Го Сёгуна (год спустя)

Первые лучи рассветного солнца мягко пробивались сквозь легкую дымку, заполняя поляну рассеянным светом. Шадрак стоял неподвижно, закрыв глаза и чувствуя лес вокруг. Он слышал шорохи самых разных животных, ощущал запахи, каждый из которых был ему знаком. Ему даже казалось, что вместе с легкими порывами ветерка он ощупывает стволы деревьев. Юноша ощущал полную гармонию со всем вокруг.

Он раскрыл глаза, оставаясь в состоянии дзансин, до предела напрягая все чувства. Уже собравшись приступить к выполнению ката, он вдруг замер, отметив, что изменился общий привычный тембр звучания. В воздухе послышался непереносимо тонкий и пронзительный звук. Шадрак озадаченно нахмурился.

И тут появились они: три фигуры в пунцовых одеяниях, закрывавших их с головы до ног. Лиц было не видно из-под низко опущенных капюшонов. Шадрак содрогнулся, осознав, что троица материализовалась прямо из воздуха. Его поразило собственное ощущение, что он уже видел это раньше и что встреча не несет для него опасности.

Юноша остался в естественной стойке, только задышал чуть равномернее, проверяя, насколько участился пульс. Потом Шадрак успокоил надпочечники, которые грозили взорваться неконтролируемой волной адреналина. Совладав с минутной растерянностью, он вновь зорко наблюдал за происходящим, сохраняя некоторую отчужденность.

В следующее мгновение он уже молниеносно рванулся, стремясь избежать атаки слева. Пригнулся, пропустил боковой удар поверху и широким движением повалил противника, а затем с силой припечатал его голову прежде, чем нападавший успел подняться.

Остальные двое, издавая воинственные крики, зашли с двух сторон. Не меняя спокойного выражения лица, Шадрак максимально эффективно разобрался с обоими атаковавшими. Первому он сломал несколько ребер, поразив его ударом назад усиро-гири. После он воспользовался тай-сабаки и провел несколько контратак, уложив последнего противника ударом локтя маваси-эмпи.

Шадрак быстро огляделся, проверяя, не угрожает ли ему еще кто-нибудь; никого не заметив, он мягко вернулся в естественную позу. Три фигуры в капюшонах медленно поднялись с земли и встали вокруг него. Отвесив Шадраку поклон, они вдруг заколыхались и растворились в воздухе так же таинственно, как и явились. Шадрак стоял вне себя от изумления: с одной стороны, он не поверил происшедшему, с другой — не мог отделаться от ощущения, что однажды встречался с чем-то подобным. Ему так и не удалось коснуться тел своих противников — они сами имитировали действие его приемов на себе, оставаясь бестелесными, словно привидения.

Вдруг Шадрак перестал ломать голову над этим случаем, почувствовав, что не один. Прогнав всякие мысли о собственных тренировках, он отругал себя за то, что его состояние дзансин было слишком слабым.

—Ты уже лучше справляешься с ката, сынок, — послышался будничный голос Танаки, — уже почти похоже на настоящий поединок.

—Я часто тренируюсь, отец.

Одобрительно кивая, Танака вышел из своего укрытия. Он знал, что Шадрак действительно использует каждую минуту свободного времени для оттачивания своих умений. Кроме того, тот часто и подолгу работал подручным у Сайто. Кузнец был уверен, что через несколько лет из парня получится отличный кузнец-оружейник. Шадрак уже неплохо овладел искусством закалки клинков мечей. Тяжелый труд увеличил его силу и выносливость — незаменимые качества для воина. Больше того: работа ему нравилась, отношения с Сайто и его женой, которая недавно родила девочек-близнецов, складывались просто замечательно. Шадрак относился к малышкам как к собственным сестрам.

—Кажется, подошло время устроить тренировочный поединок, — сказал Танака.

Шадрак усмехнулся. Несмотря на то что в таких поединках самурай регулярно мял ему бока, именно благодаря им юноша научился справляться со своим страхом и не обращать внимания на боль. Он даже начинал понемногу давать сдачи своему учителю — Танака уже знал, что если хотя бы на миг потеряет бдительность, то рискует получить удар от своего ученика. Несмотря на сорокалетний возраст, Танака до сих пор не знал поражений, но чувствовал, что со временем искусство Шадрака окажется значительно выше.

Когда спарринг начался, самурай обнаружил, что Шадрак действует гораздо мощнее, чем всегда. В какой-то мере это даже радовало приемного отца возможностью сохранить неплохую боевую форму. Большинство самураев, которым посчастливилось перевалить за сорокалетний рубеж, в лучшем случае превращались в обычных разжиревших политиков, облаченных в йорои.

Танака обрушил на ученика град ударов, готовясь нанести имитацию смертельного удара. Он шел к этому, сознательно направляя реакции и движения Шадрака. Между тем ученик действовал со скоростью молнии: он отлично парировал удары и шел в контратаку, точно следуя проложенному Танакой пути. Сейчас... Самурай развернулся, словно пружина, собираясь нанести венчающий поединок удар, — и внезапно жестоко поплатился за свои благодушные фантазии.

В самый последний момент Шадрак перенес вес тела на одну сторону и в развороте ударил учителя ногой в солнечное сплетение. Удар был достаточно силен, чтобы сбить дыхание и повалить противника, но внутренних повреждений не причинил.

Оказавшись на земле, Танака опешил; потом медленно поднялся, не обращая внимания на ноющую боль в животе. Он знал, что лучшее средство, помогающее от последствий удара в живот, — это расслабиться и медленно встать на ноги. Самурай нисколько не смущался того, что получил урок от тринадцатилетнего мальчишки — все-таки Шадрак был необыкновенным юношей, — да и вообще, этого давно уже следовало ожидать.

Танака поднял глаза на приемного сына и увидел, что тот полностью отдался чувству собственного превосходства и совершенно забыл о защите. Качнувшись вперед, будто борясь с тошнотой, Танака, не меняя направления, провел удар. Неожиданный шлепок по лицу послал Шадрака наземь. Ошеломленный юноша поднялся, утирая разбитый нос. Танака наблюдал за ним, и в глазах самурая светились нечастые веселые искорки.

— Неплохо сынок, я тобой доволен. Только никогда не теряй сосредоточенности, никогда не проявляй своих чувств до окончания боя. В настоящем поединке это была бы не пощечина, а смертельный удар.

Шадрак пристыжено кивнул головой.

В течение следующего часа Танака экзаменовал познания сына в иайдзюцу. На этот раз успехи ученика были бесспорны. Шадрак умел в долю секунды вынуть меч из ножен и нанести удар, сохраняя при этом сосредоточенность и осознание происходящего. Его удары становились такими быстрыми, что за ними сложно было уследить.

Несмотря на все способности сына и его любовь к боевым искусствам, Танака не мог позволить ему тренироваться с настоящей катаной. Даже оказавшись ронином, он не мог преступить Кодекс и позволить не-самураю коснуться священного оружия. До тех пор пока он не решит, что его сын достоин стать самураем, Шадраку придется тренироваться с боккеном — деревянным тренировочным мечом, размерами и весом походившим на катану.

После занятий иайдзюцу Шадрак слушал объяснения учителя относительно сорока трех основных смертельных точек на теле человека. Удары по этим точкам могли иметь самые различные последствия, начиная с потери сознания или невозможности двигаться и заканчивая немедленной смертью. Потом Танака проверил, хорошо ли ученик усвоил материал, и остался доволен.

—Ну что ж, в нормальном поединке ты сражаешься вполне прилично. Теперь посмотрим, каков ты будешь, лишившись помощи глаз! — бросил самурай.

Шадрак ошеломленно наблюдал, как учитель достает из кармана черную повязку. Он читал, что когда-то в древности самураи изучали технику боя вслепую, но в душе не верил, что такое возможно.

—Но сэнсэй, человек не может драться без глаз! Взгляд Танаки засверкал сардоническим умилением.

—Может быть, ты и прав; значит, тебе быть первому! Ты слишком много надеешься на зрение. Пора заняться развитием остальных органов чувств. Но прежде я покажу тебе оружие, которое мы будем использовать.

Танака вынул из сумки два складных шеста-бо. Потом он первые двадцать минут подробно объяснял ученику простейшие приемы боя с шестом: как защищаться, атаковать и действовать против вооруженного мечом противника. В последнем случае шест был особенно подходящим оружием. Танаке было сложно продемонстрировать движения, потому что отсутствующая левая рука не давала ему возможности даже нормально держать бо.

Но, несмотря на этот недостаток сэнсэя, Шадрак вскоре уже ловко владел шестом. Знание искусства ведения боя и отличная ловкость дали великолепное сочетание. С увлечением, отрабатывая атаку, он смог оттолкнуть Танаку на несколько футов, но старый воин сделал то, чего ученик от него совсем не ожидал, — он внезапно сократил дистанцию и ударом ноги оглушил Шадрака.

—Ты должен всегда помнить, — сказал он юноше, — что Кодекс не позволяет хитрить, но хитрость иной раз может спасти тебе жизнь. Твои противники не станут раздумывать, использовать ли хитрость против тебя!

Потом Танака приказал Шадраку надеть на глаза повязку. Он атаковал ученика совсем мягко и аккуратно, но тот не мог защищаться даже в таком медленном темпе. Опять и опять Шадрак получал легкие удары то в голову, то в туловище; наконец он окончательно расстроился.

—Держать себя в напряжении бессмысленно! — поучительно бросил Танака. — Ты должен достичь гармонии с битвой, плыть вместе с ней. Почувствуй движения и мысли противника!

Больше часа Шадрак продолжал свои безуспешные попытки, но ничего не выходило. Он подозревал, что чрезмерное старание сейчас вредит ему, но уже слишком устал от занятий, чтобы продолжать тренировку без лишнего раздражения. Танака видел состояние ученика. Он снял повязку с глаз Шадрака и ободряюще похлопал сына по спине.

—Сегодня неплохо. Через пару лет ты точно побьешь старика! Он заметил угнетенный взгляд Шадрака.

—Не переживай о бое вслепую. Я не знаю ни одного человека, которому бы это удавалось. Это была просто идея. Ты должен знать собственные пределы и радоваться тому, что умеешь.

Шадрак покачал головой: что ж, если искусство боя вслепую находится за его собственными границами, значит, эти границы просто пора расширять.

Иесод

Иецира

Заколдованный лес

Фиона сидела на полу. Окно было закрыто занавесями, и освещали комнату только свечи. Девочка внимательно вглядывалась в свой магический кристалл, рассматривая своего врага. В этом занятии проходило большинство вечеров. Фиона молча рассматривала мальчика со своего рисунка. Сейчас ему было лет четырнадцать — столько же, сколько и ей. Она знала о нем уже довольно много. Все, что Фиона делала, только приближало ее к тому дню, когда она должна была выйти из заточения и встать на бой с ним, своим главным врагом.

Девочка наблюдала, как взрослые и дети лагеря лупили мальчика ногами и руками, но не испытывала ни малейшего сострадания. Единственное, чего она желала, это чтобы удары и пинки были ее собственными — и еще, чтобы в следующий раз он еще больше страдал от них. Ненависть к Джааду иссушала Фиону. Она чувствовала это. Ее единственная цель в жизни состояла в том, чтобы видеть его страдания. Когда эта мысль проскользнула в голове Фионы, девочка нахмурилась. Подспудно она ощущала, что ей уготовано какое-то иное, высшее предназначение, связанное с другим человеком из ее снов. Но в следующую секунду яростное наваждение снова затмило все остальное; теперь ничто, кроме ненависти, не имело значения.

Вздохнув, Фиона убрала кристалл ясновидения. Она изучала Джаада вот уже больше двух часов, и глаза заметно устали. Голову охватила мучительная боль — неизбежное следствие долгой и напряженной концентрации на сохранении связи. Она закрыла глаза и взялась большим и указательным пальцами за переносицу, пожелав, чтобы боль ушла.

Внезапно она почувствовала, как что-то схватило ее за ногу. Она глянула вниз и увидела рядом с собой элементала земной стихии.

Кожа существа была грязно-коричневого и оранжевого цвета, а улыбка элементала была самой хитрой из всех, которые когда-либо видела Фиона. Черные озорные глазки сверкали, словно угольки; на голове росли два небольших рожка, один из которых, почерневший, был сломан.

Фиона улыбнулась и почувствовала, как вся ее ненависть внезапно исчезла.

— Ах ты, нахальный малыш!

Гном потешно мигнул, и Фиону охватило сильное чувство, что когда-то она уже видела его. Ощущение было таким же сильным, как при появлении большой черной кошки, — она иногда издалека поглядывала на Фиону.

Фиона похлопала себя по колену, и гном вспрыгнул на него, словно всегда сидел там. Девочка потрепала его по мохнатой голове, и элементал даже прикрыл глаза от удовольствия. Сильное чувство давней привязанности к гному не давало ей покоя. Это чувство возникало нечасто, но она научилась совершенно серьезно относиться к его появлению. Она очень дорожила этим ощущением, потому что испытывала привязанность к совсем небольшому числу людей и вещей в этой жизни. Филип был ее хорошим другом, причем практически единственным, но она не чувствовала такой глубокой связи с ним, как с этим гномом или той черной кошкой, что иногда смотрела на нее издалека.

В своей нынешней жизни Фиона постоянно разрывалась между двумя противоположными путями: с одной стороны была радость, любовь к природе, глубокая привязанность к ниточкам, связывавшим ее с прошлым; с другой стороны была безумная ненависть к Джааду, обуревавшая Фиону почти все время, которое она не спала. Каждый раз, занимаясь боевыми искусствами, она мысленно сражалась с Джаадом; каждый раз, когда она изучала методы магии, которые можно было применять во зло, Фиона мысленно использовала их против Джаада. И все же подобные мысли казались ей неправильными; почему — она сама не знала. Желтая Школа не во всем склонялась к морализированию. Она пропагандировала принцип недеяния и отстраненности. Однако сознание Фионы было развито достаточно хорошо, чтобы не позволять ей использовать подобные приемы, несмотря на отчаянное желание поступать именно так.

Она разглядывала сидевшего у нее на руках элементала и чувствовала, как ее охватывают волны любви и нежности. Она уже знала, что станет очень заботиться об элементале — ведь в прошлом они были друзьями. Не прошло и пяти минут с момента, когда гном впервые появился перед Фионой, но она уже поставила его гораздо выше всех людей, которые были ей знакомы. Девочка знала, что элементал действительно на ее стороне и не оставит ее в любой беде.

Вдруг дверь распахнулась. В комнату вошла Йихана. Фиона задрожала от страха. Элементал испуганно спрыгнул на пол — он явно испугался мать девочки, — а потом попятился подальше от двери.

—Ты же знаешь, это против духа Школы — водить дружбу с элементалами, — недобро улыбнулась Йихана.

Гном тут же исчез; очевидно, он решил скрыться в своем жилище. Однако Йихана взмахнула рукой, и элементал к собственному ужасу вновь появился в комнате, связанный магией Йиханы.

—Оставь его! — гневно вскрикнула Фиона. Девочка вскочила и швырнула пучок магической энергии в ненавистную мать. В следующую секунду Фиона отлетела обратно, словно пораженная электрическим током. Ее энергии были слишком слабы, чтобы тягаться с матерью.

—Тебе, дочка, еще расти и расти, — презрительно бросила Йихана. Она нащупала драгоценный камень в своем ожерелье и заставила гнома приблизиться.

—Связываю тебя именем Великой Матери Вина, — пробормотала она. Жемчужина выбросила наружу черную ауру и втянула внутрь себя гнома. Хотя несчастный элементал сроду был немым, сейчас он издал тонкий, душераздирающий писк, прежде чем исчезнуть в драгоценном камне. Йихана начертила в воздухе над камнем магические руны заточения.

—Получишь обратно, когда станешь достаточно сильной, чтобы забрать его у меня, — бросила Йихана.

Фиона беспомощно смотрела на мать и слезинки дрожали на ее ресницах. Опять ее оставили наедине с собственной ненавистью.

Владение любым опасным оружием предполагает ощущение самоуважения и ответственности. Однако для самурая катана является воплощением самой его души. Так пусть меч никогда не будет извлечен, разве что в самых тяжких обстоятельствах, и пусть никогда не будет помещен в ножны, не обагрившись кровью врага — или самого самурая.

—«Бусидо, Путь Воина»

Планета Теллюс

Ниппонская империя

Деревня Киото

Й год правления

Поиск по сайту: