Родители, идиоты и некомпетентные люди 8 страница

— А где он сейчас?

— Он не вернулся сюда? — Пол продолжал смотреть на темные окна школы. — Я могу больше никогда не вернуться.

— Домой?

— Здесь ничего нет, — сказал брат. — Мать с отцом — просто анекдот. Похоже, им все равно, приедем мы или не приедем. Определенно, они не хотят заниматься внуками и не способны оценить, сколько усилий нам требуется, чтобы сюда добраться. Ну и черт с ними. Они сами могут приехать — для разнообразия, если захотят нас увидеть.

— Они не поедут. Он пожал плечами.

— Значит, ты уедешь, как Джоан, и я больше тебя не увижу?

Я не мог вспомнить, когда в последний раз произносил вслух имя сестры. Я не хотел, чтобы так же исчез и брат.

Он посмотрел на меня, понимая, что сказал, или представив, как я это воспринял.

— Тебе не нужно ждать, когда к нам соберутся мать с отцом. Ты сам можешь приехать, когда захочешь. Ты становишься достаточно взрослым, чтобы принимать собственные решения. Приезжай в любое время. Я оплачу дорогу. Это не имеет к тебе никакого отношения. Я просто не могу сюда возвращаться. Я знаю наших родителей.

— Они идиоты.

— На самом деле я не хочу, чтобы здесь находились мои дети. Я на самом деле боюсь, что наши родители на них как-то повлияют.

— Я боюсь, что стану таким, как они, — признался я. Пол вздохнул:

— Нельзя убежать от всего. От генов нельзя.

— Это успокаивает, — заметил я. Брат рассмеялся.

— С тобой все будет в порядке. Просто не задерживайся здесь. Уезжай из этого дерьмового города, как только сможешь.

Я посмотрел на брата. Он не выглядел пьяным. Он не говорил, как пьяный. Я начал подозревать, что он был достаточно трезв, чтобы все время сидеть за рулем.

Я выехал со стоянки и повез нас домой. Теперь мне понравилось вождение, и я получал удовольствие. Я чувствовал себя уверенным и счастливым, я был доволен. Я расскажу Анне, какой у меня классный брат, как он только что притворялся пьяным, чтобы мы с Клер могли порулить, как он верил мне. Он не сомневался, что я не расскажу родителям ничего. Я не выдам, что он напился, а я сам сидел за рулем. Это был наш секрет.

Он с женой и детьми уехали на следующий день, и я подумал, что долго не увижу брата. Он имел в виду то, что говорил. Он не собирался возвращаться.

Новогодний вечер

Семья Тулов проводила по две вечеринки каждый год — Четвертого Июля[29]и в новогодний вечер. Мистер Тул работал юрисконсультом в городе. Они с женой использовали свой большой дом, стоявший в конце Гарфилд-роуд, для отдыха в выходные, пока он не ушел на пенсию несколько лет назад. Тогда они стали жить там постоянно. Говорили, что они вообще-то из Луизианы, а переехали на север после смерти сына много лет назад. В раскинувшемся на большом участке вытянутом сером доме жили только мистер и миссис Тул. Дом стоял примерно на семи акрах земли, за которой они ухаживали, расчищали и подстригали траву, поэтому территория выглядела, как парк. Они проводили вечеринки уже двадцать пять лет, и они стали легендарными. Вечеринка четвертого июля была открытой для всего города. Автомобили растягивались на многие мили по Гарфилд-роуд, а затем на Таун-стрит и также почти полностью заполняли и ее. Мистер Тул жарил нескольких свиней целиком на огромном вертеле на улице. На углях стояли котлы, в которых варились креветки и кукуруза. Также подавали пиво, вино и содовую. От гостей требовалось принести какую-нибудь закуску — например, салат, или десерт. Сотни людей собиралась на их территории, пили и ели. Примерно около десяти часов начинал играть оркестр. К этому времени все дети уже уходили, а взрослые продолжали пить и танцевать до утра.

Однако на новогоднюю вечеринку прибывали только по приглашениям. Был установлен дресс-код — фрак для мужчин, вечернее платье — для женщин. Приглашали только пятьдесят человек. Раньше мой отец играл в гольф с мистером Тулом (может, они и до сих пор играют, но я не слышу, чтобы отец его упоминал), и мои родители ходили на ежегодную вечеринку последние пятнадцать лет. Мой отец каждый год жаловался на необходимость надевать фрак.

— Никогда так бездарно не тратил деньги на одежду, — говорил он. — Я надеваю его только на пару часов один раз в год.

Он не хотел идти, но если один раз отказаться от приглашения Тулов, больше тебя не пригласят никогда. А моя мать любила там бывать. Это ее любимая ночь в году. Она каждый раз покупала новое платье и вся светилась от счастья, беря под руку недовольного и мрачного отца.

Каины собирались в первый раз, что было в некотором роде сенсацией, поскольку они жили в городе всего несколько месяцев. Они стали весьма активны и популярны в городе, и являлись полной противоположностью моим родителям. Это означало, что наши родители будут в одном месте на протяжении нескольких часов.

— Мои родители твоим не понравятся, — сказал я. — Мои родители не ладят вообще ни с кем.

— То есть ты имеешь в виду, что твои родители возненавидят моих?

— Вероятно, — ответил я. — Но только потому, что мои — идиоты. Мне хотелось бы, чтобы они не пошли на эту вечеринку.

Я радовался, что они ушли. Это означало, что и ее, и мои родители будут заняты целый вечер. Мои, вероятно, уйдут от Тулов сразу же после полуночи, но даже и так у нас с Анной оставалось целых шесть часов.

Мне открыла дверь совсем другая девушка, такой Анну я не видел никогда. Я представлял ее такой до переезда в наш город, до того, как она стала одеваться, как готичка. В тот вечер она не использовала косметику вообще, а без черного карандаша, которым она обводила глаза, и помады, ее черты лица оказались мягкими и словно припорошенными сахарной пудрой. Она только что Вымыла голову, и никак не уложила волосы, что делала обычно. Поэтому ее волосы выглядели очень мягкими. Я подумал, что Анна выглядит, как кинозвезда, причем снятая специальной камерой, которая смягчает черты лица. Похоже, мы теперь еще меньше, чем всегда, подходили друг другу.

Она надела темно-зеленое платье, но не такое, в котором можно пойти на официальное мероприятие. Оно было более фривольным, чём выбранная мною одежда: коричневые вельветовые штаны, синяя рубашка с пуговицами по всей длине спереди (с расстегнутым воротником) и черный свитер. Мои ботинки и даже брюки оказались покрыты снегом — я ведь шел к Анне пешком. Платье Анны вначале показалось мне черным — может, потому что раньше я видел ее только в черных платьях и вообще только в черном. И лишь когда она вошла в освещенную комнату, я понял, что она оделась не в свой обычный цвет. Это было простое, облегающее фигуру, платье с короткими рукавами и черной лентой на талии. Обувь отсутствовала. Может, у Анны и не было ничего, кроме черной обуви, которую она носила обычно, а, может, ей хотелось показать, что лак на ногтях идеально подходит к платью.

— Я и не знал, что сегодня вечером нужно быть в парадном костюме, — сказал я.

— Ты выглядишь прекрасно, — ответила Анна. — Я просто подумала, что будет неплохо надеть немного зеленого в середине зимы. Кроме того, я хотела, чтобы ты увидел это первым. Я думаю о новом имидже на новый год. Не только платье, а и всем остальном.

— Не нужно меняться ради меня.

— Ты не думаешь, что это облегчит ситуацию?

— Для меня — нет, и, определенно, не для тебя. Просто будь сама собой. Разве ты сама не дала бы тот же совет?

— А откуда ты знаешь, что это не я — такая, как есть? Я промолчал.

— Откуда ты знаешь, что во мне не живет несколько личностей?

— Во многих людях уживается по нескольку личностей, — заявил я.

Она не пыталась ругаться со мной или спорить, но я подумал, что, если так пойдет и дальше, мы вскоре перейдем к этому.

— Ну, в любом случае, один вечер попробуем так. Тебе ведь понравилось, правда?

— Я думаю, что ты в любом наряде выглядишь великолепно, — определено это было глупым ответом, но это на самом деле было так.

* * *

Анна налила пару высоких стаканов водки, добавив немного клюквенного сока, чтобы немного подкрасить водку, и повела меня в спальню родителей.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала она.

Мы подошли к большому эркеру, с встроенной скамейкой. Анна сняла со скамейки подушку. Так открывалось зеркало, составлявшее сиденье. Оно оказалось той же формы и размера, что и зеркало над ним, на потолке.

— Посмотрись в него, — предложила Анна.

Я склонился над зеркалом в сиденье, и мое отражение мгновенно умножилось, и продолжало умножаться, только я становился все меньше и меньше.

— Правда, здорово? — спросила Анна.

Это гипнотизировало. Количество отражений зависело от того, под каким углом приблизиться к зеркалу. Двигаясь взад и вперед, можно было растянуть отражение по плоской поверхности, а можно было отправить его в глубокий, бездонный каньон. Это было самое завораживающее зрелище: смотреть почти прямо вниз, мимо более крупных отражений у поверхности. В какой-то точке возникало ощущение, будто стоишь где-то на вершине и глядишь на себя самого в пропасти, а ты сам из пропасти еще и смотришь вверх.

— Создается впечатление, будто у зеркала отвалился низ, — сказал я. — Это напоминает кристально чистый океан, в котором видно дно.

— Только ты никогда не доберешься до дна. Вот такой он глубокий. Мне тоже нравится смотреть под этим углом.

Анна повернулась, чтобы смотреться в зеркало на потолке.

— От этого кружится голова, — сказал я. — Поэтому вы и закрываете зеркало подушкой?

— Да, отцу оно не нравится. Он говорит, что не хочет в доме никаких непонятных и причудливых иллюзий, в особенности — в спальне. Мама считает, что он просто боится высоты, а когда смотрится в это зеркало в сиденье, у него возникает желание прыгнуть.

— Я не думаю, что он получит травму, прыгая с такой высоты, — заметил я.

У меня в сознании тут же возник образ лишенной волос головы мистера Каина, снова и снова повторяющейся в зеркале в уменьшенном виде. Я рассмеялся вслух.

— Это не так смешно.

— Нет. Я просто подумал кое о чем, что показалось мне смешным. А если бы такой была вся комната? Здорово было бы иметь собственную зеркальную комнату.

Анна положила подушку назад на зеркальное сиденье и опустилась на нее. Я отправился к выключателю, выключил свет, потом устроился рядом с Анной. Мы смотрели на улицу, в черноту ночи. На небе появилась большая луна, почти полная. Верхняя ее часть была срезана. Если долго на нее смотреть, начинало казаться, будто она слегка шатается на небе.

— Подверглась лоботомии, — сказала Анна.

Луна светила так ярко, что можно было пойти кататься на санках. — Не в этом платье, — заявила Анна. — Не в новогодний вечер, хотя на луне каждый день новогодний вечер.

— Как так?

— Год на луне длится двадцать четыре часа.

— Представляю реакцию моего отца, — заметил я. — Он едва ли выносит Новый год один раз за 365 дней. Вероятно, он убил бы Тулов на луне.

* * *

Анна быстро, едва ли не одним движением, освободилась от платья.

— Это платье имеет много преимуществ, — сказала Анна.

Лично я предпочел бы, чтобы она подольше в нем оставалась.

Ее тело оказалось белым и словно светилось в отражающемся свете. У меня дрожали руки. Анна протянула молочно-белую руку и провела ею по моей.

— Я нервничаю, — признался я. Для меня это был первый раз. Для нее — нет.

— Вот возьми, — сказала она и протянула мне маленький пакетик в форме пельменя. Это оказался кондом.

* * *

Я покинул ее дом ровно в полночь, опасаясь, что мои родители выйдут от Тулов в это же самое время. Если так, то мне придется поторопиться, чтобы быстрее них добраться до дома. Я мгновенно сошел с улицы, чтобы срезать путь через двор Борденов, потом пройти за домом Моррисонов, а затем — по Талус-роуд. Снег был достаточно глубоким, двигаться по нему оказалось трудно, и я запыхался. Мне даже пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Я думал, что празднует весь город, улицы наполнены машинами и шумом, люди целуются, обнимаются и кричат. Вместо этого стояла полная тишина. На улицах не было машин, большинство домов были погружены во тьму, а в тех, где свет горел, стояла тишина. Может, все празднование сосредоточилось у Тулов, поскольку в том месте, где находился я, ничего не происходило. Затем зазвонил мой телефон. Мгновение я опасался услышать родителей. Но звонила Анна.

— Ты где?

— На Талус-роуд. — Недалеко.

— Я знаю. Нужно ускорить шаг.

— Ты кое-что забрал с собой, — сказала она. Это был почти вопрос.

— Я обо всем позабочусь.

— Спасибо. Похоже, ты запыхался.

— Снег глубокий.

— Может, тебе стоит идти по улице.

— Может. Через несколько минут я увижу свой дом и тогда точно узнаю, будут у меня проблемы или нет.

— Не отключай связь, пока не увидишь.

Я отвел трубку от уха и перешел на бег. Ноги налились свинцом и устали, меня немного пошатывало. Мне следовало уйти пораньше. Мне не следовало столько пить. Я не собирался падать, но из-за выпитого двигался медленно. И я не сомневался, что родители уже дома. Они вполне могли не остаться на встречу Нового года. Это было бы для них типично — отправиться на вечеринку в новогодний вечер и уйти до встречи Нового года. Я вышел на Бурр-роуд и увидел заднюю часть нашего дома и одну боковую стену. Все было погружено во тьму.

— Не думаю, что они дома, — сказал я Анне.

— Хорошо, — ответила она.

— Что ты еще хотела сказать?

— Судя по твоему голосу, у тебя что-то болит. Я слышу твое дыхание и слышу, как скрипит снег.

— У меня ничего не болит. Я сейчас срежу путь через задний двор миссис Оуэне, а потом мне останется до дома всего один квартал.

— Не отключай связь, — велела она.

Я пробежал по заднему двору миссис Оуэне и обратил внимание на мусорные баки за ее гаражом. Я остановился и бросил туда скомканную салфетку. Я вышел на улицу, и мне тут же показалось, что я слышу шум машины. Я бросился бегом по улице и ворвался в погруженный во тьму дом.

— Я думаю, что едва обогнал их, — сообщил я.

Дышать было трудно. Я стал снимать ботинки, прислонившись к спине у задней двери и прижимая трубку к левому уху.

— Что там был за шум?

— Я избавился от того, что забрал у тебя дома. — Где?

— У миссис Оуэне.

— Ты не думаешь, что она это найдет?

— Там стоял пакет. Я сунул это в пакет. И вообще — даже если и найдет? Она же не знает, откуда это.

— Но она может испугаться, — Анна рассмеялась.

Я снял ботинки и в темноте отправился к себе в комнату. Если родители вернутся прямо сейчас, то увидят снег у меня на обуви. Я подумал о том, чтобы вернуться и подтереть пол, но слишком устал.

— Я собираюсь спать, — сказал я Анне.

— Это будет великолепный год, — объявила она. — Да.

— Послушай меня, — продолжала она. — Это будет великолепный год. Случится то, чего мы никогда не ожидали и никогда не представляли.

— Все уже великолепно, — ответил я и забрался под одеяло. В это мгновение я услышал, как машина родителей подъезжает к дому. — Они вернулись, — сообщил я. — Наверное, пропустили по бокалу шампанского и убрались оттуда. Мне нужно заканчивать разговор.

— Ну, тогда пока.

Меня беспокоили ботинки, но родители их или не заметили, или, по крайней мере, ничего о них не сказали ни на следующий день, ни в какой-то другой. Я чувствовал себя так, словно обдурил весь мир. Я чувствовал, что мы победили всех. Анна права: это будет великолепный год. Для разнообразия все будет хорошо.

Январь

В субботу после Нового года мистер Кайн с Анной пришли к нам, чтобы помочь с установкой коротковолновой антенны.

— Может, стоит подождать, пока не потеплеет, — заметил я.

— Мой отец хочет побыстрее установить ее у тебя, — сказала Анна.

И вот они пришли со всем необходимым. Мистер Кайн надел красную вязаную шапку с помпоном и коричневый рабочий комбинезон. Он напоминал зажженную сигару.

Мой отец сидел в своей берлоге, поэтому я даже не потрудился спросить у него, где устанавливать антенну, а также не спрашивал разрешения взять его лестницу и инструмент. Мы с Анной и ее отцом просто отправились в гараж, и там мистер Кайн занялся делом. Он объяснил, что потребуется сделать, и дал каждому из нас особые задания.

Мы с мистером Каином понесли лестницу к боковой стене дома, растянули ее, чтобы доходила до крыши, и мистер Кайн поднялся по ней к окну моей комнаты. Пока он забирался на лестницу, я отправился в свою комнату и протянул ему в открытое окно антенну и провод.

— Можешь спокойно закрывать окно. Провод не помешает, — сказал он и полез дальше на крышу.

Я оставил окно открытым и посмотрел вниз на Анну, которая стояла у лестницы и придерживала ее. Она не глядела на меня. Она притоптывала ногами и заворачивала длинный черный шарф, чтобы получше закрыть уши и нос.

Мистер Кайн крикнул мне, чтобы включил приемник. Я повернулся к письменному столу и тут услышал глухой удар, потом что-то заскользило. Я бросился к окну и увидел, как мистер Кайн поднимается с самого края крыши.

— Где ты была, черт побери? — заорал он на Анну. — Я из-за тебя мог бы свалиться с этой чертовой крыши.

Он в ярости врезал ногой по лестнице, и она упала на лужайку с громким металлическим звоном. Я побежал вниз, чтобы помочь Анне ее поднять.

У нее покраснели глаза, она собиралась расплакаться.

— Не беспокойся, — сказал я, помогая устанавливать лестницу. — Все в порядке.

Когда мы снова приставили лестницу, появился мой отец в домашних тапочках, в которых вышел на снег. Он выглядел полусонным и тер глаза и лицо. Вероятно, он еще не пришел в себя после дневного сна. Несколько секунд он стоял и наблюдал за нами, затем, не произнеся ни слова, вернулся в дом. Мистер Кайн все еще был в ярости и стоял у края крыши. Он приказал мне отойти от лестницы.

— Пусть она все делает сама, — сказал он мне. — Это все, что от нее требовалось. Одна вещь. Давай посмотрим, справится ли она, не убив при этом никого из нас.

Он спустился по лестнице и гневно посмотрел на дочь.

— Молодец, — сказал он ей.

Мы отнесли лестницу и инструмент назад в гараж.

— Это не самая лучшая антенна, — сказал мистер Кайн. — Но, по крайней мере, ты сможешь ловить коротковолновые передачи. Если тебе понравится, как работает приемник, его всегда можно усовершенствовать или приобрести новый.

Я поблагодарил его за подарок и помощь, и он отправился к машине.

— Поехали, — сказал он дочери.

— Я останусь здесь ненадолго, — сказала она. — Можно? Судя по виду мистера Каина, он этого не одобрял, но легко пожал плечами и уехал.

— Он сегодня очень раздражительный, — заметил я.

— Пошли в дом, — предложила Анна.

Мы отправились ко мне в комнату, и Анна закрыла дверь. Там было холодно из-за того, что открывалось окно, и Анна быстро забралась под одеяло. Стояла вторая половина дня. Вероятно, мой отец вернулся ко сну. Я забрался в кровать.

Анна сжала мою руку, а когда я повернулся к ней, она уже спала. Девушка лежала на спине, спокойно и неподвижно. Я наблюдал за тем, как она спит, слушал ее ровное дыхание. Я хотел выключить радиоприемник, но Анна крепко держала меня за руку, а какая-то женщина спокойно повторяла:

— Seis, siete, tres, siete, сего…

В следующий понедельник нам выдали ведомости. Я получил все отличные оценки, Анна по всем предметам получила всего лишь проходной балл — «D». Ее родители запретили ей со мной встречаться, пока она не исправит отметки.

«Какой смысл мне это запрещать? — говорилось в ее письме, присланном по электронной почте. — Я получала отвратительные оценки задолго до встречи с тобой».

«Может, все дело в лестнице», — ответил я.

«Это не имеет значения», — написала она. И это не имело значения: мы продолжали видеться.

Она отправляла мне на мобильный текстовое сообщение, или письмо по электронной почте домой. «Подойди к двери в подвал через полчаса. Она будет не заперта». Я проскальзывал украдкой в дверь подвала, и мы какое-то время проводили вместе.

— Обычно мои родители не такие упрямые и не ведут себя так глупо, — сказала она мне. — Я не понимаю, почему они вдруг устроили из моих оценок трагедию.

В тусклом свете подвала я внезапно заметил синяки на обеих ее руках, чуть ниже плеч. Увидев, что я на них смотрю, Анна села и надела рубашку с длинным рукавом и свитер.

— Ты замерзла? — спросил я.

— Немного.

Это был один из тех случаев, когда она не должна была находиться в подвале. Она проскользнула вниз после того, как ее родители отправились спать, и мы не могли рисковать, растапливая печку. На кушетке было холодно, однако лучше, чем встречи в других местах.

«Встретимся у реки», — приходило послание, и я обычно бежал к ее любимому месту у реки, мы целовались и дрожали, пока холод не становился невыносимым. У нас немели пальцы, мерзли уши и носы, и нам приходилось расставаться.

За следующую контрольную по математике Анна получала «А», и запрет был снят.

— В любом случае это был только предлог, — заявила она. — Раньше моих родителей никогда не волновали оценки. С ними что-то не так.

— Я им не нравлюсь.

— Все не так просто, — сказала она. — С ними все всегда не так просто. Кроме того, ты им нравишься.

Запись в журнале

…Мы все перебрались в сарай в сельской местности. Это был большой старый сарай, крупнее большинства наших домов. Длина составляла примерно сто футов, ширина — около пятидесяти, но наибольшее впечатление производила крыша. Она располагалась в восьмидесяти футах от земли. Имелся второй этаж и три люка в полу. Оттуда к земляному полу спускались деревянные лестницы. Все было сделано из дерева и пахло теплым костром. В некоторых старых стойлах для лошадей имелся небольшой слой соломы. Место казалось идеальным.

Мы построили в сарае свои собственные маленькие комнатки. Готы заняли весь верхний этаж. Они напоминали летучих мышей на стропилах, маяча там в своих черных одеждах всей компанией, за исключением Анны, которая оказалась на первом этаже рядом со мной. Карл закончил работу первым, и пока мы продолжали прибивать перегородки, заносили постели, матрасы и личные вещи, он лежал на своей кровати и читал «Почему мы ходим в магазин».

Нас там собралось много — от двадцати до двадцати пяти человек. Мы все выбрались из дома, от родителей. Никто не знал, чей это сарай. Туда было проведено электричество, но на этом достижения цивилизация заканчивались. Постоянно бегали мыши, птицы перелетали с лестницы на лестницу и спускались вниз с потолка. Там жила, по крайней мере, одна сова. Конечно, проблемы имелись, но я думал, что мы с ним управимся.

Затем однажды я вернулся, и Анны там не оказалось. Она не возвращалась пару дней и, похоже, никто не знал, что с ней случилось. Я беспокоился, но казалось, что больше это никого не заботило. Она не была дома у родителей, она не появлялась в школе. Ее не было нигде. Я подумал, что она, возможно, нашла какое-то другое место, лучше нашего, и устроилась там сама по себе. Она не хотела, чтобы кто-то был с ней. Она не хотела видеть рядом меня.

Через несколько дней она вернулась в сарай за вещами. Я умолял ее остаться.

— Я не могу здесь остаться, — заявила она. — Мне нужно в другое место.

Я сказал ей, что все станет лучше. Я сказал, что для нас для всех это новое дело, и мы каждый день узнаем что-то новое. Все вскоре станет по-другому. Я почти что плакал.

— Просто пережди, — говорил я. — Все станет лучше.

— Я не могу остаться, — ответила она и ушла.

Она убедила меня начать вести журнал снов. Этот сон снился мне три раза за одну неделю, с 30 января по 5 февраля.

Мамлер

— Как продвигается рассказ о призраке? — спросила у меня Анна.

— Не очень хорошо, — ответил я.

Я пытался. Я долго пытался, но начал думать, что на самом деле не создан для этого. Я оказался в ситуации, когда у меня не было ничего стоящего, чтобы показать Анне. Но чем дольше я тянул, тем большего она ждала. Я думало рассказе по ночам, иногда просто сидел у окна и смотрел в ночь. Снег блестел в лунном свете, а я пытался представить, какой рассказ о призраке ей понравится — рассказ, который я хотел бы написать, но не мог. Я ничего не смог придумать. Поэтому я прочитал несколько книг, которые она мне дала — несколько старых рассказов о призраках. Но от этого стало только хуже, потому что я не мог придумать ничего, что не было бы придумано раньше. Я хотел написать что-то, что ей понравится.

— Может, тебе просто требуется вдохновение, — решила Анна.

Анна рассказала мне легенду о населенном пункте под названием Мамлер, расположенном на другом берегу реки. На карте его больше не найти, там нет никакого города, просто несколько акров леса. Я сам никогда не слышал про Мамлер, пока мне про него не помянула Анна. По ее словам, город возник на том месте свыше двухсот лет назад. Он разрастался и процветал, а затем, после серии странных событий, прекратил свое существование. Остались только какие-то развалины и легенды. Случившееся с Мамлером было тайной, но ходили слухи, что в лесах живут призраки.

Анна показала мне несколько сайтов в Интернете, где рассказывалась эта история. Многие детали различались, но в целом это был один и тот же рассказ. За рекой произошло что-то ужасное, а выжившие просто покинули Мамлер, перебрались в наш город или вообще уехали подальше от этих мест. На большинстве сайтов утверждалось, что город основал Джордж Томас в 1737 года, но вскоре, всего через несколько лет его захватила семья Мамлеров. На одном из сайтов утверждалось, что три брата по фамилии Мамлер сбежали из Англии после провала заговора, целью которого было свержение короля с престола, и на них кто-то наложил проклятие. Вскоре после того, как они перебрались жить в маленькое поселение, стали происходить странные вещи. Самый младший из братьев Мамлер, Абель, сошел с ума, а вскоре после этого Гришэм Пин упал при строительстве амбара и разбился насмерть. На другом сайте говорилось, что его убили, и подозрение пало на Хирама Таннера, для которого строился амбар. Как заявлялось на одном из сайтов, Таннер, в конце концов, сошел с ума от проклятия, наложенного на него сестрой Пина. Несколько семей покинули Мамлер, но их, тем не менее, продолжали преследовать несчастья. В 1769 году семья Картеров бросила свой дом (старый дом Абеля Мамлера) и перебралась в Бингэмптон, где их убили индейцы. Около 1800 года (для большинства событий на разных сайтах указывались разные даты) жену генерала Гедеона Сванна убило молнией, и вскоре после этого он сам сошел с ума. Последним упоминаемым событием была гибель семьи Проби в конце 1800-х годов. Вначале после болезни скончалась жена Уильяма Проби, затем его дети исчезли в лесу или утонули в реке, — в зависимости от версии, которую вы читали или в которую верили. А затем Проби сжег свой дом и попытался поджечь весь город перед тем, как исчез сам. Через несколько лет исчез весь город. Люди или умерли, или перебрались в более безопасное место.

На одном из сайтов имелась фотография почти исчезнувшей дороги, которая когда-то шла через Мамлер. Теперь она заросла травой и сорняками. Слева от разрушенной дороги возвышались несколько деревьев, между двумя из них висело белое облако. На сайте утверждалось, что облако — это какой-то дух, заснятый на пленку. «Физическое доказательство из тех, которые ненавидят скептики, — гласила подпись под фотографией. — Очевидно, что никоим образом невозможно создать подобное облако. Но оно есть, схваченное нашим фотографом».

— Ты когда-нибудь бывала там? — спросил я.

— Это частная собственность, — ответила Анна.

— И кому она принадлежит?

— Какой-то ассоциации. Но нас никто не остановит, если это тебя беспокоит.

— Мне незачем туда идти.

— Давай сходим, — настаивала Анна. — Ты не сможешь дать описание места, пока его не увидишь. Тебе нужно проникнуться атмосферой.

— Кто сказал, что я о нем пишу? Похоже, что об этом месте уже и так достаточно написано.

— Ну, тогда напиши о чем-то еще, — ответила Анна. — Но это — единственное место, которое я знаю, предположительно населенное духами. Ты же собираешься писать про призраков? Правильно? Ну, тогда давай сходим и поищем каких-то призраков.

Она потащила меня в Мамлер. Анна взяла с собой корзину для пикника, заполненную бутербродами, фруктами, термосом с горячим шоколадом и маленькой бутылкой коньяка. Было холодно, везде лежал снег.

— Может, нам стоит подождать до весны, — заметил я. Мы перебрались на другую сторону по южному мосту, затем примерно полторы мили шли на север. Была суббота, день перевалил на вторую половину и оставался только примерно час до того, как стемнеет. Именно так она все и спланировала. Анна хотела добраться до места, пока светло, но оставаться там, пока не стемнеет.

— На всякий случай у меня есть фонарик, — заявила Анна.

Это был только большой густой участок леса. Я видел его миллион раз и никогда о нем не задумывался. Никто его никогда не упоминал до Анны, недавно появившейся в нашем городе. В лес вела старая пешеходная тропинка, но ее преграждала цепь, на которой висела табличка «Вход воспрещен».

— Неужели они думают, что это кого-нибудь остановит? Вместо этого им следовало написать «Заходите на свой страх и риск».

Поиск по сайту: