Иногда психологическая боль может быть столь же трудной для пациента, как и телесная боль. Элизабет Кублер-Росс в своих учениях говорит о пяти стадиях печали, которые также можно описать как пять стадий умирания или исцеления. Я добавила номер шесть, так как поняла, что это важная стадия исцеления: стадия нахождения нашей души снова, капитуляция навстречу жизни.
(Когда родственники умирающего испытывают стадию капитуляции, я называю ее капитуляция более полному, более расширенному опыту жизни, печаль закончена).
1. Отрицание
Не я, не сейчас (не мой ребенок, работа, друг и т.д.)
2. Торг
Я сделаю то-то и то-то, если все останется, как было.
3. Гнев
Как смеет Господь (ты, оно, боль, они)? Почему я? Это все вина докторов (Господа, их, ее, его, твоя)?
4. Депрессия
У меня ничего не осталось, нет дыхания, чтобы жить; всего слишком много.
5. Принятие
Ну что ж, вот оно и произошло; я не могу этого изменить. Именно так и есть.
6. Капитуляция
Я поддаюсь жизни, любви. Я принимаю смерть, как принимал земную жизнь.
В течение жизни нам приходится иметь дело с потерей и отделением, и эти так называемые стадии не линейны. Можно начать с отрицания, перейти к депрессии и принятию, так как, когда мы считаем, что все принято, неожиданно возникает депрессия или торг. Я заметила это в себе, когда глубоко печалилась по поводу завершенных взаимоотношений.
Отрицание начинается с внутреннего диалога: «Это еще вовсе не конец; просто отношения испытывают Нелегкие времена», даже хотя все во мне знает, что все Кончено.
Затем я могу перейти к гневу: «Как смеет он (она, оно и т.д.) поступать так со мной?»
Вскоре я в раздумье: «Мне намного лучше без него (нее, его и т.д.); в любом случае, я заслуживаю лучшего».
Стадия торга может включать: «Я буду лучше. Я изменюсь, и все будет хорошо».
Затем начинается депрессия; я чувствую боль в области сердца и ничего не могу с ней поделать, чувствую себя беспомощной. Может быть, я буду испытывать больше гнева и торга, до стадии принятия: «Вот оно как, я очень расстроена, смогу ли я продолжить жизнь?»
Когда добираюсь до места капитуляция жизни, внутренний процесс становится эмоциональным и стимулирующим, и я учусь на активной печали. Сердце чувствует: «Я снова смогу найти любовь, радость, новую работу и т.д. и благодарна за открытие моего сердца».
Я знаю теперь, что произошло исцеление и смогу достичь большего в мире. Умирающий человек, когда добирается до места, где протекает упокоение и саможаление, остается наедине со смертью.
Я часто говорю сиделкам и работникам госпиталя: «Если вы не способны присутствовать со своей собственной печалью и болью и жалеть свою ранимость, вы не можете быть с умирающим и его родственниками».
Элизабет Кублер-Росс, доктор медицины, которая умерла 24 августа 2004 года, всегда делала ударение на то, что мы не можем быть полезными для умирающего, если попытаемся «починить» его или себя. Очень многие из нас были сторожами, смотрителями вместо того, чтобы быть заботливыми; мы ухаживаем, чтобы получить признание, так что наша забота ограничена. Когда мы ухаживаем, то ничего не требуем взамен. В течение долгих лет я ухаживала за многими людьми, не понимая, насколько они мне были нужны в жизни.
Работая с Элизабет и пройдя через «сушильный барабан» (ее собственные слова для обозначения тренинга, который она нам давала), я поняла, что единственный способ исцелить боль — это пройти ее, а не просто постараться позитивно ее обдумать. Наша человечность есть величайший дар, благодаря ему мы можем достигнуть счастья души в этой жизни и в жизни духа.
Никто еще никогда не давал мне столь важных уроков в жизни, как умирающие. Котел просит нас быть бдительными к собственным чувствам в отношении умирающих, как мы по-другому к ним относимся из-за того, что они умирают. Мне нужно знать мою реакцию на это и мой ответ. Котел советует: «Знай себя и позволь своей душе говорить посредством тебя».
Зачастую умирающий показывает части меня самой, которые я бы держала подальше от глаз. Они бросают вызов моим так называемым безопасным границам. Я не могу претворяться в чувствах, я не могу избежать чувств. Их повышенная сознательность видит сквозь мою защиту, и это невозможно обманывать. Часто легко видеть себя так называемым спасителем/избавителем и обращаться с умирающим, как будто он невидим, и разговаривать о нем, а не с ним. Очень важно говорить напрямую с умирающим человеком столько, сколько он сможет общаться.
Многим умирающий человек может показаться непоследовательным в своем поведении; один день в хорошей форме, на следующий день зол на всех и вся. Естественно, мы считаем, что виноваты мы. Когда я проверяю ситуацию, обычно вижу, что дело не во мне или других людях. Это его фрустрация, неспособность делать то, что он делал несколько месяцев назад; необходимость просить все, даже подкладное судно, может очень сильно раздражать ранее активного мужчину или женщину. Необходимость проводить целые дни в кресле-коляске или в постели, так как тело больше не может их носить, очень гнетет людей, которые, хотя и смертельно больные и не имеют надежды на выздоровление, по-прежнему умственно активны и увлечены окружением и всем в нем.
Если вы поработали над собственной фрустрацией в своей жизни, своим собственным нетерпением, то сможете быть лучше с другими живыми или умирающими. Если вы относитесь с состраданием к собственному раздражению, то будете щадить раздражение в других людях. Естественно, это не означает, что вы смиритесь с оскорблением или пренебрежением других; это просто означает, что когда мы знаем свои собственные ограничения, то лучше сознаем ограничения других.
Мы слуги смерти, а не ее рабы, и в этом большая разница. Иногда я дарила жесткую любовь. Ниже приведу вам пример.
Проведя всю ночь с Жанет, у которой был рак, и зная, что ей не больно и не нужно ничего, я оставила ее на хорошее и любящее попечение других «наблюдателей» в 6 утра. Я пробыла в комнате отдыха пять минут, готовясь хорошо поспать, когда кто-то постучал в дверь. Мне не хотелось открывать, но я это сделала.
Филида, Жанет говорит, что ей нужно поговорить с тобой.
Не знаешь случайно о чем?.
— Нет.
— Спроси ее, важно ли это. Если нет, тогда займись Жанет, пожалуйста; я собираюсь поспать до часу дня, буду у нее в 3 часа.
Может показаться неразумным, что я сделала такую вещь, и я знала по лицу наблюдателя, что она была неуверена. Я знала, что у Жанет есть и другие хорошие люди, которые могут побыть с ней, так что была довольна обстановкой. Я хорошо отдохнула и после душа и ленча пошла к Жанет.
Когда я вошла, она стала жаловаться на холод и неудобство в кровати. Наблюдатель сообщил мне, что она хорошо поспала и не жаловалась, пока я не пришла!
Иногда мы обнаруживаем, что умирающие люди привязываются к одному человеку, находящемуся с ними, и это дает им ощущение безопасности. Однако, когда много людей делят наблюдение, это прекрасно, так как для одного человека это большой расход энергии.
Когда мы умираем, то возвращаемся в детство физически, эмоционально и интеллектуально. Мы зависим от других, чтобы удовлетворять свои потребности, а это для многих нелегко. Поведение Жанет было примером того, что я объясняла. Если рядом с нами не было присутствия хорошей, близкой мамы, когда мы были детьми, то мы как бы чувствуем себя не в безопасности, когда болеем. В детстве я, бывало, часто падала, но ждала, пока придет моя мама, и только потом плакала. Ее внимание и любовь было именно тем, что мне требовалось, а падение это обеспечивало.
Жанет умерла два месяца спустя после этого эпизода, и мы все были с ней. Она научилась доверять, любой, кто бы ни был, был великим исцелением для нее. Также важно осознать, что мы необходимы и что у умирающего че ловека есть вся помощь, которая ему нужна из собственных прекрасных внутренних источников.