала их новую се­стру. Позже эти дети уважали свою жизнь, собственное тело и жизнь в целом. Они были частью чуда появления новой жизни на земле и испытали, как жизнь покидает эту землю. Они смогут понять боль: она есть часть жиз­ненного путешествия и временна.

Мне как ребенку было ясно, что, хотя некоторые люди ощущали боль, они не страдали. Страдание быва­ет, когда мы отождествляем себя с болью и позволяем ей полностью поглотить нас. Когда мы смотрим на боль как на врага, который отнимает у нас радость, тогда про­ектируем страдание на боль и находимся в состоянии смятения. Однако, когда женщина рожает ребенка, боль присутствует, но также присутствует и радость; она ис­пытывают боль как часть радости. Моя старая няня Мак Дир сказала бы: «Двое есть один». Такая мудрость у ста­риков.

В старые времена детей вовлекали в семейный биз­нес; их не отдаляли, когда рождался новый член семьи или кто-то из семьи покидал ее, умирая. Они были час­тью рождения и умирания. У меня сохранились очень четкие воспоминания о поминках и похоронах в Донегале, и именно они мне дали опыт, касающийся работы, которую я делала вокруг смерти и умирания.

«Я боюсь боли»

Для умирающих людей и их родственников очень важ­но понять, что, когда смерть неизбежна, пинеальная же­леза посылает через кровоток в сердце субстанцию, на­туральный эндорфин, который является болеутоляющим средством. Он расслабляет сердце, и часто, если умира­ющий человек получает слишком сильное обезболива­ние, он/она теряет сознание на этой стадии. Очень важ­но, конечно же, оставаться в сознании и в этот период для умирающих в боли оправданий нет. Медицинское исследование обезболивания сделало прорыв в этой об­ласти, за который мы очень благодарны. Физическое обезболивание всегда пересматривалось, и каждый уми­рающий человек может управлять обезболиванием так, как подходит конкретно для его болевого порога. Ста­рые времена придерживания инъекции болеутоляющего до определенного времени прошли, и это так приятно сознавать как пациенту, так и его родственникам. Приятно знать, что пациент может сам себе сделать обезбо­ливание, когда ему это потребуется, пока он еще спосо­бен это делать.

Я учу очень простой и короткой медитации по обез­боливанию для умирающих, которая выглядит следую­щим образом:

«Идите за дыханием и с каждым вдохом ощущайте слова «освободись и отпусти боль». С выдохом почув­ствуйте слова «я предлагаю тебе мое сострадание и лю­бовь».

Повторение этих самоуспокаивающих слов может очень много значить для смягчения эпицентра боли и очень помогает в облегчении боли внутри земного разу­ма. Это похоже на утешение больного ребенка. После некоторого времени можно почувствовать боль в теле, но она не должна находиться в разуме. И ей не нужно страдать. Также неплохо было бы получить помощь, за­полнив «Завещание о жизни», так как это поможет лю­дям позаботиться о вас, когда вы не сможете сами забо­титься о себе или высказать свои потребности, касаю­щиеся реанимации и медицинской помощи в ваши последние дни. Вы можете четко выразить, каким обра­зом хотите, чтобы о вас позаботились.

Поиск по сайту: