Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Сладкая победа с привкусом горечи



В 1982 году наши дела пошли на поправку.

Еще только три года назад мы должны были продавать 2,3 миллиона машин, чтобы просто остаться при своих. Но нам удавалось продать только 1 миллион машин.

Теперь нам удалось сократить критический объем про­даж до 1,1 единицы. А потом мы стали нанимать новых рабочих и заключать контракты с новыми дилерами.

Но не так шли дела в государственной экономике.

К концу 1982 года Мы уже имели небольшую прибыль.

Мне хотелось поскорее объявить об этом целому свету. Я стремился отменить по отношению к нам все отрица­тельные эпитеты. Называйте лучше нас «третьей в стране автомобилестроительной компанией».

В 1983 году мы уже получили прибыль в размере 925 миллионов долларов. Это была самая высокая прибыль в истории корпорации «Крайслер».

После слушаний в Конгрессе мы дали множество обе­щаний. Мы обещали модернизировать наши заводы, мы обещали перевести все наши модели на передний привод управления, мы обещали не увольнять рабочих.

И мы сдержали все обещания.

К весне 1983 года мы смогли выпустить на рынок 12,5 миллиона акций. Но спрос был настолько велик, что мы выпустили в два раза больше акций.

Весь выпуск в 26 миллионов акций был распродан в те­чение первого часа. Общая рыночная стоимость акций со­ставила 432 миллиона долларов. Это был третий по величи­не пакет проданных в Америке акций за всю историю.

Всем известно, что чем больше акций продается, тем меньше стоимость акций. Но в момент начала продажи курс нашей акции составлял 16 5/8 доллара. В течение нес­кольких недель спрос на акции оказался так высок, что их курс подскочил до 25 долларов, а потом и до 35 долларов.

Таким образом, в результате продажи акций мы пога­сили 400 миллионов долларов, одну треть гарантирован­ных займов. Процент по этим займам достигал тогда 15,9. А через несколько недель мы решили погасить весь займ, уже за семь лет до наступления срока его погашения. Это был рискованный шаг.

Но тогда я уже был уверен в нашем будущем.

Я объявил о нашем решении в Национальном клубе прессы. Это произошло 13 июля 1983 года. В этот день пять лет назад меня уволил Генри Форд.

На бриффинге я сказал: «Надеюсь, что мы убедили вас в нашей порядочности».

«Да, для Вашингтона непривычно, чтобы возвращали деньги», — продолжал я.

Для правительства это было настолько неожиданное событие, что они не смогли даже в тот же день принять наш чек. Целый месяц вырабатывалась процедура приня­тия чека.

На церемонии в Нью-Йорке я вручил чек на грандиоз­ную сумму: 813 487 500 долларов. Потом мне передали бу­шель яблок. Дело в том, что мы поспорили с мэром Нью-Йорка, что он раньше нас погасит свои долги. Но этого не произошло.

Теперь мы могли вздохнуть свободно.

Мы несколько лет назад прекратили выпуск автомо­билей с открывающимся верхом. Последней такой амери­канской моделью была «Кадиллак-Эльдорадо». А наша модель называлась «Барракуда».

Многие считали, что такие машины запретило выпус­кать правительство. На самом деле все было не так. Хотя чиновники подбиралсь к этому вопросу.

Эти модели погубили кондиционеры и стереопроигры­ватели. Ни те ни другие не имеют смысла, когда вы едете в машине с открытым верхом.

И вот в 1982 году мы снова начали выпускать такие автомобили. У меня имелась машина ручной сборки, ко­торая была создана на основе модели «Ле барон». Я чувст­вовал себя в ней «дудочником в пестром костюме».

Владельцы «Мерседесов» и «Кадиллаков» теснили меня к обочине, забрасыая вопросами, где я достал эту машину.

Когда они узнавали меня, они тут же давали заказ. Как-то я подъехал к торговому центру и был окружен толпой восхищенных зевак.

В итоге мы решили построить такой автомобиль. При­были он нам особой не принесет. Но для повышения престижа марки можно попробовать.

И как только слухи о производстве этой модели рас­пространились по стране, люди стали вносить задаток. В их числе была Брук Шилдс. Мы в рекламных целях вручи­ли ей первый экземпляр. В результате мы продали 23 ты­сячи таких машин вместо запланированных 3 тысяч.

За нами последовали другие компании и также выпус­тили свои модели с открытым верхом. Таким образом, мы задавали тон в моде.

Если автомобиль с открытым верхом был выпущен ради забавы, то уже мини-фургон «Т-115» был настоящей находкой для нас в смысле прибыли.

Мини-фургон вмещал семь человек. У него передний привод. Он расходовал 8 литров на 100 километров. И что самое главное он помещался в обычном гараже.

На встречах со студентами мне всегда задают вопросы, как мне удалось после затяжного кризиса выпустить такой шикарный автомобиль.

Это действительно хороший вопрос. Но у меня не было другого выхода. Необходимо было двигаться вперед, иначе, что мы смогли бы продавать, когда бы стали на ноги?

Поэтому я всегда отвечал, что мне нечего было терять. Долг в семьсот миллионов не отягощал моего и без того трудного положения.

На самом деле мини-фургон родился еще в компании «Форд». В процессе работы над конструкцией «Фиесты» мы с Хэлом Сперлихом спроектировали «Мини-Макс». Получился небольшой фургон с передним приводом, очень вместительный и компактный. Мы были счастливы. Мы обожали свое изобретение.

А потом начались исследования, «проглотившие» не­мало финансовых средств. Всего мы потратили 500 тысяч долларов. Но деньги не оказались выброшенными на ве­тер, потому что в процессе работы мы обнаружили три любопытные детали. Первое: высота подножки должна ^ быть достаточно низкой, ведь женщины в те времена но­сили узкие юбки и высокая подножка создавала для них дополнительные трудности. Второе: высота автомобиля должна быть такой, чтобы машина могла входить в гараж. Третье: «нос» автомобиля нужно сделать крепким и вну­шительным, чтобы установить там двигатель и оставить еще немного пространства на случай аварии.

Служба исследования рынка энергично утверждала, что в случае выполнения этих условий за год будет прода­но 800 тысяч машин. Впечатляющая цифра, тем более, что это происходило в 1974 году. Я загорелся и отправился на прием к шефу.

Но тот встретил меня прохладно, а мои доводы вос­принял скептически.

— Не занимайтесь глупостями, — сказал он. — Я не люблю экспериментов. А сейчас мне совсем не до них.

— Но почему? — вспылил в ответ я. — Мы ведь всегда экспериментировали. «Мустанг» появился в результате экспериментов. И «Марк третий». И эта модель уже полу­чила награды на рынке.

Но Генри упорно стоял на своем.

Я был в полной растерянности. Потому что всегда считал, что если компания не лидер, она просто обязана создавать новое. И бороться, бороться, доказывать и бо­роться. Мы могли выехать только на технических новин­ках. Ведь если это «Форд», он всегда должен соревноваться с «Дженерал моторе». Изощряться, придумывать, искать такие лазейки на рынке, о которых этот самый «Дженерал моторе» даже не подозревает. По-другому с такой компа­нией тягаться невозможно: можно разбить голову. А побе­дить, обойти — только с помощью хитрости. Это един­ственный выход.

Но это были только мои мысли, которые никто не хотел слушать. Поэтому мы с Хэлом не создали мини-фургон в компании «Форд» в 1978 году, а осуществили задуманное лишь спустя шесть лет в корпорации «Крайслер». И те­перь переманиваем клиентов у «Форда».

Еще больше меня радуют результаты нашей работы. Новый мини-фургон был с успехом распродан! Мытар­ства, хождения и убеждения стоили свеч. Я оказался прав: мои надежды полностью оправдались.

Недавно я узнал, что «Форд» и «Дженерал моторе» те­перь ожесточенно борются за разработку собственных мо­делей мини-фургонов. А раз они это делают, значит, идея удалась!

Пресса восторженно отзывалась о нашей новинке. Журнал «Конисэр» назвал его самым симпатичным авто­мобилем, журнал «Форчун» включил в десятку лучших технических изобретений года, не говоря уже о много­численных снимках фургона, украсивших обложки всех автомобильных изданий еще до того как тот поступил в

продажу.

После появления «Мустанга» в 1964 году я не видел подобного оживления вокруг новой модели автомобиля. И никогда не был так уверен в успехе. А перед глазами все еше стояла первое испытание мини-фургона на автодро­ме. Господи, тогда ведь почти никто не верил в его боль­шое будущее!

Не в силах справиться с бурей эмоций, я все кружил и гонял по треку, упиваясь собственным изобретением. Кон­структоры не подвели. Машина отлично маневрировала, и ее ходовые качества были превосходны. Сидеть за рулем такого авто было огромным удовольствием.

Разумеется, мы получили рекордную прибыль, пога­сили займы и праздновали победу.

Но существует и обратная сторона медали. Одержав победу, мы увидели, что некоторые члены нашей ко­манды исчезли. Так что без потерь не обошлось. И это обидно.

Появилась и другая проблема. В июне 1980 года мы дали обязательства совету по гарантированным займам. И это произошло как раз до того как мы получили первые 500 миллионов долларов в счет суммы займов. Согласно обязательствам, совет получал право купить 14,4 миллиона акций корпорации «Крайслер» по 13 дол­ларов за одну акцию. Но при выдаче акций их курс со­ставлял 5 долларов. 13 долларов были реальной стоимо­стью, но только не сейчас. Как потом выяснилось, это произошло очень скоро.

Теперь стоимость акций достигла 30 долларов. При­быль как будто сама идет в руки правительству. Офици­альный срок погашения займа — 1990 год. Но они могут в любой момент воспользоваться нашими обязательствами.

Все это время мы были повязаны данными обязатель­ствами: в любой момент правительство могло потребовать выпустить дополнительно 14,4 миллиона акций по перво­начально оговоренному курсу. На протяжении семи лет это не давало нам покоя: мы постоянно находились в нап­ряжении.

За гарантированные правительством займы мы запла­тили немалую цену. Их общая сумма составила 1,2 млрд. долларов, сроком в семь лет. Но мы их выплатили за три года. 404 миллиона потянули проценты, 33 миллиона — административные комиссионные сборы, 67 миллионов пришлось «отстегнуть» юридическим и инвестиционным банкам. Словом, нам мало не показалось. Но это был единственный выход. Ведь по биржевому курсу стои­мость обязательств могла «прыгнуть» и до 300 миллионов долларов в год. В результате правительство получило бы 24 процента годовых. Неплохо, правда? Хотя и так, по большому счету, оно ничем не рисковало. Не отдай мы долги, наложили бы арест на нашу собственность. А ее стоимость куда выше, чем 1,2 миллиарда долларов. Это было бы слишком.

Мы вовремя сориентировались и попросили прави­тельство вернуть нам наши обязательства за небольшую плату. Но тут мы явно промахнулись. Нас ругали со всех сторон, возмущаясь нашей наглости и скаредности. Мы оказались на грани провала. И лишь продуманные шаги наших сотрудников по связям с общественностью спасли положение.

Мы пошли на отступление, изо всех сил пытаясь спасти репутацию. И предложили совету 120 миллионов долла­ров. Но в ответ получили отказ. Тогда мы предложили 187 миллионов. Безрезультатно. Совет по гарантированным займам уперся, как бык, и стоял на своем.

Нам ничего не оставалось, как увеличить сумму до 250 миллионов долларов.

И что вы думаете? Нам отказали. Совет заявил, что продаст наши обязательства тому, кто заплатит больше. Словом, начало торгам было положено. Бывший бирже­вой маклер Дон Риган быстро сориентировался и предло­жил объявить аукцион. У банкиров с Уолл-стрит загоре­лись глаза: ведь это сулило немалую прибыль.

Между тем представители рейгановской администра­ции наперебой уверяли, что не собираются что-либо ме­нять в прежних договоренностях. И им все равно, выигра­ем мы в этой ситуации или нет.

Но ничто не спасает так, как время. Дела корпорации пошли в гору и я предложил Ригану разделить наш успех, что выгодно для обеих сторон. Но вместе с другими пред­ставителями администрации он упорно стоял на своем, ссылаясь на то, что не верит в благополучные результаты. И такой пессимизм, якобы, вызван дурным прецедентом вокруг правительственных гарантий нашей корпорации.

Запахло жареным, и я изо всех сил стал добиваться встречи с президентом Рейганом. Глава страны меня вни­мательно выслушал, во многом со мной согласившись. Во время полета в Сент-Луис он пообещал мне, что поручит это дело Джиму Бейкеру.

Но Бейкер перепоручил его назад Ригану, и в конце концов тот выиграл наше с ним сражение.

До сих пор я испытываю разочарование в руководстве тогдашнего президента. Дать поручение сотруднику и больше не спросить о его результатах! Мне, директору корпорации, было трудно это понять.

Лично я увольнял сотрудников, которые не выполня­ли моих поручений либо делали их недобросовестно. Но еще больше впечатляет, когда сотрудник администрации не считается с мнением президента. И даже с легкостью идет наперекор ему!

Нам ничего не оставалось, как пойти на торги с началь­ной ценой в 250 миллионов. В конце концов мы выкупили обязательства за более чем 311 миллионов долларов и за­вершили этот долгий и мучительный процесс. Тогда я был страшно зол. Все это мне казалось несправедливым, нечес­тным, просто надувательством. Да и по сей день я испыты­ваю неприятные чувства. Зато правительство ликовало, вы­давив из корпорации «Крайслер» все соки.

Позже я узнал, что один из членов администрации предложил вернуть эти деньги обратно в автомобильный бизнес и потратить их на курсы повышения квалифика­ции для рабочих автомобилестроительной отрасли. Но предложение не вызвало интереса у администрации и быстро затухло.

Я же обратился к правительству с другой идеей: отпра­вить эти деньги на биржу в расчете десять к одному, а по­лученные три миллиарда использовать на развитие авто­индустрии. Сколько можно отставать от японцев?

Но невезение и дальше преследовало нас. Пораскинув мозгами, правительство предпочло отправить эти деньги в бюджет. Так что дальнейшая их судьба мне неизвестна до сих пор.

Неприятности на работе усугубило одно прискорбное обстоятельство в моей личной жизни. Все годы становле­ния моей карьеры рука об руку со мной шла моя жена, моя любимая Мэри. Она утешала меня в период невзгод, радовалась моим успехам. Все время Мэри страдала от ди­абета. Она перенесла три выкидыша, а две мои дочери были выношены с большим трудом и родились посред­ством кесарева сечения.

Мэри нельзя было нервничать. А мои проблемы в бизнесе так или иначе сказывались на ней. Она очень пе­реживала за меня. Особенно во время нашей тяжбы с пра­вительством.

Первый сердечный приступ Мэри перенесла в 1978 году, когда я уволился с «Форда». Второй раз в 1980 году во Флориде, когда я я праздновал подписание президен­том Картером соглашения о гарантированных займах. А спустя два года ее разбил паралич.

Как только на работе у меня начинались проблемы, у Мэри случался очередной приступ.

Вообще, диабет — страшная болезнь, изматывающая человека и морально, и физически. Мне было больно смо­треть, как мучилась моя жена. Поджелудочная железа ра­ботала лишь время от времени. Ей приходилось постоян­но соблюдать диету и в довершение дважды в сутки делать инъекции инсулина. Едва не каждую ночь после очеред­ной инъекции Мэри испытывала инсулиновый шок, у нее начинались судороги, тек холодный пот. «Скорая» возле нашего дома была обычным явлением.

Я очень за нее волновался. С работы звонил домой по нескольку раз. И уже по голосу определял ее состояние. Она же всегда старалась меня успокоить, но я все пони­мал, и сердце мое сжималось. Дома с ней постоянно кто-нибудь находился. Ее нельзя было оставить одну даже на пару часов. В любую минуту с ней могло случиться нечто ужасное.

У меня золотые дочери. Они преданно и терпеливо ухаживали за матерью. Весной 1983 года состояние Мэри совсем ухудшилось. Она умерла 15 мая 1983 года. В 57 лет. Несмотря на тяжелую болезнь, до самой кончины она ос­тавалась очень красивой. Вместе с ее уходом внутри у меня что-то оборвалось, как будто оторвалась какая-то часть меня, очень нужная и очень важная часть.

До сих пор жалею, что Мэри умерла, до того как мы разобрались с долгами корпорации. Ей не хватило двух месяцев. Жаль, потому что это ее очень тяготило.

Она очень болела за меня, за мои успехи. И никак не могла понять, как я умудряюсь работать с Генри Фордом. Она очень подозрительно относилась к этому человеку. Как будто видела его насквозь. А после расследования в 1975 году уговаривала меня рассказать обо всем общес­твенности. Но тогда я не послушал ее, и она мудро про­должала меня поддерживать.

Позже, когда Мэри становилось совсем плохо, я ста­рался как можно меньше рассказывать ей о делах. А когда меня уволили, гораздо больнее мне было за Мэри, чем за себя. Но она как могла поддерживала меня и убеждала, что все обязательно закончится удачно. И когда корпора­ция «Крайслер» обратилась ко мне с предложением, я, признаться, отнесся к нему скептически. Именно Мэри уговорила меня пойти туда и согласиться на их условия. Она будто чувствовала, что это спасение.

Но я не сразу убедился в этом. Не успел я прийти на работу в «Крайслер», как новый кризис стал раздирать автомобильный бизнес. С одной стороны, бензин, с дру­гой — процентные ставки. Если бы это случилось до того как мне предложили работать в корпорации «Крайслер», я бы ни за что не согласился на это предложение.

Нет, я никогда не считал себя слабым, но проблемы накатывали с такой силой, что доводили до отчаяния и полного нежелания с ними бороться. Даже Мэри уже со­жалела о том, что уговорила меня пойти в «Крайслер». Но какая-то сила изнутри удерживала меня и заставляла ве­рить, что мы выпутаемся.

Мы с Мэри остались совсем одни. После моего ухода с «Форда» многие друзья перестали со мной общаться. И Мэри очень мужественно переносила обиды.

Особенно меня потряс один случай. В прессе мы про­читали о намечающейся свадьбе дочери наших бывших друзей. Мэри очень нравилась эта девочка. И Мэри зая­вила, что намерена пойти на свадьбу. Я пытался отгово­рить ее.

— Почему я не могу пойти на свадьбу? — возразила мне Мэри. — Я хорошо отношусь к невесте, я помню еще совсем маленькой. Так почему же я не могу посмотреть церемонию ее свадьбы? Ее родители не хотят меня ви­деть? Но это их дело. В конце концов, я иду не к ним, а к их дочери.

Более того, она продолжала ходить на собрания акци­онеров компании «Форд». «А почему бы и нет? После Фордов у нас самое большое количество акций этой ком­пании», — говорила она.

Не знаю, откуда она брала силы. Поразительное само­обладание, сильнейшая выдержка! И это при том, что че­ловек был совершенно болен. Не раз на людях у нее слу­чались сердечные приступы. Ужасное зрелище! Сколько раз она была на волосок от смерти!

И она безотказно оказывала помощь другим. Стоило только кому-либо из подруг позвонить и пожаловаться на головную боль или что-то еще, Мэри немедленно мчалась на помощь, вызывала «скорую», сопровождала в больницу.

Даже в критических ситуациях она сохраняла желез­ную выдержку. Однажды наша дочка Кэти каталась на велосипеде, но неожиданно отказали тормоза и девочка, перелетев через руль, сильно ударилась головой о зем­лю. Когда мы ее подняли, я увидел, что глаза ее были сплошным темным пятном. Это было первым призна­ком сотрясения мозга. От страха я упал в обморок, в то время как моя жена самостоятельно отвезла дочку в больницу. Вернувшись, она не сказала ни слова, приго­товила ужин и уложила меня в постель. Я всегда пора­жался ее выдержке.

Наши друзья и знакомые помнят об этом и до сих пор. И не перестают удивляться, вспоминая о ней. Мэри после себя оставила добрую память.

Она много занималась благотворительностью: помога­ла больным диабетом, финансировала исследования в области лечения этой коварной болезни. Перед смертью она оставалась абсолютно спокойной и даже пробовала утешить меня, уверяя, что совсем не боится смерти.

Она активно содействовала распространению среди населения сведений о диабете. Она считала, что люди должны знать об этой болезни и стараться предупредить. Ведь после сердечно-сосудистых заболеваний и онколо­гии диабет занимает третье место по числу смертельных исходов. Мы даже учредили стипендию имени Мэри Якокка в Джослинском диабетическом центре в Бостоне. Однако само слово «диабет» редко указывают в свидетель­стве о смерти, потому что многие слишком поверхностно судят об этой болезни, не понимая ее серьезности.

Мы с Мэри часто выходили в свет, но тусовок корпо­ративной элиты она избегала. По большому счету, Мэри не была тусовочным человеком. Семья для нее была го­раздо важнее всех развлечений.

Мы много путешествовали. Особенно часто бывали на Гавайях. Там мы чувствовали себя наиболее комфортно.

Все члены корпорации считали своим долгом играть в гольф. Я же никогда серьезно не увлекался этой игрой. И вообще мне кажется, что внеслужебные встречи чле­нов корпорации вовсе не обязательны.. Во всяком слу­чае, частые. Самое важное для менеджера — безупреч­ное выполнение своей работы. А она и так занимает все время, поэтому выходные дни лучше проводить с женой и детьми.

Когда наши дети были маленькими, мы часто отправ­лялись в путешествия на автомобиле. Это очень сближает членов семьи. Словом, даже всецело отдавая себя работе, я всегда искал возможность улучить время, чтобы побыть с близкими мне людьми, которыми я очень дорожил.

Хотя среди моих коллег-менеджеров я видел много та­ких, для которых семья находилась на последнем месте. Это очень обидно. Мне жаль таких людей. Они упускают нечто важное в жизни. Однажды один молодой сотрудник умер за своим служебным столом. После этого руководст­во издало распоряжение, запрещавшее задерживаться на работе позже девяти часов.

А это уже не может не настораживать. Чрезмерное ув­лечение карьерой становится серьезной проблемой, губительно влияющей не только на физическое здоровье, но и на психику.

А между тем жизнь — это не только работа. Помимо этого в ней есть много интересного. Нельзя забывать об отдыхе, развлечениях, общении с близкими. Особенно опасно пренебрегать общением с детьми. Между вами образуется пропасть и сблизиться потом бывает очень сложно.

Прочитав в газете данные о доходах нашей корпора­ции за первый квартал, Мэри позвонила мне на работу, чтобы сказать, как она мною гордится. И это было за две недели до ее смерти. А я за столько лет ни разу не сказал ей, как я горжусь ею, восхищаюсь, люблю.

Многое понимаешь уже с годами. Теперь я еще боль­ше осознаю, какой она была замечательной женой и ма­терью. Моя карьера — это наполовину заслуга Мэри. Только рядом с такой женщиной можно чего-то добиться в жизни.

Часть IV.

ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.