В Повести временных лет сохранились лишь обрывки воспоминаний о старцах градских. Подобно мимолетным видениям проходят они перед взором исследователя и точно сказать,
1 Там же, стр. 852.
2 Повесть временных лет, ч. I, стр. 13, 20.
3 П.И.Засурцев. Новгород, открытый археологами. М., 1967, стр. 11.
4 В.В.Седов. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970, стр. 77,91.
кого разумел под ними летописец, к сожалению, невозможно. Но, несмотря на неопределенность их социального облика, историки не упускали случая, чтобы высказать ту или иную версию относительно общественной функции, которую приходилось им выполнять. Такое внимание ученых к старцам градским объясняется прежде всего тем, что в летописи они показаны на фоне событий, имеющих принципиальное значение для воссоздания социально-политических порядков, бытовавших на Руси X в. Еще Н.М.Карамзин, характеризуя состояние древней России, обратился и к градским старейшинам, «которые летами, разумом и честию, заслужив доверенность, могли быть судиями в делах народных»1. И.Ф.Г.Эверсу старцы градские тоже казались мужами, благодаря своей старости и опытности получившими решительное преимущество перед другими согражданами. Однако, в отличие от Н.М.Карамзина, И.Ф.Г.Эверс, будучи зачинателем родовой теории, сделал старцев почетнейшими мужами в воинских родах, обитавших в городе.2 По мысли А.Рейца, старейшины, поселившиеся в городе, усвоили имя старцев градских.3 Они — не просто старые люди, а знатные начальники племен, славянские вожди, присоединившиеся к государю-князю и перешедшие «в класс знатнейших слуг его».4 С.М.Соловьев, в чьих произведениях родовая теория достигла конечных вершин, изображал старцев градских в качестве родоначальников и старших в роде. При-
1 Н.М.Карамзин. История Государства Российского, т. I. СПб., 1892, стр. 160.
2 И.Ф.Г.Эверс. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии. СПб., 1835, стр. 244.
3 А.Рейц. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836, стр. 30 (прим.).
4 Там же, стр. 29.
5С.М.Соловьев. Очерк нравов, обычаев и религии славян, преимущественно восточных, во времена языческие. «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России», кн. 1, отд. 1. М., 1850, стр. 20; Его же. История России с древнейших времен, кн. 1. М., 1959, стр. 223.
мерно в том же духе рассуждал С.Шпилевский, причисляя старцев градских к представителям родовых начал общественного союза, наблюдаемого в истории России X столетия.1 Сочувственно воспринимал идеи С.М.Соловьева и Н.Хлебников, усматривавший в слове «старейшина» титул, каким «пользовались главы рода». 2 При этом Н.Хлебников подчеркивал, что было бы странно думать, будто старейшины есть старшие по возрасту, ибо организации, «где бы старшие играли первостепенную роль, мы не встречаем нигде». И хотя Н.Хлебников здесь имел в виду Н.М.Карамзина, его утверждение могло быть направлено и против В.И.Сергеевича, поскольку в первом издании книги «Вече и князь» старцы градские представлены убеленными сединой стариками, благодаря маститой старости занявшими почетные и передовые места в обществе.
В тот год, когда С.М.Соловьев напечатал свей «Очерк нравов, обычаев и религии славян», А.Тюрин выпустил небольшую книгу «Общественная и духовная жизнь и земские отношения в Древней Руси», где тоже коснулся вопроса о старцах градских. Автор показал их в эволюции: от родовых старейшин до общинных, иначе — земских. В эпоху Владимира-крестителя старцы были уже земскими старейшинами.5 Эти взгляды А.Тюрина оказались как бы посредине двух противоположностей: теорий родового и общинного начал в истории
1 С.Шпилевский. Об участии земщины в делах правления до Ивана IV. «Юридический журнал», 1861, № 5, стр. 209, 217.
2 Н.Хлебников. Общество и государство в домонгольский период русской истории. СПб., 1872, стр. 23 (Н.Хлебников под старейшинами понимал старцев градских. См.: Там же, стр. 22 — 24, 92 — 93.).
3 Там же.
4 В.И.Сергеевич. Вече и князь. М., 1867, стр. 44 (прим.). Позднее В.И.Сергеевич заговорил о старцах в более аморфных выражениях, называя их «лучшими элементами населения», «лучшими людьми». См.: В.И.Сергеевич. Русские юридические древности, т. П. СПб., 1900, стр. 343.
5 А.Тюрин. Общественная жизнь и земские отношения в Древней Руси. СПб., 1850, стр. 61-62.
Древней Руси. Поклонники русской общины — славянофилы — в полемике со столпами родовой теории К.Д.Кавелиным и С.М.Соловьевым отстаивали тезис об общинном быте на Руси. Естественно, что старцы градские не могли у них фигурировать в качестве родовых начальников. К.С.Аксаков, например, толковал их как народных старейшин с весьма скромным общественным значением.1
Другие исследователи, такие, как Д.И.Иловайский и И.Линниченко, поставили еще более тесные пределы общественной значимости старцев, считая их домохозяевами и домо-владыками.2
Следующий шаг в изучении нашей темы сделал В.О.Ключевский. Всю силу критики он сосредоточил на тех, кто связывал старцев градских с родовыми отношениями. В согласии со своим воззрением о торговом значении древнерусских городов В.О.Ключевский полагал, что городские старцы — «это образовавшаяся из купечества военно-правительственная старшина торгового города, который внешние обстоятельства в IX в. заставили вооружиться и устроиться по-военному».3 В целом торговая аристократия городов носила имя «нарочитых мужей», а выходившие из ее среды десятские, сотские и прочие управители назывались «старцами градскими».4 Предположение В.О.Ключевского о старцах градских — городовой старшине, десятских и сотских — воспринял А.Е.Пресняков. Но если у В.О.Ключевского эти чины являлись плоть от плоти местной военно-промышленной знати, тузем-
ной аристократии, то, по А.Е.Преснякову, они — «орудия кня-жого управления, а не представители местного общества».1 По Н.А.Рожкову же— наоборот: «старцы градские — это выбиравшиеся вечем начальники ополчения смердов, тысяцкие и сотские».2 М.Ф.Владимирский-Буданов понимал под старцами земских бояр.3 Наконец, С.Ф.Платонов, подчеркнув неопределенность того, воплощают ли старцы выборную власть, рожденную общиной, или же просто людей высшего общественного класса, не сомневался в одном, а именно, что «в данном случае мы имеем дело с высшим классом до-княжеского общества».
Не прошли мимо старцев градских и советские историки. М.Н.Покровский высказался против предположения о старцах в смысле выборной городской старшины, ибо «выборное начало в древнерусском городе не ослабевало, а усиливалось с течением времени. Выборный институт мог изменить название, но исчезать ему не было ни малейшего основания. Другое дело, если мы допустим, что «старцы градские» были главами печищ, составлявших первоначально город: тогда их постепенное исчезновение...будет как нельзя более естественно».5
Специальная заметка о старцах градских принадлежит В.Строеву, предложившему в термине русской летописи «старцы градские» видеть не более чем элементарное заимствование из Библии, так как «это — ПрЕфутерог тг|с;7ГбА,еоос;, с которыми совещался Соломон, но перестал совещаться его
1 К.С.Аксаков. Полное собрание сочинений, т. I. M., 1889, стр. 102 — 105.
2 Д.И.Иловайский. История России, ч. II. М., 1880, стр. SOlg И.Линниченко. Вече в Киевской области. Киев, 1881, стр. 11. 1
3 В.О.Ключевский. Боярская Дума Древней Руси. Пб., 1919, стр. 28 - 29.
4 Там же, стр. 28. См. также: В.О.Ключевский. Соч., т. VI. М., 1959J
стр. 151 - 152. I
1 А.Е.Пресняков. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909, стр. 174, 195.
2 Н.А.Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зрения, ч. I. M., 1905, стр. 83.
М.Ф.Владимирский-Буданов. Обзор истории русского права. СПб.-Киев, 1907, стр. 47.
4 С.Ф.Платонов. Лекции по русской истории. СПб., 1907, стр. 61, 62.
5 М.Н.Покровский. Избранные произведения, кн. 1. М., 1966, стр. 156.
недостойный сын Ровоам». Летописец, думает В.Строев, лишь перенес эту соломоновскую черту на Владимира Свято-славича и только.2 Столь нехитрое объяснение летописного текста советские историки не поддержали. Б.Д.Греков о старцах градских судил примерно так же, как и М.Ф.Владимирский-Буданов. Он относил их к боярам. «Бояре нашей древности, — писал Б.Д.Греков, — состоят из двух слоев. Это наиболее богатые люди, называемые часто людьми "лучшими, нарочитыми, старейшими" — продукт общественной эволюции каждого данного места, туземная знать, а также высшие члены княжеского двора, часть которых пришлого происхождения. Терминология наших летописей иногда различает эти два слоя знати: "бояре" и "старци". "Старци", или иначе "старейшие", — это и есть так называемые земские бояре».3 С.В.Юшков, противопоставляя старцев боярам, рассматривал первых в качестве родо-племенной знати.4 Потомками племенных князей казались они С.В.Бахрушину. Во времена Владимира старцы градские принадлежали к местным землевладельческим кругам, содействовавшим укреплению власти киевского князя.
С.А.Покровский возводит родословную наших героев к выборным племенным старейшинам, которые жили в племенном центре — городище, погосте.6 Но так было давным-давно,
1 В.Строев. По вопросу о «старцах градских» русской летописи. «Изв.отд.русск.яз. и словесности Российской академии наук», т. XXIII, кн. 1,Пг., 1919, стр. 64.
2 Там же.
3 Б.Д.Греков. Киевская Русь. М., 1953, стр. 126; Его же. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.-Л., 1936, стр. 66.
4 С.Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.-Л., 1939, стр. 34.
6 С.А.Покровский. Общественный строй Древнерусского государства. —«Труды всесоюзного юридич.заочн.ин-та», T.XIV. М.,1970, стр. 38.
а в VIII — IX вв. они превратились в земских, местных бояр, крупных землевладельцев, эксплуатирующих «труд посаженных на землю рабов и зависимых крестьян».1 Тут С.А.Покровский полностью смыкается с Б.Д.Грековым, о чем свидетельствует и сам.2
По словам Л.Т.Мирончикова, старцы градские — языческие жрецы, руководившие древнерусским обществом и занимавшие одинаковое с боярами социальное положение, входя вместе с ними в правящее сословие класса феодалов.3
Итак, в исторической литературе о старцах градских существуют многочисленные и самые противоречивые представления. Пестрота этих представлений обусловлена крайней скудостью и фрагментарностью источников.
Первый вопрос, возникающий перед исследователем, состоит в том, какова степень достоверности известий о старцах, сообщаемых древними летописями. Не есть ли они плод легендарного творчества? Данный вопрос тем более уместен, что летописные заметки, несущие сведения о старцах градских, пронизаны духом исторических преданий и легенд. Однако еще В.О.Ключевский, преодолевая аналогичные сомнения, говорил: «...старцы градские присутствуют в думе князя и подают голос вместе с епископами по таким делам, о которых начальная летопись рассказывает без заметной примеси легенды...»4 Мы не хотим простой ссылкой на авторитет В.О.Ключевского отделаться от обсуждения важной источни-
1 Там же, стр. 52 — 53.
2 Там же.
3 Л.Т.Мирончиков. К вопросу особенностей двоеверия и происхождения монашеских названий «старцы» и «старосты». В кн.: Белорусские древности. Минск, 1967, стр. 447, 449; Его же. К вопросу общественного положения древнерусских старцев. В кн.: Вопросы истории. Сб.статей молодых ученых и аспирантов. Минск, 1968, стр. 184; Его же. Дохристианское жречество Древней Руси (старцы, старосты, волхвы). Авто-реф.канд.дисс. Минск, 1969, стр. 4,6,7, 22.
4 В.О.Ключевский. Боярская дума Древней Руси, стр. 15.
коведческой проблемы, хотя и убеждены, что игнорировать указание одного из крупнейших русских историков было бы непростительно. Мы идем дальше и задаемся вопросом, нельзя ли за счет каких-нибудь дополнительных летописных материалов подкрепить веру в реальный характер старцев градских. И тут невольно напрашивается сопоставление терминов «старцы» и «старейшины». Попутно отметим, что подавляющее большинство ученых пользовалось ими как синонимами, и эта операция казалась настолько безобидной, что они прибегали к ней, не производя какого бы то ни было предварительного исследования. Только И.Линниченко возражал против отождествления старцев со старейшинами. «Следует прежде всего, — настаивал он, — строго отличать старцев от старейшин. Старейшины являются в летописи с официальным значением — правителей».2 Если старейшины — правители, то старцы — всего лишь домохозяева, сходившиеся на вече.3 Вернемся, впрочем, к терминам «старейшины» и «старцы». В летописи первый из них иногда употребляется в значении старшинства или первенства над людьми одного и того же разряда. Победитель Царьграда вещий Олег, вспомнив о любимом коне, отданном на попечение слугам, «призва старейшину конюхом, рече: «"Кде есть конь мъй, его же бех поставил кормити и блюсти его?" Он же
рече: "Умерл есть"».1 Нетрудно догадаться, что старейшина конюхов — это старший конюх. В том же смысле старшинства летописец пользуется термином «старейшина», когда передает речь «философа», склонявшего князя Владимира принять христианство. Но нередко под словом «старейшина» древнерусский книжник выводил, говоря языком современной социологии, общественных лидеров, т.е. тех, кто принадлежал к правящей верхушке, руководившей обществом, и тогда термин принимал уже отчетливое социальное звучание. Для иллюстрации сошлемся на хазарских старейшин, предрекших по славянской дани мечами печальную будущность собственного племени,3 старейшин из Искоростеня, Белгорода и других городов. Есть ли что-либо общее между ними и старцами? Как смотрел на одних и других летописец?
Ближайшее знакомство с Повестью временных лет показывает, что непроходимой грани, отделявшей старейшин от старцев, не было. Больше того, для летописца старейшины и старцы — понятия взаимозаменяемые. Это явствует из текста о тех же хазарских старейшинах. «Съдумавше же поляне, — читаем в летописи, - и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и к старейшиным своим...И реша старци козарь-стии: "Не добра дань, княже!"»5 Любопытную замену слова «старейшина» на термин «старцы» обнаруживаем при сравнении Повести временных лет по Лаврентьевскому и Воскресенскому вариантам:
1 См.: И.Ф.Г.Эверс. Древнейшее русское право... стр. 244; А.Рейц. Опыт истории..., стр. 30 (прим.); С.М.Соловьев. Очерк нравов..., стр. 20; А.Тюрин. Общественная жизнь..., стр. 62; С.Шпилевский. Об участии земщины..., стр. 217; Н.Хлебников. Общество и государство..., стр. 22-24, 92-93; В.О.Ключевский. Боярская дума..., стр. 28; Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 126; В.Т.Пашуто. Черты политического строя Древней Руси. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, стр. 25; С.А.Покровский. Общественный строй..., стр. 28.
2 И.Линниченко. Вече в Киевской области, стр. 10—11.
3 Там же, стр. 11.
1Повесть временных лет, ч. 1, стр. 29.
2«Видев же первый от ангел, старейшина чинуангелску,цомыслн в себе, рек: «Сниду на землю, и преиму землю...». Там же,стр. 62.
3 Там же, стр. 16.
4 Там же, стр. 43, 85, 87.
5 Там же, стр. 16.
ПВЛ по Лаврентьевской летописи
«...приведоша Моисея пред Фаравона, и реша старейшина Фаравоня: се хочеть смирити область Еюпеть-скую...»1
ПВЛ по Воскресенской летописи
«...приведоша Моисея пред царя Фараона, и реша Фараону старци Египеть-скыя: о царю! се хощет смирити и область Египет-скую»____________
Итак, вслед за древнерусскими летописцами мы утверждаем, что старейшины и старцы — понятия эквивалентные. И зря И.Линниченко доказывал обратное.3 Предположив эту равнозначность, мы получаем возможность заключить о тожестве терминов «старейшины градские» и «старцы градские» и таким образом расширить комплекс известий о старцах градских, поставив, следовательно, изучение вопроса на более надежную основу. Далее, если старейшины градские и старцы градские — одни и те же лица, то вряд ли прав В.Строев, уподобивший их библейским персонажам, фантазией летописца, перенесенным в повествование о Владимире, так как на исторической сцене они появляются раньше, чем Владимир во-княжился в Киеве; летопись сообщает о них под 945 годом, рассказывая о жестокой расправе «блаженой» Ольги над жителями древлянского Искоростеня, среди которых были и "старейшины града".4 Но, быть может 945 г.— еще не самая ранняя веха выступления городских старейшин (старцев градских) на страницах летописных памятников. Архангелогород-ский летописец сообщает, как в 881 г. Олег «налезоста Днепр реку, и приидоста под Смоленск, и сташа выше города и шат-
1 Там же.
2 ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, стр. 266
(Далее - ПСРЛ, т. 7). '"!
3 И.Линниченко. Вече в Киевской области, стр. 10—11.
4 ПВЛ, ч. 1, стр. 43.
ры иставиша многи разноличны цветы. Уведавше же смольня-не, и изыдоша старейшины их к шатром и спросиша единого человека: "кто сей прииде, царь ли или князь в велицеи славе?" И изыде из шатра Ольг, имыи на руках у себя Игоря, и рече смольняном: "сей есть Игорь, князь Игоревич (Рюрикович?) рускии". И нарекоша его смольняне государем, и вдася весь град за Игоря»1 В свое время А.А.Шахматов находил в Архангелогородском летописце наиболее древнюю перереда-чу летописных статей Начального свода, чем в Новгородской I летописи. Поэтому Архангелогородский летописец представлялся ему «весьма важным источником при исследовании нашего летописания» . Правда, А.Н.Насонов полагает, будто «в ходе дальнейших разысканий он (А.А.Шахматов. — Авт.), по-видимому, пришел к мысли, что источник этот (Устюжский свод) слишком поздний, чтобы можно было использовать его для решения поставленной задачи, и в последующих трудах он к нему почти не прибегал».3 Однако современные издатели Устюжского Летописного свода, учитывая редакторскую отделку составителя (сокращения всякого рода, осмысления и подновления текста), видят в нем все же огромную ценность, поскольку он донес до нас более древнюю и более полную редакцию Начального свода, отражение которой нигде больше не встречается.4 Что касается привлеченной нами записи, то и в ней явно ощущаются следы обработки позднейшего редактора: подозрительной выглядит фразеология старейшин («кто
1Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М -Л, 1950, стр. 21.
2А.А.Шахматов. О Начальном киевском летописном своде. «ЧОИДР» 1897, кн. 3, стр. 52. '
3А.Н.Насонов. История русского летописания XI — начала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969, стр. 21.
4Устюжский летописный свод, стр. 5. См. также: К.Н.Сербина. Устюжский летописный свод. «Исторические записки», т. 20, 1946, стр. 260 -263.
сей прииде, царь ли или князь в велицеи славе»), свидетельство о том, будто смольняне нарекли Игоря государем. И все-таки участие старейшин в событиях вряд ли стоит отвергать. Это становится очевидным в свете обстоятельств, обеспечивших Олегу власть над Смоленском. Здесь нам придется сделать историографическое отступление, так как без напоминания о некоторых деталях, имеющихся в высказываниях историков по поводу продвижения Олега из Новгорода в Киев, определить указанные обстоятельства будет не вполне удобно.
Н.М.Карамзин, повествуя о походе князя Олега вниз по Днепру, говорит: «Смоленск, город вольных кривичей, сдался ему, кажется, без сопротивления, чему могли способствовать единоплеменники их, служившие Олегу».1 Предположение Н.М.Карамзина перечеркнул С.М.Соловьев, который, рассказав о том, как Олег закрепил за собой Смоленск и Любеч, специально подчеркнул: «Как достались Олегу эти города, должен ли был он употреблять силу или покорились они ему добровольно — об этом нельзя ничего узнать из летописи». Нерешительность С.М.Соловьева устранил С.Ф.Платонов. «Олег не долго пробыл на севере, — писал С.Ф.Платонов, — он спустился по великому водному пути, покорил все племена, на нем жившие, и успел счастливо, без особенных усилий, завладеть Киевом».3 Б.Д.Греков не различает особенностей, при которых Олег утвердился в Смоленске и Любече: князь занимает их, овладевает ими.5 Такое недифференцированное представление , просочилось и в учебники для высшей школы.
1 Н.М.Карамзин. История Государства Российского, т. 1, стр. 82.
2 С.М.Соловьев. История России с древнейших времен, т. 1, стр. 139.
3 С.Ф.Платонов. Лекции по русской истории, стр. 63.
4 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 453.
5 Б.Д.Греков. Борьба Руси за создание своего государства. М.-Л., 1945, стр. 52.
6 См., напр.: История СССР, ч. I. Учебник для педагогических институтов. М., 1961, стр. 63.
Мы не можем согласиться с тезисом С.М.Соловьева о том, что из летописи нельзя понять, применил силу Олег при завладении Смоленском и Любечем, или же нет. Догадка Н.М.Карамзина при вдумчивом отношении к летописному тексту находит полное подтверждение. В самом деле, когда летописец сообщает о занятии Олегом Смоленска, он употребляет выражение «принял город», а Любеча — «взял Любеч».1 Отсюда ясно, что в Смоленск Олег попал мирным путем, тогда как Любеч и Киев открыли ворота, покоряясь силе завоевателя. Рассказ летописца позволяет судить, почему Олег без вооруженного столкновения занял Смоленск. Оказывается, он «приде к Смоленьску с кривичи».2 А если еще вспомнить о тесном содружестве словен, кривичей и других окольных племен, завершившимся образованием конфедерации племен, сыгравшей важную роль в новгородской истории,3 то добровольное подчинение Смоленска вновь прибывшему князю получает исчерпывающее объяснение. Но мирный, обусловленный каким-то договором, въезд Олега в город кривичей не мог быть безучастным со стороны местных властей, олицетворенных в старейшинах. Поэтому версия Архангелогородского летописца о смоленских старейшинах, вошедших в контакт с Олегом накануне его появления в городе, весьма правдоподобна. Мы принимаем ее и связываем с ней самое раннее упоминание в древнерусских летописных памятниках о городских старейшинах, или старцах градских.4
1 ПВЛ, ч. I, стр. 20.
2Там же.
3В.Т.Пашуто. Особенности структуры Древнерусского государства. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, стр. 84 - 85; В.ЛЛнин, М.Х.Алешковский. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы). «История СССР», 1971, № 2.
4В недатированной части Никоновской летописи (ПСРЛ, т. 9, стр. 3) упоминается о старейшине Гостомысле, управлявшем новгородскими сло-венами. Но ввиду того, что в этой летописи смешиваются понятия «ста-
Как в описанном Архангелогородским летописцем эпизоде, так и в других старцы градские выступают в качестве полномочных руководителей общества, с которыми князья вынуждены считаться. Даже во второй половине X в., в переломную эпоху Владимира Святославича,1 они еще теснятся в аппарате управления и влияют на ход государственных мероприятий первостепенной важности, таких, как введение христианства, расходование казенных средств. Старцы — советники в княжеской думе и непременные участники пиров Владимировых, выполнявших задачу социального общения местного населения с носителем публичной власти — киевским князем.3
Выделялись ли старцы чем-нибудь из остальной высокопоставленной знати или же сливались с ней? Каково, например, отношение их к боярам? В исторической литературе прослеживаются две линии в данном вопросе. Одни историки (А.Рейц, С.В.Юшков) стараются не смешивать бояр со старцами градскими,4 другие (М.Ф.Владимирский-Буданов, Б.Д.Греков), относя старцев к категории земских бояр, сглаживают тем самым различия между ними.5 Позиция последних историков легко уязвима и с точки зрения фактов, упоминаемых летописью, и с точки зрения логики развиваемых ими положений. Обращаясь к летописи, замечаем, что ее составитель
рейшина» и «князь» (Там же, стр. 9), мы считаем необходимым воздержаться от использования данного текста.
1 В.В.Мавродин. Образование Древнерусского государства. Л., 1945, стр. 289 - 346.
2ПВЛ,ч. 1, стр. 74-75, 87.
3 Р.С.Липец. Эпос и Древняя Русь. М., 1969, стр. 127 - 131.
разграничивает бояр и старцев градских.1 Вникая в логическую канву исследования названных авторов, ощущаем слабость построения отдельных звеньев. Дореволюционных ученых, впрочем, можно еще понять, поскольку они исходили из идеи о прибытии издалека варяжских дружин на Русь, представители которых образовали княжеский двор с его высшим слоем — княжими боярами, противостоящими туземному боярству. Но исследователь, придерживающийся мнения о ничтожной миссии варягов в социально-политической истории Древней Руси и быстрой ассимиляции их славянской средой, не может противопоставлять «высших членов княжеского двора» туземной знати, не впадая в противоречие с самим собой.
Еще меньше похожи старцы на князей. Мы говорим об этом потому, что в историографии предпринимались попытки сравнять старцев градских и князей. М.В.Довнар-Запольский писал: «Наша древняя летопись считает очень многих князей в среде русских племен, находящихся под властью киевского князя Олега. Очень вероятно, что эти племенные князья были такими же родовыми старейшинами (старцами градскими. — Авт.). С объединением Руси они затерялись в среде местного земского боярства».2 Автор не приводит ни одного факта, который как-нибудь бы подтвердил его мысль. Не знаем и мы таковых. Поэтому спор тут бесплоден.
Итак, старцы градские — это ни князья, ни бояре. Кто же они? Без привлечения этнографического материала ответить на поставленный вопрос нельзя. И достойно сожаления, что историки до сих пор изучают старцев градских без помощи
1«И реша старци и боляре...» (ПВЛ, ч. I, стр. 58); «Созва Володимер боляры своя и старци градьские... (Там же, стр. 74); «И созва князь боляры свои и старца...» (Там же, стр. 75); «И съзываше боляры своя, и посадникы, старейшины по всем градом...» (Там же, стр. 85).
2Русская история в очерках и статьях, т. I. Под редакцией М.В.Довнар-Запольского, б/г, стр. 293.
этнографов. Наблюдения Л.Моргана над бытом индейцев демонстрируют сложную структуру власти в родо-племенном обществе на позднем этапе его развития, когда народом управлял совет вождей, народное собрание и высший военачальник.1 Совет вождей выполнял гражданские функции.2
На аналогичное разделение властей у древних германцев обратил внимание Ф.Энгельс. «Высшей ступени варварства, — говорит он, — соответствует и организация управления. Повсеместно существовал, согласно Тациту, совет старейшин (principes), который решал более мелкие дела, а более важные подготовлял для решения в народном собрании... Старейшины (principes) еще резко отличаются от военных вождей (duces), совсем как у ирокезов».
Старцы градские, по нашему убеждению, и есть та племенная знать, которая занималась гражданскими делами, чем она и отличалась от князей и их сподручников бояр, профилирующихся прежде всего в области военной. Наименование «градские» они получили потому, что пребывали, как и следовало ожидать от племенной знати, в «градах» — племенных центрах.
Не везде положение старцев градских было одинаковым. Более уверенно и устойчиво они чувствовали себя в тех землях-княжениях, где правили местные князья — потомки племенных вождей, вросших в туземную почву. Между этими князьями и старцами вряд ли возникали острые или неразрешимые противоречия. Вспомним древлян с их патриархально-идиллическим общественным тонусом, добрыми князьями, нарочитыми мужами (старейшинами), «иже дерьжаху Деревь-ску землю». Несколько иной была судьба старцев там, где утвердилась иноземная династия Рюриковичей. Здесь, пожалуй,
чаще возникали поводы для взаимного неудовольствия. Однако и Рюриковичи вынуждены были на первых порах считаться с ними и при случае пользоваться их поддержкой. Пример князя Владимира Святославича тут более чем кстати. Но нельзя также преувеличивать значение старцев градских: при всем своем социальном весе они по отношению ко второй половине X в. — осколки прошлого, готовые навсегда исчезнуть с политического небосклона Древней Руси. И действительно, в XI в. о них уже ничего не слышно. В чем причина ухода старцев? Собирание восточнославянских земель вокруг Киева губительно отозвалось на старцах, тяготевших к местной обособленности и замкнутости, поднимавших свои племена против гегемонии киевских князей. Не случайно Ольга, ворвавшись в Искоростень, подвергла экзекуции тамошних старцев.1 Но главная причина исчезновения старцев градских заключалась, конечно, не в карательных мерах князей из Киева, а в распаде родового строя, из недр которого вышли старцы; рухнули учреждения родового строя, и вместе ними отошли в небытие старцы градские, их персонифицирующие.
* * *
Какие выводы можно сделать из проделанного в первой главе исследования? Основной вывод заключается в том, что в Киевской Руси (в ее социально-экономической структуре) факторам дофеодального характера принадлежала в высшей степени существенная роль. Здесь необходимо прежде всего назвать общину в различных вариациях и крупные семейные объединения. Эти социальные институты генетически восходят к родовому строю и в сущности являются его модифика-
1 Л.Морган. Древнее общество. Л., 1934, стр. 71.
2 Там же.
3 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 142.
1ПВЛ, ч.1, стр.43. В Лаврентьевском списке Повести временных лет читаем: «...старейшины же града изънима...». Не то в Ипатьевском списке: «...старейшины же города ижьже...». Трудно сказать, какой из вариантов более правилен. Несомненно только, что старцы градские побежденных Киевом восточнославянских племен нередко теряли свободу и даже жизнь.
цией. Не случайно Ф.Энгельс указывал: «...родовой строй может продолжать существовать в течение целых столетий в измененной, территориальной форме в виде маркового строя и даже на некоторое время восстанавливаться в более слабой форме в позднейших дворянских и патрицианских родах, и даже в родах крестьянских».1 Наличие «родов крестьянских» выражалось в Древней Руси в большой семье, явившейся результатом распада древнего патриархального рода.
В плане социально-экономическом крупные семейные союзы играли роль сдерживающего начала. «И частная собственность, и наследство, — пишет В.И.Ленин, — категории таких общественных порядков, когда сложились уже обособленные, мелкие семьи (моногамные) и стал развиваться обмен».2
Наши наблюдения насчет значения в жизни древнерусского общества дофеодальных институтов должны быть проверены в ходе исследования явлений, знаменовавших наступление нового порядка, противостоящего как исторически, так и логически доклассовому периоду. И тут, по нашему убеждению, речь надо вести в первую очередь о возникновении и развитии крупного землевладения. Конечный смысл данного исследования сводится к тому, чтобы выявить, в какой мере было представлено в Древней Руси крупное землевладение. От решения этой задачи во многом зависят итоговые выводы, полученные в первой главе настоящей диссертации. К изучению крупного землевладения и хозяйства на Руси X — XII вв. мы и переходим.
Глава вторая
КРУПНОЕ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЕ ИХОЗЯЙСТВО НА РУСИ X - XII вв.
/. Из историографии вопроса о крупном землевладении на Руси X-XII вв.
На протяжении многих столетий земля в аграрной России была главной ценностью и составляла основное богатство общества. Это вполне объясняет, почему русские историки с особым вниманием относились к истории поземельных отношений. Центральной проблемой данных отношений является вопрос о землевладении. В отечественной историографии рассматривалось как общинное, так и частное землевладение. Наличие последнего С.М.Соловьев допускал уже в эпоху первых Рюриковичей, полагая, что княжеские дружинники того времени могли иметь села, населенные военнопленными, купленными рабами и наймитами.1
Другой выдающиеся русский историк В.О.Ключевский признаки появления частной земельной собственности на Руси отодвинул к XI в.2 Первое упоминание о владельческих селах с дворовой челядью он нашел в известном торговом договоре, заключенном, по версии В.Н.Татищева, князем Владимиром с
1 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 169.
2 В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. I, стр. 152.
С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. I. M., 1959, 2 В.О.Ключевский. Соч., т. I. M, 1956, стр. 275.
волжскими болгарами в 1006 г.1 Потом «в XII столетии мы встречаем несколько указаний на частных земельных собственников. Такими собственниками являются: 1) князья и члены их семейств, 2) княжие мужи, 3) церковные учреждения, монастыри и епископские кафедры. Но во всех известиях о частном землевладении XII в. земельная собственность является с одним отличительным признаком: она населялась и эксплуатировалась рабами; это села с челядью».
Согласно Н.А.Рожкову, «в наших источниках совершенно не сохранилось известий о существовании частной, личной земельной собственности до призвания князей... Но со времени появления князей в Русской земле к древним чисто верв-ным землевладельческим порядкам примешиваются новые формы, постепенно и медленно проникая в жизнь. Прежде всего появилось княжеское землевладение. Первые следы его становятся заметны уже в X в., когда Ольга устроила по всей земле свои "места" и "села" ...»3 Вслед за княжеским появляется боярское землевладение. Зарождается оно в XI в. В том же XI столетии возникает и духовная земельная собственность. 4 Сходные суждения имеем у Г.Ф.Блюменфельда и П.И.Беляева.5
А.Е.Пресняков, хотя и отмечал слабые контуры княжого землевладения и княжого хозяйства времен Ярославичей, но в существовании княжеских дворов и сел нисколько не сомне-
1 В.О.Ключевский. Соч., т. VII. М., 1959, стр. 361.
2 В.О.Ключевский. Соч., т. I, стр. 275.
3 Н.А.Рожков. Натуральное хозяйство и формы землевладения в древней России. «Жизнь», 1900, № 9, стр. 50.
4 Там же. См. также: Н.А.Рожков. Обзор русской истории с социологической точки зрения, ч. I. СПб., 1905, стр. 34; Его же. Город и деревня в русской истории. СПб., 1913, стр. 16.
5 См.: Г.Ф.Блюменфельд. О формах землевладения в древней России. Одесса, 1884, стр. 98; П.И.Беляев. Древнерусская сеньория и крестьянское закрепощение. «Журнал Министерства юстиции», 1916, № 8.
вался.1 Наряду с княжим, А.Е.Пресняков упоминает церковное землевладение, возникшее, по его мнению, еще в XI в. Источником его «были пожалования князей и вклады других лиц».2 В отличие от княжеского и церковного боярское владение землей строилось на принципиально иных основах. Оно возникало «путем заимки и распашки новин на незанятых участках. Ставилось и велось это хозяйство руками челяди».3
Незначительное развитие частного землевладения на Руси до XI в. отмечали А.Васильчиков и Н.Огановский.4 «В Киевскую эпоху, — говорил Н.Огановский, — земля не имела ценности, так как большинство ее лежало "впусте"...»5
Некоторые дореволюционные авторы были не прочь приписать древнерусским князьям право частной собственности на всю государственную территорию. Еще Н.М.Карамзин замечал, что «вся земля Русская была, так сказать, законной собственностью Великих Князей: они могли, кому хотели, раздавать города и волости».6 Автор находит возможным говорить даже о поместной системе в то время.7 Аналогичные идеи мелькали и у Н.А.Полевого.8
Но особенно настойчиво проявил себя здесь А.Лакиер. Первые князья ему казались государями-вотчинниками, рас-
1А.Е.Пресняков. Княжое право в Древней Руси. Очерки по истории Х-ХИ столетий. СПб., 1909, стр. 274; Его же. Лекции по русской истории, т. I. Киевская Русь. М., 1938, стр. 186.
2А.Е.Пресняков. Лекции по русской истории, т. I, стр. 194.
3Там же, стр. 195.
4См.: А.Васильчиков. Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах, т. I. СПб., 1876, стр. 305; Н.Огановский. Закономерность аграрной эволюции, ч. П. Очерки по истории земельных отношений в России. Саратов, 1911, стр. 48, 50.
5Н.Огановский. Закономерность аграрной эволюции, ч. II. Очерки по истории земельных отношений в России. Саратов, 1911, стр. 50.
6Н.М.Карамзин. История Государства Российского, т. I. СПб., 1892, стр. 159.
7Там же. 8Н.Полевой, История русского народа, т. I. М., 1829, стр. 72 — 73.
поряжавшимися всей землей по личному произволу.1 Идею Лакиера активно поддерживал Б.Н.Чичерин. Их представления встретили резкую критику со стороны К.Д.Кавелина, И.Д.Беляева, А.Д.Градовского, Н.Л.Дювернуа, Ф.И.Леон-товича, Г.Ф.Блюменфельда и др.3
Тем не менее схема Лакиера-Чичерина приросла к произведениям последующих исследователей. Так, Ю.В.Готье писал: «...можно предположить, что уже тогда (Х-ХП вв. — И.Ф.) верховным собственником вервной земли считался князь».4 Будучи верховным собственником земли общинников-смердов, он свободно раздавал ее своим мужам, церковникам.5 О возникновении индивидуальной земельной собственности Ю.В.Готье писал несколько прямолинейно, связывая ее с появлением «сильных людей, устанавливающих свою власть, над первоначально свободными группами равноправных людей».6
Следовало бы вспомнить и о тех, кто специально занимался церковным землевладением. Для В.Милютина не было со-
1 А.Лакиер. О вотчинах и поместьях. СПб., 1848, стр. 3 — 5.
2 Б.Н.Чичерин. Опыты по истории русского права. М., 1858, стр. 64 — 67; Его же. Областные учреждения в России в XVII веке. М., 1856, стр. 2.
3 К.Кавелин. Рецензия на книгу Лакиера «О вотчинах и поместьях». «Современник», т. X, отд. III. СПб., 1848, стр. 63, 65; И.Д.Беляев. Обзор исторического развития сельской общины в России. «Русская беседа», 1856, I, отд. «Критика», стр. 105 — 107; Его же. Еще о сельской общине. «Русская беседа», 1856, II, стр. 123 — 128; Его же. Крестьяне на Руси. М., 1903, стр. 7 — 29; А.Д.Градовский. История местного управления в России, т. I. СПб., 1868, стр. 16 — 21; Н.Дювернуа. Источники права и суд в Древней России. Опыты по истории русского гражданского права. М., 1869, стр. 115 — 121; Ф.И.Леонтович. Задружно-общинный характер политического быта Древней России. «ЖМНПросв.», 1874, 8, стр. 227; Г.Ф.Блюменфельд. О формах землевладения в Древней России. Одесса. 1884, стр. 86 — 88.
4 Ю.В.Готье. Очерк истории землевладения в России. Сергиев Посад, 1915, стр. 9.
5 Там же, стр. 10.
6 Там же, стр. 4.
мнения в том, что «уже в конце XI века Русское духовенство владело как ненаселенными, так и населенными землями».1 Способы, которыми пользовалось духовенство в политике «стяжательства», были различны — это правительственные пожалования, дарения частных лиц, купля, мена и т.д.2 Осторожность, с какою В.Милютин пометил начальный этап недвижимого имущества у духовенства в России, М.Горчакову показалась излишней. «Нет сомнения, — утверждал он, — что самые первые христианские русские князья, св.Владимир и Ярослав, предоставили митрополиту всея России право владеть земельными имуществами. Примеру первых князей следовали в этом отношении другие князья XII в., великие и
удельные. Означить точно — где и какие земли, сколько их и в какой силе имели митрополиты всея России в течение XI и XII вв., — исторические свидетельства не дают достаточных для этого материалов»3.
К М.Горчакову присоединился Е.Голубинский. Разбирая вопрос о материальном обеспечении ранних церковных иерархов, он заключает: «Итак, св.Владимир обеспечил епископов в средствах содержания, во-первых, десятиной, которая должна была взиматься с княжеских доходов в более или менее полном объеме последних и с доходов частных людей, составлявших класс вотчинников; во-вторых, как со всею вероятностью должно предполагать, недвижимыми имениями, которые состояли в землях для ведения собственных хозяйств, с придачею к землям потребного количества сельских холопов, а также потребного количества служилых людей или слуг, которые бы в действительности вели хозяйства и вообще заведовали
1В.Милютин. О недвижимых имуществах духовенства в России. «ЧОИДР», 1859, кн. 4, стр. 25.
2Там же, стр. 43.
3М.Горчаков. О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и св. Синода (988 - 1738 г.). СПб., 1871, стр. 47.
ими».1 Что касается монастырей, то они, по мнению Е.Голубинского, «начали владеть недвижимыми имениями не позднее, как со времени преп.Феодосия».2 Точку зрения В.Милютина воспринял Б.Д.Греков, когда работал над историей Новгородского дома св. Софии. Духовенство, считал Б.Д.Греков, стало обрастать землей сравнительно поздно — к концу XI — началу XII в.3 Характерно, «в первые времена существования русской церкви охота жертвовать в церковь свое имущество была далеко не у многих ее членов прежде всего потому, что мало было тогда настоящих христиан на Руси ...При таком отношении к вере нельзя допустить, чтобы новгородская церковь в первое время своего существования могла обогащаться частными пожертвованиями в значительных размерах, как это было позднее».4
Вопрос о землевладении в советской исторической литературе приобрел чрезвычайное значение. Процесс формирования княжеской земельной собственности М.Н.Покровский ставил в тесную зависимость с развитием государственности в Древней Руси. Он считал, что «древнейший тип государственной власти развился непосредственно из власти отцовской».5 Отсюда и та особенность, «в силу которой князь, позже государь московский, был собственником всего государства на частном праве, как отец патриархальной семьи был собственником самой семьи и всего ей принадлежавшего».6 Владение государственной территорией на частном праве, отводимое М.Н.Покровским в удел древнерусскому княжью, вытекало из
смешения частного и государственного права.
Боярщину М.Н.Покровский встречает в очень раннюю эпоху.2 Но «процесс образования в Древней Руси крупного землевладения не может быть изучен в деталях за отсутствием документов».3 Автор полагал, что «насильственный захват в легальной или нелегальной его форме едва ли был главным способом образования крупного землевладения в Древней Руси. В истории, как и в геологии, медленные молекулярные процессы дают более крупные и, главное, более прочные результаты, чем отдельные катастрофы».4 Эти «молекулярные процессы» он усматривал в сфере экономических отношений, ставящих крестьянское хозяйство в хроническую зависимость от барского.5
В 20-е годы было высказано немало интересных соображений по поводу укладывания частного землевладения на Руси. Конечно, многие из них потеряли сейчас научную ценность. Нельзя, например, согласиться с П.Г.Архангельским, который писал: «Первые ростки частной собственности на землю показались у нас так же давно и рано, как и первые зачатки общинного землевладения». В настоящее время никто не станет оспаривать то положение, что общинное землевладение исторически предшествовало частной собственности на землю. Но следует признать весьма плодотворным наблюдение П.Г.Арханегльского, согласно которому «колыбель у частного и общинного землевладения была общая: этой колыбелью был первоначальный захват ничьей, пустопорожней дикой земли; происходил этот захват в далекую пору безгранич-
1 Е.Голубинский. История русской церкви, т. I, перв.половина тома. М., 1901, стр. 512-513.
2 Е.Голубинский. История русской церкви, т. I, втор.половина тома. М., 1904, стр. 712.
3 Б.Д.Греков. Избранные труды, т. IV. М., 1960, стр. 141.
4 Там же, стр. 141 — 142.
5 М.Н.Покровский. Избранные произведения, кн. 1. М., 1966, стр. 96.
6 Там же, стр. 100.
1 Там же, стр. 101.
2Там же, стр. 104.
3 М.Н.Покровский. Очерк истории русской культуры, ч. I. М.-Л., 1925, стр.45.
4М.Н.Покровский. Избранные произведения, кн. I, стр. 116—117. М.Н.Покровский. Очерк истории русской культуры, ч. I, стр. 46. П.ГАрхангельский. Очерки по истории земельного строя в России. Казань, 1920, стр. 18.
ИЗ
ного земельного приволья». Заслуживает внимания и попытка П.Г.Архангельского показать эволюцию отраслевых направлений в княжеском и боярском хозяйстве. «Занявши много вольной, дикой земли, — писал он, — князья и бояре руками своих рабов извлекали из нее доходы: они заставляли их ловить и бить ценных пушных зверей в лесах — бобров, медведей, лисиц, куниц и др.; ловить рыбу, водить пчел, заниматься скотоводством (водить коней); что же касается землепашества, то в самом начале оно не было в хозяйстве крупных «господ» старинной Руси на первом месте: продавать хлеб было почти некому, везти его в чужие края опасно, долго и невыгодно; поэтому хлеба сеялось в княжеских и боярских имениях лишь столько, чтобы прокормить хозяйскую семью, хозяйских гостей, слуг и холопов». И только «с течением времени устройство княжеского и боярского крупного имения стало мало-помалу изменяться: в нем все большее значение начало приобретать земледелие, а звероловство, рыболовство и коневодство постепенно отступали все больше на второй план. Происходило это оттого, что запас ценных пушных зверей сам со- | бою сокращался, да и сбыт их за границу, дававший ранее большие доходы князьям и боярам, сильно расстроился после того, как в степях нынешней южной России появились и утвердились хищные азиатские кочевники — половцы, а еще позже татары». Эти рассуждения хотя и довольно схематичны, но не без рационального зерна, которому, к сожалению, не удалось прорасти: идеи П.Г.Архангельского остались в стороне от столбовой дороги советской историографии.
В противоположность П.Г.Архангельскому, А.А.Ржани- | цын наиболее древним видом землевладения на Руси называл
1 Там же.
2Там же, стр. 20.
3 Там же, стр. 20 — 21.
общинное, или, как он выражается, вервное. «Однако очень рано, — продолжает А.А.Ржаницын, — рядом с вервным землевладением появляются и земли частных владельцев. Первыми видными представителями частного землевладения являются князья Рюрикова рода. Затем — дружинники и сподвижники князей, которым за подвиги и услуги князья начинают раздавать земли. Наконец, с введением и распространением христианства на Руси приобретает видное значение землевладение церквей и особенно монастырей».2 Момент появления частной собственности на землю А.А.Ржаницын обозначил XII в.3 Вслед за В.О.Ключевским он подчеркивал, что владельческая земля населялась и эксплуатировалась рабами, что «идея о праве собственности на землю вытекала из рабовладения, была развитием права собственности на холопа. Эта земля моя, потому что люди мои, которые ее обрабатывают».4 В заключение А.А.Ржаницын приходит к выводу, будто «еще в период Киевской Руси уже начался захват землевладельцами земель крестьян (смердов)».5 О существенном значении экспроприации земли «первобытных деревенских производителей» в процессе формирования частновладельческого земельного
1 А.А.Ржаницын. Борьба за землю в России, ч. I. Закрепощение земли. М, 1925, стр. 16.
2 Там же.
3 Там же, стр. 17.
4 Там же. (Здесь А.А.Ржаницын чуть ли не слово в слово повторяет В.О.Ключевского, у которого читаем: «На Руси рабовладение было, по-видимому, не только экономическим условием, но и первоначальным юридическим проводником идеи частного землевладения: сельский холоп давал землевладельцу возможность не только эксплуатировать землю, но и признавать ее своею. Эта земля моя, потому что мои люди, ее обрабатывающие, мной к ней привязанные, — таков был диалектический процесс усвоения мысли о частной земельной собственности первыми русскими землевладельцами». См.: В.О.Ключевский. Подушная подать в России и отмена холопства. - «Сочинения», т. VII. М., 1959, стр. 362). Там же, стр. 19.
фонда писал также И.Д.Шулейкин.1
В книге В.И.Пичеты по истории сельского хозяйства и землевладения в Белоруссии имеются соображения и о начальном периоде частного землевладения на Руси. Сначала, по идее В.И.Пичеты, выступает княжеское землевладение - это села X в. Но они «не были производительными хозяйствами. Это были скорее загородные дворцы, дачи, куда князья ездили для отдыха или останавливались на время охоты».2 «Трудно сказать, — пишет В.И.Пичета, - каковы размеры княжеских владений, так как для этого не имеется никаких данных. Но, конечно, нельзя согласиться с теми исследователями, которые считают, что в начале княжеской эпохи земля принадлежала одному князю, и что князья и дружинники, как думает Чичерин, силой оружия захватывали землю, чем содействовали распаду родовой общины... Князья на правах собственности владели только отдельными земельными участками, что отчасти нашло свое отражение в «Русской Правде».3 С принятием христианства и созданием церковных учреждений на Руси появляется крупное землевладение духовных чинов.4 Третьим видом крупного землевладения В.И.Пичета именует боярское, которое «развивалось наряду с княжеским, но только менее интенсивно...»5 Боярское землевладение не получило серьезного развития до половины XII в.6 И лишь с этого времени в результате экономического кризиса и распада Киевского государства бояре садятся на землю и начинают заниматься сельским хозяйством.7
В 30-е годы рассматриваемая проблема получила совсем
_____________
1 И.Д.Шулейкин. История земельных отношений и землеустройства, ч. I. М.-Л., 1933, стр. 20.
2 В.И.Пичета. История сельского хозяйства и землевладения в Белоруссии, ч. I (до конца XVI века). Минск, 1927, стр. 23.
3 Там же.
4 Там же, стр. 25. 3 Там же.
6 Там же, стр. 25-26.
7 Там же, стр. 26.
иное освещение, чем это было раньше. Ведущей темой в указанное время стала социально-экономическая проблематика, вследствие чего вопрос о частной собственности на землю стал одним из центральных. Решение ключевых проблем истории древнерусского феодализма связано с именем Б.д.Грекова. Выступая с докладом на пленуме ГАИМК в 1932г., он утверждал, что «князья, бояре, церковь, т.е. вся правящая верхушка славянского и неславянского общества, объединенного в IX — X вв. под гегемонией Киева, была в основе своей классом землевладельческим».1 Если первоначально Б.Д.Греков определял княжеское землевладение способом перечисления сведений о селах, сохранившихся в древних памятниках письменности, то очень скоро он дает и общее обозначение княжому хозяйству, вводя термин «домен». Мы ошибемся, думая, что использование Б.Д.Грековым понятия «домен» не имело принципиального свойства. Напротив, оперируя этим термином, автор хотел оттенить большую масштабность княжеского землевладения, а вместе с ним боярского и церковного в экономике Киевской Руси. Впоследствии Б.Д.Греков только совершенствовал и шлифовал свои представления о характере и роли крупного феодального землевладения в Древней Руси.3 В унисон с Б.Д.Грековым рассуждал А.Г.Пригожин. Производительные силы Киевской Руси IX — X вв. он распределил так, что «земля — основной источник
1Б.Д.Греков. Рабство и феодализм в Древней Руси. «Изв. ГАИМК», вып. 86. М.-Л., 1934, стр. 35.
2Б.Д.Греков. Главнейшие этапы русской феодальной вотчины. В кн.: Хозяйство крупного феодала-крепостника XVII в., вып. I. Л., 1933, стр. XXIV; Его же. Очерки по истории феодализма в России. Система господства и подчинения в феодальной деревне X — XVI вв. «Изв. ГАИМК», вып. 72. М.-Л., 1934, стр. 37.
3См.: Б.Д.Греков. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.-Л., 1937; Его же. Киевская Русь. М.-Л., 1939; Его же. Киевская Русь. Госполитиздат, 1953; Его же. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. Книга первая. М., 1952 и др.
производства — находится в монопольном владении князей боярства и церкви, которым противостоят истинные производители, начиная от рабов (но рабов уже модифицированных условиями феодализирующихся процессов) и кончая целой плеядой категорий зависимого населения».1
С критикой представлений Б.Д.Грекова выступил С.В.Вознесенский. Он показал, как Б.Д.Греков, соединив в одну картину разновременные черты княжеского хозяйства, нарисовал, в сущности, статически феодальное землевладение.2 По мнению С.В.Вознесенского, «в X — XI вв. мы присутствуем лишь при начальном образовании, так сказать, при самом становлении феодальной вотчины, которая лишь в XII — XIII вв. является в таком виде, как ее обрисовывает Б.Д.Греков».3 С.В.Вознесенский обратил внимание на одну весьма важную деталь, которая показывает, что «ролья, или княжеская пахота, в княжеском хозяйстве стала играть известную роль много позже, чем бортничество и охота. Любопытно также отметить, что в Краткой Правде вообще выступает на первом месте не земледелие, а скотоводство и особенно коневодство, в котором господствующий класс был особенно заинтересован».4 Продукты земледелия — прежде всего хлеб — князья и бояре получали в виде дани с подчиненного им населения.5
Полемизировал с Б.Д.Грековым также С.В.Бахрушин. Он, как и С.В.Вознесенский, упрекал Б.Д.Грекова за статический подход в изображении социально-экономической жизни Приднепровья.6 Сам С.В.Бахрушин в IX и первой половине X ве-
1 А.Г.Пригожин. О некоторых своеобразиях русского феодализма. «Изв. ГАИМК», вып. 72. М.-Л., 1934, стр. 15.
2 С.В.Вознесенский. К вопросу о феодализме в России. «Проблемы истории докапиталистических обществ», 1934, № 7 — 8, стр. 225.
3 Там же, стр. 226.
4 Там же, стр. 227.
5 Там же, стр. 227-228.
6 С.В.Бахрушин. Некоторые вопросы истории Киевской Руси.«Историк-марксист», 1937, кн. 3, стр. 169.
ков признаков княжеского землевладения не находит.1 Все известия о селах второй половины X в. несут печать легенды. Но это отнюдь не означает, что «в конце X в. еще не начался процесс освоения общинных земель будущими феодалами... но дело идет еще...не столько о пашенных землях, сколько о промысловых угодьях».2 Нельзя, впрочем, забывать о том, что С.В.Бах-рушин в своих построениях исходил из ошибочного тезиса о слабом развитии земледелия в хозяйстве приднепровских славян вплоть до XI в.; только с XI столетия земледелие становится основным компонентом экономики Древней Руси.3 «В связи с этим, — замечает он,— возникновение крупного феодального землевладения следует отнести к эпохе более поздней».4
Возникновению и развитию феодального землевладения, феодальной ренты и феодальной зависимости С.В.Юшков уделил главу в книге «Очерки по истории феодализма в Киевской Руси». Он писал, что «в историографии, посвященной вопросу о возникновении и первоначальном развитии феодализма в Древней Руси, мало обсуждался вопрос о княжеском домене. Обычно говорят о «княжеских селах», об «окняже-нии» земли. Не применяется и самый термин — «княжеский домен».5 Как мы могли убедиться, в советской литературе еще в 1933 г. Б.Д.Греков ввел этот термин; вскоре он придал ему и соответствующее значение. Поэтому С.В.Юшков в данном случае вряд ли прав. Но попытка его рассмотреть княжеский домен стадиально, т.е. исторически, может оцениваться как новый шаг в историографии темы. «Одной из начальных стадий образования княжеского домена, — считал С.В.Юшков, —
1С.В.Бахрушин. «Держава Рюриковичей». «Вестник древней истории», 1938, №2, стр. 94.
2 С.В.Бахрушин. Некоторые вопросы истории Киевской Руси, стр. 169.
3Там же, стр. 168 — 169; Его же. К вопросу о русском феодализме. «Книга и пролетарская революция», 1936, № 4, стр. 46.
4С.В.Бахрушин. Некоторые вопросы истории Киевской Руси, стр. 169.
5С.В.Юшков. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М.-Л., 1939, стр. 44.
была организация княжеских сел, где князья эксплуатировали холопов и первые группы выбитого из колеи и обезземеленного крестьянства — закупов и изгоев».1 Подобные княжеские села фигурируют уже с середины X в.2 В XI и XII вв. количество сел, находящихся в собственности князей, увеличивается. Основной способ образования их — захват земель у общинников, «экспроприация земли», «окняжение земли общинников».3 «Одним из моментов, свидетельствующих о росте прав князей над территорией княжений и росте княжеского домена, — продолжает автор, — является сообщение летописей о возникновении "собственных" княжеских городов».4 Они (города) принадлежали киевским князьям на особом праве, были пунктами феодального властвования, а их жители — людьми князя, а не подданными.5 Возникновение собственных княжеских городов создавало благоприятные условия «для роста княжеского землевладения, княжеского домена. Имея эти опорные пункты, князья овладевали и окрестной территорией».6 Последующая история княжеского домена «идет по линии постепенной консолидации княжеских городов и волостей с городами и волостями, находившимися в общей административной системе земли-княжения... Вероятно, в некоторых землях-княжениях князьям удавалось добиться этого слияния, и, таким образом, все земли, не входившие в состав церковных и боярских сеньорий, стали составлять княжеский домен. Князья в этом случае могли эксплуатировать все владения одинаковым образом и распоряжаться ими по своему усмотрению».
Из-за отсутствия данных С.В.Юшков не решился сказать, когда и как возникло землевладение бояр, но рост его доста-
1 Там же, стр. 45.
2 Там же.
3 Там же, стр. 45 — 46.
4Там же, стр. 46.
5Там же, стр. 46 — 47.
6 Там же, стр. 47.
7 Там же, стр. 49.
точно заметен в X в., а в XII и XIII вв. оно проходит «настоящее быстрое развитие». В отношении земельных владений, принадлежащих церковным учреждениям, «нет серьезных оснований сомневаться в достоверности поздних источников, говорящих о факте существования владений уже в первые годы христианства на Руси».2 При всех, казалось бы, своеобразиях положений С.В.Юшкова его точка зрения близка концепции Б.Д.Грекова; он так же, как и автор «Киевской Руси», признает раннее появление феодального землевладения и наделяет его такими размерами, которые позволяют говорить о ведущем характере этого землевладения в экономике Древнерусского государства.
Дальнейшее развитие историографии генезиса феодализма в России шло в плоскости уточнения хронологии вопроса. Одни исследователи считали возможным говорить о феодальном обществе на Руси применительно к IX в.3 Другие авторы связывали проблему с более поздним временем. Так, по мнению В.В.Мавродина, «в IX и даже в X вв. феодальное землевладение еще не сложилось».4 Согласно А.А.Зимину, именно в переломную эпоху княжения Владимира Святославича «князь и дружина все более и более оседают на землю».5
Следует, впрочем, сказать, что в литературе обозначились перемены и более радикального свойства. Если Б.Д.Греков возникновение феодализма ставил в зависимость от появления крупного землевладения князей, бояр и клириков, выступавших в роли частных собственников, то впоследствии некото-
1 Там же, стр. 51.
2Там же, стр. 55.
3 Л.В.Черепнин. Основные этапы развития феодальной собственности на Руси (до XVII в.). «Вопросы истории», 1953, № 4, стр. 47; М.Н.Тихомиров. Крестьянские и городские восстания на Р