EPOV «Виктория не только сутенер и владелец клуба», - мы сидели в тускло освещенном гостиничном номере Чарли, пока я говорил, он и Белла внимательно смотрели на меня, «Она сумасшедшая. Она убийца». Чарли был готов выслушать мою историю, в руках у него был блокнот и ручка, но он ничего не писал. Он смотрел на меня, и, на этот раз, я не отвел взгляд. Я хотел, чтобы он видел в моих глазах, что я говорю правду. «Ты видел, как она кого-то убивает?» - спросил он, никак не реагируя. «Да», - я сглотнул, зная, что мне придется рассказать это. Эмметт единственный человек, кому я рассказал. И это было сразу после того… и я не говорил об этом с тех пор… но никогда не забывал об этом. «Я не знаю, почему она сделала это», - начал я, «Может он увидел что-то, что не должен был видеть, или её семья передала его ей, чтобы избавиться… не знаю. Но я могу сказать, что видел». Чарли кивнул и начал писать, но я понял, что он был готов, чтобы я продолжил. «Это было вскоре после того, как я стал принадлежать Виктории. После этого ритуала с кровью…» - сказал я, пытаясь вернуться к этой ночи, чтобы не забыть ни единой детали… пока я рассказывал это вслух. Тогда мне еще нельзя было свободно ходить по клубу. Виктория еще не относилась ко мне как к рабу. Я много болтал, спорил, требовал свободы, чтобы навещать дочь и могилу Тани, что не было позволено. Я никогда не пытался сбежать, но меня всё равно дрессировали. Я сидел в подвале в клубе, в своей клетке, такой же, как клетка вампира наверху в зале, в которой я когда-то начну работать. Как всегда голый, я не был ранен или испуган, только голоден. Я ждал Викторию, надеясь, что она принесет мне что-нибудь поесть. В этот день я учил разные позиции, какие команды она будет говорить, чтобы я исполнял эти позиции, и как мне нужно отвечать ей, чтобы мой тон был уважительным… и как сдерживать себя от разговоров или даже криков боли, пока мне не разрешат этого. Я был истощен мысленно и не ел целый день. Она сказала, что я пока не заслужил этого. Я был один в ярко освещенном помещении около двух часов, когда услышал её шаги. Только она была не одна. Я слышал приглушенный, мужской голос до того, как увидел их, казалось, он умоляет кого-то испуганно и отчаянно. Виктория втащила его в подвал, ему было около 18-19 лет. Он был довольно симпатичный, загорелый блондин, типичный калифорнийский парень. Он был голый, на шее ошейник, запястья в наручниках за спиной. Он был на коленях, пока Виктория тащила его, его лицо мокрое от слёз, тело слегка влажное от пота. Казалось ему не причиняли боли, и нигде не было крови, но из-за чего-то он сотрясался всем телом и чуть ли не рыдал в голос. Они молча поглядывали на меня в моей маленькой тюрьме. На какую-то долю секунды я с ужасом подумал, что она заставит меня отсосать у этого мальчика, или оттрахать его, против его и моей воли… Теперь я ненавижу вспоминать, что тогда в первую очередь я подумал о себе, но в начале я был далек от боли, и она еще не пообещала мне, что я не буду связан с мужчинами. Тогда я еще не был полностью разбит. Но вскоре это изменилось. Я чуть не заговорил с ней, но вспомнил целый день тренировок, и молчал, пока мне не разрешат говорить. «На колени», - потребовала Виктория, увидев, что я сижу на заднице. Молча, я приподнялся и сел на колени, как она учила, прямая спина, руки сзади, голова поднята, глаза смотрят вниз. «Очень хорошо, мальчик», - похвалила она. Голова мальчика была почти полностью обмотана серебряным скотчем, он смотрел на меня с отчаянием… он тяжело и прерывисто дышал, пытаясь сказать мне что-то своими глазами… Один глаз был ярко-голубой… другой зеленый. «Я хочу, чтобы ты смотрел на него», - заявила Виктория, и я полностью поднял глаза на него. «Эдвард, должно быть ты находишься под впечатлением, что я слабая, потому что я женщина», - сказала она, её накрашенные губы слегка скривились в ухмылке, «Я заплатила за тебя, а ты еще пререкаешься со мной. Ты думаешь, что всё еще имеешь право слова в своей жизни. И ты сопротивляешься мне и моим тренировкам. Не сильно… но я вижу этот взгляд, когда приказываю тебе что-то, нахмуренные брови, когда я закрываю тебя в клетке. Тебе пора понять, кто здесь босс. И увидеть, какие ужасные вещи могут случиться с тобой, если ты не будешь подчиняться мне, как должен». Я вернулся в настоящее, посмотрел на Беллу и Чарли и вздохнул. Я не хотел пересказывать каждую деталь той ночи, но знал, что я должен наконец сделать правильный шаг. А это всегда тяжело. «Несколько часов», - я посмотрел на Чарли, мне было страшно от того, что я могу увидеть в глазах Беллы, если посмотрю, «Мне казалось, что это заняло несколько часов. Она пытала парня. Я не имею в виду, пытала плёткой. Она начала с его пальцев и ножниц для мяса. Не сказав ему ни слова, она начала отрезать кончики его пальцев, пояснив, что она должна уничтожить всё, по чему его можно будет опознать, если найдут тело. Потом его зубы. Она СЪЕЛА кончики пальцев… на его глазах… и его крики были…» Я задрожал, и через секунду Белла сидела рядом со мной, обнимала меня и держала за руку. Чарли не возражал, писал в своем блокноте, его взгляд был холодным. «Она наслаждалась этим. Это напугало меня больше всего, кроме чёртовых воспоминаний, которые я никогда не смогу забыть. Она смеялась над нам и мучила его, пока убивала. И она не торопилась. Мне было плохо, но я не ел ничего целый день, иначе меня бы тошнило всё это время. Я умолял её, кричал и плакал, просил, чтобы она прекратила… потом, когда бедный ребенок был изуродован, но всё еще жив, я умолял её закончить это. Хотя бы закончить его мучения. Всё, что она сказала, это «смотри и учись, Эдвард. Смотри и учись». «Она даже хотела заставить меня съесть его пальцы, когда моё желудок заурчал на четвертом. Я среагировал настолько плохо, что она не принуждала меня, слава Богу», - продолжал я, «Она сказала, что я слабак, и что я должен увидеть это, даже если это только один раз… чтобы я знал своё место. Она сказала, что это может случиться со мной, с моей дочерью, родителями… с любым человеком, с которым я как-то связан. Тогда я уже ничего не мог сказать, настолько мне было плохо… Я просто плакал. Тогда она и разрушила меня. После этого я соглашался на всё, что она хотела». «Казалось, она получала физическое удовольствие от того, что я смотрел, и что мы оба страдали, я и этот мальчик. К концу всего этого она даже разделась. Даже после того, как парень умер, она продолжала резать его. Каждый раз, когда я пытался отвести взгляд, она кричала на меня, чтобы я смотрел, иначе тоже останусь без глаз». «Она сложила его части в пакет и в большой пластиковый ящик», - сказал я, не упоминая всей этой запекшейся крови, «Она открыла мою клетку и заставила меня стоять на четвереньках в луже крови. Я дрожал, как лист, и плакал, но она не обращала внимания. Она сказала, что хочет убедиться, выучил ли я свой урок о сопротивлении и пререкании. Она рисовала кровью на моем лице, оставив полосы на носу, на щеках, написала «блядь» на лбу… «сука» - на спине… она смеялась и забавлялась, украшая меня кровью этого бедного малыша. Думаю, я чуть не потерял рассудок, стараясь стоять ровно, пока она делала это. Она заставила меня слизать немного крови с пола. Сказала, что это сделает меня хорошим зверьком. Сказала, что это даст мне силы. Она тоже слизывала кровь. Она сумасшедшая. Я понял это той ночью. Позже, я начал подозревать, что её семья использовала её, или её клуб, чтобы убивать людей, которые перешли им дорогу, или стали свидетелями каких-нибудь преступлений. Я даже не знал имени парня». «Ты когда-нибудь видел, чтобы она убивала кого-то еще?» - спросил Чарли, продолжая писать. «Нет», - ответил я, «После этого я делал всё, что она говорила, чтобы держать её подальше от моей дочери. Ей не приходилось показывать мне это снова». «Это было несколько лет назад», - подумал Чарли вслух, «Ты хоронил тело?» «Нет, она приказала кому-то забрать его», - ответил я, «Не знаю, похоронили ли они его… или сожгли… или еще что». «Нет тела, нет доказательства», - Чарли слегка нахмурился. «Есть доказательство», - сказал я, надеясь, что не ошибаюсь. Они оба посмотрели на меня, и я вздохнул. «Виктория заставила меня вымыть пол в ту ночь… и использовать шланг, чтобы самому помыться. Она забрала все окровавленные полотенца. Но когда она ушла, я нашел тряпку и намочил её в крови. И спрятал её в подвале». «О, Боже», - выдохнула Белла, «С этим она отправиться в тюрьму за убийство. Эдвард может дать показания против неё». «Не торопись, Белла», - Чарли взглянул на неё, и даже я знал, что это не будет так просто. Чарли посмотрел на меня и спросил, «Ты уверен, что она всё еще там?» «Я не могу быть уверенным на сто процентов», - признал я, «Меня не было там последние две недели. До того, как я ушел, она была там, это точно. Я убирался там перед тем, как уйти к Белле. Я проверил… она была там». «Почему ты никому не рассказал об этом раньше?» - спросил Чарли. «Не думаю, что я могу доверять полиции в этом городе, зная, что представляет из себя семья Виктории», - сказал я, «Я не хотел рисковать своей дочерью. Сначала я долгое время был испуган, потом, позже… я никому не доверял достаточно, чтобы рассказать это. Даже Эммет не знает. Когда я сделал это, я надеялся, что однажды наберусь смелости и покажу кому-нибудь. Я не хотел, чтобы этот парень умер вот так и не оставил никаких доказательств о том, что он был здесь. Всё, что он пережил…» Они ничего не сказали. «Я верю тебе, Чарли», - уверенно сказал я, глядя в его глаза, «Я даю это тебе. Единственное, это то… что я должен забрать её первым». Чарли посмотрел на меня и понял, о чем я говорю… думаю. «Ты уверен, что хочешь сделать это, Эдвард?» - неуверенно спросил Чарли. «Да», - решительно сказал я, «Я уверен». «Стоп. О чем вы говорите?!» - вставила Белла, она догадывалась и не скрывала беспокойства. Я посмотрел на неё и сказал, «Я должен вернуться. На какое-то время. Через несколько дней я снова смогу свободно ходить по клубу. Виктория ходит домой, постоянно оставляет клуб на несколько часов, и я там один. Как только я доберусь до тряпки, я смогу убраться оттуда. Она дает ключи от подвала только мне и Эммету. Я могу вернуться в понедельник, и, если буду вести себя очень хорошо, может она выпустит меня к выходным». «Нет!» - закричала Белла, в её глазах блестели слёзы. Чарли грустно наблюдал за ней, «НЕТ! Пап, скажи ему, что он не может этого сделать! Эдвард ты не пойдешь туда!» «Белла, послушай меня», - я взял её за руки и посмотрел прямо в глаза, «Виктория верит мне. Я могу пробраться туда, не вызывая подозрений. Я живу здесь. Это идеально подходит. Она никогда не догадается, что я задумал. Она думает, что я всё еще боюсь её. Я могу прикинуться, что я боюсь. Я хороший актёр в этом дерьме». «Нет, это слишком опасно», - спорила она, «Пап, ты можешь пойти в полицию и взять ордер на обыск, или что-то еще!» Чарли вздохнул и покачал головой. «Полиция не даст ордер без доказательств, кроме того, что там было убийство», - сказал Чарли, «Они не будут слушать Эдварда, потому что он шлю---» Белла и я посмотрели на него, и он остановился. «Прости», - сказал он и закончил свою мысль, «Полиция не будет слушать Эдварда, потому что он занимается проституцией. Они просто подумают, что он пытается досадить своей сутенерше по какой-то личной причине. К тому же, как сказал Эдвард, мы не отличим хороших копов от плохих в этом городе. Он прав. Она никогда не поверит копу под прикрытием, и уйдут месяцы прежде чем они заработают её доверие. Эдвард может вернуться, втереться в доверие и забрать улику… и потом бежать оттуда нахер. Если мы сделаем это как-то по-другому, мы рискуем его дочерью, не говоря уже о нас». «Когда ты должен вернуться?» - спросил Чарли, снова взявшись за блокнот. «На рассвете в понедельник», - ответил я, дыхание Беллы участилось, и она вцепилась в волосы и потом опустила руки на глаза. Я пытался успокоить её шепотом, обнимал её и целовал её пальцы, пока Чарли был занят. «Я ненавижу это», - закричала она, «Я, блядь, ненавижу это».
