Основным произведением, в котором Фихте изложил своё учение о праве было «Основание естественного права по принципам наукоучения» (Grundlage des Naturrechts nach Principien der Wissenschaftslehere). Из числа других сочинений, где затрагиваются проблемы права, могут быть названы «Замкнутое торговое государство» (Der geschlossener Handelsstaat. Ein philosophiescher Entwurf als Anhang zur Rechtslehere und Probe einer künftig zu liefernden Politik), «Основные черты современной эпохи» (Die Grundzüge des gegenwärtigen Zeitalters dargestellt in Vorlesungen, gehalten zu Berlin im Jahre 1804-1805) , «Система учения о праве» (Das System der Rechtslehere. Vorgetragen im Sommer 1812). Фихте считал, что право не есть нечто случайное, оно присуще человеческой природе изначально. Обычно до Фихте теории естественного права строились на том основании, что право зависит от морали, или, скажем, право и мораль выводили из некоей синкретичной области нравов. Если же право полагать таким, что оно свойственно человеку изначально, т.е. таким, что имеет собственное основание, то нужно это основание найти или указать. Ход мыслей в духе Фихте был бы таким: если право есть необходимое полагание, то эта необходимость вытекает из самосознания, т.е. Я. Отсюда следует: наукоучение должно показать, что без права невозможно само Я.
Почему вопрос стоит именно так? Дело в том, что Я,в качестве самосознание, характеризуется свободной деятельностью. Формула практического Я, как выше указывалось, состоит в следующем: «не-Я определяется через Я в Я». В этой формуле обратим внимание на слово «определяется». Определение не-Я в Я и через Я должно осуществляться свободно, без всякого принуждения, иначе будет нарушен следующий принцип, сформулированный Фихте - «Конечное разумное существо не может полагать себя, не приписывая себе свободной деятельности». (Цит по Фишер Куно. История новой философии. Т.6. Фихте, его жизнь, сочинения и учение. СПб., 1909. С. 399.) Хотя принудительного склонения к самоопределению и не должно быть, но всё же должен быть некий толчок (вызов, призыв) к нему, получаемый извне. Таким условиям может отвечать ситуация, когда толчок исходит от существа, которое не есть не-Я, определяемое моим Я, а само есть Я: Я вне нас, т.е. такое же, как и мы, разумное существо, обладающее волей и желанием подействовать на нашу волю. Отсюда вытекает следующий принцип – «Конечное разумное существо не может приписывать себе свободной действенности в чувственном мире, не приписывая её также и другим, не признавая кроме себя и других конечных разумных существ». (Там же. С. 401.)
По этому толчку (вызову), обращённому ко мне, я узнаю, что кроме меня есть и другие свободные и разумные существа (здесь можно вспомнить декартовское выведение других Я) и это является основанием моего познания свободы другого. Я смогу признать свободным лишь такое существо, которое мне покажет, что оно признаёт мою свободу и ограничит свою свободу понятием моей свободы. Взаимность, состоящая в том, что каждый из нас признаёт свою свободу вместе с признанием свободы другого, создаёт основу правового отношения. Без правового отношения свобода разумного существа не может найти себе признания, без такого признания разумное существо не может признать за собой свободной действенности, а без этого нет самосознания, нет Я. В итоге – правовое отношение есть условие самосознания.
Итак, правовое отношение дедуцировано. Однако это ещё не значит, что оно есть действительно, т.е. применено. Требуется выяснение условия, при котором правовое отношение становится возможным. Таковым является взаимное исключение сфер свободы, занятых телом индивидуальности каждого Я. Нет правового общения без индивидуальности, нет индивидуальности без тела. (Там же. С. 405.) Лица, включённые в правовое общение, должны воздействовать друг на друга как свободные существа, как равные по отношению друг к другу, с одинаковым чувственным миром. Правовое общение обусловливает правовой закон, который требует, чтобы лица признавали друг друга одинаково свободными и относились бы друг к другу, исходя из этой предпосылки. А это значит, что другой, нарушающий мою свободу, теряет и с моей стороны уважение к своей свободе. Нарушение же свободы другого есть принуждение. Выходит, что сам правовой закон управомочивает меня на произвол по отношению к лицу, нарушившему мою свободу. Применение права требует права принуждения. Без права принуждения нет правового закона и нет правового общения. Но почему таким неизбежным ожидается нарушение моей свободы со стороны другого? И как совместить в понимании права существование двух равноправных противоположностей: признание свободы другого и отказ от такого признания (принудительное право)?
Ответы на такие вопросы могут быть следующими. Люди способны нарушать первоначальные права, на которых зиждется правовое общение, в силу возможной склонности к произволу, и в связи с этим правовой закон дозволяет принудительное право. Совместимость же признания свободы и принудительного права возможна только в случае наличия третьего лица – суда, ибо укрепление и защита первоначальных прав не могут быть отданы тем, кто непосредственно причастен к делу. И далее, для формирования уверенности всех в справедливом применении (через суд) принудительного права, нужно, чтобы закон стал властью, он должен господствовать. А господство закона возможно только при наличии общества и государства.
Фихте ведёт речь только о правовом государстве, в нем нет иных целей и задач, кроме стабильности правового состояния. Принудительной властью никогда не может быть частная воля, но только общая. Общей же воли можно достигнуть только путём договора, гражданский договор устанавливает общую волю и это установление есть закон. Законодательство выполняет задачу установление прав (гражданское законодательство) и установление наказаний за правонарушения (уголовное законодательство).
Учение о морали (нравственности) изложено Фихте в работе «Система учения о нравах согласно принципам наукоучения». Так же, как это было в случае права, Фихте ставит задачу выведения морального принципа (нравственного закона) из Я, которое обладает самодеятельностью и свободой. Наша самодеятельность выражается в способности что-либо делать или не делать в зависимости от собственного воления. Вначале эта способность касается только внутреннего строения Я. Строение же это таково, что в Я есть две ипостаси: Я мыслящее и Я мыслимое, т.е. оно есть и субъект, и объект одновременно. Самоопределение себя через самого себя Фихте в контексте учения о морали называет хотением. Хотение обязано быть, по определению, результатом свободной самодеятельности. Отсюда вытекает положение «я нахожу себя самого как себя самого только хотящим». (Там же. С.470.) Осознавая свою свободу как необходимость1, Я тем самым вынуждается осмысливать её как закон, который и есть не что иное, как нравственный закон. Первичное осознание этого закона есть факт нашего внутреннего опыта.
После этого Фихте надо показать применимость выведенного нравственного закона к миру. Если считать мир полностью независимым от Я, вещью в себе, то реальность нравственного закона невозможна. Если же допустить, что мир существует для меня и без меня для меня не существует, то вопрос о реальности нравственного закона тем самым имеет решение. Это решение сначала предполагает апробацию закона на уровне соотношения Я чистого (мыслящего) самодеятельного, и Я эмпирического (чувственного). Вопрос здесь ставится так: имеет ли место факт причинения со стороны нравственного закона, иначе чистого Я по отношению к эмпирическому Я? Если, да, то тогда можно говорить и о реальности, применимости нравственного закона к миру. Ответ имеет позитивное звучание в силу того, что влечение Я чистого, а это есть влечение к свободе ради свободы, является высшим, обусловливающим по отношению к чувственному влечению Я эмпирического. Затем Фихте подробно рассматривает понятия влечения, потребности, страсти, первоначальное влечение, высшее и низшее влечение и, наконец, нравственное влечение. Требование нравственного влечения звучит так: исполняй всегда своё предназначение, суть которого не в том, чтобы быть свободным, а в том, чтобы становиться свободным. Поступай так, чтобы твои поступки никогда не противоречили становлению свободным!
Далее Фихте вводит понятия долга и совести, которые помогают с разных сторон выразить суть нравственного требования. Напр., поступай по своей совести! Это значит, что никогда не поступай без убеждения, не поступай также и против убеждения, и только тогда ты будешь поступать по долгу и ради долга, так, как того требует твоя совесть.
Убеждение, о котором говорится, есть, безусловно, специфически нравственное убеждение, потому оно не конкретно, как бывают конкретными наши обыденные убеждённости относительно житейских фактов. Это некая общая абстрактная установка относительно поступков. Она делает акцент на том, как следует поступать, а не на том, что же надо конкретно делать, чтобы делать по совести, по долгу. Кроме того, требование к нравственному убеждению более повышенное, чем к обыденным убеждениям. Последние могут меняться, а нравственное убеждение должно оставаться незыблемым.
Что же касается конкретного содержания наших поступков, соответствующих нравственному убеждению, то Фихте считает, что содержанием нравственного закона могут быть деяния, ориентированные по трём направлениям в соответствии с тремя ипостасями Я: 1) Я как природное влечение, т.е. тело; 2) Я как способность рефлексии, т.е. интеллигенция; 3) Я как свободная воля, т.е. лицо, вступающее в свободное общение с другими лицами. Поступать нравственно – значит выполнять долг, обязанности относительно этих трёх объектов, имея в виду общий знаменатель: служить делу свободы.
Обязанности относительно тела определяются тем, что тело является нашей природой, позволяющей воздействовать на природу вне нас, оно орудие нашего действия и познания, в конце концов – оно орудие нашей свободы. Поэтому тело есть объект нравственного поведения. Нравственный закон относительно тела звучит так: никогда не делай тело целью, объектом наслаждения ради наслаждения; развивай тело как орудие для целей свободы; заботься о теле лишь настолько, насколько это необходимо для него в качестве орудия для конечной нравственной цели.
Обязанности относительно интеллигенциивытекают из необходимости её развития, а это развитие осуществляется через познание, конечная же цель познания – познание долга. Поэтому нравственный закон в отношении интеллигенции гласит: 1) «в развитии твоей интеллигенции ты не должен ничем себя связывать; что касается содержания её, ты не должен подчинять её никакому постороннему соображению»; 2) «исследуй вполне свободно! Учись, мысли, исследуй возможно больше»; 3) «исследуй по долгу, исследуй ради твоей свободы».(Там же. С. 495.)
Обязанности относительно обществаоснованы на том, что для своей самодеятельности Я нуждается в другом Я, поскольку оно только тогда ощущает себя свободным, когда его признают свободным. Точно также другое Я нуждается в моём признании его свободным. Из этого должен складываться порядок, согласно которому никому не безразлично как поступает другой. Он должен хотеть, чтобы все поступали по своему нравственному убеждению, а поскольку такое убеждение может быть только одним для всех, то мы хотели бы чтобы оно и действительно стало одним общим убеждением. Однако общего нравственного убеждения не дано заранее в действительности, следовательно его нужно достигнуть. Эта цель может быть достигнута при условии свободного взаимного общения, участия в жизни общества. Следовательно, необходимость общения Фихте обосновывает нравственностью. Утверждение общей конечной цели человечества в достижении единого нравственного убеждения Фихте считал сущностью церкви и государства.
Конечно, живя в обществе, мы со своими убеждениями можем вступать в противоречие с общественными интересами и тогда, чтобы не нарушать общественный порядок и в то же время быть свободными, мы должны иметь возможность публично высказывать своё мнение и иметь ограничение в этом деле. И здесь Фихте прибегает к обоснованию необходимости разделения должностных функций и функций общегражданских. Как должностное лицо я обязан придерживаться законно господствующего убеждения, а как член «республики учёных» должен по совести в публичной сфере излагать своё убеждение. Школой учёных, которая должна обладать такой свободой, есть университет.