Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Ключ к «секретам» управления 6 страница



Мы с Хэлом предложили модификацию этой модели под названием «Летающая Фиеста» (кодовое наименова­ние «Вулф» («Волк»). Предполагалось расширить кузов модели, чтобы увеличить интерьер. Однако мы столкну­лись с большими трудностями. Дело в том, что сочетание более выгодных позиций японских фирм с очень высокими ставками заработной платы в Соединенных Штатах де­лало почти невозможным выпуск конкурентоспособных малогабаритных машин. Только строительство новых за­водов для производства 4-цилиндровых двигателей и со­ответствующих коробок передач обошлось бы нашей ком­пании в 500 миллионов долларов! Естественно, Генри бо­ялся рисковать такими суммами. Поэтому нам с Хэлом надо было как-то исхитриться и найти выход, чтобы построить модель «Вулф» и чтобы он, как «Фиеста», при­нес компании прибыль.

Я отправился в Японию, где провел совещание с руко­водством фирмы «Хонда». Тогда эта фирма занималась в основном производством мотоциклов и пока не собира­лась выпускать автомобили. Но необходимую технику для производства небольших двигателей она имела и стреми­лась поэтому к заключению сделок с нашей компанией.

Мы с мистером Хондой отлично понимали друг друга. Он устроил шикарный прием с фейерверком в мою честь, пригласив меня к себе домой. Мы быстро нашли общий язык. Условия нашей сделки с «Хондой» были, на мой взгляд, очень выгодными. Наша компания получала 300 тысяч силовых агрегатов по 711 долларов за каждый. Всего за 711 долларов мы получали, таким образом, трансмис­сию и двигатель в едином блоке, который можно было сразу устанавливать на любую модель. Я покидал Токио в прекрасном настроении.

Теперь я был уверен в успехе «Вулфа». Его ожидало блестящее будущее. Черно-желтый опытный образец, ко­торый мы собрали, был совершенно неотразим. Я не сомневался, что этот автомобиль завоюет покупателей.

Однако моим надеждам не суждено было сбыться. Генри не согласился заключить сделку с «Хондой». «Ни­когда ни на одном автомобиле с японским двигателем не будет стоять имя Форда!» — сказал он. Еще один великий шанс был потерян.

Генри не любил японцев, зато Европу обожал. После Вьетнама престиж власти у нас в стране упал, да и имя Форда уже не было столь уважаемым, как раньше. Но в консервативной Западной Европе семейные династии по-прежнему высоко котировались. Там сохранилась старая система классовых различий. Западная Европа оставалась обиталищем крупной земельной аристократии, монархов, древних родовых поместий. Громкие фамилии предков, титулы и звания все еще сохраняли привлекательность, как и сотни лет назад.

Мне как-то пришлось побывать вместе с Генри в одном старинном замке на Рейне. Форда в Европе всегда принимали с королевским размахом, с расходами не счи­тались. В этот раз его встречали с духовым оркестром, все музыканты были в одинаковых кожаных штанах. Замок был древний, с крепостным рвом. Генри медленно подни­мался по ступеням, а оркестр сопровождал его, продолжая играть. Мне казалось, еще чуть-чуть и они заорут: «Хайль Форд!». Все это Генри очень нравилось. Каждый раз, бы­вая в Европе, он встречался с королевскими особами, развлекался на приемах, устраиваемых в его честь. Генри был так очарован великосветскими традициями Западной Европы, что собирался даже переехать туда, после того как удалится от дел.

Ему нравилось поддразнивать иногда чопорных евро­пейцев. Однажды на одном их курортов Сардинии он позволил себе явиться на прием в брюках, к которым сзади была пришита эмблема с американским флагом. Клубные завсегдатаи были шокированы, но Генри подобные вы­ходки считал забавной шуткой. А почему бы и нет, ведь он тоже в некотором роде «король»!

Западная Европа была только его вотчиной, и он ни­кого не желал туда пускать. Мои успехи в Америке его до поры до времени не задевали, но когда и на старом конти­ненте меня стали встречать аплодисментами, Генри забес­покоился. В этих великолепных старинных залах мог ца­рить только он, Генри Форд. Вот почему моя удача с «Фи­естой» неминуемо должна была окончиться моим же поражением. Я посягнул на святая святых.

Существовали запретные зоны, куда простые смерт­ные не допускались, хотя Генри никогда открыто об этом не говорил. Западная Европа была одной из таких зон. Другим святилищем была Уолл-стрит.

Прибыли компании в 1973 и начале 1974 года были особенно велики, мы загребали огромные деньги, даже несмотря на очередной нефтяной кризис. Помню, как в Нью-Йорке состоялась встреча крупнейших банкиров и биржевых экспертов с высшими управляющими нашей фирмы. Подобные выступления никогда не нравились Генри. «Я не хочу, чтобы они думали, будто я навязываю им свои акции», — заявлял он в таких случаях, хотя это было обычное явление в практике бизнеса. Любая акцио­нерная компания регулярно устраивала такие встречи с представителями финансового мира. На той встрече Генри был, что называется, слегка навеселе. Это стало ясно всем, как только он поднялся, чтобы произнести свою речь. Мы, оторопев, слушали его невнятный лепет о том, как наша компания якобы еле-еле сводит концы с концами. Наш главный финансовый менеджер Эд Ланди наклонился ко мне и прошептал: «Я думаю, Ли, вам сле­дует попытаться как-то спасти положение. Иначе нас просто будут считать идиотами. Вы должны выступить». Я согласился, и эта речь стала для меня началом конца. Я понял это на следующее же утро. Генри был очень недово­лен. «Я полагаю, вам не следует так много говорить с людьми, посторонними для компании», — сказал босс. Он дал понять, что мое дело — беседы с дилерами и постав­щиками, а на Уолл-стрит мне соваться нечего. Я должен знать свое место и не забывать, кто на самом деле руково­дит компанией. Немедленно, в тот же самый день, Генри отменил намеченные аналогичные встречи в Чикаго и Сан-Франциско. «Больше ничего подобного не будет! — заявил он. — Я не намерен оповещать всех на свете о на­ших планах. За пределами фирмы — никаких выступле­ний!» Впрочем, Генри был не против моих выступлений перед публикой, когда речь шла о рекламе нашей продук­ции. Он даже послал мне в гостиницу в Риме телеграмму с поздравлением, когда «Нью-Йорк тайме мэгэзин» помес­тил на обложке мой портрет. Но Боже упаси, если я удостаивался похвалы в тех кругах, которые он считал своей сферой влияния. Этого Генри не терпел. Мы все в этом мире так или иначе ответственны друг перед другом. Кто-то чувствует ответственность перед родителями, кто-то — перед своими детьми. Многие считают себя ответ­ственными перед мужем или женой, перед своим боссом, перед своей собакой наконец. Встречаются люди, которые считают себя ответственными лишь перед Господом Бо­гом. Но Генри Форд никогда не был в ответе перед кем бы то ни было. Он являлся председателем совета директоров в компании акционерного типа и обязан был нести мо­ральную ответственность перед своими рабочими и слу­жащими и перед акционерами. А перед советом директо­ров — и юридическую ответственность. Однако Генри ни­когда особенно не принимал во внимание мнение членов совета и всегда поступал так, как считал нужным. Факти­чески Генри никак не хотел признать, что с 1956 года «Форд мотор компани» превратилась в корпорацию. Он считал, что по-прежнему остается, как и его дед Генри Форд 1, «владельцем» фирмы и может распоряжаться ею, как своей личной собственностью. С членами совета ди­ректоров Генри обращался пренебрежительно и попросту держал их в тени. Этому способствовало и то обстоятель­ство, что хотя семья Фордов располагала по существу лишь 12 процентами акций фирмы, фактически на собра­ниях акционеров ей принадлежали 40 процентов голосов. Надо сказать, что и к правительству своей страны Генри относился не намного лучше. «Вы платите какой-нибудь подоходный налог?» — спросил он меня однажды. Я иск­ренне удивился: «Вы, наверное, шутите? Конечно!». Об­щеизвестно, платить налоги никто не любит, и я не был исключением, но исправно платил 50 процентов со всех своих доходов. «А мне впервые за шесть последних лет приходится платить налог — целых одиннадцать тысяч долларов, — сказал он. — Это меня беспокоит». Я был по­ражен: «Как же вам это удается, Генри?». «Ну, а за что же я плачу своим юристам?» — улыбнулся босс. Тут уж я не смог сдержаться и обратился к нему с целой речью:

«Генри, я понимаю, вам, как и любому из нас, не хочется платить налоги, и ничего не имею против использования любых лазеек, которые правительство оставляет нам для сокращения суммы платежей. Но вы платите почти столь­ко же, сколько и те простые парни, которые стоят у кон­вейеров наших заводов! Ведь вы же гражданин своей стра­ны, разве вы не должны вносить свою лепту? На чьи пле­чи, в таком случае, ложатся расходы на национальную оборону? А откуда берутся средства на содержание армии и ВВС?». Однако Генри был непробиваем. Он попросту отмахнулся от моих слов.

В принципе, у меня не было оснований подозревать его в нарушении закона. Смысл позиции, которой при­держивался Генри, сводился к тому простейшему факту, что правительство для того и существует, чтобы выжимать из него как можно больше. И не только правительство. За все годы нашей совместной работы я не припомню слу­чая, чтобы Генри за что-нибудь заплатил из собственного кармана. Хотя бы цент! Меня уже не было в компании, когда чаша терпения акционеров переполнилась. Иници­ативная группа наняла знаменитого нью-йоркского адво­ката Роя Кона своим представителем по иску к Генри Форду. В предъявленном ему обвинении утверждалось, что он использовал средства корпорации на покрытие личных расходов. Некоторые факты, приведенные в иске, были просто вопиющими. Ну, например, во время поез­док в Лондон Генри обычно жил в своем собственном доме. Однако он неизменно привозил оттуда гостиничные счета для оплаты своего проживания. Я понимаю теперь, почему однажды он так настойчиво допытывался, сколько платит компания за мой номер в лондонском отеле «Клэридж». Генри явно опасался, как бы его счета не отлича­лись от других подобных. Надо сказать, в иске Роя Кона было немало таких пикантных подробностей. Служебным самолетом Генри пользовался когда хотел, по любому по­воду: для перевозки собственной мебели из Западной Европы в Детройт или для доставки обожаемых им изысканных вин. На этом же самолете перевозили даже любимых кошечек и собачек сестры Генри, когда они, на ее взгляд, нуждались в модной стрижке или купании. Не берусь судить, насколько соответствовали истине все эти обвинения, но мне самому пришлось однажды перевозить камин Генри из Лондона в Гросс-Пойнт на служебном са­молете.

К самолетам Генри вообще питал особое пристрастие. По его желанию компания приобрела у фирмы «Ниппон эйруэйз» реактивный «727», который превратился у нас в роскошный лайнер. Юристы фирмы предупредили Генри, что он не имеет права использовать этот самолет для по­ездок в отпуск или прогулок в Западную Европу. Но зная Генри, я скорее мог допустить, что он отправится в Евро­пу вплавь, чем выложит свои кровные денежки.

Именно на этом самолете мне приходилось часто ле­тать по служебным делам. Для Генри это было почему-то как кость в горле. Он не мог пережить, что я летаю на роскошном лайнере, в то время как он не может исполь­зовать его в личных целях. Кончилось тем, что наш вели­колепный «727» был внезапно продан шаху Ирана за сме­хотворную сумму — пять миллионов долларов. «Быть мо­жет, стоило устроить аукцион?» — спросил потрясенный сотрудник компании, отвечавший за авиаслужбу.

«Вопрос решен, — отрезал Генри. — Не желаю ничего больше слышать об этом самолете!». Каприз босса обо­шелся компании в изрядную сумму.

У нас в компании внутренние ревизии проводились регулярно, и однажды Генри был буквально «схвачен за руку». На этот раз даже его собственные ревизоры не смогли замять дело. Оправдаться было нечем, и Генри пришлось взвалить всю вину на жену. На моей памяти это был единственный случай, когда он согласился признать хоть какие-то злоупотребления и возвратить компании 34 тысячи долларов.

В конце концов, иск Роя Кона был отозван, чему, впрочем, никто особо и не удивился. Генри в очередной раз вышел сухим из воды. Так или иначе, Рой отработал свой гонорар — 260 тысяч долларов, а акционеры остались с носом. Однако по сравнению с затеей строитель­ства «Центра Ренессанса» эти факты выглядят просто детскими шалостями.

«Центр Ренессанса» сегодня всем хорошо известен. Это помпезный комплекс, напичканный самыми разны­ми сооружениями — административными зданиями, ма­газинами. Здесь есть даже высочайший отель в мире.

По замыслу его создателей, сооружение этого комп­лекса призвано было спасти от упадка деловую часть Дет­ройта. С годами штаб-квартиры различных фирм, магазины и предприятия сферы услуг переселялись в пригородные районы, и центр Детройта ожидала мрачная перспектива. Ситуация постепенно становилась все более угрожающей, и Генри воспользовался ею, чтобы возвести своего рода памятник самому себе.

Необходимые для этого средства Генри изыскивал раз­личными путями. Первоначальный взнос Форда составил шесть миллионов долларов, разумеется, не из личных ка­питалов, а из средств компании. Затем эта цифра была увеличена до 12 миллионов и продолжала расти. По офи­циальной версии, ассигнования компании на строитель­ство составили 100 миллионов долларов. На самом же деле, по моей оценке, компании пришлось раскошелить­ся еще на пару сотен миллионов. Не надо забывать и про затраты, связанные с переводом служащих компании в новые административные здания центра. Совершенно ясно, однако, что точная цифра этих колоссальных расхо­дов никогда не будет обнародована.

Естественно, подобное преступное разбазаривание средств компании меня глубоко возмущало. Я считал, что в первую очередь мы должны вкладывать деньги в повы­шение конкурентоспособности нашей продукции. «Дже­нерал моторс», наш извечный соперник, не стремилась увековечить себя подобными экстравагантными проекта­ми, а вкладывала средства в разработку новых моделей малогабаритных автомобилей. Они всегда, к сожалению, были на шаг впереди нас. Не один раз я пытался погово­рить об этом с Генри, но мое мнение его не интересовало.

Я ничего не имею против благотворительности. Всем известно, что многие богатые люди, например семьи Карнеги, Меллонов, Рокфеллеров, жертвовали на благо общества крупные суммы собственных средств. Это пре­красно и благородно, когда средства действительно соб­ственные. Но роль Генри в строительстве «Центра Ренес­санса» была совсем иной. Ему, очевидно, тоже хотелось прослыть великим филантропом, однако в отличие от других он всегда стремился делать это за чужой счет. Генри Форд занимался благотворительностью на деньги, принадлежащие компании и ее акционерам, у которых никто и не думал спрашивать согласия или совета.

А между тем затея со строительством была на грани про­вала. Денег катастрофически не хватало, и к 1974 году дефи­цит ассигновании равнялся уже 100 миллионам долларов. Строительство к этому времени было завершено лишь на­половину. Но Генри не сдавался. Он решил отправить Пола Бергмозера, вице-президента по закупкам, в поездку по стране с деликатным поручением: убедить другие крупные компании вложить средства в строительство «Центра Ренес­санса». Пол изрядно потрудился — пятьдесят пять фирм согласились поддержать строительство. Впрочем, надо ска­зать, что вряд ли их согласие было таким уж добровольным: тридцать восемь из этих фирм напрямую зависели от авто­индустрии, а в особенности от нашей компании.

Что и говорить, роль Полу Бергмозеру досталась неза­видная. Выполняя поставленную задачу, он посетил руко­водителей известных компаний «Ю.С. стил» и «Гудийр». В то время они лидировали в металлургическом и резино­техническом производстве. Наша фирма ежегодно заклю­чала с этими компаниями многомиллионные сделки. И вот Пол вынужден был с невинным видом заявлять: «Хочу подчеркнуть, что нахожусь здесь в качестве личного пред­ставителя Генри Форда, отнюдь не как руководитель отде­ла закупок фирмы. С «Форд мотор компани» мой визит ничего общего не имеет».

Можно представить, как веселились менеджеры таких компаний, как «Ю.С. стил», «Бадд», «Рокуэлл», после подобного вступления. Эд Спир, главный директор-распо­рядитель «Ю.С. стил», остроумно заметил, что выкручен­ные руки — самый подходящий символ для «Центра Ре­нессанса», другого и искать не стоит.

Так же непросто было заручиться согласием некото­рых из самых фешенебельных магазинов Америки от­крыть свои филиалы в новом комплексе. Только из уваже­ния к имени Форда, а главное — только под гарантии со стороны «Форд мотор компани». Ситуация возникла со­вершенно парадоксальная: крупнейшая в мире автомо­бильная компания неожиданно оказалась причастной к торговле модной верхней одеждой, ювелирными и конди­терскими изделиями. Да к тому же год-другой пришлось покрывать весьма значительные убытки этих магазинов.

Увы, «Центру Ренессанса» не удалось стать воплоще­нием честолюбивой мечты Генри Форда. Сейчас, когда я пишу эти строки, он находится на грани экономического краха. К сожалению, за громким названием скрывается беспорядочное скопление строений самой причудливой архитектуры с офисами, заурядными торговыми заведе­ниями и множеством безумно дорогих стоянок для авто­мобилей. Ну и, конечно, «достопримечательностью» цент­ра стал еще один специально построенный офис Генри Форда. В 2,7 миллиона долларов обошлось компании это чудо архитектуры с винтовой лестницей и камином.

Вы можете задать вопрос, почему молчала пресса? Тогда как раз вошел в моду такой популярный жанр, как журналистское расследование. Но почему-то скандальные обстоятельства строительства «Центра Ренессанса» в Дет­ройте не привлекли внимания газетной братии. Думаю, все дело в том, что Генри был ловким лицемером, и часто люди просто не догадывались об истинной подоплеке мно­гих его поступков. К тому же в нашей фирме всегда с осо­бым трепетом относились к рекламе. Рисковать такими крупными суммами вряд ли осмелилась еще какая-нибудь другая фирма не только в Детройте, но и во всем мире.

За годы общения с Генри Фордом у меня сложилось впечатление, что он просто не привык усердно трудиться.

Всю жизнь он былбездельником, этаким плейбоем. Генри любил игру, женщин, музыку, вино. Таков был круг его интересов. Как истинный плейбой, он считал, что жен­щины появились на земле только затем, чтобы служить утехой для мужчин. Женщины в его глазах были сущес­твами второго сорта, он презирал их всех, за исключением своей матери. После смерти мужа Элинор Клей Форд взя­ла в свои руки бразды правления в семье, но, как женщи­на умная и дальновидная, поставила во главе ее своего сына Генри. Только ей, пожалуй, и удавалось держать в узде своенравного сыночка. В 1976 году мать Генри умер­ла. Для сына это был тяжелый удар — ушла из жизни единственная в мире женщина, к которой он питал хоть какое-то уважение.

Вообще Генри серьезно опасался, что женщины когда-нибудь захватят «Форд мотор компани». «Они вполне спо­собны разрушить компанию, как это произошло с «Галф ойл», — говорил он. В семье Фордов тринадцать внуков имели гораздо более значительное количество голосов в составе акционеров компании, чем брат и сестра Генри и он сам. Но вся беда в том, добавлял он, что лишь шестеро из тринадцати были мальчики. Это досадное обстоятель­ство и не позволяло Генри спать спокойно. Он считал, что женщины по природе своей так уж устроены, что просто не способны ничем управлять.

Моя жена Мэри, всегда тонко чувствующая любую фальшь, очень быстро раскусила Генри. Она часто повто­ряла: «Это плохой человек, Ли, с ним надо быть осторож­ным. Понаблюдай за ним, когда он выпьет лишнего: алко­голь ослабляет тормоза, и его истинное лицо выходит на­ружу». Надо заметить, что Мэри была одной из немногих женщин, к которым он относился без обычного пренебре­жения. Как-то мы были на банкете по случаю пятидесяти­летия нашего близкого друга Кейти Карен. К концу вече­ра, когда все приглашенные уже изрядно подвыпили, Генри, еще не совсем захмелевший, и Мэри, из-за диабета вообще не употреблявшая спиртное, увлеклись какой-то дискуссией.

Когда разговор зашел о встречах высших менеджеров, устраиваемых, как водится, на шикарных курортах, моя жена посоветовала Генри приглашать и жен на подобные мероприятия. «Чтобы вы и там не оставляли нас в покое? — в притворном ужасе воскликнул Генри. — У вас ведь только наряды и драгоценности на уме».

«Ничего подобного! — ответила ему Мэри. — Согласи­тесь, что вы, мужчины, ведете себя совсем по-иному, когда рядом жена. Вы не засиживаетесь допоздна, не ша­таетесь по барам. Счета за выпивку оказываются наполо­вину меньше, и утром вы являетесь на совещание с ясной головой и в назначенное время. Уверяю вас, когда жены с вами, это приносит гораздо больше пользы». Генри слу­шал ее очень внимательно и потом сказал мне: «Приятно разговаривать с женщиной, обладающей здравым смыс­лом!» К сожалению, подобные беседы были возможны, только когда он бывал трезв. В это время можно было до­биться взаимопонимания. Мэри это всегда удавалось.

Надо признать, Генри умел-таки быть обаятельным. Ему хотелось нравиться, хотелось придать себе утончен­ный европейский облик. Он действительно неплохо раз­бирался в винах и искусстве. Но этот лоск держался лишь до определенного момента. После третьей бутылки вина его истинное нутро вылезало наружу. Вместо респекта­бельного господина перед вами вдруг возникал монстр, доктор Джекил превращался в мистера Хайда[8].

Зная, до какой степени способен Генри напиваться на . светских вечерах, я старался в таких случаях держаться от него подальше. Об этом напоминали и оба моих настав­ника, Бичем и Макнамара: «Когда Генри пьян, обходите его стороной. Он может выйти из себя из-за сущего пустя­ка». Эд О'Лири, хорошо изучивший нрав патрона, давал мне такой же совет. «Не думайте, что вас уволят из-за по­тери миллиона долларов, — предостерегал он. — Все го­раздо проще. Однажды ночью, когда Генри будет пьян, он придерется к вам из-за какой-нибудь ерунды, обзовет итальяшкой, и дело закончится дракой. В такие моменты не приближайтесь к нему и на пушечный выстрел».

Если бы мой босс был только грубияном, на это можно было бы закрыть глаза, что я и пытался делать. По­воротный момент в наших взаимоотношениях, заставив­ший меня увидеть Генри Форда в истинном свете, прои­зошел в 1974 году. Мы проводили совещание менеджеров, на котором обсуждалась программа равных возможностей для негров. В рамках этой программы каждое отделение фирмы должно было представить отчеты о найме и вы­движении чернокожих служащих. Отчеты свидетельство­вали, что реализация программы явно неудовлетворитель­на. «Почему вы позволяете себе не выполнять программу, хотел бы я знать? — разгневался Генри. Он обратился к нам с прочувствованной речью. «С этого момента мы обя­заны по-настоящему заботиться о нефах, даже премии менеджеров придется, вероятно, определять в зависимос­ти от успехов в этом вопросе. Вот тогда вы оторвете ваши зады от кресел и сделаете все необходимое для нашей чер­ной общины», — так закончил Генри свое выступление.

Его горячая речь взволновала меня до слез. «Конечно, он прав, мы действительно тянем волынку, — подумал я. — Хорошо, что он настроен так решительно, это заставит встряхнуться и нас всех».

После совещания все, как обычно, направились на ланч в нашу столовую. Мы с Генри сидели за одним столом. Разговор продолжался, и вдруг Генри начал проклинать черных. «Как они мне надоели, эти проклятые негры! — возмущался босс. — Они постоянно мелькают взад и впе­ред по набережной прямо перед моим домом. Боже, как я их ненавижу! Иногда хочется бросить все и переехать в Швейцарию — там их нет и в помине». Я буквально ока­менел, все во мне перевернулось. Этот человек только что так горячо защищал чернокожих, что заставил меня про­слезиться. И вдруг спустя какой-то час может говорить о них с таким отвращением? Значит, весь его пафос — просто игра на публику?! Мне стало страшно. Никогда еще я не встречал подобного лицемерия. Именно тогда я понял, что мой босс — настоящее чудовище.

С шовинизмом я столкнулся еще в детстве, в Аллента­уне. Но мои одноклассники хотя бы не пытались притво­ряться, не прикрывались высокопарными фразами. Генри Форд был не просто шовинист. Он был лицемер, а это еще ужаснее. Он вообще презирал людей, хотя на публике всегда старался выглядеть самым прогрессивным в мире бизнесменом. Пожалуй, до 1975 года итальянцы были единственной нацией, которая не подвергалась нападкам Генри, по крайней мере, в моем присутствии. Но я пони­мал, что в конце концов ему надоест сдерживаться.

Глава 8.

Роковой 1975—й

Да, этот год стал началом моего конца в «Форд мотор компани». Генри начал планомерно, из месяца в месяц, выживать меня из компании. Именно в 1975 году Генри Форд вдруг осознал, что хотя он и король, но так же смертен, как любой человек на земле. Это случилось, когда у него обнаружили легочное заболевание. Он дей­ствительно тогда очень плохо выглядел. В предыдущие годы я пользовался достаточной свободой действий. И вдруг все резко изменилось. Генри испугался, в нем про­снулся животный страх смерти. Вероятно, он стал заду­мываться: «Что произойдет с нашим семейным бизнесом, если я внезапно умру от сердечного приступа? Этот италь­янский мафиози в один момент захватит фирму. Никто и глазом моргнуть не успеет, как на фасаде моей компании будет красоваться надпись «Якокка мотор компани». А. как же мой сын Эдсел, что останется ему?».

Такая мысль, раз появившись, уже не покидала Генри, и желание избавиться от меня как можно скорее захвати­ло его целиком. Но он, как известно, не любил выполнять подобную грязную работу своими руками. У Генри никогда не хватало мужества действовать открыто и прямо, к тому же поводов для моего увольнения у него практически не было. Но Генри был изворотлив и коварен, как настоя­щий Макиавелли. Он решил унизить меня настолько, что­бы я сам подал в отставку. Разработав план моего уничто­жения, он стал целенаправленно претворять его в жизнь.

В начале 1975 года я уехал на пару недель в поездку по Ближнему Востоку в составе делегации лидеров бизнеса. Журнал «Тайм» организовал эту поездку для лучшего ознакомления с обстановкой в Израиле и арабском мире. Этот момент и использовал Генри, чтобы сбросить свою первую бомбу.

Когда я 3 февраля прилетел в Нью-Йорк, в аэропорту имени Кеннеди меня встречал мой административный помощник Чалмер Гойерт. Увидев его, я сразу понял, что надо ждать неприятностей. Так и вышло. «У нас возникли серьезные проблемы», — сказал Гойерт. Он рассказал мне о невероятных событиях, разыгравшихся в мое отсут­ствие. За несколько дней до моего возвращения, как раз тогда, когда часть нашей делегации присутствовала на встрече с королем Саудовской Аравии Фейсалом, у нас в компании состоялось совещание высших управляющих, созванное «королем» Генри.

Можно без преувеличения сказать, что последствия того рокового совещания и по сей день сказываются на судьбе компании. Генри Форд, считавший себя великим бизнесменом, возродившим «Форд мотор компани» после второй мировой войны, просто трясся от страха. Его страшно встревожила ситуация в ОПЕК[9]. Арабы резко по­вышали цены на нефть, и Генри считал, что кризис не­избежен. Вероятно, этот страх лишил его разума, ничем иным я не могу объяснить решение Генри вычеркнуть из программы разработок новых моделей два миллиарда долларов. Это было поистине катастрофическое по своим последствиям решение. В один момент ликвидировались многие виды продукции, призванные обеспечить конкурентоспособность фирмы, в том числе и те, которые я считал наиболее важными — малогабаритные и переднеприводные автомобили.

Выступая на совещании, Генри сравнил себя со Сьювеллом Эвери. Эта ссылка на известного бизнесмена оказалась действительно зловещим пророчеством. Сью-велла Эвери с полным правом можно было назвать уль­траконсерватором. Он возглавлял компанию «Монтгомери уорд» и после второй мировой войны перестал вкладывать средства в дальнейшее развитие своего бизнеса. Эвери мо­тивировал свое решение тем, что Америка, как и весь мир, обречена на гибель и приближается к своему концу. Одна­ко конец света затягивался, а вот для «Монтгомери уорд» политика Эвери оказалась в прямом смысле гибельной: на рынке ее решительно потеснила компания «Сирз энд Роубак». Упрямство Генри могло привести к аналогичным последствиям и «Форд мотор компани».

Этой акцией Генри недвусмысленно дал понять также, каковы его планы в отношении меня лично. Он восполь­зовался моментом, когда я находился за тысячи миль от Детройта, и созвал совещание, которое не имел права проводить в мое отсутствие и на котором фактически вы­ступил против всех моих действий, определяющих прио­ритетные направления работы компании.

Ущерб, нанесенный в тот день Генри Фордом своей компании, был поистине громаден. Лишь в мае 1983 года появились на рынке малогабаритные переднеприводные модели «Топаз» и «Темпо». А ведь они должны и могли быть выпущены на четыре-пять лет раньше, когда покупа­тельский спрос на них был особенно велик. Между тем компания Форда вплоть до 1979 года даже не планировала ответные шаги на нефтяной кризис 1973 года.

Можете себе представить мое состояние — я был в бе­шенстве. Абсолютно ясно, что политика ОПЕК просто обязывала нас вплотную заняться малогабаритными мо­делями. Без них нам не выжить. Это хорошо понимали наши конкуренты: и «Дженерал моторе», и «Крайслер» бешеными темпами стремились опередить всех с выпуском своих собственных субкомпактных машин. Спрятать голову в песок в такой момент означало только одно — оказать тем самым неоценимую услугу своим конкурентам.

Вскоре после этого заседания ко мне регулярно, раз в месяц, стал наведываться Франклин Мэрфи, заместитель Генри в совете директоров и его главное доверенное лицо. В прошлом Мэрфи был ректором Калифорнийского уни­верситета в Лос-Анджелесе и председателем компании «Лос-Анджелес тайме — Миррор». Его советы всегда были искренними, но положения дел в компании он не касался. Мэрфи наставлял меня, как я должен вести себя с Генри. Однажды он сказал: «Вы же знаете, как Генри сейчас не­легко, у него чертовски запутанные отношения с женой. Будьте к нему снисходительны».

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.