Из дневника Джейсона Коллинза 2 страница

Робертсон почувствовал, как Джейсон вздрогнул от неожиданного физического контакта, но всё же не попытался его прервать, лишь опустил глаза.

— Да, я в чём-то похож на твоего отца, — продолжил Робертсон. — Мне больно видеть, что человек, чьи мозги стоят миллионы долларов, живёт на улице и ни к чему не стремится.

— Вы понятия не имеете, каким был мой отец, — проговорил Джейсон, так и не поднимая глаз.

— Он был сложным человеком, и он несправедливо поступил с тобой.

Джейсон покачал головой:

— Это вас не касается.

— Наоборот, это меня касается, если ты все же решишь принять моё предложение.

— Я не знаю. Глупо, но я никогда не знал, кем я хочу быть, чем заниматься… Я позволял отцу принимать за себя решения, и когда понял, что дальше так продолжаться не может, то оказался в растерянности. И если я соглашусь на ваше предложение, то не потому, что хочу работать на АНБ, а просто потому, что это готовый путь.

Робертсон не знал, что ответить. Ему хотелось бы просто обнять Джейсона и дать понять, что люди — обыкновенные люди — могут дать тепло и поддержку. Но он не смел.

В этот момент он почти ненавидел Линдхельма, который не растил, а дрессировал собственного ребенка в надежде получить гениального ученого, подобного себе. Он построил вокруг сына стены, чтобы не дать ему убежать в настоящий мир. Он не давал появиться привязанностям, которые могли бы отвлечь Джейсона от науки и дать ему опору помимо неё. Как садовник, подстригающий в парке дерево, он отсекал всё то, что не укладывалось в его представления о прекрасной и совершенной форме. Он год за годом делал из живого мальчика исключительно умный автомат. Но имел ли он хоть каплю сострадания к фарфоровой кукле, которую столько лет оберегал, учил и воспитывал, а когда она отказалась повиноваться, просто выбросил на камни?

Глава 3

Из дневника Джейсона Коллинза

20 мая 2005

Решил завести дневник. Вообще-то я не верю, что буду аккуратно записывать сюда события каждого прошедшего дня, но сейчас в моей жизни начинается новый этап, и хочется чем-нибудь его отметить. Всё равно мне сейчас нечего делать. До Лондона осталось лететь больше трех часов, спать я не могу, и сейчас самое время сделать первую запись.

Проблема в том, что мне абсолютно не о чем писать. Ничего не происходит. Утром позавтракал, собрал вещи, пообедал, взял такси до аэропорта и сел на самолёт. Всё.

В Лондоне надо будет подыскать квартиру. Я уже подобрал несколько вариантов, остаётся только посмотреть вживую и оценить, удобно ли оттуда добираться до работы. До моей новой работы.

Прошло уже почти два года со смерти отца. Два самых насыщенных в моей жизни. До того я почти безвылазно жил в Бостоне. Это не самое плохое место на свете, но всё же…

За эти два года случилось многое.

1. Оглашение завещания отца. Всё распределено между Колумбийским университетом (альма-матер), Институтом перспективных исследований в Принстоне (отец там долго работал) и Массачусетстким технологическим институтом (работал там последние пятнадцать лет). Мне — ничего. Только небольшая финансовая помощь в случае, если я поступлю на один из перечисленных в завещании факультетов.

2. Я просто ушёл из дома. Не особо умный поступок, но в тот момент я чувствовал такую свободу… Я впервые в жизни не был связан никакими обязательствами. Я взял билет до Чикаго, надеялся найти там деда. Я никогда его не видел, но, по словам отца, он был ещё жив. По старому адресу он не жил уже год, сразу отыскать его не удалось, да и деньги почти закончились.

3. Далее следует период моей жизни, недостойный упоминания.

4. В Сан-Франциско меня сбил мотоцикл, даже не сбил, скорее, задел. Парень, который был за рулём, потащил меня в больницу, хотя я и не очень сильно пострадал. Там я предъявил страховку (да, они там сильно удивились, увидев бездомного с недешевой страховкой). Отец не включал меня в свою страховку как члена семьи, а оформлял отдельную, поэтому она у меня всё ещё была и действовала.

5. Стоило засветиться страховке, как меня сцапало АНБ. Забавно, но они предложили мне работу. Думаю, они представляли меня этаким зародышем классического безумного учёного и надеялись, что я не буду ни есть, ни спать, ни мыться и разрабатывать для них гениальные алгоритмы.

6. Я принял их предложение, прошёл кучу проверок и должен был начать обучение. Примерно два года, прежде чем меня допустят к реальной работе.

7. Я освоил всю программу меньше чем за год, причём без особых усилий. По сравнению с домашним обучением под руководством моего отца это просто курорт. В итоге, они не знали, куда меня деть, даже стажёром меня назначать было слишком рано. Робертсон задействовал свои связи, и через два месяца мне все-таки предложили на выбор четыре отдела, куда меня согласны были взять. Два в АНБ (довольно унылые должности), один в Управлении финансовой разведки и борьбы с терроризмом в Министерстве финансов (должность ещё незначительнее) и один в Лондоне.

Последнее предложение было довольно неожиданным, но оно оказалось самым интересным. Особенно на фоне трёх предыдущих. К тому же, это была возможность увидеть Европу. Мой прадед приехал оттуда в Нью-Йорк как раз около ста лет назад. Будет символично, если ровно через век я отправлюсь назад. Правда, я не собираюсь там обосновываться на всю оставшуюся жизнь, открывать торговлю строительными материалами и усиленно строгать детей.

Вместо этого я буду работать на спецслужбы. Да, звучит внушающее, и я искренне надеюсь, что мне дадут задание поответственнее, чем учёт канцтоваров. Возможно, через пару лет… Хм… Ещё не успел начать работать, а уже думаю о повышении.

Ну, всё, начали разносить завтрак. Надо убирать ноутбук.

06 июня 2005

Я так и думал, что писать в дневник каждый день не получится. После приезда мне было совсем не до него, хотя жаль: я видел много нового и интересного.

Сначала уладил вопрос с квартирой. Теперь я живу в хорошем доме в приличном районе, правда, в очень небольшой квартирке-студии на втором этаже. Сначала она мне абсолютно не понравилась, и я сразу понял, почему квартира в таком месте сдаётся за такую умеренную сумму. Как мне рассказали, тут была большая квартира, которую владельцы решили поделить на три поменьше, чтобы выгоднее сдавать. Получились две полноценные квартиры и вот это недоразумение в довесок. Я даже примерно не могу назвать, какой оно формы: под углом изгибается наружная стена дома, а внутренние стены вообще ведут себя аномальным образом. Два окна на разные стороны и дверь в ванную посреди комнаты. Ванная, кстати, сырая и микроскопическая. Встроенных шкафов нет. Плюс куча запретов и требований от владельцев.

Но в конце концов я решил снять именно эту квартиру. На работу можно добраться за двадцать минут, вещей у меня мало, устраивать шумные вечеринки и заводить собак я всё равно не собирался, а к причудливым формам быстро привык. Зато у меня прекрасные соседи, состоятельные и воспитанные. Даже мой отец не нашел бы к чему придраться. Он был бы рад, что я живу в одном доме с людьми из «достойного общества». Есть тут, правда, один трейдер, ездит на «Порше» и тоже снимает квартиру из поделенных, то есть, по соседству со мной. Жоао, это консьерж, говорит, что меньше его квартиры только моя, а ведёт он себя так, будто занимает два этажа целиком. В конце Жоао добавляет с презрительной ухмылкой: «Всё на машину ушло».

Жоао под семьдесят, и он настоящий джентльмен. Он работал в лучших отелях и в лучших домах Лондона и в чём-чём, а в манерах он разбирается. После смерти жены он запил, потерял работу и в итоге осел тут консьержем. Я с ним частенько разговариваю. Мои манеры он одобряет и даже говорит, что ни за что бы не подумал, что я американец. Думаю, Жоао пришёл бы в восторг от церемоний, что были приняты в доме моего отца. Я же, наоборот, пытаюсь от всего этого отделаться — мне приходится иметь дело совсем с другими людьми, у которых абсолютно другой стиль общения.

После того как определился с квартирой и уладил все формальности, я немного походил по музеям и прочим достопримечательностям (в офис мне надо было явиться первого июня, и пара свободных дней у меня оставалась).

Что касается работы, даже не уверен, стоит ли мне тут что-то писать. Это секретная структура, которая официально не существует. Мой ноутбук и записи в нём защищены, но ни в чём нельзя быть на сто процентов уверенным. Если без деталей, то это центр по обмену данными и координации действий между контр-террористическими службами разных стран. Говорят, примерно такой же центр есть в Париже. Но у нашего есть своя специфика — мы отслеживаем и анализируем банковскую и финансовую информацию, поступающую из разных источников.

Я уже говорю «мы», хотя проработал там четыре дня.

Что-то определенное писать рано, я пока не выполняю конкретных заданий, в основном — изучаю, как построена система, какие механизмы анализа используются. Работы здесь много. Наверное, поэтому они согласились меня взять — очень не хватало кадров. Робертсон упоминал, что несколько его бывших коллег перевели сюда из Штатов. Думаю, он тоже постарался, чтобы пристроить меня. Он в меня верит. На меня потрачено так много сил, а в конечном итоге всё уперлось в бюрократические процедуры и допуски по секретности. Я думаю, он это предвидел, но надеялся, что через несколько лет я все-таки смогу работать над значимыми проектами.

Мой «покровитель» Робертсон и друг моего отца профессор Ванштейн — два самых близких мне человека. По нормальным человеческим меркам их можно отнести разве что к категории знакомых, но у меня больше никого нет. Ванштейн и его жена, кажется, совершенно искренне обо мне заботятся. В этом году даже приютили меня, сиротку, на рождественские каникулы.

У меня есть кое-какие планы насчет моих дальних родственников, но для начала надо привести свои дела в порядок.

21 июля 2005

Очень много работаю, даже по выходным прихожу в офис. Никто меня не просит и не заставляет — мне самому интересно. Сейчас занимаюсь торговцами оружием, вернее, посредниками, через которых у них покупают товар. Многие из них нам известны, правда, схемы, которые они используют, настолько запутаны, что движение денег практически невозможно отследить. Но есть некие косвенные признаки, которые могут помочь. Сейчас банально не хватает данных, чтобы собрать точную статистику и подтвердить (или опровергнуть) мою теорию. Над получением новых данных я как раз и работаю.

Наверное, стоит выходить куда-нибудь с коллегами по работе, завести друзей… Не знаю, как это сделать. С коллегами у меня не очень складывается, слишком большая разница в возрасте: редко с кем она меньше десяти лет. Сначала они относились ко мне как к подростку, теперь — как к диковинке. Иногда немного покровительственно. «Наш чудо-мальчик»… Отвратительно. Хорошо, что у меня другая фамилия. Если бы они узнали, кто мой отец, было бы ещё хуже. Естественно, кто-то из начальства знает, и я очень им благодарен за умение держать язык за зубами.

Более-менее общаюсь со Стивом О'Нилом из отдела баз данных. Раз или два в неделю ходим вместе в спортзал. У нас расписания не очень совпадают: Стив работает по другому графику, и у него бывают ночные смены и выходные среди недели.

Из достижений — научился готовить несколько простых вещей на завтрак. Яичница, омлет, один раз приготовил овсянку (раз уж я в Лондоне). Дома всегда готовила миссис Риттер, а во время учёбы питаться можно было в столовой.

У нас в доме кто-то играет на фортепьяно, причём просто великолепно. Слышно, конечно, плохо, но этого достаточно, чтобы мне самому захотелось сесть за инструмент. Кто-то там играет, а у меня пальцы движутся… Вчера исполняли Сати, я просидел больше получаса, как заколдованный.

5 августа 2005

Спросил у Жоао, кто играет на фортепьяно. Он говорит, что это в квартире Гибсонов на третьем этаже. У них двое детей, брат и сестра. Кто-то из них.

Мой проект на работе, кажется, закончится весьма успешно. Держу пальцы крестиком. Недели через две будет понятно. К сожалению, не могу им заниматься столько, сколько хочу. Много текущих заданий.

Глава 4

Лондон, август 2005

Джейсон чертил карандашом схему на обрывке бумаги, когда зазвонил телефон. Эти наброски были по большей части довольно бессмысленными на вид и другому человеку вообще ничего бы не сказали, но для него это был хороший способ упорядочить факты и их отношения в собственной голове. Он отложил карандаш и поднял трубку:

— Коллинз.

— Зайдите к Флетчеру, — прозвучал резкий и неприветливый голос Коры, помощницы начальника центра Зака Флетчера.

— Когда?

— Прямо сейчас! — трубку положили.

Джейсон поднялся из-за стола и пошёл по коридору в сторону приёмной директора. До этого он был там всего лишь один раз, в день поступления на работу. Кора молча кивнула и указала рукой в сторону двери. Джейсон постучался и вошёл.

Флетчер поднял голову от каких-то бумаг и сдвинул ноутбук в угол стола.

— Садитесь, Коллинз. Как вам работается здесь?

— Хорошо, сэр. Всё нравится, — осторожно ответил Джейсон, лихорадочно перебирая в голове варианты, для чего он мог понадобиться Флетчеру.

Директор приходил на работу в костюме и галстуке, но было заметно, что много лет до того он носил военную форму.

— Я посмотрел, над чем вы сейчас работаете, и мне понравился результат. Ваш непосредственный начальник тоже отзывается о вас… м-м… положительно. Ваша последняя работа оказалась очень полезной, результатами уже пользуемся не только мы.

— Спасибо, сэр. Но я еще не довёл до конца этот проект.

— У вас будет на это время. Думаю, вы не станете слишком на меня сердиться, если я скажу, что мы, так сказать, присвоили вашу работу. Вы проделали её практически в одиночку, но мы этого не указали ни в одном отчёте. Везде написано, что это совместный проект двух наших отделов. У меня была веская причина так поступить: если сказать правду, вас через пару недель выдернут отсюда и отправят назад в Штаты. А мне очень нужны люди, особенно, такие, как вы. Вспомните, что недавно там вас и знать никто не желал. Вас бы посадили оцифровывать отчёты двадцатилетней давности, если бы не Робертсон. Признаюсь, что касается вас, я не до конца поверил его прогнозам, уж слишком они были многообещающими. Но вы, Коллинз, за два месяца вполне оправдали его ожидания и превзошли мои.

Джейсон почувствовал, как его щеки заливает краска. Ели бы Флетчер хотя бы не смотрел на него так пристально…

— У нас здесь в одном отделе сильно не хватает аналитиков. Я бы никогда не отправил туда новичка, если бы не катастрофическая нехватка кадров. К тому же, у вас действительно есть способности. Думаю, ваш отец вами бы гордился. Я кратко введу вас в курс дела. Само собой разумеется, что эта информация не для распространения не только вне нашей организации, но даже и внутри нее — например, в других отделах или в общении с мистером О’Нилом. Вы ведь с ним дружите, если я не ошибаюсь? Поначалу вы будете выполнять небольшие задания вашего нового начальника, вполне вероятно, отчасти вслепую. То есть, вы не будете знать, что стоит за частью цифр.

— При всём уважении, сэр… — начал Джейсон.

— Я уверен, вы справитесь, — оборвал его Флетчер. — С завтрашнего дня вы переходите в отдел М, параллельно вы должны будете завершить работу над вашим теперешним проектом, а затем передать его кому-нибудь другому. Мы подберем кандидатуру.

Джейсон чуть не подскочил в кресле от удивления. Отдел М был одним из самых засекреченных в их организации. Большинство сотрудников других отделов не знало, чем он занимается.

— Ваш новый начальник, Финлэй, должен скоро к нам присоединиться, а пока я вам сообщу основную информацию, как и собирался, пока вы меня не прервали.

— Прошу прощения, сэр.

— Наша организация практически не ведет самостоятельной разведывательной деятельности, мы отслеживаем движение денег и кое-какие поставки, а также получаем готовые разведданные от наших коллег, потом сводим это воедино. Но есть небольшие исключения. Одно из них, в частности, отдел М. Там занимаются принятием решений и разрабатывают варианты оперативных действий. То есть, они ближе всего к реальной жизни и борьбе с терроризмом. За несколько лет работы наша организация создала свои, пусть и очень скромные, каналы получения информации: в первую очередь, это информаторы в различных финансовых структурах, например, в банках. Некоторые счета для нас выглядят абсолютно чистыми и ничем не примечательными, и только от банковских сотрудников мы узнаем, что там подозрительный случай. Информаторов у нас немного, увы. Но есть один исключительно полезный. Финлэй привёз его из Соединенных Штатов.

Джейсон удивленно поднял брови.

— Этот информатор, VS-045, мы называем его Виктор-4 или просто Виктор, начал работу с Финлэем, когда тот ещё работал в Лэнгли [4]. Причём он как-то сам на них вышел. Потом Финлэя перевели сюда, но Виктора не получилось передать другому агенту. Он отнесся к перемене контакта с недоверием, такое бывает… О нём абсолютно ничего не было известно, он не получал от нас никакого вознаграждения, то есть, мог просто перестать передавать информацию — и всё. Поэтому его решили оставить при Финлэе. Тем более, Виктор-4 связан не только с американскими, но и с европейскими банками. Возможно, он до сих пор не знает, что теперь Финлэй работает с ним из другого города. Кроме него, в отделе М есть ещё три информатора. Финлэй и его ребята разрабатывают очень сложные операции. Обычно они не очень зрелищно выглядят, без шума и стрельбы, но эффект от них не меньший. Часто в них задействованы десятки людей и организаций по всему миру, и от их синхронизированной работы зависит многое. Мы рассчитываем, что вы займетесь вероятностным моделированием и будете просчитывать возможные варианты развития событий.

— Я понимаю, сэр. Благодарю за доверие.

Дверь открылась без стука, и в кабинет вошёл сухощавый мужчина с умным, проницательным лицом и редеющими волосами. Джейсон встречал его в офисе, но не знал, где тот работает и какую должность занимает.

— Мистер Финлэй. Мистер Коллинз, — представил их друг другу Флетчер. — С завтрашнего дня Коллинз переходит под ваше начало, Финлэй. Я объяснил ему в общих чертах ситуацию.

Финлэй протянул Джейсону руку:

— Приятно познакомиться, Коллинз.

— Взаимно, сэр, — проговорил Джейсон, пожимая протянутую ладонь, горячую и сильную.

— Вот здесь, — Финлэй уселся за стол напротив Джейсона и бросил ему папку, — кое-какие данные. Просто прочитайте, чтобы знать, с чем надо работать. Завтра я хочу иметь хоть что-то понимающего сотрудника, а не проводить экскурсии. У меня нет на это времени.

На следующий день на Джейсона свалилось ещё больше информации. Пока он не мог составить стройной картины в голове, и к концу рабочего дня у него ломило виски от лавины данных. Он накинул пиджак и отправился домой, впервые за всё это время не жалея, что из офиса нельзя выносить информацию, а наоборот, радуясь этому факту.

Он вошёл в подъезд и увидел, как молодая девушка возится с ключами от почтового ящика, пытаясь закрыть тугой замок. Когда он проходил мимо неё, она подняла глаза.

— Здравствуйте, — кивнул головой Джейсон.

— Привет, — широко улыбнулась девушка, блеснув золотисто-карими глазами. — Я Эмили.

— Джейсон Коллинз.

Девушка была примерно его возраста, невысокая, изящно сложенная блондинка, стильно и в то же время неброско одетая. Джейсон несколько раз встречал её в холле и на лестнице.

— Это я играю на фортепьяно, — с заговорщицкой улыбкой призналась она.

Джейсон метнул быстрый взгляд на стойку Жоао, но тот предусмотрительно куда-то скрылся.

— Да, — смутился Джейсон, — я спрашивал… Я сам немного играю. Вернее, играл раньше. Не думал, что Жоао проболтается. Извини.

— Да что такого?.. — воскликнула Эмили. — Мне даже приятно. Я вот тоже интересовалась у него, кто ты такой, чем занимаешься.

— Я работаю в финансовой сфере.

— Неужели тоже трейдер? — поморщилась Эмили и очень правдоподобно изобразила заносчивое выражение лица соседа Джейсона по этажу.

— Нет, я занимаюсь аналитикой. Я, скорее, математик…

— В общем, не до музыки.

— Даже не знаю. Дома у меня был инструмент, а тут играть не на чем, да и времени мало, так что…

— Приходи к нам на ужин. Можем поиграть вместе… Правда, я серьёзно. Мои родители и брат будут рады тебя видеть.

— Я незнаком с ними и… — смутился Джейсон.

— Глупости! Сможешь придти в пятницу?

— Нет, я, скорее всего, буду работать допоздна.

— Так вся жизнь пройдёт, — закатила глаза Эмили. — Тогда в субботу?

— Хорошо, — Джейсону просто было уже неудобно отказываться. — Спасибо за приглашение.

— Отлично, буду ждать! Квартира 3B. Пока! — и Эмили легко взбежала по лестнице.

Джейсон проводил её взглядом и, когда Эмили скрылась из виду, повернулся к консьержу, который объявился под конец их разговора.

— Вы должны быть мне благодарны, сэр, — исполненным достоинства тоном заявил Жоао. — Вы познакомились с замечательной девушкой.

— Я разве упоминал, что желаю с кем-то знакомиться?

— Мисс Гибсон про вас уже спрашивала. Её мать и некоторые другие леди, кстати, тоже спрашивали. Женщины такие сплетницы…

— Мужчины не лучше, — рассержено заметил Джейсон.

Жоао сделал вид, что не слышал этой реплики, и продолжил:

— В маленьких домах новые жильцы всех интересуют.

— Жоао, я буду очень признателен, если в дальнейшем вы будете держаться в стороне от моих личных дел.

— Между прочим, Гибсоны — очень приятная семья, — добродушно улыбнулся консьерж. — Отец работает в Министерстве транспорта, а сын учится в Оксфорде, в Баллиол-колледже.

Джейсон фыркнул что-то неразборчивое, пересёк холл и взлетел по лестнице. Ну, что за день…

***

Вопреки ожиданиям Джейсона, субботний вечер оказался очень приятным. Сначала был лёгкий ужин, во время которого ему неплохо удавалось поддерживать разговор и в то же время уклоняться от вопросов о том, чем он занимался в Америке, почему переехал и чем занимается теперь. Он чувствовал себя немного скованно в компании людей, которых абсолютно не знал, и помогало то, что у них была общая тема для разговоров — музыка. Эмили и её мать просто-напросто жили ею. Эмили в этом году начинала учиться в Королевском музыкальном колледже.

Когда после завершения ужина она села за фортепьяно и Джейсон наконец-то по-настоящему сумел оценить её игру, он был просто поражён. Ему даже стало стыдно за то, что он ранее сказал, что тоже играет. Его игра ни в какое сравнение не шла с талантом и техникой Эмили. Позже они попытались сыграть простенькую пьеску в четыре руки, но получилось у них далеко не сразу: Джейсон не касался клавиш несколько лет. Тем не менее, это был один из самых чудесных моментов того вечера: пальцы понемногу вспоминали, как двигаться, знакомая мелодия рождалась под ними… Впервые за долгое время он чувствовал себя на своём месте, и было во всём этом что-то успокаивающее, семейное, давно забытое.

— Я думал, мне показалось… А вы на самом деле играете вдвоём, — послышался звучный мужской голос.

Джейсон и Эмили обернулись: в дверях стоял высокий и широкоплечий молодой человек, очень похожий на Эмили и её мать, с такими же золотистыми глазами, но только с каштановыми слегка вьющимися волосами.

— Это мой брат, Том, — пояснила Эмили. — Том, это Джейсон Коллинз, наш сосед снизу.

— Очень приятно, — хором произнесли Джейсон и Том.

Том так и стоял в дверях, разглядывая Джейсона. У него не шло из головы, как резко, почти испуганно развернулось к нему это красивое, идеально очерченное лицо и широко раскрылись большие глаза, серые и до странности светлые.

— Мы ждали тебя к ужину, — заговорила Эмили.

— Задержался с друзьями. Скоро начнётся учёба, надо ловить момент, пока есть время.

Том подошёл к ним ближе. Джейсон наконец сообразил, что он слишком долго рассматривает брата Эмили, и повернулся к нотам.

— Шопен? — немедленно заглянул в них Том. — Как скучно. Даже заурядно.

— У меня пока даже это не очень получается, — ответил Джейсон. — Я давно не практиковался. Эмили мне помогает.

— Эмили с её безупречной техникой только мешает, — рассмеялся Том. — Когда я с ней играю, у меня всегда падает самооценка, и я становлюсь чертовски неуклюжим. Даже гамма еле получается.

***

Джейсон засиделся у Гибсонов допоздна. Эмили посоветовала ему частную музыкальную школу неподалеку, куда можно было приходить играть на фортепьяно не на постоянной основе с профессиональной целью, а так, попрактиковаться для себя. Были там и высококлассные педагоги, к одному из которых ходила когда-то она сама и которые готовили к поступлению в самые престижные консерватории и школы. Джейсон решил зайти туда в эти или следующие выходные.

Когда он ушёл, Эмили спросила брата:

— И как он тебе?

— Родителям, наверное, очень понравился. Такой милый мальчик, хоть и американец, но хорошо воспитанный. Как они говорят, «нашего круга».

— Я не про родителей спрашивала, а про тебя, — Эмили начала раскладывать ноты по стопкам.

— Ты не думала, что он может быть геем?

— Он ведёт себя не как гей!

— Я согласен, что он не похож, но… Он слишком красивый, как из журнала. Слишком красивый, чтобы быть натуралом, понимаешь?

— Почему это красивый парень не может быть натуралом?

— Откуда я знаю, почему так получается? Даже Робби Уильямс про это поёт [5]. Так что не слишком-то надейся…

— Господи, Том, можно подумать, я собираюсь тащить его в койку! Он, как и я, играет на фортепьяно, мы живем рядом…

— С фортепьяно тоже осторожнее… Зря ты его в школу отправила. Эти твои музыкальные дружки, которые там ошиваются, из них половина точно геи, без всяких сомнений. Сто процентов. Они же на него набросятся.

— Том, ты про что-нибудь, кроме секса, думать можешь?

— Ну, хорошо… Я так и не понял, где и кем Коллинз работает. Он учился дома — отлично, но колледж он не заканчивал, сейчас нигде не учится, кто его возьмёт на работу финансовым аналитиком без образования, да ещё в таком возрасте? Как-то это странно.

— Я так поняла, что это больше математика и какие-то расчёты… Хотя я толком тоже ничего не поняла. Думаешь, он врёт?

— Даже не знаю. Непохоже. По крайней мере, на вид он достаточно умён и образован.

— Ага… Он правда очень красивый…

— Наконец-то призналась, — усмехнулся Том. — Ты бы такое не пропустила: пепельные волосы, длинные ресницы…

— А, ты тоже на него пялился! — воскликнула Эмили.

— Никогда в жизни! Ты меня знаешь.

Глава 5

Из дневника Джейсона Коллинза

18 октября 2005

Прежде чем начал писать это, стёр несколько предыдущих записей. В основном, полная ерунда: сходил туда, говорил с теми-то. Всё бессмысленно. А про работу, наоборот, слишком подробно. Лучше такую информацию за пределы офиса не выносить.

Скажу кратко, что в отделе М работать гораздо интереснее. Первые недели было тяжело: всё новое, информация ограниченная, а требуют сразу многого. Потом освоился. Сейчас мне, может быть, и не все данные дают, но их вполне достаточно, чтобы я мог качественно анализировать ситуацию. Первые недели я работал практически вслепую.

Я дважды помогал в подготовке операций, обе связаны с Виктором-4. Они считаются наиболее важными, а времени на подготовку не хватало, только поэтому меня до них допустили.

Финлэй после первой операции даже процедил что-то насчёт того, что я внёс свой вклад.

Суть операции была в том, чтобы не дать некоей группе лиц в нужные сроки закупить некий товар (ладно, оружие и взрывчатые вещества) у одной организации с целью проведения теракта. Ввезти товар в страну самостоятельно они не могут, так как отсутствуют нужные связи.

Вот это и есть суть работы нашего центра: сошлись данные из разных источников по одному региону, от Виктора поступила информация о планирующейся закупке оружия на крупную сумму, где-то всё это сложилось в единую картину.

Надо было задержать закупку на два-три дня, чтобы дать оперативникам время вычислить исполнителей. Была разработана целая финансовая операция, чтобы деньги не были получены в срок по совершенно ни от кого не зависящим причинам. Просто стечение обстоятельств, заподозрить некого. Виктор-4 помогал всё это сделать, и планы операции передавались ему на согласование. Чтобы осуществить ту часть работы, которая досталась ему, надо обладать огромными возможностями. Я не верю, что мы до сих пор не вычислили, кто это. Таких людей в мире, должно быть, не так и много. Или же он представитель группы лиц.

Вторая операция была гораздо проще — выявить реальный источник финансирования двух террористических групп. Денежки поступали потихоньку и очень осторожно, через многочисленных посредников, и надо было понять, откуда.

Забыл сказать: я даже сам разговаривал с Виктором-4. Один раз во время первой операции Финлэй попросил меня ответить на несколько вопросов по сценариям. Пока готовили вторую, я с ним разговаривал трижды.

Во время разговора я старался держаться как можно солиднее. На месте Виктора я бы вообще перестал иметь какие бы то ни было дела с нашим центром, если бы узнал, что там работают сотрудники, которым едва исполнилось двадцать лет. Разумеется, он не знает. Разговариваем мы по нашей стандартной линии шифрованной видеосвязи с тем лишь отличием, что выключаем передачу изображения, а на звук накладываются фильтры, так что голос становится совершенно неузнаваемым. Виктор делает то же самое. Мы не знаем ничего о нём (по крайней мере, я не знаю), а он не знает ничего о нас.

Поиск по сайту: