Го Сёгуна (1 год спустя). Шадрак лежал в душной и темной комнате

Шадрак лежал в душной и темной комнате. Его мысли бесцельно слонялись в голове. Сознание то возвращалось к нынешнему бытию, то покидало его, осторожно балансируя на грани между дремотой и бодрствованием. В мозгу проносились странные образы и мысли. Шадрак чувствовал, что бессилен остановить эту круговерть. Мысли крутились самые вольные; они дразнили его, прежде чем смениться новыми образами, совершенно не связанными с предыдущими, и еще более странными.

Шадрак отчаянно пытался очистить разум, чтобы, наконец, спокойно уснуть — но каждый раз оказывалось, что он погружается в очередные грезы наяву. В ночном воздухе ощущалось что-то непривычное; Шадрак решил, что в этом виновата Темная Луна.

Он уже давно подметил, что его жизнь имеет циклическую природу. Особенно тесно она была связана с луной. Темной Луны Шадрак боялся, а стареющую просто не любил — в обоих фазах он находил что-то зловещее.

Правда, днем все это казалось не имеющим значения. Шадрак жил двойной жизнью — одна была в светлое время суток, совсем другая начиналась ночью. Днем он чувствовал себя уравновешенным и мог управлять собой, как и подобает настоящему воину; зато ночью он, словно малое дитя, прятался от всевозможных ужасов. Две эти жизни были совершенно отдельными крайностями, между ними не было никакой середины, хотя глубоко в душе юноша подозревал, что его дневное ощущение полного самоконтроля — всего лишь иллюзия.

Тело отяжелело, руки и ноги налились свинцом. Шадрак почувствовал, как внутри него покалывают крохотные электрические разряды. Веки были закрыты сильно, словно створки моллюска — Шадрак вдруг понял, что просто не может открыть глаза! Он занервничал, стараясь побороть внезапно охвативший его паралич. Поздно: вес тела становился все больше, и попытки бороться с этим были тщетными. Он взмок до нитки и чувствовал, что липкий пот пахнет страхом. Во рту пересохло.

По лицу, голове и горлу прокатилась пощипывающая волна. Она напоминала нежное прикосновение. Теперь Шадрак был совсем не властен над собственным телом, даже дыхание и грохочущие пульсы существовали отдельно. Оставалось только ждать заключительного события. Как всегда на закате, он оказался в ситуации, которая совершенно не попадала в сферу привычного влияния.

Ожидание оказалось недолгим. В голове что-то громко щелкнуло, и осознание Шадрака немедленно угасло, но вскоре понемногу вернулось. Ногам было невыносимо тяжело. Ощущение было таким, словно кто-то или что-то уселось на ноги Шадраку. Тяжесть заскользила вверх по его телу, и юноша понял, что она имеет человеческие очертания — во всяком случае, он ощущал, что тяжесть ползет на четвереньках.

Само существо он не разглядел, но определенно чувствовал его невероятно сильную сущность. Шадрак был уверен, что это не человек — сущность неизвестного гостя в мельчайших деталях соответствовала понятию Зла и несла мощный заряд женственности, гораздо более сильный и привлекательный, чем у любой земной женщины. Шадрак ощутил призывную теплоту странного тела, и глубоко в груди тут же заклокотала еле сдерживаемая страсть.

Шадрак ощутил, что инстинктивные порывы совершенно вышли из-под контроля. Мощные волны гормонов захлестывали тело, напрягшиеся чресла умоляли о долгожданном облегчении. Он понимал, что должен сдержаться любой ценой, что не должен поддаваться дразнящим ласкам чудовища, но куда проще было отдаться на волю желаний...

Суккуб дразнил его, лаская промежность, находя жарким языком поразительно чувствительные места на теле Шадрака, о существовании которых юноша даже не подозревал. Прикосновения теплых, влажных губ обещали негу. По жилам Шадрака заструился огонь страсти; кровь гулко стучала по всей наковальне его тела. Каким-то образом Шадрак знал, что дьяволица не возьмет желаемого без его, Шадрака, согласия. Сознавал он и то, что не должен уступить.

Теперь самка оседлала его верхом. Возбужденная плоть Шадрака уже почти касалась источника сладкого удовлетворения. Женщина ждала лишь его согласия, и юноша чувствовал — он слишком слаб, чтобы отказать ей в этом. Сейчас он жаждал только ее и никого, ничего больше. Желание превратилось в невыносимую муку. Животные инстинкты настойчиво требовали своего.

Обреченно вылавливая остатки собственной воли, он попытался отсрочить неизбежное хотя бы на несколько секунд — и тут внутренний взор выхватил образ темноволосой женщины из снов, незнакомой и одновременно более близкой, чем отец. Шадрак даже вспомнил ее имя: Лина.

Грусть и печаль в ее глазах были настолько сильны, что юноша не мог вынести этого, но они чудесным образом стократно укрепили его волю. Теперь он мог совершить все что угодно, лишь бы не причинить боли этой женщине.

Он напряг все свои силы. Каждая клеточка его тела теперь активно сражалась с парализующим оцепенением. Шадрак попытался перекатиться на бок. От напряжения он весь покрылся, потом и загнанно дышал, но, вопреки всем попыткам, вырваться из порочных объятий ему не удавалось. Впрочем, Шадрак не собирался сдаваться.

Совсем внезапно к Шадраку вернулся голос, и в воздухе раздался его пронзительный вопль. Что-то оглушительно щелкнуло, и Шадрак скатился с постели. Он тяжело ударился о пол, расцарапав себе бок и сбив дыхание.

В следующий миг он остался в темноте наедине со своей болью, страхом и гибнущим сладострастием.

Танака что-то задумчиво говорил, неспешно отыскивая тонкий смысл притч Бусидо. Монотонность процесса лишь иногда нарушало едва слышное бормотание Эканара — старый мудрец объяснял Шадраку принципы элементарной геометрии.

Прямо на полу посередине комнаты крепко спали дочурки Сайто — Мако и Удзиясу. Вволю наигравшись в течение целого часа, близнецы, наконец, утомились и теперь мирно посапывали, обняв друг друга ручками и ножками.

Ветер на улице прекратил завывать и лишь мягко посвистывал.

—Почему земля постоянно укрыта снегом, Эканар? — поинтересовался Шадрак.

Мудрец не ожидал вопроса: он как раз разливался соловьем, описывая практическое значение теоремы Пифагора.

—Что ты имеешь в виду, говоря, что земля вечно укрыта снегом?

—Ну-у, в других местах его нет.

—Откуда ты знаешь? Ты ведь нигде не бывал!

—Просто знаю! Во сне я видел всякие места.

Эканар закатил глаза кверху — другого заявления от своего юного ученика он и не ожидал.

—Э-э, очень мало людей знают действительную причину этого, но, к счастью, я могу тебе ответить. Так вот, говорят, что много веков тому назад мир потрясло падение огромной скалы. Она почти разорвала планету на куски. В воздух поднялись огромные клубы пыли и водяного пара, они-то и закрыли от нас лучи солнца. Так возник период, который обычно называют Ледяным веком. Впрочем, для нас этот климат нормальный.

—И солнце до сих пор не может пробиться сквозь атмосферу?

—Нет, Шадрак. Люди на этой планете привыкли использовать огромные количества энергии. Они умели строить летающие аппараты и мгновенно обмениваться информацией по всему миру. Однако для этого требовались различные виды топлива.

—Вроде дерева, которым мы сейчас пользуемся?

—Полагаю, что да, — пробормотал мудрец. — В любом случае, еще до падения скалы топливо было израсходовано практически полностью. Люди вновь начали жить в гармонии с природой. Когда случился Катаклизм, погибло много, очень много людей; еще больше погибло от вулканов, от ядовитых газов, которые выбрасывали эти вул...

—Что такое катаклизм? — перебил его Шадрак.

—А, — воскликнул Эканар, довольный тем, что употребил слово, смысл которого ученик не знал, — это что-то вроде катастрофы, только, думаю, гораздо хуже ее. Катаклизм случился, когда огромная скала врезалась в планету.

—А что такое вулкан?

—Это... это... ну, я точно не скажу, — замялся Эканар, но тут же более уверенно прибавил: — В любом случае, большинство населения планеты погибло, а те, что выжили, возвратились к древним способам существования, которые отличаются в зависимости от места проживания. Мы живем на острове Хоккайдо, который некогда был частью страны, называвшейся Япония. История этой страны весьма впечатляющая и своеобразная, она способствовала воспитанию гордости у жителей.

—Значит, люди вернулись к древнему образу жизни?

—Не совсем. Частично традиции оказались забыты; кроме того, холодный ледниковый климат тоже внес свои изменения в жизненный уклад. Во времена далекой древности земля была зеленой и плодородной, над ней светило жаркое солнце — а сейчас Империя представляет собой одно из наименее гостеприимных мест на планете. Здешних природных ресурсов хватает лишь на малую толику жителей, вот почему здесь нет настоящих городов, какие существовали здесь когда-то, за исключением разве что Хонсю, который назван так в честь самой большой земли древней Японии.

—Но...

Внезапно атмосферу спокойствия нарушили доносившиеся снаружи вопли ярости и удивления. Жители деревни быстро двигались в сторону главной площади, очевидно, не по доброй воле. Эканар и Танака обменялись встревоженными взглядами — оба понимали, что у столь массовой сходки может быть только одна причина.

Танака уже был на полпути к лестнице, ведущей на чердак, как вдруг дверь рывком распахнулась. Самурай с облегчением вздохнул, увидев Сашку, жену Йориэ Сайто.

—Самураи! — загнанно прохрипела женщина.

Сашка тут же метнулась к сонным дочкам-близнецам и схватила их на руки. От неожиданности дочки разревелись. Танака тем временем забрался на чердак и дожидался там Шадрака. Приемный сын разрывался между возбуждением, страхом и смущением. Выражение лица отца подсказало ему, что оба находятся в серьезной опасности. Тогда Шадрак как можно быстрее взобрался вслед за отцом на чердак, и они вдвоем затащили наверх лестницу.

Танака выдернул из стены кусок утеплителя и посмотрел наружу. Он видел, что всех жителей собрали в круг на главной площади Киото. В кругу стояли три самурая. Один из них выстраивал людей, другой методично и тщательно осматривал дом за домом. Третий самурай направлялся прямиком к дому Эканара.

Танака с удивлением заметил, что знает последнего. Главным над остальными самураями был Хидейори Йоситака; этот самурай в свое время служил под началом Танаки. Теперь Йоситака был кебииси Сёгуна; он отвечал за отыскание и казнь беглецов. То был очень умелый и опытный воин с невероятной силой воли. Черная повязка все так же закрывала левый глаз Йоситаки — много лет назад Танака, убегая из дворца Сёгуна, оставил ему такой вот след.

Через секунду в дверь громко застучали. Эканар быстро пошел к дверям, собираясь впустить визитеров, но те, не желая терять времени, уже грубо сорвали деревянное полотнище с петель. Йоситака ворвался в дом и принялся подозрительно осматриваться по сторонам. Он махнул рукой своему подручному, чтобы тот получше осмотрел весь дом.

Сам Йоситака подошел к Эканару и, положив руку на рукоятку меча, принялся буравить старика острыми глазами.

—Это ты прячешь ронина, старик?

Из-за старой раны на горле голос Йоситаки звучал сипло, надсадно. В слово «ронин» он вложил всю ненависть и презрение.

—Я мудрец, — с нотками раздражения заявил Эканар. — Я не якшаюсь с воинами.

На лице самурая отразилось удивление, глаза гневно сузились. Он всегда ожидал раздражения от своих подданных, но этот случай показался ему вовсе возмутительным. Правда, доселе Йоситака ни разу не встречал мудрецов, и сейчас он не был уверен, какое же именно положение занимает этот старец. Как обычно, протокол общения был, прежде всего.

Мужчины обменялись испытующими взглядами. Самурай несколько ослабил хватку на рукоятке меча, а Эканар стоял все так же неподвижно. Подручный Йоситаки вернулся и знаком показал, что ничего не обнаружил. Йоситака кивнул и поклонился Эканару как равному по положению — самурай все еще не определился в своем отношении к мудрецу, понимая, что Сегун не потерпит ни от кого оплошностей в поведении.

—Будьте добры, ученый господин, проследовать за мной.

Эканар ответил столь же учтивым поклоном, поплотнее закутался в теплую накидку и вышел из дому. Йоситака отдал подчиненным приказ продолжать поиски, а сам отправился вслед за Эканаром к главной деревенской площади. Остальные жители уже собрались.

Пока все ожидали возвращения остальных самураев, Эканар и Сайто украдкой переглянулись. Йоситака шел вдоль выстроенных в шеренгу крестьян, громко их пересчитывая. Всего получилось сто двадцать человек. Сайто тут же понял: кого-то из сельчан не хватает. Эканар с трудом подавил в себе желание обернуться и посмотреть на свой дом. Впрочем, он знал, что сидящий на чердаке Танака сможет увидеть все, что творится на площади.

Появились два самурая. Между ними шел последний житель Киото, которого недоставало, — Горун Цзан. Он был без доспехов, но катана и вакидзаси оставались при нем. Цзан выглядел каким-то ошеломленным — очевидно, его подняли с постели.

Йоситака подскочил к Цзану и что-то затараторил. Цзан устало качал головой, вероятно, отрицая услышанное. Йоситака повысил голос, но все равно разобрать, о чем они говорили, со стороны было невозможно. Было видно, что свидетельства местного самурая не убедили Йоситаку, и заезжий самурай постепенно выходит из себя. Йоситака был вполне уверен в том, что Танака прячется именно здесь. Резко взмахнув рукой, он сильно ударил Цзана по лицу тыльной стороной руки. Голова Цзана мотнулась в сторону, а сам он, даже не покачнувшись, спокойно вытер тонкую струйку крови в уголке губ и белыми от ярости глазами уставился на вышестоящего офицера.

Йоситака раздраженно буркнул. Со стороны казалось, будто оба самурая вот-вот выхватят свои мечи. Несколько секунд воздух был густым от напряжения.

—В другой раз сочтемся! — ядовито прошептал Йоситака и круто развернулся к шеренге крестьян. Он должен был убедиться, что отступника в деревне нет.

—Кто староста в деревне? — гаркнул он.

После небольшой заминки Сайто стряхнул с себя намертво вцепившуюся руку жены и сделал шаг вперед.

—Я.

На лице кузнеца не было страха.

Йоситака неторопливо подошел к нему, потом внезапно и грубо схватил Сайто за волосы, оттянув голову назад. Прокатившийся по шеренге испуганный гул подсказал Йоситаке, что старосту в деревне любили и уважали. Посланник Сёгуна потянулся к рукоятке меча.

—Выдайте мне ронина, или этот человек умрет!

Сашка метнулась вперед, схватила Йоситаку за руку, что держала меч, но тут же повалилась наземь, когда самурай, не вынимая клинок из ножен, с яростным воплем опустил его плашмя на спину женщины. Эканар успел подхватить обмякшее, бесчувственное тело Сашки. Удзиясу и Мако заплакали.

Танака, наблюдавший за всем из своего безопасного убежища на чердаке дома Эканара, в ужасе зажмурился: он знал, что самурай не блефует. Однако ронин не мог сдаться из-за Шадрака — мальчишка должен выжить любой ценой.

В это время на площади Йоситака наполовину вынул лезвие из ножен.

—Еще раз спрашиваю: где ронин?

Послышалось несколько всхлипываний испуганных крестьянок из толпы, но никто не произнес ни слова, никто не пошевелился.

Танака со слезами на глазах посмотрел на своего сына-подростка: вот опять из-за него отбирают чужую жизнь.

—После сегодняшнего жертвоприношения вам лучше быть со мной откровенными. Если вы обманете меня, то понапрасну прервется жизнь этого человека!

Шадрак смотрел на отца, ничего не понимая. Он не видел, как кровь из шеи обезглавленного кузнеца обагрила снег, но тот вопль двух крошечных дочурок Сайто он забыть не смог.

Степень твоего невежества есть глубина твоей веры в несправедливость и трагедию. То, что для гусеницы конец мира, мастер называет бабочкой.

— Доктрина Белой Школы

Выход за пределы разумного ведет в башню мудрости.

— Уильям Блейк

Планета Теллюс

Ниппонская империя

Деревня Киото

Й год правления

Поиск по сайту: