Субъективного «кода» человека

Количество сигналов о появлении образов, приходящихся на каждое предложение текста оказалось различным. При их подсчете иногда требовался выход за рамки предложения, так как осознание факта возникновения образа, подача сигнала требуют некоторых временных затрат. Следует отметить, что человек, воспринимая текст, не расчленяет его на предложения. Для него главное – смысл сообщаемого – идентификация действующих лиц, их характерные особенности, динамика отношений, действий, состояний. Очевиден закономерный характер возникновения образов при воспри­ятии текста «Гришка» (рис.2).

РИСУНОК

Максимумы и минимумы количества сигналов приходятся практически на одни и те же элементы текста как при восприятии монотонного, так и динамичного вариантов. То же самое можно сказать и относительно рассказа «Улары» (рис3).

РИСУНОК

Следовательно, влияние интонационного оформления весьма относительно; определяющим является содержание текста, состав используемых лексических единиц, индивидуальный опыт личности. В этом легко убедиться, прове­дя его анализ с точки зрения потенциальных возможностей каждого предложения текста «Гришка» способствовать формированию образов. (Анализ второго текста - «Улары» имеет тождественный характер и позволяет сделать аналогичные выводы)

Первое предложение, содержащее текстовый субъект – «колхоз­ный конь» – детерминирует появление образа почти у всех испытуе­мых. Субъект второго предложения – «бригадир» – тоже упоминаю­щийся впервые, вызывает, тем не менее, меньше образов, чем объ­ект – «волчья стая». Возможно, это объясняется более тесной связью данного объекта с эмоциями, тогда как субъект – «бригадир» – скорее эмоционально нейтрален. В следующем предложении наибольшее количество образов, как и следовало ожидать, вызы­вает новый субъект действия – «большой матерый волк»; по сравне­нию с предыдущей фразой, здесь не требуется создание совершенно нового образа – он уже частично представлен в сознании слушате­лей благодаря словосочетанию «волчья стая», необходимо лишь придать образу волка – одного из представителей стаи, соответст­вующие отличительные признаки.

Следующее предложение уже факти­чески не содержит новой информации для слушателя; следствием этого явилось почти полное отсутствие сигналов о наличии обра­зов, стимулированных четвертым предложением текста. Не содержит­ся существенно новой информации и в пятом предложении – видимо, здесь оказывается достаточной опора на образы, которые возникли раньше – при восприятии второго и третьего предложений; в то же время возникает необходимость переключить внимание с образа отдельного волка на остальных. Если перед внутренним взором испытуемого – целостная картина, мо­мент переноса внимания на других волков вряд ли будет им осоз­нан. Иное дело, если в сознании возникают лишь отдельные образы; в этом случае может возникнуть необходимость в повторном обраще­нии к созданному ранее образу. Важно также постоянно учитывать факт, что появление представления, его отдельных признаков, свя­зано и с конкретными лексическими единицами, включенными в опре­деленные системы вербальных сетей. Именно по этой причине у нес­кольких испытуемых сформировался образ, вызванный словом «цепочка».

В шестом предложении – новый субъект – «мальчуган лет четы­рех»; его появление отражается на графике резким увеличением чис­ла представлений у большинства испытуемых. Наряду со зрительными, появляются слуховые образы. В восьмом и девятом требуется уже в основном оперирование готовыми образами субъектов тех или иных действий. Сами действия, хотя и являются информативными для слушателя, обладают меньшей представимостью; к тому же степень ди­намичности действий с седьмого по девятое предложение понижает­ся. Соответственно уменьшается и количество возникающих пред­ставлений. Завершается данный абзац на десятой фразе, которая, согласно материалам, представленным на графике, обеспечила формирование максимального числа образов. Субъект здесь, надо при­знать, хорошо известен по первым предложениям, но наличие лек­сики, позволяющей «уточнить», «достроить» сформированный ранее образ, предсказывающий близость развязки привело к необходимос­ти его появления в новом, «усовершенствованном» варианте. Сле­дует также учитывать различную длительность предложений; ведь количество слов в его составе может оказывать влия­ние на число возникающих при его восприятии образов.

В следующих пяти фразах субъекты действий хорошо известны, но динамичность этих действии нарастает. Количество образов ос­тается, однако на низком уровне, так как слушатель подготовлен к их восприятию предшествующими предложениями. Оно резко увели­чивается, когда звучит фраза, содержащая информацию о неожидан­ной, достаточно неординарной развязке. Следующие две фразы, не несущие новой информации, вызывают лишь эпизодические образы.

Новый абзац требует переключения внимания слушателей на са­ни; субъект действия известен, но упоминание о его опасениях за ребятишек ведет к заметному росту числа образов. А следующая фраза обеспечивает те детали, которые способствуют формированию более конкретного образа бригадира.

Далее снова следует переключение внимания на волчью стаю: собственно, именно эта задача и возложена на двадцать первое предложение текста, вызвавшее эпизодические образы, количество которых возросло при упоминании об окружающей природе. Нараста­ние динамичности событий опять сопровождается увеличением числа представлений; их кульминация в этой части текста приходится на описание неожиданных действий бригадира. Наступившая очередная развязка, представляющаяся достаточно вероятной, в образной опо­ре практически не нуждалась: они возникли лишь у нескольких ис­пытуемых.

Предпоследний абзац текста начинается с предложения, содер­жащего новую информацию; как и следовало ожидать, количество об­разов снова возросло, но уже следующая фраза отражает естествен­но ожидаемое действие – сани вносятся в первый же двор. Единич­ные представления возникают под воздействием слова «двор». Новое действие лошади неожиданно и динамично; как следствие – нараста­ние числа образов.

События, описываемые в двух заключительных предложениях, в высокой степени предсказуемы и количество образов, естественно, невелико. Рост их числа приходится на последнее предложение, преж­де всего благодаря значительной его длине и наличии лексических единиц, стимулирующих возникновение образов у отдельных слушате­лей.

Очевидно, что элементы повествования, детерминирующие появ­ление образов у аудиторов, нетрудно предсказать. В абсолютном большинстве случаев они приходятся на те участки текста, где имеет место изменение, новизна, динамичность, альтернативный выбор. Кстати, именно эти участки содержат слова, которые особенно эффективно стимулируют возникновение представлений. Возможно, мо­мент их восприятия в составе текста служит тем финальным толчком, который обеспечивает возникновение соответствующего образа; не случайно они называются «ключевыми» – как бы дающими ключ к по­ниманию [34].

Следующий важный вывод, вытекающий из полученных в экспери­менте данных, заключается в том, что показатели младших школьни­ков весьма сходны с показателями студентов: максимумы и минимумы сигналов у тех и у других приходятся, как правило, на одни и те же отрезки текста. Установленный факт может рассматриваться как доказательство сходства в функционировании системы основных компонентов сознания у детей и взрослых, когда они понимают речевое сообще­ние.

Имея общее представление о той роли, которую играют образы в процессе восприятия и понимания художественного текста, целесо­образно перейти к их качественной характеристике. Судя по ответам студентов на вопросы после опыта, у 29 из них возникали целостные карти­ны, в которых, по мере повествования, менялись те или иные дета­ли. 10 испытуемых указали на доминирование отдельных образов, исчезавших по мере утраты надобности в них; в перерывах между об­разами имело место нечто вроде «серой заставки». У 5 человек были и отдельные образы, и целые картины. Заслуживает внимания вопрос о цветовом тоне: у 27 студентов они были цветными, у 8 – черно-белыми, у 9 – как цветными, так и черно-белыми. Зрительные образы доминировали у 42 человек, слуховые – только у двоих; 36 испытуе­мых сообщали, что возникшие представления имели высокую степень яркости, 8 – низкую.

Что касается индивидуального аспекта образов, их взаимосвязь со словом у взрослых достаточно сложна; с накоплением общего и речевого опыта происходит дифференциация отдельных свойств, сторон образа. Так, в рассказе «Гришка» центральной фигурой является конь. Чаще всего испытуемые называют его цвет – как правило, коричневый. У одного он сильный, красивый, у другого – старый, усталый. Третий участник опыта «видел» только спину коня, у четвертого образ совсем необычен – «вместо коня мужик в сбруе». Источник образов тоже достаточно вариативен: в одном случае это конь из фильмов о гражданской войне, в другом – конь в яблоки, увиденный в деревне. Стаю волков многие «видят» такими, какими их представляют кино, телевидение – серыми, страшными и голодными. Некоторые испытуемые «замечают» лишь элементы образа: «согнутые спины волков», «огоньки волчьих глаз». Образ бригадира при первом предъявлении достаточно обобщен: чаще его представляли молодым, высоким. С увеличением информации, естественно, начали появляться и дополнительные штрихи к образу: «спокойное выражение лица», «в полушубке, высокий», «очень похож на соседа с деревянным протезом». Маленький мальчик одним представился испуганным, другим - веселым, третьим – «с встревоженным взглядом».

Характеристики образов позволяют понять, почему человек часто слышит совсем не то, что ему говорится. Основная причина явления – индивидуальный опыт. Например, у одного испытуемого почему-то сформировался образ, совершенно неадекватный содержанию – «бригадир ударяет волка оглоблей»; очевидно, что ему вряд ли приходилось осознанно воспринимать такой предмет, как оглобля, основная функция которой отнюдь не тождественна функции дубинки. В целом же образы у взрослых возникают тогда, когда они необходимы для субъективной репрезентации описываемой в речи ситуации, события, явления. Другими словами, материалы эксперимента – известная конкретизация гипотезы о том. что в сознании человека речь часто представляется в форме, сродни воспринимаемым или воображаемым событиям [123].

Что касается младших школьников, 27из них отмечали наличие не только зрительных, но и слуховых образов (вой волков, скрип саней); у 27 испытуемых доминировали цветные образы, у 10 – черно-белые, у 6 – и те, и другие. Весьма интересны их самонаблюдения в отношении смены образов. Большинство школьников (26 человек) утверждали, что они, как им казалось, смотрели кинофильм; у 18 испытуемых смена представлений осуществлялась так, как «происходит смена картинок».

Большинству испытуемых-школьников конь представляется «коричневым», некоторым – «белым», «вороным», «сложенным». Бригадир – «молодой», «старый», «в кроличьей шапке», «в сапогах», «в валенках». Мальчик – «в синих брюках», «щеки красные от мороза», «варежки у ребят красные и синие». Дома – «занесенные снегом», «деревянные, с зеленым забором», «из трубы идет дым».

Образы, возникавшие в процессе восприятия детьми текстов, в известной мере стереотипны и, несмотря на разницу в возрасте, не столь уж существенно отличаются от образов взрослых. Сказывается сходное влияние кино, теле­видения. Более индивидуальных образов можно было бы ожидать в слу­чаях, когда человек сам их создает, уделяя значительное внимание чтению, слушанию рассказов, сказок. Здесь не может быть образов, заранее созданных кем-то другим. Их нужно создавать самому, а это, безусловно, способствует развитию фантазии, мыслительных операций. Подобные образы значительно лучше сохраняются в памя­ти, так как их формирование требует от человека большей актив­ности, значительных энергетических затрат. Они же оказываются и более действенными – в большей степени влияют на поведение и деятель­ность людей.

Заслуживает внимания проблема образной репрезентации текстов на нескольких языках. В дипломной работе З.В.Ворошниной (0000), выполненной на кафедре психологии МГЛУ в соответствии с описанной выше методикой, осуществлено сравнение процессов чтения и аудирования текстов на двух языках – родном и иностранном. Все тексты были примерно одинаковы в отношении количества речевого материала; время их предъявления при чтении и аудировании тоже было практически одинаковым. Сравнение количества и качества образов, возникших у одной группы испытуемых при восприятии текста на слух, а у другой - при чтении этого же текста, показало, что максимальное и минимальное количество образов-представлений приходится на одни и те же речевые элементы как при восприятии текстов на слух, так и при чтении. Иначе говоря, динамика появления образов-представлений при восприятии текстов существенно не зависит от модальности их предъявления; при достаточно высоком уровне владения иностранным языком обнаруживается сходная картина.

В еще одном дипломном проекте, выполненном по этой же методике С.А.Погребицкой (0000), нашла экспериментальную проверку гипотеза об участии образов в процессе понимания текстов на французском языке носителями языка – французами, и студентами лингвистического университета, достаточно хорошо владеющими французским языком. В первой серии опытов приняли участие 30 человек: 15 французов (учащихся лицея и студентов) и 15 студентов Минского лингвистического университета, во второй - 60 испытуемых – 30 студентов-французов и столько же студентов МГЛУ в возрасте от 17 до 25 лет. В качестве экспериментального материала использовались два художественных текста на французском языке.

Количество сигналов о возникновении образов, приходящихся на каждое предложение текста, у носителей языка (французов) и не носителей (студентов МГЛУ) оказалось не совсем одинаковым: в первом тексте среднее количество сигналов у французов составило 31.7, у студентов МГЛУ – 25.2. Во втором, соответственно, 37.6 и 33.2. Эти различия вызваны, скорее всего, тем, что возникновение образов у не носителей языка может иногда оказываться опосредованным родным языком; не исключено, естественно, и влияние культурных различий. Но самым важным является установленный в исследовании факт, что динамика образов у тех и у других оказалась практически идентичной – их максимумы и минимумы приходятся на одни и те же участки текста (рис.4).

РИСУНОК

Очевидно, что моменты слухового восприятия художественного текста, на которые приходится максимальное и минимальное количество образов, детерминированы не собственными произвольными намерениями слушателей, а содержанием воспринимаемого сообщения.

Легко понимая устноречевое сообщение, мы обычно не обращаем внимания на образы. В то же время без образной репрезентации отражаемого в словах явления человек, как видим, не обходится. И, возможно, различия между теми, у кого образов много, и теми, у кого их мало, не в количес­тве, а в том, что у последних они столь смутны и неярки, что даже в процессе самонаблюдения они не в состоянии выделить и осоз­нать их присутствие. Хотя, если человек задастся целью представ­лять себе то, о чем говорится, он окажется в состоя­нии развить в себе это важное качество.

Эмоции характеризуются меньшей определенностью, чем образы-представления; момент их возникновения более расплывчат, его труд­нее осознать. Вместе с тем, каждый образ в сознании человека, как правило, запечатлен на определенном эмоциональном фоне. А поэто­му анализ особенностей функционирования эмоционального компонен­та уместнее осуществить в сопоставительном плане. Кстати, на на­личие связи между эмоциями и образами указывали практически все ис­пытуемые, как взрослые, так и дети.

В тексте «Гришка» субъекты взаимодействия представлены уже в первых двух предложениях. Каждый из субъектов, чаще всего отра­женный в сознании аудитора в образной форме, является носителем определенных свойств. Поэтому достаточно возникнуть известному об­разу, чтобы тотчас же появился прогноз (в форме эмоции) характера его возможного взаимодействия с другими субъектами и объектами. Образу волчьей стаи в этом отношении присущи вполне однозначные характеристики. И вот, как и в реальной обстановке, в представ­ляемой ситуации эмоции обеспечивают быструю интеграцию имеющей­ся у слушателя информации и осознаются им как переживание трево­ги, страха за судьбу людей. Большое количество образов коррелирует здесь с появлением большого количества эмоций.

Сходное суждение может быть высказано, например, относительно десятого предложения текста. Возрастающая динамичность описываемых собы­тий, требовавшая от большинства испытуемых образной репрезента­ции, сопровождается увеличением числа сигналов и о появлении эмоций. И лишь в заключительной части текста отмечается некоторое их расхождение, объясняемое тем, что приходящиеся на этот рече­вой отрезок описания требуют возникновения образов, тогда как для появления ярких, осознаваемых эмоций оснований мало – отсут­ствует взаимодействие или его возможность, прогнозируемая на ос­новании знания свойств и потенциальных возможностей действующих лиц. Описания элементов окружающей среды тоже вызывают эмоции, но, как правило, менее яркие и не всегда своевременно осознава­емые.

Как видим, в процессе восприятия и понимания текстов актив­нейшая роль принадлежит образам и эмоциям, динамика которых ока­зывается сходной, но допускающей и некоторые расхождения – след­ствие тесной взаимосвязи и одновременно специфичности каждого из этих компонентов психики. Как и в случае с образами, максимумы эмоций чаще приходятся на участки текста, содержащие «ключевые» слова.

Более полная оценка роли эмоционального компонента в процес­се восприятия и понимания текстов предполагает учет материалов опроса испытуемых после опыта. Студенты, как правило, называли свои переживания. При восприятии текста «Гришка» отмечены: трево­га, страх, ужас; жалость; сочувствие, сострадание; уважение, гор­дость; отвращение; успокоение, радость. Типичные для младших школьников эмоции – тревога за судьбу бригадира, детей, коня («думал, что волк запрыгнет в сани и всех съест»), жалость по отношению к коню, бригадиру, детям, а также и волку, несколько испытуемых указали на эмоцию радости («что конь оказался таким умным»), чувство гордости за бригадира; им еще трудно подбирать слова, чтобы адекватно называть возникшие переживания вследствие чего обычно описывается вызвавшее их действие.

Обращает на себя внимание факт, что число моментов появле­ния эмоций в 2-3 раза меньше, чем число образов. Но это естест­венно, так как эмоции и чувства предназначены для сигнализации о том, что наиболее существенно для личности, затрагивает ее потребности и интересы. Набор имеющихся в нашем распоряжении средств, обозначающих переживания, довольно скуден, что, несом­ненно, затрудняет их осознание. В процессах восприятия и понима­ния связного художественного повествования эмоции выполняют двой­ственную функцию – выдвижения гипотез и специфической реакции на результаты прогнозирования.

Не исключено, что на определенном этапе восприятия текста эмоциональное прогнозирование в извест­ной мере детерминирует возникновение образов, их характерные осо­бенности. Элементы текста, на которые у испытуемых приходится наибольшее количество появлений образов или эмоций (или тех и других вместе), как правило, являются ключевыми для понимания. Конечно, с точки зрения слушателей, процесс понимания связного сообщения скорее представляет собой просто переживание за кого-то (или с кем-то), связанное чаще всего с образами той или иной степени яркости и осознанности.

Итак, в ходе проведения исследования установлен факт идентичности динамики образов при восприятии на слух текстов, начитанных как в среднем, так и в быстром темпе, произнесенных как монотонно, так и с адекватной интонацией, как при намеренном продуцировании образов, так и при спонтанном их возникновении, как у носителей, так и у не носителей языка, как у взрослых, так и у детей. Это сходство говорит о том, что появление в сознании слушателей образов и эмоций носит закономерный характер, детерминируется содержанием воспринимаемого текста и сви­детельствует о единстве образного, эмоционального и знакового компо­нентов человеческой психики.

Поиск по сайту: