Го Сёгуна (3 года спустя) 14 страница

Юный разум, казалось, осознавал, что ему предстоит исполнить важное предназначение. Грядущая цель направляла Шадрака, и он неутомимо стремился расширить для себя пределы возможного. В этом он не отличался от любого другого восьмилетнего мальчишки. Ему были свойственны крайности, но при этом он был крайне скуп на проявление чувств, хотя Танака полагал, что наедине с собой он совсем иной. Он никогда не жаловался, ни разу не отлынивал от работы, радовался собственному пониманию природы, особенно умению понимать животных.

Наблюдая за Шадраком, Танака довольно улыбался — вот только в глазах его застыла печаль. Казалось, Шадрак не ведает усталости. Он отрабатывал техники боевых искусств, которым его обучил сэн-сэй, но, несмотря на то, что исполнение было почти безупречным, Шадрак никогда не считал эти занятия избыточными. Какими бы тренировками ни изматывал его учитель, мальчик стремился сделать больше и лучше. Он мог тысячи раз отрабатывать один-единственный прием, неизменно испытывая неудовлетворение от результата.

Шадрак напоминал Танаке его самого в юности — если не считать того, что Шадрак был куда более дисциплинированным. Он был совсем не по-детски фанатичен в своем стремлении к совершенству. До этого самураю не доводилось встречать столь одаренных учеников. Шадрак имел, что называется, дар свыше, который, в сочетании с невероятной работоспособностью, должен был принести совершенно удивительные плоды; такого героя Ниппонская империя еще не видывала.

Одно лишь смущало буси — судя по всему, Шадрак нередко как бы вспоминал то, что преподавал ему учитель. Иной раз Танака чувствовал себя не настоящим сэнсэем, а средством, помогающим ученику вспоминать забытые знания. Более того: стиль, который возвращался к Шадраку, неизменно напоминал собственный стиль Танаки. Но самурай знал, что это просто невозможно! При этом Танака чувствовал, что независимо от умений Шадрака в прошлой жизни, его нынешняя подготовка окажется куда более солидной и безусловно затмит все бывшие достижения.

Вполне удовлетворившись качеством работы ученика, Танака неспешно поднялся и тихо выскользнул из своего прибежища. Шадрак же продолжал заниматься, не обращая внимания на мир вокруг себя. Сейчас он совершенствовал технику, включающую в себя перекаты, удары кулаком и простейшие удары ногами. Он всегда полностью концентрировал свое внимание на отрабатываемом приеме и в эти минуты окружающее переставало существовать. Когда он выполнял упражнения, время изменяло свой неустанный бег — мальчик даже не замечал его течения.

Внезапно что-то грубо заставило Шадрака вернуться к реальности. Это «что-то» тяжело хрустело по лесной подстилке. Шадрак прислушался и понял, что неизвестный гость направляется прямо к нему. Отшатнувшись от непонятного звука, он оглянулся в поисках укрытия. Молодой, неокрепший разум вполне сознавал пределы возможного; Шадрак чувствовал, что существо довольно грузное и движется очень быстро.

Еще мгновение... и гость выкатился на поляну прямо перед мальчиком. Это оказался полярный медведь. Двухсот фунтовая туша приподнялась на задних лапах, агрессивно оскалив зубы. Кремово-белая шкура была исполосована кровавыми следами недавних сражений. Было ясно, что такие раны мог оставить лишь другой такой медведь. Красные глазки с ненавистью уставились на Шадрака.

Мальчик замер: он не ожидал подобной встречи. Разум лихорадочно пытался отыскать выход из ситуации. Убежать он не сможет — Шадрак ясно понимал это: медведь легко догонит его. Атака также не принесет удачи, как, впрочем, и попытка усмирить огромного зверя. Медведь жаждал мести - и немедленно.

Когда зверь угрожающе бросился на него, стремясь вынудить его бежать, Шадрак внезапно почувствовал, что его разум разделился. С одной стороны, он сознавал, что находится в смертельной опасности; вкус страха буквально чувствовался на губах. Но было еще что-то: это нечто сейчас бушевало внутри мальчика, грозя всему своей неуемной силой и властью. До этого момента новое чувство просто дремало в нем - и вот сильные эмоции неожиданной лесной встречи впервые пробудили его к жизни.

Странное чувство было холодным и темным - Шадраку оно совсем даже не понравилось - но бороться с ним было невозможно. Оно было больше чем просто часть сущности Шадрака, больше его личности; оно полностью втянуло его в себя. Внезапная волна силы без остатка поглотила страх перед медведем, и Шадрак теперь с какой-то жалостью смотрел на презренное животное перед собой.

Он засмеялся; смех получился бессердечным и жутким. Потом Шадрак двинулся навстречу агрессивно вскинувшемуся мишке. В первое мгновение медведь отступил назад перед такой напористостью, но вскоре резкое ощущение боли заставило его зло рвануться вперед.

Глаза противников скрестились в немой дуэли. Еще недавно синие глаза Шадрака потемнели и с нечеловеческой силой погрузились внутрь медведя, вынудив его замереть на месте. Животное остервенело замахало передними лапами, но не осмелилось двинуться вперед. И тут Шадрак почувствовал, что какая-то злая его половина выскользнула из тела и коснулась медведя. Послышался агонизирующий рев - медведь развернулся и помчался прочь, повизгивая на бегу.

С трудом веря в спасение, Шадрак опустился на колени. Из глаз брызнули слезы. Он не имел ни малейшего представления ни о том, что только что совершил, ни о том, зачем он сделал это. Он просто знал, что на мгновение потерял контроль над собой. Страшное внутреннее раздвоение до сих пор ощущалось, но темная часть его разума уже снова спряталась в свое логово, и ее демонический хохот становился все слабее и слабее. Больше всего Шадрака озадачило то, что он любил животных и в глубине души чувствовал, что так было всегда.

Через некоторое время смущенный разум мальчика подсказал ему, что хватит стоять на коленях - пора возвращаться в деревню. Вечерело и погода постепенно ухудшалась. Шадраку захотелось поскорее вернуться к людям и поделиться с кем-нибудь своей историей - может, рассказать отцу обо всем, что произошло, - но он боялся, что его накажут за это, прогонят прочь. Терзаясь неясными ощущениями, он все-таки направился в сторону Киото.

Уже дойдя до моста через реку, он уловил треск сухих веток и с испугом поднял глаза, ругая себя за то, что покинул состояние дзан-син. Слишком поздно: мужчина уже заметил его.

В ужасе Шадрак затаил дыхание — это был тот, кого следовало избегать любой ценой, самурай Киото Горун Цзан. Сколько раз отец наставлял его относительно Цзана — и вот, пожалуйста, он проворонил встречу!

Мозолистая рука цепко взялась за плечо мальчика. Буси внимательно заглянул ему в глаза. Цзану было под тридцать; это значило, что он уже преодолел обычную черту продолжительности жизни самураев. Честное, открытое лицо Горуна вполне соответствовало его духу. Нос самурая был некогда перебит на дуэли чести; во все стороны от переносицы разбегались страшные шрамы. Одеяние не оставляло сомнений в том, что он был самураем: Цзан был весь затянут в доспехи-йорои, на боку у него висели пара мечей дайсе.

—Ты кто, мальчик? — сурово, но не сердито обратился к нему Цзан.

Шадрак в отчаянии оглянулся, тщетно надеясь убежать, хотя и чувствовал, что хватка самурая слишком крепкая, чтобы можно было вырваться. К горлу подступила тошнота — паренек еще не отошел от недавнего столкновения в лесу.

Шадрак раскрыл рот, чтобы ответить, но ни звука не слетело с онемевших от ужаса губ.

Глаза Цзана сузились. Он знал каждого жителя Киото, и кроме того, пацану не хватило бы сил прийти сюда из других мест — даже в Летнюю пору.

—Откуда ты, мальчик?

Но Шадрак лишь затравленно молчал.

Тогда Горун Цзан внимательно осмотрел чащу вокруг, надеясь увидеть родителей либо спутников мальчугана. Никого.

Нахмурившись, он вновь вперил взгляд в странного путника. Мальчик был родом не из Империи — это было очевидно при взгляде на разрез его глаз и общее сложение. Цзан знал о приказе Сёгуна относительно чужаков — их следовало уничтожать на месте.

Самурай был озадачен. Он был воином-ветераном, но никогда не убил человека просто так, хладнокровно, а этому мальцу и восьми лет не будет. И потом, он не был полностью уверен, что мальчик родом не отсюда, хотя и западной крови в нем определенно не было.

—Пойдем со мной! — приказал он, наконец приняв решение. С этими словами Цзан ухватил мальчика за загривок и повел его к деревне. Кто-то да должен знать, откуда малыш. Цзан относился к своим обязанностям всегда серьезно, но с умом, поэтому жители Киото стремились помочь своему господину. Редко когда самураю приходилось прибегать к своей власти.

Всю дорогу Шадрак даже не думал сопротивляться. Какое-то шестое чувство предупреждало его, что ведущий его самурай совсем не намерен шутить. Шадрак затаил дыхание, когда понял, что его ведут к дому Эканара. Закрыв в ужасе глаза, мальчик молился, чтобы Танака успел заранее увидеть приближавшегося самурая.

Танака действительно увидел гостей, но поступил совсем не так, как ожидал приемный сын. Когда Цзан распахнул двери и подтолкнул мальчонку вперед, Танака стоял посреди комнаты. Лицо его было совершенно бесстрастным. Сердце Шадрака разрывалось от надежды и отчаяния.

Цзан тут же узнал ронина. Высокая, худощавая фигура Танаки, его жилистое сложение не давали возможности ошибиться. Цзан знал, что, случись ему драться с Танакой, об искусстве владения мечом которого ходили легенды, и шанса победить у него не будет. Но тут Горун Цзан поразился внезапному открытию — Танака был не вооружен. Он был одет только в кимоно, и лишь его осанка — прямая, бесстрашная — говорила Цзану о том, что перед ним стоит человек, некогда бывший самураем.

Цзан сглотнул комок в горле и отпустил плечо Шадрака.

—Это ты Танака-сан? — спросил самурай Киото с едва заметным дрожанием в голосе.

—Да.

Возникла нервная заминка.

—Меня зовут Горун Цзан, я самурай этой деревни. Ты знаешь мои обязанности. Тебя следует казнить на месте.

—Понимаю, — глубоко и звучно откликнулся Танака. Мужчины скрестили взгляды. Цзан нервно облизал губы: перед ним стоял человек, слава которого в тысячи раз превосходила его собственную; человек, которого уважали и перед которым преклонялись все самураи. Вспомнив о своем долге, Цзан почувствовал, как его ноги ослабели. Он понимал, что должен сделать выбор между долгом и правдой, как в свое время это пришлось делать Танаке. Ронину следовало дать хотя бы шанс.

—Если ты принесешь извинения за свои бесчестные действия по отношению к Сёгуну и согласишься просить у него прощения, я оставлю тебе жизнь, — произнес он, наполовину вынув сверкающее лезвие своего катаны.

Прежде чем ответить, Танака намеренно долго обдумывал предложение Цзана.

—Мой долг перед Бусидо превосходит мою верность Сёгуну. Его действия и желания были низкими и недостойными. Таково было мое решение тогда, и я не отступлю от него сейчас.

С точки зрения самурая Танака произнес святотатственные слова. За них полагалась немедленная смерть. Ронин надеялся, что хотя бы его приемному сыну удастся сбежать. Сам же он ожидал лишь сверкающей стальной дуги и последней, острой боли.

Однако Цзан махнул пальцем и дослал катану обратно в ножны. Ронин прошел испытание

—Уважение, которое питают к тебе крестьяне, воистину достойно тебя, — произнес он. — Я бы пожелал тебе удачи, но, к сожалению, я не знаю о твоем присутствии в моей деревне.

Оба поклонились друг другу как равные, не спуская глаз с собеседника. Потом Цзан развернулся и вышел. Больше между ними дел не будет.

Эния

Иесод Иецира

Желтая Школа

(Заколдованный лес)

Йихана с тоской засмотрелась в окно в поисках чего-нибудь, чем можно было бы занять свой разум. Густая лесная поросль ограничивала поле зрения, и дальше пятидесяти футов, куда ни глянь, чаща не просматривалась.

«Деревья, деревья — опять эти проклятые деревья! Будь проклята эта Школа, если она держит меня здесь!»

Легкий стук в дверь немного отвлек ее от грустных мыслей.

—Войдите, — пресным голосом произнесла она.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Филип. Это был мужчина средних лет как всегда с бесстрастным выражением на лице.

Ты уже встала? — с неодобрением спросил он. Йихана даже не соизволила обернуться лицом к гостю.

А тебе какое дело?

—Ребенок еще и дня не прожил, а ты уже перенапрягаешь себя. Тебе нужно отдыхать.

В реплике Филипа не чувствовалось ни грана заботы — он просто констатировал факт.

—Я не такая уж чахлая, как тебе кажется, — ледяным тоном отрезала Йихана. — Родам уделяют слишком много внимания.

Губы Филипа сложились в покровительственную усмешку:

—Как скажешь, Йихана.

Молодая женщина в изнеможении закатила глаза к потолку, но не ответила на укол: сейчас она уже хорошо разобралась в привычках этого Желтого Адепта.

—Что ты там высматриваешь за окном? — снова спросил Филип.

—Ненавижу лес. Терпеть не могу эти проклятые деревья.

—Тогда зачем ты на них смотришь?

—Потому что в этом проклятом месте больше не на что смотреть!

—О-о, мне кажется, Йихана, что жизнь отшельницы не для тебя. Медитация и оккультные науки — слишком пресная пища, не так ли?

Она обернулась, смерила его взглядом, а потом присела на низкий подоконник.

—Зато для тебя они — все. Логика и уединение — вот единственное, что тебя заботит. А на самом деле ты пуст: в тебе нет никаких стремлений!

—Именно это и проповедует наша Школа, хотя сама по себе логика внутренне ограничена, особенно в вопросах метафизики.

—Даже это утверждение звучит вполне логически.

Филип удивленно поднял бровь, однако спорить не стал: он понимал, что пререкаться с Йиханой бесполезно. Он обошел кровать с другой стороны, направляясь к детской колыбельке.

Фиона выглядит здоровенькой, — сообщил он, — хотя не очень похожа на свою маму.

—А-а, ребенок, — пробормотала Йихана. Филипа неприятно поразила горечь в ее голосе. — Наплевать мне на него, пусть хоть сдохнет.

—Что с тобой? Младенец просто чудесный.

—Это же девка, ты, кретин! — огрызнулась Йихана.

—Ну и что? Ох, забыл... Ты разочарована, потому что ожидала мальчика, как обещал тебе Бэл.

—Да, черт подери! Как могла получиться девочка? Я могу поверить в то, что Бэл бросил меня; но я не верю, что он мог соврать мне относительно ребенка. Ведь он совратил меня именно с этой целью! Бэл никогда и ничего не делает без серьезных на то причин, и его связь со мной была не ради удовольствия.

—В этом я нисколько не сомневаюсь, — произнес Филип и, не дожидаясь сердитых возражений Йиханы, добавил: — Что, тем не менее, оставляет тебе лишь две возможности. Либо Мастер Бэл заново воплотился в женском обличье, либо у ребенка совсем иная душа.

Йихана уставилась на него:

—Ты знаешь что-то, о чем не знаю я?

—Я знаю много того, чего не знаешь ты, — сказал Филип. — И не думай, что этот ребенок родился для твоего личного блага. Эта девочка повлияет на многих. А то, что она родилась именно у тебя, объясняется вполне определенной причиной.

—Какой?

—Необходимостью получить силу, конечно. Любое дитя, которое выживет у подобной матери, безусловно, вырастет очень сильным.

—Очень смешно, Филип. И откуда ты почерпнул эти так называемые сведения?

—Я Адепт. В моем распоряжении есть средства, которые тебе недоступны. Могу совершенно точно сказать тебе, что эта девочка — совсем не та душа, о которой ты думала.

Лицо Йиханы побагровело от гнева.

—Кто же она, дьявол ее побери?

—Это мы увидим позже, — покровительственная улыбка вновь появилась на губах Филипа.

Тот, кто смотрит наружу,—спит; тот, кто смотрит внутрь, — бодрствует.

— К.Г.Юнг

Планета Теллюс

Малкут Асийский

Ниппонская империя

Й год правления

го Сёгуна (3 года спустя)

Шадрак спрятал лицо и свернулся клубочком. Он был вне себя от испуга и отчаяния и совершенно не представлял, где находится. Вокруг было темно и холодно, пола под ногами не было. Настоящая преисподняя.

Он слышал, как кто-то раз за разом повторяет его имя. Мальчик знал, что заблудился, и зовущий пытается его вернуть. Это был один и тот же голос: женский, мягкий и печальный. Как ему хотелось ответить на призыв! — но он не знал, откуда доносится голос. Казалось, что он исходит отовсюду.

Шадрак пристально вглядывался во мрак, но ничего не видел; наконец, он впервые заметил ту, что звала, — и ему больше всего на свете захотелось быть сейчас с ней. Ее длинные черные волосы восхитительно обрамляли прекрасное лицо. Темно-карие проникновенные глаза внимательно всматривались в глаза Шадрака. Он сразу почувствовал свою связь с этой женщиной. Ее образ слегка дрожал, будто доходил сквозь тысячу разных измерений.

Вот она протянула к нему руку. Не задумываясь о последствиях, мальчик тут же ответил взаимностью. Он чувствовал, что это шанс к спасению, и был готов поставить на карту все. Их руки сплелись, и Шадрак тут же ощутил объединяющие волны гармоничной энергии. Их вибрации в точности совпадали друг с другом.

Мальчик сознавал, что поднимается все быстрее, быстрее, уносясь из жестокого мира, который остался внизу. Он понимал, что возвращается домой. В голове пронеслись образы красивейшего плана, раскинувшегося под аметистовыми небесами. Теплая волна наслаждения прокатилась по всему телу. В голове толпились чьи-то воспоминания: вот высокий мужчина с пятиконечной звездой на груди. Еще немного — и он вспомнит все; Шадрак знал, что все это очень важно.

Внезапно его уши чуть не оглохли от пронизывающего визга. Острые когти впились в ноги мальчика и стали отчаянно тянуть его вниз. Оттуда, снизу, к Шадраку поднимался леденящий холод; на миг он оцепенел, распознав в когтях темную часть самого себя. Она, эта темная часть, не даст ему уйти — он принадлежал ей. Надежды на спасение не было.

Страшное создание рвануло сильнее. Шадраку казалось, будто десяток здоровых мужчин держит его за ноги. Онемевшие пальцы разжались, и его рука начала выскальзывать из руки женщины. Он посмотрел наверх. В глазах женщины светилась невыразимая печаль. Прежде чем их руки разделились, Шадрак успел послать ей взгляд, полный любви и понимания. В следующий миг он уже мчался вниз, навстречу року. Тьма вокруг становилась вязкой; казалось, еще немного, и он задохнется во мраке. Бессильно крутясь, Шадрак сопротивлялся, как мог, пытаясь сделать драгоценный глоток воздуха.

Удар о землю был ошеломляюще сильным. Тело мальчика выгнулось, спазм швырнул его с кровати на пол. Шадрак не мог даже вдохнуть.

Свернувшись, он залился слезами, размышляя о том, что только что утратил.

Танака и Шадрак стояли на лесной поляне, где обычно проходили их занятия. Самурай оглядел своего ученика с ног до головы и остался доволен, хотя виду не подал. Предложенная Эканаром особая диета с белками и углеводами давала о себе знать: парень постепенно обретал впечатляющее атлетическое сложение. Шадрак уже обрел солидную физическую силу, частично благодаря работе в кузнице Йориэ Сайто, частично — в результате каждодневных занятий физической подготовкой.

Танаку беспокоило другое — состояние мальчишечьего разума. Шадрак редко проявлял чувства радости или удовольствия, его больше интересовало лишь укрепление тела и разума. Кроме того, что-то определенно угнетало мальчишку, но Танака все не мог вызвать приемного сына на откровенный разговор. Помимо Танаки, которого Шадрак считал своим отцом, а также Эканара, Сайто и Сашки, мальчик избегал встреч с другими людьми. Чувствуя свое отличие от других, он словно жил в сильном страхе перед чем-то.

Танака прогнал от себя назойливые мысли и вернулся к окружающему. Для такого старого воина, как он, детские проблемы казались слишком сложными.

— Ты добился достаточно глубокого понимания основных движений, которые я тебе показывал, — сообщил он Шадраку. — Теперь, когда ты покинешь деревню, у тебя будет преимущество перед твоими соперниками — преимущество, которое я использовал многие годы. Каждый самурай знает искусства иайдзютсу и дзюдзюцу. Первое из них — это искусство рисования мечом; в нем самурай наносит удары, словно рисуя клинком. Второе — искусство мягкости. Это искусство защиты, оно состоит из захватов, бросков, а также предусматривает использование смертельных точек на теле. Я же научу тебя третьему искусству, которым не владеет ни один самурай в Империи. Это искусство простолюдинов. Называется оно каратэ — путь пустой руки. Свое название оно получило потому, что человек, не имеющий оружия, считается беззащитным. Ты станешь каратэ-ка и тоже будешь казаться таким беззащитным, однако твое тело превратится в смертельное оружие.

Шадрак внимательно слушал учителя с широко раскрытыми глазами.

—Но прежде чем я научу тебя хорошо владеть моим собственным стилем, представляющим собой сочетание трех упомянутых искусств, я хочу, чтобы ты поклялся, что никогда не станешь использовать свое умение против кого бы то ни было, пока будешь моим учеником. Я вполне понимаю, что, когда ты отправишься в мир искать свою судьбу, тебе придется применять его, — но до того пообещай мне то, о чем я сказал. Запомни: отличительными признаками настоящего воина являются скромность, воздержание и невозмутимость.

—Я не подведу тебя, сэнсэй.

Танака молча всмотрелся в лицо ученика, потом кивнул.

—Тогда начнем с первого и основного урока: равновесия. Без этого важного компонента движения, которые ты уже изучил, совершенно бесполезны.

Самурай внимательно наблюдал за реакцией ученика. Ему нравилась его стойка — уверенная, без выкрутасов. Казалось, Шадрак понимал, что урок будет трудным, и принимал происходящее без слова возражения.

Урок продолжался более пяти часов. Прежде всего Танака показал приемному сыну, как быстро отступить, полностью сохранив равновесие для последующей контратаки. Это оказалось довольно болезненно — после демонстрации приема Танака по-настоящему атаковал мальчика, чтобы проверить, как он усвоил объяснение. Он не сделал никакой поправки на возраст Шадрака, так что атаки его были настолько же сильными и молниеносными, как и в настоящем бою. Нанося удары, он не концентрировался на них, чтобы не причинить мальчику серьезного ущерба, хотя синяки и царапины все равно получались приличные.

Именно столь трудный путь обучения, который избрал Танака, способствовал быстрому прогрессу Шадрака. После нескольких сильных тычков юный воин почувствовал, что его желание изучить технику стало весьма сильным, а уже через двадцать минут он овладел основами движения. Теперь ему почти всегда удавалось избегать яростных атак Танаки. Иногда он замечал брешь в обороне учителя и даже успевал нанести контрудар, повергая самурая в изумление.

Несмотря на крайнюю осторожность в оценках, Танака был просто потрясен скоростью, с которой Шадрак усваивал приемы и техники. Эта его способность была просто невероятной — и все равно Танаке казалось, что все происходило чисто инстинктивно.

Потом Танака принялся учить мальчика сохранению равновесия при атаке. Он показал Шадраку, как, используя только силу ног, прыгнуть вперед и с большой дистанции сбить соперника и как сохранять равновесие во время прыжка, чтобы быть готовым к контратаке. Танака настолько быстро отступал, что Шадрак никак не мог приблизиться к нему на нужное расстояние. Он попытался было сократить разрыв между ними, но хорошо держать равновесие ему не удавалось, и самураю ничего не стоило сбить его с ног. Несмотря на то что мальчик до самого конца урока так и не смог нанести хотя бы один удар учителю, Танака остался доволен его успехами.

— Надеюсь, теперь ты начинаешь понимать значение равновесия, — серьезно сказал Танака в конце занятия. — Это корень, основа всего в мире будо-кай и за его пределами.

После этого самурай показал Шадраку искусство тай-сабаки: избегания нападения противника за счет ухода с линии атаки. Он до предела испытывал скорость, с которой Шадрак мог уклоняться от удара в ту или другую сторону. Если мальчик двигался слишком быстро, Танака догонял его и наносил удар; поражение наступало и тогда, когда движение запаздывало. Однако, как и прежде, Шадрак понимал, что только тяжелая подготовка и непрерывные занятия помогут ему довести свое умение до совершенства.

В течение последнего часа Танака научил его, как использовать стойку и положение бедер для того, чтобы нанести сильный удар. Это умение также зависело от способности сохранять равновесие положения тела; самурай заставил мальчика отрабатывать технику, используя в качестве цели стволы деревьев. Если в момент контакта со стволом равновесие не было идеальным, сила удара возвращалась обратно в тело и прием получался слабым. Зато при правильном выполнении сила удара проходила сквозь тело Шадрака в землю и тут же возвращалась обратно, так что удар в цель получался двойным. Чтобы тело правильно пропускало энергию, Шадрак должен был на долю секунды напрячь мышцы точно в момент удара. Это называлось киме. Танака рассказал мальчику, что иной раз для того, чтобы овладеть этим умением, нужна целая жизнь.

К концу занятия Шадрак едва держался на ногах. Танака похвалил его, похлопал по спине и тут же превратился из сэнсэя в отца.

Они вместе отправились домой, разом прекратив все разговоры о боевом искусстве.

Эканар затаил дыхание и улучил момент, чтобы насладиться созерцанием природы. Лес был совершенно тих, будто вымер. Легкая снежная пороша, укрывавшая землю, в дневных лучах казалась богатым разноцветным покрывалом. Солнечный диск слабо просвечивал из-за тонкой туманной дымки и казался огромным раздувшимся мутным шаром. Эканар набрал полную грудь морозного воздуха и во весь голос рассмеялся.

—Как чудесно!

—Что чудесно? — спросил запыхавшийся Шадрак, удивляясь, как старику удается так быстро идти вперед.

Эканар покачал головой.

—Разве тебе не интересно, отчего люди так быстро начинают скучать?

—Я лично никогда не скучаю! — заявил Шадрак, гордясь своим пусть маленьким, но достижением.

Мудрец ласково поглядел на него.

—Это потому, что ты не такой, как все. Ты не так сильно утратил ощущение мира, как остальные. Беспокоясь о всяких мелочах собственной жизни, они утрачивают возможность наблюдать красоту вокруг себя. Они забывают о том, что божественны!

—Кажется, я понимаю, — неуверенно произнес Шадрак. Эканар улыбнулся. Что бы ни заявил Шадрак, он не был уверен, будет ли это реакция десятилетнего мальчика или ответ кого-нибудь постарше. Внутри этой юной головки скрывалась явно не одна личность.

—Всегда помни, что переживать и заботиться — это правильно, только никогда ни о чем не нужно волноваться. Как ты считаешь, есть ли что-нибудь наихудшее, что может произойти с тобой?

Поскольку Шадрак задумчиво молчал, мудрец решил продолжать.

—Я скажу тебе! — воскликнул он так, будто собирался открыть невесть какую тайну. — Самое худшее — ты умрешь! Ну и что тут плохого? Все равно ведь придется родиться снова!

После небольшой паузы Шадрак ответил:

—Это неправда.

Мудрец изумленно развернулся.

—Как это неправда? Конечно, правда!

—Может быть, это правда для других, но не для меня. Мальчик говорил так уверенно, что Эканар не знал, как возразить.

—Что ж, возможно, ты прав, парень, — наконец произнес он, — у тебя весьма непростая карма. В действительности я ничего об этом не знаю, но если судить по тому видению, которое явилось твоему отцу перед тем, как он нашел тебя, то я более чем уверен: твоя душа зависит от твоих собственных деяний.

Какое-то время Эканар молчал, потом заговорил снова:

—Но я расскажу тебе кое-что. Какой бы ни была твоя судьба, я не знаю ни одного другого человека, кроме твоего отца, который лучше него подготовил бы тебя к грядущим испытаниям.

—Или тебя, — добавил Шадрак.

Эканар улыбнулся.

—Кто знает, может, и это правда.

—Как получилось, Эканар, что ты так много знаешь? Мудрец захихикал.

—Ох! Это все из-за моего любопытства, молодой человек. И благодаря тому, что я постоянно искал приключений. Я слишком люблю этот мир!

—Ты всегда был мудрецом?

Эканар посмотрел вниз, на своего ученика. В глазах его внезапно появилась грусть.

—Нет. Однажды мне пришлось стать мудрецом. Приняв это решение, я повернулся спиной к знанию иного рода.

—Магии? — спросил Шадрак, весь загоревшись догадкой. Эканар вновь изумился. Ум и поразительная интуиция Шадрака часто смущали его. Даже язык этого ребенка был недетским.

—Да, магии.

—Где ее можно изучать? — почти шепотом спросил Шадрак.

—В Империи — нигде, — засмеялся Эканар, делая вид, что не понял серьезности вопроса. — Это было далеко на Западе, недалеко от моей родины. Однако я отвернулся от Школы Тайн — а заодно и от женщины, которую любил.

—Почему ты так сделал?

—Для одиннадцатилетнего ты задаешь слишком много вопросов.

—Если верить отцу, я могу быть любого возраста, — напомнил ему Шадрак.

—Да уж, прямо сто одиннадцать! — проворчал Эканар.

—И все-таки, почему ты ушел? Мудрый старик вздохнул.

—Мой характер не подходил для жизни в Храме. Эмоциональная отвлеченность приходила ко мне с трудом; кроме того, я любил и сейчас люблю — выпить кружечку эля. Я стремился к знаниям ты же знаешь, в Храм кого попало не принимают, — но отказаться от всего остального мира было выше моих сил. Посвященные живут в полном уединении.

Поиск по сайту: