РАЗДЕЛ 4. ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТТЫ ПЕРЕВОДА

Мы с нами уже знаем, что языковой знак обладает не только семантикой (отношение к обозначаемому) и синтактикой (отношение к другим знакам), но и прагматикой (отношением к пользующимся язы­ком). Знаки языка могут производить на людей определенное впечатле­ние (положительное, отрицательное или нейтральное), оказывать на них какое-то воздействие, вызывать ту или иную реакцию, Способностью оказывать на читателя или слушателя определенное прагматическое воз­действие (иначе: коммуникативный эффект) обладает и любое высказы­вание, и любой текст, Характер такого воздействия определяется тремя основными факторами. Во-первых, это — содержание высказывания. Попятно, что ваша реакция на сообщение о смерти близкого вам челове­ка будет иной, чем весть о том, что вы выиграли сто тысяч рублей. Во-вторых, восприятие сообщения зависит от характера составляющих выс­казывание знаков. Одно и то же сообщение может быть по-разному оформлено. К.Чуковский обращал внимание на большую разницу между предложениями «Златокудрая дева, почему ты трепещешь» и «Рыжая девка, чего ты трясешься». Говорящий отбирает языковые средства при построении высказывания в соответствии со своим намерением произве­сти определенное воздействие. В-третьих, прагматическое воздействие высказывания зависит от воспринимающего его рецептора. Сообщение о гибели какого-то человека неодинаково воспринимается его близкими, случайными знакомыми или совершенно посторонними людьми. Из это­го факта следует важный вывод, что прагматическое воздействие, опре­деляемое содержанием и формой высказывания, может реализоваться неполностью или вообще не реализоваться по отношению к какому-то типу рецептора. Таким образом, можно говорить, что высказывание обладает прагматическим потенциалом, который по-разному реализуется в конкретных актах коммуникации. Анализ содержания и формы текста позволяет определить этот потенциал, но это еще не предопределяет характер реального воздействия текста на разных рецепторов.

Всякое высказывание создается с целью получить какой-то ком­муникативный эффект, поэтому прагматический потенциал составляет важнейшую часть содержания высказывания. Отсюда следует вывод, что и в тексте перевода важную роль играет его прагматика. А, следо­вательно, переводчику необходимо заботиться о достижении желаемого

воздействия на рецептора в зависимости от цели перевода, либо воспро­изводя прагматический потенциал оригинала, либо видоизменяя его. Изучение прагматических аспектов перевода составляет поэтому одну из нейтральных задач теории перевода.

Следует подчеркнуть, что соотношение между прагматикой ори­гинала и перевода может быть различным, и прагматическая адекват­ность перевода необязательно заключается в сохранении прагматики ис­ходного текста. Немецкий переводовед А.Нойберт предложил разли­чать четыре типа прагматических отношений при переводе от наивысшей переводимости в прагматическом смысле до фактической невозможности воспроизвести прагматику оригинала в переводе. Такая градация уста­навливается в зависимости от характера текста оригинала. Наиболее полно передается прагматическая направленность оригинала, имеющего одинаковый прагматический интерес и для читателей перевода (напри­мер, научно-техническая литература). Достаточно успешно сохраняется прагматический потенциал оригиналов, созданных специально для пере­вода (информационные и другие материалы, предназначенные для ино­странной аудитории). С существенными ограничениями возможна праг­матическая адекватность при переводе произведений художественной литературы, которые ориентированы на исходного рецептора, но имеют что сказать и всем людям. И, наконец, оригиналы, специфически на­правленные на членов данного языкового коллектива и не имеющие никакого отношения к рецепторам перевода (законодательные докумен­ты, общественно-политическая и экономическая периодика, различные объявления и пр.), вообще не могут быть переданы прагматически адек­ватно. Напомним, что речь идет не о качестве перевода, а лишь об одинаковой реакции читателей оригинала и перевода. Достижение тако­го равенства не является обязательной целью любого перевода, а в неко­торых случаях она принципиально недостижима, вследствие особеннос­тей рецепторов перевода, невозможности определить реакцию рецепто­ров оригинала и ряда других причин.

В современном переводоведении существует направление полнос­тью освобождающее переводчика от ориентации на прагматику оригина­ла. Сторонники концепции, именуемой «скопос-теорией», полагают, что единственная задача переводчика заключается в создании такого текста на языке перевода, который обеспечивал бы достижение цели, постав­ленной заказчиком, в чьих интересах делается перевод. Ради достиже-

ния этой цели переводчик, хорошо знающий, какими средствами эта цель может быть достигнута в другой культуре, создает отвечающий таким требованиям текст без оглядки на оригинал. Поэтому в некоторых случаях перевод может быть близок к оригиналу, а в других существен­но отличаться от него. Можно даже представить такую ситуацию, когда оригинал вообще отсутствует, и переводчик самостоятельно создает текст, необходимый для достижения поставленной цели.

Мы уже говорили о том, что цель перевода составляет важный компонент переводческой ситуации. Однако речь шла о влиянии такой цели на выбор стратегии переводчика, а не о реальном ее достижении как единственном критерии правильности перевода. С одной стороны, желаемая цель может не быть достигнута по каким-то причинам, не связанным с качеством перевода. С другой стороны, во многих случаях максимально возможная близость к оригиналу является главным требо­ванием к переводу. Вспомним, что перевод предназначается для полноп­равной замены оригинала и обоснованность такой замены достигается на одном из уровней эквивалентности. При этом переводчик стремится исходить из прагматического потенциала, а не из своего личного отно­шения к правильности или уместности исходного сообщения.

В ряде случаев эквивалентное воспроизведение содержания ори­гинала обеспечивает и передачу в переводе прагматического потенциала. Однако принадлежность рецептора перевода к иному языковому кол­лективу, к иной культуре нередко приводит к тому, что эквивалентный перевод оказывается прагматически неадекватным. В этом случае пере­водчику приходится прибегать к прагматической адаптации перевода, внося в свой текст необходимые изменения. В переводческой практике наиболее часто используются четыре вида подобной адаптации.

Первый вид прагматической адаптации имеет целью обеспечить адекватное понимание сообщения рецепторами перевода. Ориентируясь на «усредненного» рецептора, переводчик учитывает что сообщение, вполне понятное читателям оригинала, может быть непонятым читателями пере­вода, вследствие отсутствия у них необходимых фоновых знаний. В та­ких случаях переводчик чаще всего вводит в текст перевода дополни­тельную информацию, восполняя отсутствующие знания. Иногда это не требует значительных добавлений. Например, нередко в пояснениях нуж­даются упоминающиеся в оригинале названия разного рода географичес­ких и культурно-бытовых реалий. При переводе на русский язык геогра­

фических названий типа американских Massachusetts, Oklahoma, Virginia, канадских Manitoba, Alberta или английских Middlesex, Surrey и пр., как правило, добавляются слова «штат, провинция, графство», указыва­ющие, что обозначают эти названия, чтобы сделать их понятными для русского читателя: штат Массачусетс, провинция Альберта, графство Миддлесекс и т.п. Добавление поясняющих элементов может потребо­ваться и при передаче названий учреждений, фирм, печатных изданий и т.п. Возьмем, например, предложение «Newsweek reports a new reshuffle m the government». Английскому читателю сама форма слова «Newsweek» говорит о том, что речь идет о еженедельном журнале. В русском пере­воде это название будет нуждаться в пояснении: «Как сообщает журнал «Ньюсуик», в правительстве вновь произошли перестановки».

Аналогичные добавления обеспечивают понимание названий всевоз­можных реалий, связанных с особенностями жизни и быта представителей иной культуры. В романе Дж.Сэлинджера «Над пропастью во ржи» герой рассказывает, как их кормили в школе: «...for desert you got Brown Betty, which nobody ate...». Понятно, что в переводе нельзя просто сообщить, что в школе угощали какой-то «рыжей Бетти», не занимались же они там людоедством. В переводе читаем: «...на сладкое — 'рыжую бетти', пудинг с патокой, только его никто не ел». Сообщение дополнительной информа­ции може'1 повлечь за собой и более существенную адаптацию текста. В английской газете говорится, что «The prime-minister addressed the people from the window of No. 10». Каждый англичанин знает, что в доме номер десять по улице Даунинг-стрит находится резиденция премьер-министра Англии. В переводе это предложение эксплицируется: «Премьер-министр обратился к собравшимся из окна своей резиденции».

Вот еще один пример подобной прагматической адаптации. В ро­мане английского писателя Дж.Брейна «Путь наверх» герой, глядя на группу рабочих, размышляет: «lt was Friday and soon they will go and get drunk. And now they pretended that it was Monday and even Thursday and that they had no money». Для русского читателя, получающего зарплату один или два раза в месяц (если он вообще ее получает), в отличие от англичанина, которому платят каждую пятницу, может быть непонятно, почему именно четверг оказывается самым безденежным днем. В пере­воде это объясняется: «Была пятница, день получки, и скоро они пойдут и напьются. А пока они делали вид, что сегодня понедельник или даже четверг и что у них нет денег».

В некоторых случаях адекватное понимание сообщения рецепто­ром перевода может быть достигнуто путем опущения некоторых неиз­вестных ему деталей. Вот перевод еще одной фразы из уже упоминав­шегося романа Дж.Сэлинджера: «Тhеrе were pills and medicine all over the place, and everything smelled like Vicks' Nose Drops» — Везде стояли какие-то пузырьки, пилюли, все пахло каплями от насморка. Здесь в переводе опущено Vicks — фирменное название капель, ничего не гово­рящее русскому читателю. Хотя это и ведет к некоторой потере инфор­мации, она представляется несущественной, и переводчик решил, что такой информацией можно пренебречь для того, чтобы в русском тексте не было непонятных элементов.

Опускаемые в переводе слова с конкретным значением могут за­меняться более общими, но более понятными для рецептора перевода: «Parkeci by a solicitor's office opposite the cafe was a green Aston Martin tourer» — У конторы адвоката напротив кафе стоял элегантный спортив­ный автомобиль зеленого цвета. В переводе этой фразы из того же романа Дж.Брейна вместо опущенного фирменного названия указано лишь, что речь идет об автомобиле, но в то же время добавлена неизве­стная рецептору перевода информация о социальном и имущественном статусе его владельца.

Прагматическая адаптация текста перевода с целью сделать его предельно понятным не должна приводить к «сверхпереводу» когда чуть ли не весь текст заменяется разъяснениями. Чукотский писатель Рытхэу рассказывает, что впервые с поэзией Пушкина он познакомился в пе­реводе, который его школьный учитель сделал для своих учеников. Стре­мясь объяснить все непонятное, он получил такой перевод: «У берега, очертания которого похожи на изгиб лука, стоит зеленое дерево из кото­рого делают копылья для нарт. На этом дереве висит цепь из денежного металла, из того самого, из чего два зуба у нашего директора школы. И днем, и ночью вокруг этого дерева ходит животное, похожее на собаку, но помельче и очень ловкое. Это животное ученое, говорящее...». На­деюсь, что вы все-таки узнали источник этого перевода, хотя, конечно, от пушкинского оригинала здесь осталось совсем немного.

Если в рассмотренных выше переводах изменения обеспечивали адекватное понимание передаваемого сообщения, то второй вид прагма­тической адаптации имеет целью добиться правильного восприятия со­держания оригинала, донести до рецептора перевода эмоциональное воз-

действие исходного текста. Необходимость такой адаптации возникает потому, что в каждом языке существуют названия каких-то объектов и ситуаций, с которыми у представителей данного языкового коллектива связаны особые ассоциации. Если подобные ассоциации не передаются или искажаются при переводе, то прагматические потенциалы текстов перевода и оригинала не совпадают даже при эквивалентном воспроиз­ведении содержания. Стремление добиться желаемого прагматического отношения к тексту перевода у его рецепторов и делает необходимой соответствующую адаптацию.

Рассмотрим несколько типичных случаев несовпадения восприятия аналогичных сообщений в оригинале и переводе. Названия одних и тех же деревьев в разных языках могут вызывать у людей неодинаковые ассоциа­ции. Для русского человека береза — это не просто дерево, а своего рода символ его страны, что-то родное и близкое («у нас в каждой песне берез­ка»). В русском оригинале автор может сравнивать девушку со «стройной березкой». У англичанина название березы — «а white birch» не связано с подобными ассоциациями, и в переводе такое сравнение может вызвать недоумение. Английское название омелы — mistletoe — вызывает воспо­минание о приятных минутах праздника, поскольку в праздник по обычаю под подвешенной веткой омелы целуют девушек. Для русского рецептора такой ассоциации не существует, и в переводе может потребоваться допол­нительная информация. Следует также учитывать, что восприятие аналогичных слов и выражений зависит от частоты и степени привычности их употребления. Воспитанные английские леди и джентльмены, как и бродяги и уголовники нередко выражают нeyдовольствие восклицанием «O shit», которое в силу частого употребления не воспринимается как недопустимый вульгаризм. В русском переводе элегантная дама, восклицающая «Ах, дерьмо!» (или еще более близкое к английскому крепкое словцо), выглядит очень странно, и переводчики заставляют ее произносить «Ах, черт!», а то и «О, господи!».

По-разному могут восприниматься в оригинале и переводе целые пласты лексики. В силу ряда причин в русском литературном языке широко используется военная лексика. Мы ведем «битву за урожай», объявляем «пьянству — бой», готовим «фронт работ», становимся на «трудовую вахту». Мы даже за мир «боремся» («И вечный бой, покой нам только снится»). Такое употребление для нас привычно и не при­влекает особого внимания. Однако сохранение этой лексики в переводе

может создать у читателя нежелательное впечатление о постоянной аг­рессивности русского автора, и переводчик порой выбирает более «мир­ные» варианты.

Необходимость в прагматической адаптации может возникнуть и вследствие пристрастия автора оригинала к неуместному употреблению возвышенной лексики. В некоторых печатных изданиях часто без доста­точных оснований используются такие «громкие» выражения, как «па­фос созидания», «величественные свершения», «героический труд», «слуги народа» и т.п. В переводе подобный высокопарный слог, не соответ­ствующий тривиальности содержания, часто создает впечатление неиск­ренности, желания ввести читателя в заблуждение, Поэтому, например, при переводе русских газетных текстов на английский язык наблюдается общая тенденция несколько снижать стиль оригинала. Неприемлемым для текста перевода может оказаться и излишнее употребление в ориги­нале дерогативной лексики типа «правительственная клика», «марионе­точный режим», «презренное охвостье», «банда предателей» и т.п. И здесь сохранение подобных ругательных выражений в переводе может производить в другой культуре совершенно иной эффект и быть прагма­тически неадекватным.

Неодинаковый коммуникативный эффект в разных языках может иметь употребление языковых средств, несвойственных текстам опреде­ленного типа. Например, разговорная лексика и образные обороты — обычное явление в английских научно-технических текстах, и их появле­ние там не привлекает особого внимания читателей. Сохранение таких лексических вольностей в переводе на русский язык, в котором гораздо строже соблюдается серьезность научного стиля, приводит к их резкому выделению в тексте, создавая впечатление несерьезности и «ненаучности» автора. Встретив в серьезной английской статье о развитии автомо­бильной промышленности такую фразу: «Buick has stolen a march on the rest of the industry with a cast iron V-6 engine», переводчик обнаружит, что на русском языке в таком тексте неуместно написать, что компания «Бьюик» «обставила» или «обскакала» своих конкурентов, и выберет более «солидный» вариант вроде «опередила»...

Прагматические адаптации второго и первого типов могут быть взаимосвязаны, если в основе неадекватного восприятия лежит непони­мание или неполное понимание исходного сообщения. В одной шуточной заметке в русской газете говорилось, что некий любящий муж обычно

называл свою жену «птичкой», а по четвергам — «рыбкой». Юмор этой заметки будет недоступен рецептору в переводе, если он не поймет, что в России четверг традиционно считался «рыбным днем», не говоря уже о том что, например, английскому мужу не придет в голову нежно обращаться к своей жене со словами «Мy little fish» или «Мy birdie». Аналогичным образом, английский перевод традиционного русского при­глашения: «Третьим будешь?» — Will you be the third? — может вызвать лишь недоумение.

Теперь рассмотрим третий тип прагматической адаптации при переводе. В отличие от предыдущих в данном случае переводчик ориен­тируется не на усредненного, а на конкретного рецептора и на конкрет­ную ситуацию общения, стремясь обеспечить желаемое воздействие. Поэтому подобная адаптация обычно связана со значительным отклоне­нием от исходного сообщения. Здесь можно выделить несколько типич­ных ситуаций.

1. В конкретной ситуации переводчик находит целесообразным передать не сказанное, а подразумеваемое. Предположим, несколько иностранцев с переводчиком ждут в лифте, что к ним присоединится приближающийся человек, который, подойдя ближе, говорит: «Я живу па первом этаже». Переводчик решает, что важно передать не причину, а результат, и переводит: «Он сказал, что с нами не поедет».

2. Переводчик решает, что для достижения желаемого воздействия на данного рецептора необходимы иные средства, нежели те, которые ис­пользованы в оригинале. Руководитель службы переводов в женевском отделении ООН Ф.Вейе-Лавале рассказывал о том, как во время граждан­ской войны в Конго представитель миротворческой миссии ООН обратил­ся через переводчика к старейшинам одного из племен с краткой речью, призывая их не предпринимать враждебных действий. Выступивший за ним переводчик значительно расширил и приукрасил переводимую речь. Зная, какими средствами лучше воздействовать на своих слушателей, он говорил очень долго, он пел, он исполнил ритуальный танец. И Ф.Вейе-Лавале считает, что это был хороший перевод, поскольку благодаря нему удалось уговорить старейшин не воевать.

Конечно, далеко не всегда переводчик может позволить себе подоб­ную прагматическую адаптацию, столь далеко отходящую от оригинала. Известный американский исследователь Ю.Найда рассказывал о примеча­тельном случае, когда переводчику не позволили внести в текст такие изме­

нения, которые обеспечили бы необходимое прагматическое воздействие. В этом эпизоде переводчик Библии, желая проверить действенность своего перевода библейской истории о том, как бог пожертвовал собственным сыном ради искупления людских грехов, прочел этот перевод членам племе­ни, для которых он предназначался. Неожиданно для переводчика эта тро­гательная история вызвала у его слушателей презрительный смех. Оказа­лось, что в этом племени существовал групповой брак, при котором нельзя определит, кто является отцом ребенка. Поэтому мужчина считал своим ближайшим родственником не собственного сына, а родного племянника, то есть сына своей родной сестры. И слушатели смеялись, говоря: «Какой хитрый этот ваш Бог! Сыном пожертвовал. Сына бы каждый отдал. Небось, племянника Он не отдал!». Обескураженный переводчик решил, что для достижения желаемого эффекта надо сделать Христа в переводе пле­мянником Господа Бога. Понятно, что никакая благая цель не могла оправ­дать подобную «адаптацию».

3. Прагматическая адаптация этого типа нередко встречается при переводе названий литературных произведений, кинофильмов, телевизион­ных передач с целью сделать такие названия привычными и естественными. Роман под названием «Live with Lightning» становится в переводе «Жизнь во мгле», американский фильм «Mr.Smith goes to Washington» выходит на русские экраны под названием «Сенатор», а в телесериале, посвященном работе скорой помощи, очередная серия «Days like this» переводится просто «Тяжелый день». И здесь стремление сделать название привычным и ха­рактерным для принимающей культуры приводит порой к курьезным ре­зультатам. Вот как в Японии в прошлом веке перевели название пушкинс­кой повести «Капитанская дочка»: «Дневник бабочки, размышляющей о душе цветка. Новые вести из России».

Четвертый тип прагматической адаптации можно охарактеризо­вать как решение «экстрапереводческой сверхзадачи». Всякий перевод — это текст, создаваемый переводчиком для достижения определенной цели. В большинстве случаев эта цель заключается в обеспечении адекватно­сти перевода. Однако порой переводчик может использовать перевод для достижения какой-то иной цели, решить какую-то свою задачу, непосредственно не связанную с точным воспроизведением оригинала. И для решения такой «сверхзадачи» он может изменять и даже иска­жать оригинал, нарушая главные принципы своей профессиональной деятельности. Понятно, что подобная практика носит исключительный

характер и действия переводчика не являются переводом в обычном смысле этого слова.

Наиболее часто в переводческой практике встречаются четыре вида прагматической адаптации этого типа. Прежде всего отметим существова­ние так называемого филологического перевода, когда переводчик стремит­ся воспроизвести в переводе формальные особенности языка оригинала, даже если тем самым он нарушает норму или узус языка перевода. Такая тактика, недопустимая в «нормальном» переводе, может преследовать различные практические цели. Подобные переводы применялись, например, для изучения иностранных языков. На одной стороне страницы печатался текст на иностранном языке, а против него как можно более дословный перевод этого текста. И по переводу изучалась структура языка оригинала. В настоящее время филологический перевод применяется, в основном, при составлении подстрочников для переводчиков художественной литературы, не владеющих языком оригинала. В России так выполняются многие пере­воды с языков многих народов, населяющих нашу страну, наиболее талан­тливыми русскими поэтами и писателями, поскольку требуется в первую очередь обеспечить создание высокохудожественного текста перевода. По­этому перевод осуществляется в два этапа. Сначала один переводчик, зна­ющий язык оригинала, но не обладающий необходимым литературным да­ром, делает подстрочник, как можно более полно отражающий не только содержание, но и форму оригинала, а затем по этому подстрочнику поэт или писатель создает окончательный художественный текст. Хотя незнание языка и вынужденное пользование подстрочником, несомненно, затрудня­ют задачу таких переводчиков, многие из них решают ее вполне успешно.

Второй вид прагматической адаптации этого типа можно назвать упрошенным или приблизительным переводом, когда перед переводчи­ком конкретный рецептор ставит задачу выборочно или обобщенно пе­редать интересующие его элементы содержания оригинала. В таких слу­чаях переводчик создает какой-то рабочий перевод, не отвечающий тре­бованиям адекватности, но соответствующий его «сверхзадаче». При необходимости этот перевод может использоваться как черновой для последующей окончательной доработки.

Особым видом адаптации, далеко уходящим от исходного текста, является модернизация оригинала при переводе. Нередко ее вообще нельзя назвать переводом, так как переводчик фактически создает новое произ­ведение «по мотивам» исходного текста. Характер такой модернизации

может быть различным. С одной стороны, она может выражаться в перенесении действия в более позднюю эпоху или в другую страну, в изменении имен действующих лиц и пр. С другой стороны, модерниза­ция достигается использованием слов и высказываний, характерных для более позднего или современного периодов. Порой подобная модерниза­ция придает повествованию юмористический характер, когда историчес­кие персонажи «работают сверхурочно», «осуществляют режим эконо­мии», «проводят неверную кадровую политику», «решают проблемные вопросы без отрыва от производства» и т.п. Если в оригинале мужчины при встрече приветствуют друг друга «святым поцелуем» (как это было принято в библейские времена), то в переводе они обмениваются дру­жескими рукопожатиями. Если в исходном тексте говорится о стрелах Ахилесса, то в модернизированном переводе на их месте могут появить­ся ракеты с мыса Канаверел. Как уже отмечалось, подобное «обновле­ние» оригинала, конечно, не является переводом, хотя нередко осуще­ствляется переводчиком.

Весьма разнообразны причины применения прагматической адапта­ции четвертого типа, когда переводчик ставит перед собой какую-то «экстрапереводческую» задачу, продиктованную политическими, экономически­ми, личными и тому подобными соображениями, не имеющими никакого отношения к переводимому тексту. Переводчик может стремиться в чем-то убедить рецептора перевода, навязать свое отношение к автору оригинала или к описываемым событиям, избежать конфликта или, напротив обо­стрить его и т.п. Подобная тенденциозность может привести к полному искажению оригинала, и обычно переводчик не допускает влияния своих личных соображений и пристрастий на процесс перевода. Однако случаи сознательного отказа от адекватного перевода под влиянием указанных факторов встречаются в переводческой практике.

Рассмотрим некоторые примеры подобной адаптации.

В прошлом веке известный французский писатель Проспер Мериме весьма успешно перевел гоголевского «Ревизора». Но в одном месте пьесы переводчик неожиданно написал совсем не то, что говорит­ся в оригинале. В пьесе городничий приказывает поставить вокруг куч мусора забор, говоря, что чем больше сносят, тем лучшей считается деятельность властей. А переводчик вместо «чем больше сносят» пишет «чем больше строят». Считается, что Мериме сделал это, опасаясь что сохранение варианта оригинала могло быть истолковано как намек на

действия французской императрицы, по воле которой в это время сноси­лось много домов для устройства Больших парижских бульваров, и по­влечь за собой неприятности для переводчика.

А вот пример использования сознательного искажения в пропа­гандистских целях. В разгар «холодной войны» американские газет как-то сообщили о ссоре президента Трумена с учителем музыки его дочери и о том, что в одном своем письме президент назвал этого учителя «that lousy teacher of music». Разговорное слово «lousy» вполне прилично, его можно услышать и в речи образованного человека. Но это прилагатель­ное4 образовано от существительного «louse» — «вошь». И в переводе американский президент называл учителя музыки «вшивым», демонст­рируя свою невоспитанность.

Сознательный отход от оригинала может потребовать от перевод­чика большой находчивости и эрудиции. На одном из послевоенных приемов английский генерал неожиданно спросил у своего русского кол­леги через переводчика, какую тот предпочитает живопись. Под воздей­ствием выпитого или сочтя вопрос неуместным спрошенный ответил пе­реводчику грубовато-резко: «Скажи ему, что мне нравятся картины, где бабы и собаки». Переводчик счел благоразумным сгладить резкость ответа и перевел: «The general prefers Flemish painting» — «Генерал предпочитает фламандскую живопись». Очевиден высокий профессио­нализм переводчика: его прагматическая адаптация обеспечивает и вы­сокую степень эквивалентности перевода — на картинах фламандских живописцев действительно много дородных женщин и красивых собак.

Таким образом, создавая текст перевода, переводчик либо старается сохранить прагматический потенциал оригинала, либо пытается добиться, чтобы этот текст обладал иным прагматическим потенциалом, более или менее независимым от прагматики исходного текста. В связи с этим пере­водчик по-разному видит свою роль в межъязыковой коммуникации: в одном случае он выполняет функции посредника, чья работа оценивается по степени верности перевода оригиналу, а в другом случае он активно вмеши­вается в коммуникативный процесс. В конкретной ситуации переводчик выбирает тот или иной прагматический подход к своей деятельности.

Прагматические проблемы, возникающие при переводе, не огра­ничиваются созданием прагматического потенциала текста перевода. Как и любой рецептор, переводчик вступает в определенные прагматические отношения с текстом оригинала и с текстом перевода: они могут вызы­

вать у него различные чувства, нравиться или не нравиться, он может соглашаться или не соглашаться с их содержанием и т.д. Личностное отношение переводчика не может не оказывать влияния на его решения и действия, хотя, как правило, он стремится свести это влияние к мини­муму и как можно более объективно подходить к оценке прагматическо­го потенциала обоих текстов.

С прагматической проблематикой перевода связана и оценка ре­зультатов переводческого процесса самим переводчиком или другими лицами. Завершая свою работу, переводчик решает, удовлетвориться созданным текстом или внести в него какие-то изменения. Суждение о качестве перевода выносят и многие другие: редакторы, критики, заказ­чики, преподаватели перевода, участники межъязыковой коммуникации. При этом текст перевода может оцениваться как по отношению к ориги­налу, так и независимо от него. Соответственно критерием оценки мо­жет быть степень близости к оригиналу, качество языкового оформления текста или способность перевода достичь поставленной цели. В любом случае объективная оценка перевода представляет сложную задачу, по­скольку при этом приходится учитывать целый ряд факторов. От ус­пешного создания необходимого прагматического потенциала текста пе­ревода с учетом характера предполагаемого рецептора в значительной степени зависит общая оценка качества перевода. Наряду с прагматикой в разных ситуациях на оценку перевода влияют и другие факторы — степень эквивалентности, жанрово-стилистическая правильность пере­вода, качество языка переводчика, соответствие взглядам на перевод, господствующим в данное время в обществе, — но достижение прагма­тической цели обычно служит наиболее важным показателем.

Оценка качества перевода может производиться с большей или мень­шей степенью детализации. Для общей характеристики результатов пере­водческого процесса традиционно используются термины «адекватный пе­ревод», «эквивалентный перевод», «точный перевод», «буквальный пере­вод» и «свободный (или вольный) перевод». Адекватным переводом на­зывается перевод, который удовлетворяет всем указанным требованиям и, в первую очередь, поставленной прагматической задаче. В нестрогом упот­реблении адекватный перевод — это просто «хороший» перевод, оправды­вающий ожидания и надежды участников межъязыковой коммуникации или лиц, осуществляющих оценку качества перевода. Эквивалентный пе­ревод — это перевод, воспроизводящий содержание оригинала на одном из

уровней эквивалентности. Мы уже отмечали, что адекватный перевод дол­жен быть эквивалентным (на том или ином уровне эквивалентности), но не всякий эквивалентный перевод будет адекватным. Под точным переводом обычно понимается перевод, в котором эквивалентно воспроизведена лишь предметно-логическая часть содержания оригинала при возможных стилис­тических погрешностях. Эквивалентный перевод может быть точным, а точный перевод частично эквивалентен. Буквальным переводом называется перевод, воспроизводящий коммуникативно нерелевантные (формальные) элементы оригинала, в результате чего либо нарушается норма или узус языка перевода, либо оказывается искаженным (непереданным) действи­тельное содержание оригинала. Буквальный перевод, как правило, неадек­ватен за исключением тех случаев, когда перед переводчиком поставлена прагматическая сверхзадача выполнить филологический перевод, то есть как можно полнее отразить в переводе формальные особенности исходного языка. И, наконец, под свободным или вольным переводом подразумевает­ся перевод, выполненный на более низком уровне эквивалентности, чем тот, которого возможно достичь при данных условиях переводческого акта. Свободный перевод может быть признан адекватным, если с его помощью решается определенная прагматическая задача или обеспечиваются высокие художественные достоинства перевода.

Во многих случаях подобной общей характеристики качества перево­да оказывается недостаточно и требуется более конкретное указание на недостатки и достоинства перевода. Из всех факторов, влияющих на каче­ство перевода, наиболее объективно удается судить о степени его эквивалентности оригиналу, поскольку такая оценка может основываться на сопо­ставительном анализе содержания двух текстов. В основе этого анализа лежит процедура выделения и классификации ошибок перевода, то есть несоответствий содержанию исходного текста, которых, по мнению крити­ка, можно и нужно было избежать. В общем виде подобные ошибки под­разделяются на две группы. Ошибки первой группы классифицируются по степени отклонения от содержания текста оригинала. Здесь обычно разли­чаются, по меньшей мере, три типа ошибок. К первому типу относятся ошибки, полностью искажающие смысл оригинала, когда «черное» в ориги­нале становится «белым» в переводе, а утверждение чего-то становится его отрицанием или наоборот. Причина подобного грубого искажения смысла обычно кроится в неправильном понимании содержания оригинала и легко обнаруживается при анализе. Когда переводчик переводит английскую фразу

«Не is a not infrequent visitor to her house» как «Он не частый гость в ее доме», то очевидно, что он не понял положительного значения двойного отрицания. Аналогичным образом, перевод фразы «Не did it out of concern for his friend» как «Он сделал это не из-за заботы о своем друге» представ­ляет грубое искажение смысла оригинала. В этом случае переводчик, види­мо, связывал значение предлога «out of» только с русским «вне» или «в стороне от».

Второй тип ошибок включает всевозможные неточности перево­да, не передающие или неправильно передающие какую-то часть содер­жания оригинала, но не искажающие полностью его смысл. Как прави­ло, такие переводы нуждаются лишь в некотором уточнении. Нередко речь идет о замене гипонима гиперонимом или наоборот, например, ког­да в оригинале говорится о неизвестной переводчику редкой породе собак, а в переводе упоминается «собака» без уточнения породы. Дру­гим примером ошибки этого типа может служить перевод английского «in the 1930' s» русским «в 1930 году».

И, наконец, к ошибкам третьего типа можно отнести все шерохо­ватости перевода стилистического характера, связанные с неудачным выбором слова или громоздким построением фразы и требующие редак­торской правки, хотя и не отражающиеся на точности передаваемой информации. Когда переводчик передает английскую фразу «Не belonged to a new race of scientists» как «Он принадлежал к новой расе ученых», он не искажает смысл оригинала, но обнаруживает незнание различия в употреблении английского «rасе» и русского «раса». Еще одна группа ошибок включает всевозможные нарушения нормы или узуса языка пе­ревода: правил сочетаемости слов, грамматических правил, правил ор­фографии и пунктуации и т.п. Перевод — это всегда создание текста, письменного или устного, и этот текст не должен содержать языковых ошибок, чего переводчику не всегда удается избежать, особенно когда он переводит на неродной язык.

При необходимости дать оценку конкретному переводу по пяти­балльной шкале каждому виду ошибок приписывается определенный оценочный вес. В зависимости от серьезности отклонения каждая ошиб­ка либо снижает оценку на один или полбалла, либо признается несуще­ственной и не учитывается. При выведении окончательной оценки полу­ченная сумма «минусов» сопоставляется с такими трудно определяемы­ми положительными чертами перевода, как «общее благоприятное впе-

чатление», «элегантность изложения», «богатство словаря» и т.п. Оче­видно, что при оценке перевода не удается полностью избежать субъек­тивности. В заключение отметим, что прагматические аспекты перевода представляют большой практический и теоретический интерес. Как мы могли убедиться, с ними связан целый ряд сложных переводческих про­блем, для решения которых профессиональный переводчик должен обла­дать необходимыми знаниями и техническими приемами.

Поиск по сайту: