Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Оппозиция ко всякой внешней организующей силе



Итак, мы выяснили, что в русском языке не существует жесткой конст­рукции, которая предписывает членам предложения определенные места.

Встает вопрос: А как можно трактовать данную особенность в психологическом ключе? Что такой способ организации слов вносит в национальный характер?

Исследователи (А.А. Мельникова. «Язык и национальный характер», например) выдвинули гипотезу, что такой способ организации слов в предложении приводит к непри­ятию всего, что выступает в качестве внешней организующей силы.

Наиболее ярко данная особенность проявляется в отношении рус­ского человека к «власть предержащим» и к закону.

Многие исследо­ватели русской истории придают большое значение тому, что они на­зывают «пренебрежением к закону», «рус­ским правовым нигилизмом» или «глубоко укорененной традицией антиправовых предрассудков».

Характер этой специфики русского национального характера наиболее отчетливо проявляется при сопоставлении двух поговорок – латинской и русской:

«Dura lex, sed lex» (суров закон, но закон) (ла­т.) и «За­кон — что дышло, куда повернешь — туда и вышло» (рус.)

Вот, например, интересная иллюстрация к данному сопоставлению.

Один студент философского факультета еще в советское время (тогда вместе с советскими студентами учились и студенты из зарубежных стран социалистического лагеря) попросил немку привезти ему Библию.

Немка просьбу выполнила. Но, пройдя таможню, от соседей по купе узнала, что провоз этой кни­ги не разрешен. И сдала ее.

Студент-философ не мог понять мотива ее поступ­ка.

У них состоялся следующий диалог:

-Но ведь ты же уже прошла таможню, зачем было сдавать книгу!»

- «Так ведь провозить ее запрещено!».

Как видим, диалог прекрасно демонстрирует разное понимание закона Естественно, что в соответствии с этим по­ниманием и выстраивалась деятельность.

Специфику отношения русского человека к «власть предержащим» и к закону, характерную для русской ментальности, отмечает в своих работах ряд современных авторов.

Например, отечественная иссле­довательница этносов С. В. Лурье выделила центральную зону мен­тальности, которая, по ее концепции, состоит из трех аспектов:

1) ло­кализации источника добра, включающего Мы-образ и образ покро­вителя;

2) локализации образа злаобраза врага;

3) представления о способе действия, при котором добро побеждает зло.

Источником добрав традицион­ной русской ментальности рассматривалась община (мир), а врагомисточником зла, находящимся в постоянном конфликте с народом, — государство.

Подтверждение этой мысли мы можем встретить и в фольклорном материале — например, в текстах русских сказок.

Хотя один из расхожих исторических мифов — это вера народа в «доброго царя», сказки указывают на наличие противоположных чувств, на бы­тующие представления о неправедности действий, несправедливос­ти по отношению к народу не только царских вельмож, но и самого царя.

Например, одна из сказок рассказывает о загробных мучениях недоброго к простому народу царя: на нем черти воду возят и пого­няют его дубинками.

На вопрос солдата о его житье-бытье на том свете царь отвечает: «Ах, служивой! Плохое мое житье. Поклонись от меня сыну... да накрепко ему моим именем закажи, чтобы не обижал он ни черни, ни войска; не то Бог заплатит!».

Отраженное в сказке недовольство царем, уверенность в его неправильном поведении по отношению к народу дополняется также неоднократно повторяющи­мися сюжетами о том, как мужик стал царем, и, выражаясь совре­менным языком, справедливо перераспределил блага.

Вот, напри­мер, в сказке о Мартышке солдат выбился в королевс­кие любимцы и стал «набольшим министром». Уезжая в другую землю, король оставляет его вместо себя править.

«И повел Мартышка по-своему; приказал он шить на солдат шинели и мундиры из самого царского сукна, что и офицеры носят, да прибавил всем солдатам жалованья — кому по рублю, кому по два — и велел им перед каждой вытью (едою) пить по стакану вина и чтобы говядины и каши было вдоволь. А чтобы по всему королевству нищая братия не плакалась, приказал выдавать из казенных магазинов по кулю и по два на чело­века муки».

Таким образом,мы можем говорить о негативном от­ношении к закону и правящей верхушке во главе с властителем как об исторической тенденции.

Идею С.В. Лурье подтверждает также следующая отечественная специ­фика: в системе русской ментальности важнейшим способом действия, ведущим к победе добра над злом, является отнюдь не закон, устанав­ливаемый «врагом»-государством.

Отражением этого является и от­меченное Ю. М. Лотманом «устойчивое стремление русской литера­туры увидеть в законе сухое и бесчеловечное начало в противопо­ложность таким неформальным понятиям, как милость, жертва, любовь».

Примечательный пример противопоставления русским че­ловеком юриспруденции и моральных принципов мы находим в «Ка­питанской дочке» А. С. Пушкина.

На предположение Екатерины И, что она жалуется на несправедливость и обиду, Маша Миронова дает нео­жиданный ответ: «Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не пра­восудия».

Эту же особенность русской ментальности обнаружили российские психологи при исследовании морального и правового раз­вития современной молодежи. При тестировании наиболее частотным вариантом ответа было «Не по закону, а по совести».

Кроме совести, антитезой закону в русской картине мира выс­тупает справедливость.

В какой-то степени это слово культуроспецифично. Эквивалентов в западных языках оно не имеет.

Близкие по значению слова в рассматриваемых языках подчеркивают закон­ность (!) (французское «juste», английское «just»), честность (английс­кое «fair»), правоту говорящего(немецкое «gerecht»).

На первый взгляд может показаться, что в основу русского понятия справедливоститак­же отчасти включается понятие правоты, правды(корень «-прав-» входит в ос­нову слова).

Дей­ствительно, в парах «закон — справедливость» и «истина — правда» первые определения (закон, истина) выступают по отношению к человеку холодны­ми, отчужденными, дистантными.

Вторые (справедливость, правда) тесно связа­ны с человеком.

Ср. высказывание Тургенева: «Истина не может доставить блаженства... Вот Правда мо­жет. Это человеческое, наше земное дело... Правда и Справедливость!».

Рднаков русском языке существует выражение «у каждого своя правда», что значит: у каждого разные представления о жизни.

Иног­да с разных точек зрения справедливыми представляются противоположные вещи.

Например, могут быть оценены как несправедливость и «уравниловка», и имущественное неравенство.

То есть и правда, и справедливость не всегда обладают непосредственной очевидностью. Они связаны с личностными оценками.

Так, в частно­сти, для англоязычной и франкоязычной культур справедливость соединяется с законностью.

В русскоязычной культуре такое явление не просто отсутствует, а наблюдается противопоставление(!) справедливости и законности.

А. Солженицын в книге «Россия в обвале» пишет: «Веками у русских не развивалось правосознание, столь свойственное западному челове­ку.

К законамбыло всегда отношение недоверчивое, ироническое: да разве возможно установить заранее закон, предусматривающий все ча­стные случаи? Ведь все они непохожи друг на друга. Тут — и явная под­купность многих, кто вершит закон. Но вместо правосознания в наро­де всегда жила и еще сегодня не умерла — тяга к живой справедливос­ти».

Верность данного утверждения подтверждают и результаты социологического исследования: «56,9 процента россиян согласны с утверждением, что власть должна управлять страной по справедливости, а не по букве за­кона».

Причем противоречие между справедливостью и законностью ощущают не только обычные граждане, но и высшие государствен­ные чиновники.

Например, А. Починок, бывший министр труда, в интер­вью газете «Аргументы и факты» сказал следующее: «Считаю, что нужно действовать по закону — и будет все в порядке. Конечно, обидно, когда попадают в тяжелую налоговую ситуацию хорошие люди. Потому что мы вынуждены брать налог, даже когда чувству­ется, что по справедливости не надо было бы. Но закон есть за­кон».

Это ощущаемое противоречие между справедливостью и законом продуцирует споры на самом высоком уровне. Надо заметить, что в за­падных странах невозможно в принципе!

Например, в интер­вью газете «Коммерсантъ» генеральный директор «Союзплодим-порта» обменялся с корреспондентом следующими репликами:

«-Ваши оппоненты в неофициальных комментариях говорят: да, может быть, мы поступаем не по закону, но... нужно восстановить справедливость и вернуть товарные знаки государству...»

— «По­кажите мне хоть один закон РФ, где присутствует слово "справед­ливость". Сделка по покупке товарных знаков совершена в пол­ном соответствии с законом... Так что никаких законодательных основ для ее аннулирования нет... Да и вообще, справедливость — понятие относительное».

Однако в русской культуре в случае противоречия между законом и справедливостью непосредственное чувство обычно на стороне спра­ведливости.

Было проведено исследование

- отношения к законам,

- по­нимания справедливости и прав личности,

- мотивировки законопос­лушности

у отечественных респондентов в контексте сравнения их морально-правовых суждений с суждениями представителей других стран (США, Дании, Италии и др.)

Сравнительный анализ пока­зал, что у российских респондентов способность к изменению и нару­шению законов оказалась более развитой, чем у респондентов из дру­гих стран.

О. Николаева, автор исследования, считает, что «это явля­ется следствием недостаточно сформированного понимания функции и ценности законов.

Законы воспринимаются не как целе­сообразные принципы устройства общества, а как аппарат репрессий и ограничения свободы.

Результаты исследования позволяют гово­рить о том, что в сознании отечественных респондентов изначально существует разграничение понятий «закон» и «мораль».

Именно это и вызвало трудности в определении «справедливого закона», так как понятие «справедливость» у россиян связано с областью нравственности, а за­конысчитаются несправедливыми, бездействующими и необъектив­ными.

Что же касается исследований респондентов стран Запада, то результаты исследований Д. Тапп позволяют сделать вывод, что поня­тия «закон», «мораль», «справедливость» на первоначальном уровне осмысления у них слиты воедино.

Присущее русским отношение к закону, с одной стороны, и к спра­ведливости, с другой, нашло свое отражение и в исследованном В. В. Знаковым («Понимание правды и лжи в русской историко-культурной традиции//Этническая психология и общество. М., 1997) феномене «нравственной лжи».

С помощью экспе­риментов, проведенных на различных российских выборках, он обна­ружил, что статистически значимое большинство респондентов не только считают морально приемлемой так называемую «ложь во спа­сение», но и согласились бы, например, дать в суде ложные показания ради спасения невиновного обвиняемого.

Сами респонденты объяс­няют это тем, что несовершенство законов допускает возможность осуждения невиновного

Поэтому ложные показания в суде во имя спа­сения невиновного человека в психологическом и нравственном пла­не перестают быть ложными.

Такая ложь понимается как «атрибут че­стности, необходимое условие справедливого отношения к людям, попавшим в беду».

По мнению В. В. Знакова, истоки такого отноше­ния коренятся в различном понимании «правды» и «истины» в русской культурной традиции.

Согласно результатам его исследований, «правда» понимается русскими как категория, вы­ражающая целостное мировоззрение человека, понятие, основанное на вере, традициях, представлении о справедливости в отношениях между людьми («жить по правде»), а «истина»только «общезначи­мая обезличенная констатация соответствия высказывания действи­тельности».

Знаков приводит в пример Достоевского, который не­однократно отмечал:

когда русский человек вынужден выбирать меж­ду истиной и справедливостью, то он скорее предпочтет ложь, чем несправедливость.

Таким образом, «истина» и «справедливость» в со­знании русского человека в конкретных случаях вполне могут не со­впадатьи справедливость всегда будет дороже истины.

Даже если для ее восстановления придется прибегнуть ко лжи.

По мнению Знакова, это — один из ключевых моментов отношения к понятиям «правда», «ложь», «справедливость», «мораль», «закон» в русском этническом сознании.

Итак, все вышеперечисленное укладывается в нашу версию: по­скольку в русском языке отсутствует жесткий порядок расположения членов предложения, это создает базу для формирования в структуре на­ционального менталитета оппозиционного, нонконформистского отно­шения ко всяким формальным, отчужденным понятиям, претендующим на управляющие роли (одним из воплоще­ний которых является закон).

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.