Олега Ивановича Чистякова 2 страница

В результате дальнейшего исследования М. М. Бородкин обнаружил в архиве Статс-секретариата копию документа на шведском языке никем не подписанную и без всякой даты. В конце документа было написано: «Против предложенного сенатом введения я ничего не имею возразить, но недостает проекта самого утверждения и мне кажется, что Сенат мог также дать к этому повод. Поэтому я позволю себе следующее изложение в надежде, что кто-нибудь другой сделает это лучше». Далее в документе шел текст почти дословно соответствующий тексту, вставленному в Сеймовый Устав перед подписью императора. Позже М. М. Бородкин обнаружил аналогичный документ на русском языке озаглавленный: «промемория Брунера». На основании этого М. М. Бородкин предположил, что идея утвердительной приписки принадлежала сенатору Ф. О. Брунеру, который входил в состав Комитета финляндских дел при Статс-секретариате и, следовательно, внушил эту мысль А. Армфельту, который, без согласия Сейма и Сената, внес приписку в текст Сеймового Устава[39].

Мотивы, которыми руководствовался Ф. О. Брунер, предлагая включить в текст проекта утвердительную приписку, М. М. Бородкин находит в той же «промемории». Ф. О. Брунер пишет: «Ныне уже невозможно оставить проект Сеймового Устава без того, чтобы не пострадало уважение и доверие к императору и его слову, чего более всего необходимо избегать. Император сам в своей речи указал, что основные законы требуют улучшения и пояснения. С этой целью им предложен Сеймовый Устав, который принят земскими чинами без существенных изменений…Если бы все осталось без последствий, то дело приняло бы вид кукольной комедии, недостойной верховной власти, и чего в начале вовсе не предполагалось. Конечно, порицание и негодование прежде всего пало бы на советников государя, но и на него самого ляжет тень, которую впоследствии нелегко будет устранить». М. М. Бородкин считал, что этими строками Ф. О. Брунер пытался воздействовать на самого А. Армфельта, который заколебался перед докладом императору, помня, что Александр II отказался утвердить проект Уложения, с которым было связано происхождение и содержание Сеймового Устава[40].

С мнением М. М. Бородкина не вполне соглашается современный финский историк О. Юссила. Он считает, что М. М. Бородкин полностью игнорировал существенный вопрос о праве Сейма на законодательную инициативу. Согласно точке зрения О. Юссилы, основная тенденция «промемории Ф. О. Брунера» состояла в том, чтобы показать, что в одобренном Сеймом проекте Устава отсутствовала норма о предоставлении Сейму права законодательной инициативы. По мнению автора «промемории», распространенное мнение, будто бы оно предоставлено в статье 72 проекта являлось чистой воды «адвокатурой»[41].

Как считает О. Юссила, вопрос о праве законодательной инициативы был именно тем моментом, который на заключительном этапе мог погубить все дело. Обещанное императором право на законодательную инициативу комиссия Ю. М. Норденстама включила в проект Устава, но затем оно было удалено по предложению А. Армфельта в 1866 году. «Однако тогда, - пишет О. Юссила, - не было четко сказано, что у Сейма нет права инициативы в отношении обычных законов. Если бы такое добавление было сделано в последний момент, в начале 1869 г., то весь вопрос нужно было отложить до следующего заседания государственного Сейма. Такая задержка могла бы поставить под угрозу успех всего дела в целом». Статья 6 Акта о соединении и безопасности 1789 года устанавливала, что Сейм во время созыва не рассматривает иные вопросы, кроме тех, которые представил монарх. Поэтому, считает О. Юссила, Ф. О. Брунер и предложил добавить разъясняющий пункт в заключительную часть Сеймового Устава, чтобы избежать неправильной трактовки и дезавуировать обещание императора[42].

Однако точка зрения О. Юссила тоже оставляет сомнения. Высочайше утвержденная 7/ 19 декабря 1864 года программа для руководства комиссии Ю. М. Норденстама была документом секретным и о ее содержании знал ограниченный круг лиц. Право на законодательную инициативу было исключено из проекта Устава до обсуждения его на Сейме созыва 1867 года. В высочайшем предложении о новом порядке созыва сеймов право на законодательную инициативу не упоминалось. Сейм одобрил проект. Можно, конечно, сомневаться, в профессиональной компетенции земских чинов, но вряд ли можно было бы обмануть или ввести в заблуждение всех. Другое дело, что после утверждения проекта Сеймового устава и окончания работы Сейма 1867 года прошло уже свыше полутора лет. Еще в январе 1868 года Устав был одобрен Сенатом Великого княжества Финляндского. Наступил 1869 год, а государь все еще не подписал закон. Если бы Сеймовый Устав постигла судьба проекта Уложения или проекта реформы Сената, то тогда бы «уважение и доверие к императору» могло пострадать. Поэтому Ф. О. Брунер и подталкивал А. Армфельта к более активным действиям.

Можно было ли обойтись без упоминания в Сеймовом Уставе о Форме правления 1772 года и Акта о соединении и безопасности 1789 года? Конечно, тем более, что в самой Сеймовом Уставе, например, в статье 71 есть упоминание о Форме правления. Но текст утвердительной записки был принципиально важен для представителей княжества, так как впервые император признавал Форму правления 1772 года и Акт соединения и безопасности 1789 года действующими нормативными правовыми актами.

В марте 1885 г. в Гельсингфорсе был учрежден Временный комитет во главе с прокурором сената А. фон Вейссенбергом «для составления систематического свода действующих узаконений, относящихся к государственному праву Финляндии, с присовокуплением примечаний о том, что на практике право стало действовать взамен неприменимых ныне или неполных основных законоположений».[43] Комитет составил проект Формы правления, который также не был утвержден императором. Однако данный проект вызвал оживленное обсуждение и, в частности, затрагивался вопрос о действующих нормах основных законов шведского периода. Известный российский дореволюционный цивилист К.И.Малышев признавал в качестве действующих только параграф 39 Формы правления 1772 г. и параграф 1 Акта соединения и безопасности 1798 г., так как они отражали неограниченность власти монарха.[44]

Следующий проект был подготовлен Финляндским сенатом в 1891 г. («Свод действующих основных законов Великого княжества Финляндского») и вновь не был одобрен.[45] Еще одна попытка создания новой Формы правления была предпринята Финляндским сенатом в 1907 г. под предлогом принятия новой редакции Сеймового устава. Но и этот проект утвержден не был. Проблема заключалась в том, что каждый раз, принимаясь за труд составления новой редакции Формы правления, авторы, финляндские правоведы, исходили из главного принципа «учения о финляндском государстве» - принципа, согласно которому Александр I на Сейме в Борго удостоверил Форму правления 1772 г. и Акт соединения и безопасности 1789 г. Принятие новой Формы правления, основанной на этих законах, поставило бы точку в затянувшемся на десятилетия споре, а заодно окончательно утвердило бы финляндское «учение о государстве», учение, основы которого получал, начиная с 60-х годов XIX века, каждый юрист, выпускник Александровского императорского университета, учение, ставшее знаменем национально-освободительной борьбы народов Финляндии в конце XIX - начале XX вв.

Иначе видели решение вопроса о новой форме правления российские высшие государственные чиновники. Это становится очевидным, если ознакомиться с заключениями министра юстиции Н.А. Манасеина и главноуправляющего Кодификационным отделом при Государственном совете Э.В.Фриша, подготовленными на проект Формы правления комитета Вейссенберга. Относительно интересующего нас вопроса можно обратить внимание на следующие выводы авторов. Оба указывают на неверное толкование финляндскими юристами манифеста 15 (27) марта 1809 г. По мнению Н.А.Манасеина, если бы действительно Александр I под утвержденными для Финляндии коренными законами разумел шведскую конституцию, ограничивающую в крае полномочия верховной власти, то такое исключительное преимущество присоединенных к империи губерний несомненно получило бы ясное выражение в переиздании по высочайшему повелению шведской Формы правления,как это было сделано с Общим уложением 1734 г.. Кроме того, указание на утверждение для Финляндии шведской конституции не могло бы быть опущено в ст.VI Фридрихсгамского мирного договора. В то же время, как отмечает Н.А. Манасеин, даже в начальный период образования Великого княжества Финляндского ни одно правительственное мероприятие, ни один законодательный акт не были основаны на каком-либо положении шведских государственных законов.[46]

Любопытное толкование санкции Александра II на утверждение Сеймового устава 1869 г. дает в своем заключении Э.В.Фриш: «Это высочайшая надпись, по точному и буквальному своему смыслу, имеет в виду сохранение и подтверждение, установленных законами 1772 и 1789 г.г. и в особенности последним из них прерогатив верховной власти, но ни коим образом не дает оснований к делаемому из оной комитетом выводу о сохранении в полной силе всех почти положений Формы правления 1772 г. и Акта соединения и охранения 1789 г., хотя бы эти положения были изменены последующими узаконениями, изданными после 1809 г.».[47]

Справедливости ради надо упомянуть мнение еще одного русского государственного деятеля, правда, высказанное в то время, когда он уже не находился на государственной службе. Речь идет о бывшем председателе Совета министров С.Ю.Витте. В своих воспоминаниях он высказывает мнение о финляндской конституции следующими словами: «При… объективном изучении дела нельзя отрицать, что сто лет тому назад император Александр I дал присоединенной к империи Финляндии конституцию, то есть политическое самоуправления… Конституция эта получила свое жизненное основание и свои определенные условия в самом факте ее действия и существования в течение ста лет, но независимо от того, она была оформлена рядом письменных актов и определенным законодательством в царствование Александра II и, наконец, императора Николая II после 17 октября 1905 г.».[48] Витте отмечает и ту тенденцию в конституционном развитии Великого княжества Финляндского, согласно которой финляндская конституция видоизменялась до конца XIX века «лишь в сторону конституционно-расширительную, но не обратно». Таким образом под «финляндской de facto конституции» Витте понимает особое политическое самоуправление Финляндии, но нигде не упоминает о шведских конституционных законах XVIII века. У Витте мы, возможно, находим и ответ на вопрос о том, почему Александр III решительно отказывался утвердить предложенные ему проекты новой Формы правления. Витте приводит следующую фразу Александра III: «Мне финляндская конституция не по душе. Я не допущу ее дальнейшего расширения, но то, что дано Финляндии моими предками для меня также обязательно, как если бы я сам дал. И незыблемость управления Финляндией на особых основаниях подтверждена моим словом при вступлении на престол».[49] Безусловно, утверждение любого проекта Формы правления российским монархом придало бы юридический статус фактически сложившейся самобытной политической организации в составе Российской империи.

В период царствования Николая II в законодательных актах Российской империи ссылки на Форму правления 1772 г. и Акт соединения и безопасности 1789 г. отсутствуют. Ограничение финляндской автономии, начатое манифестом от 3/15 февраля 1899 г., отодвинуло на второй план проблемы кодификации основных законов Финляндии. На первом плане стояло сохранение ее автономного статуса. Попытка Финляндского сената представить новый проект Формы правления, предпринятая в период «оттепели» 1905-1907 гг.; как уже говорилось выше, не увенчалась успехом. Определенным достижением финляндцев принято считать утверждение нового Сеймового устава 1906 г., превратившего Сейм из сословно-представительного четырехпалатного органа в однопалатный, формируемый на основе всеобщего избирательного права. Право избираться в законодательный орган княжества было предоставлено даже женщинам. Однако в новом уставе в отличие от Сеймового устава 1869 г. упоминание о Форме правления отсутствовало. Кроме того, ст.80 нового Устава отменяла действие старого, а значит и санкцию Александра II, утвердившего Сеймовый устав 1869 г.[50]

Новый этап унификации и русификации, начавшийся с 1908 г., вновь отодвинул проблему основных законов Финляндии на второй план. Она стала актуальной после Февральской революции 1917 г., когда Временное правительство приняло 7 марта 1917 г. Акт об учреждении конституции Великого княжества Финляндского и о применении ее в полном объеме. Данный акт отменял многочисленные нормативные акты, принятые в нарушение прав финляндской автономии и вновь утверждал «религию, основные законы, права и преимущества, которыми граждане Великого княжества Финляндского, от мала до велика, по конституции этой страны пользуются…».[51] В этом же акте Временное правительство обещало передать на рассмотрение сейма проект новой Формы правления и проекты отдельных основных законоположений. О Форме правления 1772 г. и Акте соединения и безопасности 1789 г. в этом нормативном акте не упоминалось.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о том, что в представлении большинства российских дореволюционных публицистов, юристов-практиков и государственных чиновников под «конституцией» Великого княжества Финляндского, прежде всего, понималось особое политическое самоуправление Финляндии в составе Российской империи. По мнению выдающегося российского ученого-правоведа О.И.Чистякова, взаимоотношения Финляндского княжества с Российской империей «трудно уложить в какие-то привычные правовые рамки, какие бы термины не применялись, они будут всегда неадекватны существу вопроса».[52]

Попытка в рамках «учения о финляндском государстве» аргументировано доказать, что одновременно с введением автономного статуса княжества самодержавная власть признала действующими Форму правления 1772 г. и Акт соединения и безопасности 1789 г., составлявшими старую шведскую конституцию, не могла увенчаться успехом, ибо противная сторона представляла столь же «неоспоримые» доказательства. Это объяснялось тем, что верховная власть империи была непоследовательна в своих действиях. На протяжении столетия вплоть до конца 80-х годов – начала 90-х годов XIX века, императоры не могли определиться в своих окончательных намерениях по отношению к данной окраине Российской империи. Нередко на то или иное решение императоров влияли или личные, иногда излишне «идеализированные» представления монарха о своих финляндских подданных, или факторы внешней и внутренней политики, определявшие политический курс империи на данном отрезке времени. В любом случае, без новых аргументов в пользу той или иной точки зрения вряд ли можно делать поспешные выводы о том, что государственно-правовой строй Великого княжества Финляндского основывался на Форме правления 1772 г. и Акте соединения и безопасности 1789 г.

Привилегии, утвержденные державнейшим Королем Фридрихом, Королем Шведским, Готским иВендским и проч., и проч., и проч., за Рыцарством и Дворянством Шведского государства на Риксдаге в Стокгольме в 1723 году.

Мы Фридрих, Божиею милостию Король Шведкий, Готский и Вендский и проч., и проч., и проч. Сим объявляем от Себя и от Наших преемников, правящих королей шведских, что так как Мы по милостивому промыслу, изволению и определению Божию и по единодушной доброй воле, согласию и свободному соглашению Ее Королевского Величества, державнейшей Королевы Ульрики Элеоноры, Королевы Шведской, Гот­ской и Вендской, Нашей любезнейшей супруги, и всех государственных чинов избраны, признаны, приняты, коронованы и провозглашены царствующим Королем Швеции с подчинен­ными ей землями, таким образом, как постановляет и со­держит составленное о сем решение государственных чинов, при чем дворянское сословие в сем государстве обнаружило уважение и добрую склонность и дало Нам обязательство вер­ности, равно как и другие государственные чины (обещали) Нам и нашим последующим прямым наследникам мужеского поколения, если только Богу угодно будет даровать их Нам с Нашею нынешнею любезнейшею супругою, быть вер­ными, обязанными и честными подданными, как приличество­вать может пред Богом и людьми, Нам повелевать, а им исполнять, с соблюдением всех прав Наших и их; и так как Рыцарство и Дворянство из Сконе (Шонии), Галланда, Блекингена и Богусской области, возвращенных Швед­ской Короне провинций, через законных своих уполномоченных на сем Риксдаге, предъявило для доклада Нам при­везенные с собою старинные их привилегии, вольности и пра­ва, в том виде, как они находятся в подтверждениях (Handfästningar) и рецессах (Recesser) прежних шведских и датских королей, и впоследствии утверждены и укреплены мирными трактатами, Рецессом (Соглашением) в Малмё и многими постановлениями, - то Мы, подобно тому как делали до сего времени в таких случаях Наши предки и прежние шведские короли, с милостивою благосклонностью и доброжелательством желали показать, как Мы всею Королевскою милостию привержены и расположены к Рыцарству и Дворянству государства, как к первейшему в государстве сословию, и как Мы с полною любовью стремимся содействовать его чести, благосостоянию, возвышению и преуспеванию, поддерживать и укреплять их. Посему Мы не только положили сему начало, издав письменное от Нас удостоверение всем государственным чинам и в нем обещав как правом, так и Нашею Королевскою властию содержать, защищать и укреплять совершенную чистоту в Нашей Христианской религии и правосудие в судопроизводстве, как две первейшие основы счастливого правления, но и, с единодушного согласия других государственных чинов, сим соизволили, с присоединением, в силу сей Нашей открытой грамоты, Дворянства вышепоименованных возвращенных провинций ко всему прочему Дворянству государства, обоих их старые благоприобретенные дворянские привилегии, вольности и права восстановить, укрепить и ут­вердить таким образом, как ниже сего следует.

§ 1.

Мы обещаем и объявляем, что желаем любить и в по­чести держать государственное Рыцарство и Дворянство, каждого сообразно его должности, способности и достоинству, и пре­доставлять всем им и каждому в особенности без какого-либо затруднения и ущерба пользоваться в отношении чести, жизни, слуг и имущества, их благоприбретенными вольностями, привилегиями, преимуществами и правами, какого бы то ни было наименования, и всячески соблюдать их.

§ 2.

Мы желаем также в Государственный Совет и к высшим и важным государственным должностям определять и назначать урожденных шведских людей и подданных из Рыцарства и Дворянства, которые окажутся для них наиболее способными и пригодными, равно как и (при назначении) на низшие должности, замещаемые по кандидатским спискам кол­легий и полковников, Мы желаем их милостиво вспоминать таким образом, как о сем содержится и предписывается в § 40 Формы правления*; а также - предоставлять всем им пользоваться их надлежащим содержанием по государственному штату, дабы они тем лучше могли исполнять требования своего звания и долга.

§ 3.

В Государственную канцелярию следует также определять лиц дворянскаго звания, так чтобы Мы, когда настоит надобность, могли иметь таких людей, которые могут понимать государственные дела и способны к исполнению общественных внутренних и внешних дел, дабы каждый чрез то побуждаем был воспитывать своих детей к тому, чтобы быть знающими и искусными, и дворяне таким образом поощрялись бы к тому, чтобы стараться о добродетели, об уме и познаниях, за что их можно бы было признавать достойными таких преимуществ, а не считать своего дворянского происхождения единственной заслугой; в чем также надлежит руко­водствоваться § 40-м Формы правления.

§ 4.

Дабы Рыцарство и Дворянство могло приобретать большую и лучшую опытность для полезной службы Нам и отечеству, дается всякому свобода и дозволение отправляться в чужие страны, как для изучения наук и свободных искусств, так и для поступления на военную и иную службу к чужеземным государям, при чем тот, кто стал искусным и заслуженным за границей, может пользоваться сими преимуществами по своем[у] возвращении домой.

§ 5.

Не желая оставлять безнаказанным того, кто говорит или высказывает о дворянине что-либо, касающееся его достоин­ства, чести, дворянскаго имени и доброй славы и имеющее во­обще вид насмешки и поношения для него, Мы постановляем также, что никакого дворянина нельзя подвергать насилию, а также, - пока он не уличен в каком-либо тяжком преступлении и пока судья по закону и порядку судопроизводства не признает нужным взять его за его преступление под стражу, нельзя его арестовать и подвергать заключению и еще менее - лишать его жизни или причинять вред телу, нельзя также брать у него его домов и дворов, писем и имущества, движимого или недвижимого, производить обыск (в них), отбирать, раздавать или каким бы то ни было образом отнимать прежде, чем он не замечен, не изобличен законным образом и не осужден за такое преступление, за которое он по закону должен лишиться жизни, чести и имущества. Если же кто-либо из Рыцарства и Дворянства попадается в явном преступлении и деле, касающемся жизни (lifssak - уголовном деле), при самом совершении оного и при свежих следах или во время бегства, то таковой должен быть арестован и заключен в приличное и надежное помещение до производства дела в суде, и должно с ним затем поступать по закону; но если пре­ступление не столь тяжко и не касается жизни, однако же имеет вид тяжкого, то виновный может представлять личную или имущественную поруку за себя, кроме однако дел, которых касается постановление о дуэли (duels placatet).

§ 6.

Когда какой-либо дворянин совершит такое преступление, за которое должен лишиться жизни, чести, дворянской воль­ности и привилегий, имущества или наследственных прав, то хотя дело и преступление расследуется и рассматривается спер­ва там, где совершено, в герадском суде в деревне, и в ратгаусском суде в городах, или в других низших судеб­ных учреждениях, но судится оно не иначе, как в Гофгерихте или высшем суде, которому он подсуден. А с теми лицами из Рыцарства и Дворянства, которые определяются на военную службу, надлежит поступать по военным артикулам, однако за маловажные проступки на них не следует налагать такого наказания, которое может быть постыдно и унизительно для дворянского звания. Если какие-либо дворяне имеют между собою тяжбы о разделе наследства, об опеке, о вознаграждениях или о передаче имущества кредиторам, которые спорят о предпочтительном праве (bättre rätt), а также о разделе общего имения, то они производятся равным образом в Гофгерихте. По всем же другим делам, будь это дела по ос­мотрам (syner), или земельные тяжбы, дела по денежным уплатам и долгам, купля и продажа, и другие гражданские и маловажные уголовные дела, как между самими дворянами, так и между дворянами и другими, иск вчинается и ответ дается в герадских и ратгаусских судах, и каждый пусть пользуется и терпит согласно тому, что определяет общий закон, за исключением однако таких дел об оскорблениях, которые разбираются и судятся между дворянами и им равными особо, по постановлению о дуэли.

§ 7.

В тех пасторских округах и приходах, где Рыцарство и Дворянство в настоящее время имеют, впредь могут приобресть, или при расследовании, какое предпринято будет вследствие § 40 Формы правления, законным образом в состоя­нии будут доказать, что действительно имели до 1680 года принадлежащее им право патроната (jus patronatus), или по стародавнему обычаю, или вследсвие предоставленных церкви выгод, - им принадлежит власть и свобода избирать старшего пастора (при чем преимущественно принимаются во внимание лица, принадлежащие к той же епархии, если они имеют рав­ные способности и заслуги с кандидатами из других епархий), который может выдержать надлежащее испытание как в учености, так и в поведении, и которого Епископ и Капитул не должны потом отвергать, а обязаны давать ему, по приглашению патрона, утвердительную грамоту, без отказа и промедления. Если же какой-либо дворянин имеет свою сетерею в приходе, то он властен избирать старшего пастора вместе с прихожанами, а где большее число дворян имеют сетерейные дворы в том же округе, или приходе, и они или между собою, или с жителями прихода не могут согласиться и соединиться, тогда Епископ и Консистория той епархии имеют власть между ними рассудить, так чтобы тот из предложенных кандидатов принят был в старшие пасторы, который кажется к тому наиболее подходящим и способным; но ни­какого пастора не следует навязывать прихожанам против их согласия и доброй воли, под опасением законной ответ­ственности, так как противозаконно назначенный пастор ни­когда не должен поступать в приход или пользоваться в нем содержанием.

§ 8.

Как издавна Рыцарству и Дворянству в Швеции и Фин­ляндии милостивейше даровано и предоставлено было пользовать­ся и сохранять свои сетерейные имения и рореровые гейматы с ныне построенными внутри угодий их отдельных главных де­ревень торпами, кабаками, мельницами и прочим, или какие впредь могут быть устроены, - свободными от всяких податей и повинностей какого бы то ни было наименования; так и сим за Ры­царством и Дворянством милостивейше удерживаются те же самые их благоприобретенные преимущества и права, таким образом, что их сетерейные имения с их старыми и вновь устроенными торпами должны быть свободны от конной службы, королевской десятины, рекрутских наборов и содержания рут, казенных перевозок, почтовой гоньбы, повинностей при (воинских) переходах (durchtågs) и других поборов, постройки домов для духовенства, судебных и гастгеберских (станционных) домов, контрибуций, и всяких других казенных по­винностей какого бы то ни было наименования, за исключением повинности по проложению дорог, по постройке церквей и цер­ковных оград и мостов. При сем помянутыми преимущества­ми и правами пользуются одинаково с самими сетерейными имениями также и те из принадлежащих к ним и расположенных при них роревовых гейматов, которые внутри настоящих угодий той же самой деревни обозначены межами и при­знаками и иным законным способом разграничения деревень, и принадлежат Рыцарству в настоящее время, или же, как неправильно отошедшие, будут законным образом воз­вращены, то не те, которые впредь приобретены будут от казны или других фрельсеманов (дворян). Но крестьяне (арен­даторы - landtboerne) на обитаемых и включенных в оброч­ные списки рореровых гейматах уплачивают по обычаю сбо­ры на содержание лагманов и герадских судей и судов, и отвечают по закону и постановлениям за постройку церквей и церковных оград, равно как и домов для духовенства, и за повинность по проложению дорог и постройке мостов, а также принимают на себя в пропорциональной мере постойную повинность, в случае неприятельского нашествия и самой край­ней нужды, когда военные силы будут стягиваться в одно место. Принадлежащие Рыцарству ладугорды пользуются теми же преимуществами, как и самые сетереи, за исключением рореровой льготы. Если какой-нибудь дворянин имеет два господ­ских (сетерейных) имения, находящихся одно подле другого, и для своего удобства пожелает их соединить, то в этом он волен, если только они расположены в одном приходе и если в казенной поземельной книге чрез сие не нарушается порядок. Если кто пожелает соединить свои обоброченные по мантальной величине рореровые гейматы, то он волен присое­динить их к самому господскому (сетерейному) имению, или дер­жать и употреблять их в качестве ладугордов, так как Нам и казне не причиняется от сего никакого ущерба. Мы дозволяем также Нашему Рыцарству перемещать, для своего удобства, сетерейную льготу с какого-либо своего господского (сетерейного) имения или ладугорда на другой фрельсовый геймат одинаковой мантальной (оброчной) величины и доброты, который тогда получает преимущества и права первого, с тем однако условием, что такое сетерейное имение расположено в той же группе (compagniet), к которой фрельсовый геймат принадлежал прежде, и что ничье право чрез сие не нарушает­ся. В Сконэ (Шонии), Галланде, Блекингене и Богусской обла­сти Рыцарство и Дворянство могут, как им издавна дарова­но и предоставлено было, пользоваться и сохранять принадле­жащие им сетерейные имения с ныне устроенными, или какие впредь могут быть устроены, торпами их, уличными домами (gatehus), кабаками, мельницами и прочим, что находится на угодьях сетерейного имения, - вольными и свободными от всякого тягла, податей и повинностей какого бы то ни было наи­менования, как-то: от десятинного сбора, от рекрутских на­боров, от внесения в воинские списки (enroulleringar) и со­держания воинских рут, от казенных перевозок, почтовой гоньбы, от повинностей при воинских переходах и других поборов, от квартирной повинности (постоя), постройки церк­вей, домов для духовенства, судебных и станционных домов, контрибуций и всех других казенных податей и повинностей, за исключением обычной дворянской конной службы, упомяну­той в пункте (§) 21-м. Равным образом внутри того же прихода расположенные (insockne), или недельные (vekudags), имения, которыми они теперь владеют, или по тому же праву могут получить обратно, совершенно свободны и уволены от всех вышеперечисленных казенных податей и повинностей, за исключением дворянской конной службы, как уже сказано, казенной, церковной и пасторской десятины и других старинных пасторских сборов, обязательность которых доказана, а так­же повинности по проложению дорог и постройке мостов с обоброченных гейматов, равно как и повинности по построй­ке церквей и церковных оград и домов для духовенства в тех местностях, где издавна сие было в обычае. То же самое (относится к) так называемому артельному (matlags) на­логу в Сконэ (Шонии), то есть к сбору на содержание лагма­нов, герадских судей и судов, который должен быть отбы­ваем только теми недельными крестьянами (veckodagsbönder), которые состоят в оброчном (мантальном) списке и обложе­ны оброком. При сем однако же казенная и церковная десяти­на, которою кто-либо по давности или по иному особливому праву владеет в пользу сетереи, остается и впредь за каждым вполне и ненарушимо по предоставленному ему праву, так чтобы церковь надлежащим образом поддерживалась в таком же состоянии. При нашествии неприятеля и самой крайней нуж­де, относительно квартирной повинности на расположенных в том же приходе гейматах (insockne hemman) следует по­ступать так же, как выше указано о рореровых гейматах. Ладугорды Рыцарства и Дворянства имеют и сохраняют свои обычныя льготы, как прежде, и ради удобства предоставляется также Рыцарству и Дворянству присоединять к сетерейному имению или разработывать в качестве ладугордов от сетерей­ного имения свои расположенные в том же приходе, или не­дельные, гейматы, однако же под условием отбывания с них десятин казенной, церковной и пасторской и разных других сборов в пользу духовенства, обязательность которых доказана; равно как и перемещать сетерейную льготу с сетерей­ного имения на другой фрельсовый геймат одинаковой манталь­ной (оброчной) величины, который тогда получает преимуще­ства и права первого, а первое (имение) - натуру и свойство последнего. Мы допускаем также для Рыцарства и Дворянства их старинную льготу относительно расположенных в том же приходе, или недельных, гейматов по отношению к тем гейматам и имениям, какими они теперь владеют в том же самом приходе, где расположена сетерея, но не в прибавочных приходах (аннексах). Если какие-либо из их нынешних вне-приходских (utsockne) гейматов несправедливо утратили свою льготу, как гейматов, в том же при­ходе расположенных (insockne), которая им принадлежала издавна, а именно - с того времени, когда область из под власти Дании перешла под власть и господство Швеции, и на которую, как окажется, они имеют право, - то Рыцарству и Дворянству дозволяется приобретать надлежащим образом обрат­но такую утраченную льготу. Но те гейматы, какие впредь по­купкою или обменом приобретены будут от казны или частных лиц, не могут быть подводимы под права и преиму­щества гейматов, в том же приходе расположенных, о чем королевские рескрипты от 4-го марта 1690 г. упоминают подробнее.

Поиск по сайту: