УПРАВЛЯЮЩИЙ ГОРНЫМИ РАБОТАМИ 20 страница

Вскоре после этого у нас с ней состоялась длительная беседа. Она не могла вечно жить на улице, да и я собирался поехать в Гималаи и не хотел больше прятаться от нее. Я посоветовал ей отправиться в Шри Раманашрам и там искать истину. Удивительно, но она приняла мое предложение и вскоре после этого уехала на юг. Убедившись, что она действительно уехала, а не прячется где-нибудь, чтобы потом опять преследовать меня, я с легкой душой отправился в Ришикеш.

Позже я узнал, что она приняла санньясу и, проведя некоторое время в Шри Раманашраме, поехала в другие места. Она прислала мне несколько писем, в которых сообщала, где находится и чем занимается, но больше я с ней не встречался.

РАМ МАНДИР

В период с 1953 года по 1964 год Пападжи работал на компанию «Поддар-Мартин Майнинг и Минералз», в той, что первоначально пользовалась его услугами в Бангалоре в 1952 году. В 1964 году Сурендра, сын Пападжи, к тому времени уже выпускник университета Лакнау, приехал на юг, в Чикмагалур, учиться на опыте своего отца делу по добыче полезных ископаемых. Пападжи удалось пристро-ить его в кампанию «Ганеш Майнинг», конкурирующую с той фирмой, где ранее работал Пападжи. Когда же Па-паджи начал передавать своему сыну элементарные знания, он понял, что был втянут в конфликт интересов. Так как Пападжи близился к возрастной отметке пятьдесят пять

— общепринятый возраст ухода на пенсию, — он решил сложить с себя обязанности в компании «Поддар-Мартин» и поддерживать Сурендру советом и наработанным за долгие годы опытом. Но компания не хотела терять такого ценного работника и оставила его на должности консультанта. В начале 1965 года в одном из своих писем к Свами Абхишиктананде Пападжи описал сложившуюся ситуацию:

Чикмагалур

Дорогой друг, премного тебе благодарен за твое письмо от 16 февраля 1965 г.

В прошлом году я уволился с работы и устроил своего сына в одну из новых компаний в этой сфере деятельности. Поэтому мне пришлось остаться здесь, чтобы поддержать своего сына в данной области. Мой сын сейчас находится в Мангалоре.

Честно говоря, в настоящее время я практически не загружен работой. Раз в неделю я приезжаю на прииски и консультирую владельца шахт, какие шаги необходимо предпринять для тех или иных целей.

В том же году директор компании «Поддар-Мартин» попытался уговорить Пападжи продолжить свою работу, но в другой части страны, где у них не было конкурентов в лице «Ганеш Майнинг». Пападжи принял их предложение и был направлен в штат Гоа. Несмотря на то что Пападжи выделили отдельный офис, он большую часть времени про-водил в разъездах по Северной Карнатаке, контролируя прииски, находящиеся под управлением компании, а также присматривая новые места, где можно было бы начать работы по добыче железной руды. И как-то раз, когда Пападжи находился в своих обычных разъездах, чудесное стечение обстоятельств помогло ему открыть новую страницу своей жизни.

Я работал на корпорацию по добыче руды, которая направила меня в Панаджи в штате Гоа. Эта компания получила лицензию на проведение опытной добычи марганца в различных частях Карнатаки. И в мою обя-занность входило бывать на этих местах. Я должен был проверять, перспективны ли эти шахты в целях коммер-ческой добычи руды и марганца. Возвращаясь из Панаджи после посещения одного такого места, на перекрестке дорог

я увидел знак, на котором было написано: «Лонда. 5 км». И тут вдруг вспомнил, что должен проверить и эту территорию, чтобы сообщить моему директору о возможности добычи там руды. Директору был нужен подробный отчет о целесообразности ставить дело по добыче полезных ископаемых на территориях, перед тем как приступить к формальностям по получению официального разрешения открывать там шахты.

Я ехал в своем джипе и высматривал почтовое отделение, поскольку мне срочно нужно было отправить директору письмо. Шел такой сильный дождь, что вода стала протекать через крышу машины. Я нашел почтовое отделение, но оно было настолько маленьким, что я не смог укрыться там от дождя, чтобы написать письмо.

Я ехал дальше по улице, пока не доехал до клиники, на которой красовалась вывеска: «Клиника Нараяны».

Я подумал про себя: «Это как раз мне подойдет. Тут должна быть приемная, где я спокойно смогу сесть и написать письмо».

Пациентов не было, поэтому вскоре после моего прихода ко мне подошел доктор. Я извинился за свое вторжение и объяснил, что просто хотел найти сухое место, так как срочно должен написать и отправить письмо. Доктор, довольно-таки молодой, не возражал против моего присутствия. Он даже принес несколько листов чистой бумаги и ручку, чтобы я смог написать свое письмо.

Через несколько минут в приемную вошел его отец. У него был взволнованный вид.

Он обратился к сыну: «Гуруджи не было на вокзале. Я и еще двадцать человек пошли встречать его, но его не оказалось в поезде. У нас всех были гирлянды, но он так и не показался».

Отца звали Даттатрея Бакр, и он рассказал мне, что был местным доктором больницы Лонды. Он пригласил меня к столу, но я постеснялся принять его приглашение. Он сам да и другие преданные были одеты в затейливые шелковые дхоти, какие носят брамины,в то время как на мне быласпецодежда: галоши, защитный шлем и непромокаемый плащ. И долгое время пробыв под дождем, я был весь грязный и мокрый. Я заметил, что доктор пытается определить, кем я был или, скорее, к какому сословию принадлежу. В некоторых частях штата Гоа большая часть населения исповедует христианство, а я так бесцеремонно явился к ним, что, очевидно, расценивалось как черта, принятая у браминов.

Чтобы облегчить их задачу, я объяснил причину своей неопрятности и растрепанности, рассказав, что работаю в компании по добыче полезных ископаемых, еду из расположенных поблизости лесов, где попал под

ливень, а также сообщил, что я брамин. Доктор Бакр предложил мне принять ванну, перед тем как сесть с ними за стол, и даже дал мне чистую дхоти, чтобы я смог переодеться.

Я принял его приглашение, но предупредил, что не могу остаться надолго, потому что меня ждут в лагере на Кастл-Рок. В два часа у меня там была назначена встреча с коллегами.

«Хорошо, — сказал он. — Вымойте руки и спускайтесь обедать». Полагая, что он это делал из вежливости и чувства такта, я сказал: «Вы совершенно не обязаны угощать меня обедом. Достаточно будет, если вы дадите мне прасад от своей пуджи». Такая альтернатива была для него неприемлемой, и он ответил: «Так нельзя. Прасад я могу дать только после еды».

У них у всех на плечах были священные нити, грудь обнажена, а на лбы нанесен вибхути. Все это говорило, что я находился в обществе очень ортодоксальных людей, что слегка меня смутило. Сам-то я сказал, что брамин, но не носил священной нити. Должно быть, это расстроило бы их, тем более что день для них был особенным. Меня не очень интересовали устоявшиеся традиции такого рода, поэтому я снял с себя нить давным-давно, но я уважал их ценности и не хотел показывать им, что на мне нет этого обрядового атрибута, поэтому сказал доктору Бакру, что за стол сяду в рубашке.

Я вошел в зал, украшенный для приема гуру, который не появился. Сцена была украшена венками из цветов, а пол был раскрашен замысловатыми рисунками. До этого момента я был уверен, что просто гость на их обеде, но когда мы дошли до центральной платформы, доктор предложил мне сесть на тигровую шкуру, расстеленную для гуру Это меня удивило. Они знали обо мне лишь то, что я был брамином, работающим в близлежащих лесах на шахтах, но, невзирая на это, они хотели, чтобы я восседал на почетном месте, которое

они готовили и украшали специально для своего учителя.

Я отказался, объяснив, что не являюсь их учителем и что

я поступлю неуважительно по отношению к нему, если займу предназначенное для него место. Остальные подхватили просьбу доктора. Они все хотели видеть меня на тигровой шкуре.

В конце концов, чтобы угодить им, я сел, все еще продолжая удивляться, почему же они проявляли ко мне столько внимания и уважения. Я сидел в ожидании обеда, но вместо этого ко мне подошли восемь женщин и спросили разрешения исполнить ритуал пада пуджи. Тут я понял, почему они настояли на том, чтобы я занял место на шкуре тигра: они хотели сделать меня своим гуру. Среди этих женщин были супруга и дочь доктора. Они держали в руках большое серебряное блюдо со всеми атрибутами, необходимыми для выполнения пуджи. Я был против того, чтобы они омывали мне ноги и отнюдь не потому, что они были очень грязными в связи с особенностью моей работы. Я выразил свое нежелание вовлекать меня в пуджу, но возражения не принимались.

Я никак не мог понять, как или почему они выбрали меня своим гуру. Я никогда раньше не был в их городке и ни с кем не был знаком. Я не проводил в лесу сатсанги, поэтому никто не мог знать, что на приисках работает духовный учитель.

Неожиданно мне в голову пришла мысль: «Я буду спокойно сидеть, и пусть они делают, что им заблаго-рассудится. Кто я такой, чтобы принимать или отвергать что-либо? Я не тело. Пускай продолжают. Они будут только рады, если я смиренно приму их ухаживания и выполнение

пуджи».

Они исполняли обряд омовения ног с большим усердием. Омыв мои грязные ноги, женщины унесли грязную воду и выпили ее. И вновь это поразило меня. Да я

сам бы не стал пить воду, в которой мыл ноги, а для них я был просто незнакомцем.

В конце церемонии я распрощался со всеми и направился

к джипу. Мне надо было ехать, поскольку должен был явиться на встречу в лесу. Я сел в свой джип и попросил водителя отвезти меня обратно в лагерь.

Водитель поинтересовался: «А другой пассажир куда направляется?»

Когда я садился в машину, я никого не заметил, но теперь, оглянувшись, увидел сидевшего позади доктора. Он, должно быть, сел в машину, когда я разговаривал с одной из женщин.

Я подумал: «Возможно, ему надо навестить какого-нибудь больного или съездить в одну из клиник».

Он не спросил меня, могу ли я подвезти его, а просто молча сидел на заднем сиденье. Я распорядился ехать прямо в лагерь, полагая, что доктор сам скажет, где ему выйти или куда надо его довезти. Но он продолжал сидеть, не говоря ни слова. Наконец-то мы подъехали к месту, где шла дорога в одно лишь место — лагерь, куда я и возвращался.

Я обернулся к нему и спросил: «Отсюда дорога ведет только в лагерь. Где вы хотели сойти? Перед тем как мой водитель привезет меня назад, он может подбросить вас в нужное место». На это доктор мне ответил: «Я еду с вами в ваш лагерь. Мне хочется посмотреть, где вы живете. Я должен знать, где вы живете и питаетесь, чтобы отправлять для вас еду. Теперь вы наш гуру, и я должен служить вам. Я знаком с некоторыми людьми, работающими на шахтах, и они все говорят, что большинство работников не вегетарианцы. У вас, вероятно, возникают проблемы с доставкой вегетарианских продуктов. Поэтому каждый день я буду посылать вам еду, а для этого мне надо знать, куда ее доставлять».

В это время я работал в местечке Кастл-Рок. По при-бытии в лагерь я принял ванну и попросил своего повара

накрыть стол для всех служащих, сказав, что сам я не буду есть, поскольку меня накормили в Лонде. Затем попросил его принести нам с доктором свежих фруктов в офис.

Доктор все еще хотел должным образом обеспечить мой рацион питания. Он расспрашивал меня, во сколько ему привезти завтра еду и чему я отдаю предпочтение. И снова мне пришлось повторить, что в этом нет необходимости.

«У меня есть свой личный повар, и он знает, как готовить вегетарианские блюда. Не нужно беспокоиться по этому поводу. Все, что мне нужно, уже есть здесь или же можно приобрести в местном магазине».

Жена и дочери доктора настояли на том, чтобы он поехал со мной и узнал, где я живу, так как они решили, как он уже сказал, каждый день привозить мне продукты. Остатки пищи будут съедены ими как прасад.

Мне не удалось отговорить его от намерения каждый день обеспечивать меня провизией, так как семья уже приняла решение.

На следующий день они осуществили свое намерение. Доставка еды в место, отдаленное от Лонды на тридцать миль, было делом непростым. Кто-то должен был проделать все это расстояние, а затем дождаться окончания трапезы и отнести остатки обратно. Так продолжалось несколько дней. Убедившись, что семья доктора решительно настроена продолжать этот ритуал, я предложил им альтернативный план действий.

«Почему бы вам не подыскать для меня здесь, в Лонде, четыре или пять домов? За аренду заплатит компания. В одном доме поселюсь я сам, а в других мы разместим всех остальных рабочих. Если я буду жить в Лонде, доставка пропитания не доставит вам столько хлопот».

Доктор Бакр в течение последующих нескольких дней осуществил мой план. Я же, в свою очередь, объяснил директору компании причину своего переезда,

сказав, что в Лонде я смогу осуществлять перевозку руды, используя железную дорогу. И урегулировал с начальством вопрос переезда в Лонду, аргументировав тем, что доставка руды по железной дороге обойдется дешевле, чем с использованием грузовиков. Переезд занял у нас где-то около недели.

Начиная с первого моего дня в Лонде доктор приглашал меня ужинать вместе с ними. По утрам он приносил к дому завтрак и оставлял у порога. Некоторое время спустя он построил новый дом недалеко от города и обратился ко мне с просьбой поселиться там и освятить его. Я принял его приглашение и назвал новое место «Рам Мандир».

С того самого времени Пападжи регулярно давал сат-санги в Рам Мандире. Он завоевал свою репутацию силой слова, и за короткое время вокруг него собралась новая группа преданных. Далее повествование пойдет от лица Субаша Тенгса — племянника доктора Даттатрея Бакра. Он интересно и подробно описывает повседневную жизнь, развивающуюся вокруг Пападжи в этот период времени, что и навело меня на мысль включить его рассказ в свою книгу.

Впервые я познакомился с Шри Пунджаджи в 1967 году. Тогда мне было всего лишь около семнадцати лет. Долог и извилист был мой путь к нему: сначала я попал в ашрам Сатьи Саи Бабы. В тот год Саи Баба приехал в Карвар, откуда я родом, и из 5000 тысяч человек, пришедших увидеть его, он благословил четырех, положив свои ладони на их головы. Среди них был и я. Вскоре после этого я решил сбежать из дому и отправиться в его ашрам в Путтапартхи. Я полагал, что меня там приютят, если я буду выполнять для них некоторую работу. Продав ткань, которую мне дал отец на рубашку, я выручил 50 рупий, и с этой суммой отправился в ашрам, покинув

свой дом. Когда я пришел в ашрам, Саи Бабы там не было, и мне было отказано в просьбе жить в ашраме в обмен на работу. Вскоре у меня закончились деньги, и я был вынужден уйти. Поскольку я не хотел возвращаться домой, я решил отправиться в Лонду, деревню, располагающуюся в районе Белгаума, где проживали мои родственники. Так как у меня не осталось денег на обратный билет, мне пришлось ехать зайцем. На станции «Хубли» меня поймал контролер. Мы прошли в его кабину, и он начал расспрашивать меня о моей личной жизни. Убедившись в том, что я действительно сбежал из дому, он сказал, что сам позаботится обо мне, будет кормить, и я буду работать в поезде. От меня требова-лось только безоговорочное подчинение его указаниям. Он заказал для меня кофе и иддли (булочки), а затем попытался склонить меня к тому, чтобы я сел к нему на колени. Тут я понял, что он, скорее всего, гомосексуалист. Тогда я пулей вылетел из его кабины, спрыгнул с поезда и тут же пересел на другой поезд, который уже трогался со станции. Немного придя в себя, я поинтересовался, куда едет поезд, и услышав, что он направляется прямо в Лонду, очень обрадовался.

В Лонде жил мой дядя, доктор Даттатрея Бакр, его сын, доктор Нараян Бакр, моя старшая сестра, Сумати, и много других родственников. Я пришел к ним домой, и мне был оказан радушный прием. Вечером того же дня мы с доктором Бакром отправились в недавно построенное бунгало, которое он назвал «Рам Мандир». Именно там я впервые встретился с Пунджаджи. В небольшой комнатке, наполненной запахом благовоний, сидели несколько человек. Они устремили свой взгляд на одного крупного мужчину в белой курте и лунги. Все молчали и, казалось, пребывали в расслабленном состоянии. Я уловил что-то очень тонкое в атмосфере комнаты, но не смог сразу понять, что именно это было. И меня будто током ударило, как только я осознал, что чувство

умиротворения, завершенности и радости были практически осязаемы. Иногда кто-то задавал вопросы, и он отвечал на них. Казалось, его настроение меняется в зависимости от момента. То он смеялся невинным детским смехом, то вдруг гневался и становился сердитым. Никто не вступал с ним в спор, присутствующие просто слушали его и принимали то, что он говорил.

Его личность произвела на меня неизгладимое впе-чатление. Внутри я чувствовал: «Этот человек совершенен и безупречен. В нем нет ни единого изъяна». Его присутствие было всеобъемлющим, и все присутствующие, казалось, пребывают в благоговейном трепете.

В последующие дни я узнал о нем некоторую инфор-мацию от людей, живущих поблизости с ним. Старший сын доктора Бакра, Нараян, рассказал мне, что Пунджаджи был учеником Раманы Махарши, что работал в компании по добыче руды и недавно уволился, а также что служил в армии и т. д. Но ни один из услышанных мною фактов не произвел на меня такого же сильного впечатления, как то чувство, которое я ощущал, просто глядя на него или находясь в его присутствии.

Некоторые люди в его окружении — Бабу Маргод, Индру Баба и Кешав Дхум — создали компанию по покупке и продаже товаров, производимых из леса. Вся прибыль либо отдавалась Пападжи, либо шла на другие проекты, рекомендованные им.

Было еще три юноши приблизительно моего возраста — Арвид Тенге, Суреш Дхум и Аджит Таншикар. Мы в основном выполняли рутинную работу: носили воду из колодца, который был практически семьдесят футов глубиной, убирались в доме, мыли полы и кухонную утварь. В те дни Пунджаджи поднимался в 5 часов утра и уходил в полном одиночестве в джунгли. А возвращался он не раньше 9 или 10 часов. В это время моя сестра или Маи, жена доктора Даттатрея Бакра, готовила ему завтрак. Иногда ему приносили еду другие его преданные.

Недавно сделанная фотография «Рам Мандира», расположенного в Лонде. Две кокосовые пальмы были посажены Пападжи в 1960-е годы.

Он съедал малую часть, а остальное раздавал как прасад. Мы все ощущали себя как дети, которых кормит любящий отец.

По природе я ленив, но, находясь в «Рам Мандире» или поблизости, мы все занимались делом. Пунджаджи хотел, чтобы мы добросовестно трудились, что мы и делали, отчасти из-за чувства любви и уважения к нему, а еще потому, как я полагаю, что немного его побаивались. В течение всего дня к нему приходили люди из разных мест и рассказывали ему свои истории. Они приходили из Карвара, Дхарвара, Белгаума и других мест близлежащих районов. Посетители делились своими домашними, а также духовными проблемами. Многие описывали свои сновидения, видения и глубокие переживания. Казалось, вокруг него постоянно происходят какие-то странные и загадочные вещи, и всегда был тот или та, кто хотел поговорить с ним о своем опыте.

Должен признаться, что некоторое время спустя я начал испытывать чувство зависти к его стилю жизни. У меня создалось впечатление, что большую часть дня он ничего не делает, предаваясь неге, в то время как другие суетятся, работая для него. Вскоре я возненавидел те обязанности, которые лежали на мне, поскольку мне казалось, что меня эксплуатируют как бесплатного слугу. Я считал, что мои мысли и чувства были безразличны ему, но теперь я понимаю, что Пунджаджи молча наблюдал за каждым из нас. В моей голове блуждали недобрые мысли, которые заставляли меня сторониться Пунджаджи. Я чувствовал, что не могу больше смотреть на него, и стал избегать его общества. Недобрые мысли порождали у меня чувство вины, и сознание своей вины заставляло меня сторониться Пунджаджи.

Однако этот период длился недолго. Благодаря милости Пунджаджи или его воле уродливая гусеница, ползающая в грязи у его ног, неожиданно и мгновенно превратилась в прекрасную бабочку, расправившую свои крылья и устремившуюся к свободе. Это было подобно внезапному и неожиданному удару молнии. Двадцать семь лет прошло с того момента, но когда я вспоминаю это, по моему телу проходит дрожь.

А произошло вот что. Был август, около 8. 30 вечера. В то время жители Лонды ложились спать где-то между 8. 30 и 9 часами вечера. Все звуки стихали, было слышно только потрескивание сверчков и других ночных насекомых. Вдалеке раздался гудок поезда. Пунджаджи сидел на стуле. У его ног сидел Арвинд, двоюродный брат доктора Нараяна, массируя его правую лодыжку. На потолке горела небольшая лампочка, и Пунджаджи спокойно и умиротворенно сидел под ней. Потом он поговорил с Арвиндом, и тот попросил меня помассировать другую ногу Пунджаджи, как раз когда я собирался уходить. В те дни в моей голове роились мысли, что оказание таких услуг Пунджаджи самая неблагодарная

плебейская работа, и меня охватило чувство возмущения, когда он обратился ко мне с такой просьбой. Я с неохотой начал разминать его лодыжку руками.

Моей первой мыслью было: «Какое же у него большое тело! Мне не удается обхватить его ногу даже пальцами обеих рук».

Я продолжал выполнять свою работу, погруженный в такие мысли.

Затем произошло нечто выходящее за рамки того, что можно описать или даже представить. Я не могу никому объяснить свое переживание. Я массировал его ноги, но в следующие мгновение я уже не думал ни об Арвинде, ни о Пунджаджи, хотя я каким-то образом все еще ощущал его присутствие. Я почувствовал легкое покалывание в области спины и ощутил волны чистой радости. Потоки лучезарной энергии захватили меня, и я плыл в океане чистой энергии.

Неожиданно исчезли и Субаш, и Пунджаджи. Остались лишь чистое счастье и невероятно реальное чувство всеобщей завершенности.

И в этот самый момент каким-то образом пришло знание того, что это именно то, что мое сознание уже целую вечность безуспешно жаждало обрести. Это переживание настолько неизгладимо, что по сей день, когда я вспоминаю о нем, тут же впадаю в состояние, в котором отсутствуют какие-либо мысли. Больше никто ни до него, ни после не смог дать мне такого счастья, которое не зависит от чего-то материального. Мне не надо было что-то делать, я не прикладывал для этого никаких усилий. Ощущение завершенности пришло само по себе, неожиданно, и ни от чего и ни от кого не зависело.

Возможно, мое состояние, в котором присутствовало одно лишь ощущение счастья, длилось около пяти минут. Позже, когда в присутствии Пунджаджи у меня было переживание, я стал замечать, что и другие люди

погружаются в подобное состояние на несколько часов. Но время здесь не играет существенной роли. Что дей-ствительно важно, так это выход за пределы материальности даже на секунду. Однажды пережив это, ты уже не будешь прежним.

Несмотря на то что к нему в Лонду приезжали люди, чтобы поговорить о своих чудесных переживаниях, мне и в голову не приходило, что что-то подобное может произойти со мной. Я не стремился к подобному переживанию, не предпринимал никаких попыток, чтобы обрести его. Я хочу акцентировать внимание на следующем: чтобы получить милость Пунджаджи, не нужно ничего делать, лишь находиться в его присутствии. От него исходит ощутимое сияние, благодаря которому мысли и идеи отходят на второй план, а люди, находящиеся под воздействием его света, обнаруживают и раскрывают свою истинную сущность. Возможно, лучше сравнить Пунджаджи с тигром, поедающим мысли и ум тех, кто приближается к нему. И нет возможности скрыться, убежать или спрятаться на дереве. Ты стоишь в его присутствии, как парализованный, до тех пор пока в какой-то момент он не набросится на тебя, чтобы съесть.

Пережив такой опыт, я стал смотреть на Пунджаджи совершенно другими глазами. Это похоже на то, когда ты смотришь не на какую-то отдельную часть, а на все в целом. Я перестал воспринимать его как тело. Он стал для меня воплощением чистой любви. С тех пор мой страх исчез, ему на смену пришли любовь, уважение и благоговение.

Пунджаджи заботился о моем материальном благо-состоянии так же, как и о духовном благополучии. Он заметил мои способности к рисованию и предложил моему отцу отправить меня в школу искусств или коммерческое художественное училище, чтобы развивать данный талант. Отец же хотел, чтобы я получил медицинское

образование, но я разочаровал его, так как провалил выпускные экзамены в средней школе. Он был против моей учебы в художественном училище. Отец хотел, чтобы я пересдал экзамены и набрал достаточно балов, что позволило бы мне пойти либо в медицинский, либо в инженерный колледж.

Когда он отказался платить за мое образование в школе искусств, вмешался Пунджаджи и сказал: «Если вы не отдадите юношу в художественный колледж, я заберу его с собой в Лакнау, и он будет учиться в художественной школе там, если даже мне самому придется взять на себя все связанные с учебой расходы».

Мой отец смягчился и позволил мне заниматься ис-кусством, сначала в Дхарваре, а затем в Бомбее. Теперь же я работаю в Бомбее, и мои работы хорошо расходятся.

Моей заслуги нет в том, кем я стал в этой жизни. Всем, что произошло со мной, и чего я достиг, я обязан милости Пунджаджи.

В начале 1996 года Пападжи наконец-то уволился из компании «Поддар-Мартин». С того самого времени он смог проводить все свое свободное время с новой группой преданных в Лонде. Где-то в это же время и доктор Дат-татрея Бакр решил оставить свою практику и уволиться. Дальнейшее повествование о развитии событий пойдет от лица Пападжи.

Однажды я увидел перед Рам Мандиром нескольких пациентов. Было непохоже, чтобы за ними кто-либо присматривал.

Я поинтересовался у доктора Нараяна, сына Даттатрея Бакра: «Почему твой отец не пришел сегодня к этим больным? Они ведь ждут его». «Мой отец ушел с работы, — ответил доктор Нараян. — Он передал все свои обязательства своему ассистенту. Теперь его помощник должен заботиться об этих людях».

Такой поворот событий был достаточно странным. Я не мог понять, что послужило причиной его внезапного ухода. Эта работа была его единственным источником дохода, и кроме того, здесь не предусматривалась выплата пенсии. Во время наших с ним бесед он ни единым словом не обмолвился о своем намерении оставить работу

Позднее, в тот же самый день, когда я нашел доктора, он сказал мне, что больше не хочет работать, поскольку желает больше времени проводить со мною. Полагаю, он надеялся, что мы постоянно будем вместе до конца наших дней. Я тоже думал, что навсегда останусь жить в Лонде после своего увольнения.

У меня был еще один преданный, проживающий в Лонде. Его звали господин Негинхал. Он был местным егерем. К тому времени как уволился доктор, он предложил мне десять акров земли на берегах реки Кали. Я принял его дар, но не ради себя. Я передал этот участок жене доктора Даттатрея и попросил его возделывать землю, чтобы она приносила хоть какой-то доход семье. Потом уже я попросил доктора построить на этой земле небольшую хижину, где бы я мог уединенно жить в лесу

Вскоре доктор с энтузиазмом занялся фермерским делом. Он пахал землю, выращивал кокосовые деревья и собирал урожай сахарного тростника, поскольку поблизости от его фермы располагался сахарный завод.

Перед тем как въехать в хижину во владениях доктора Бакра, мне нужно было уладить некоторые семейные дела.

Я обратился к доктору: «На некоторое время я уеду в Лакнау. Мне нужно организовать помолвку своих детей, сына и дочери, а также уладить кое-какие финансовые вопросы с женой. После того как я покончу со своими делами, я навсегда смогу покинуть свою семью. У меня больше не будет перед ними никаких обязательств».

Пападжи неоднократно упоминал, что несколько раз бросал семью, оставляя их на милость провидения, хотя большинство его попыток бросить все оказывались не-удачными. Но не следует делать поспешных выводов, что Пападжи не заботился о своих детях. Я беседовал с двумя его выжившими детьми, Сурендрой и Шивани, и они вспо-минают его как доброго и любящего отца, который уезжал по делам, чтобы они не знали ни в чем нужды, могли веселиться и быть счастливыми. Когда они все вместе жили в Мадрасе, Пападжи со всей семьей ходил на пляж или в лес по выходным и в праздники. Иногда он брал своих детей в Раманашрам, и они могли наслаждаться даршаном Махарши.

Поиск по сайту: