ТЕХНИКА ДЕСЕНСИБИЛИЗАЦИИ

Значительная часть приемов десенсибилизации уже описана ранее. Но мне показалось, что их следует объединить под одним заголовком. Прошу извинить за повторы.

Фактически десенсибилизация относится к процессу близкого знакомства с пугающей ситуацией. Мы используем эту технику в различных аспектах своей работы. Не так давно пациентка, с которой я работал свыше трех лет, приехала в клинику, охваченная паническим страхом. За два дня до этого у нес внезапно начался понос, сопровож­давшийся тошнотой и рвотой. За этим последовало сильное головокру­жение. Женщина чувствовала, что все вокруг вращается. Каждое движение головы вызывало головокружение. Впоследствии понос прекратился, но тошнота осталась.

Тщательный осмотр подтвердил диагноз — синдром Меньера, воспаление полукружных каналов височных костей. Эндолимфа слегка загустевает, функция ресничек нарушена, и сильно кружится голова (кажется, что мир вращается вокруг тебя). При малейшем движении головы эндолимфа встряхивается и воздействует на реснички. Но посколь­ку их функционирование нарушено, человек чувствует головокружение.

Я попросил женщину лечь на стол. Она была не в состоянии это сделать. С начала приступа пациентка могла спать только сидя на стуле. Всякий раз, когда она ложилась, голова начинала кружиться сильнее и подступала тошнота.

Чтобы помочь ей лечь, я воспользовался техникой десенси­билизации. Пациентка села с ногами на процедурный стол, а я положил свои руки на ее голову. Затем я начал слегка отклонять ее спину назад (положение головы относительно стола стало изменяться), пока женщина не почувствовала небольшое головокружение. Мы остановились. Я удерживал руки на се голове. Когда равновесие установилось, я снова продолжил отклонение спины назад, поддерживая ее, пока женщина не захотела остановиться и переждать головокружение. После небольшой передышки мы опять взяли курс на положение лежа. Нам пришлось останавливаться пять или шесть раз, прежде чем женщина смогла лечь на стол, и я приступил к работе над ее головой. Я научил пациентку слегка оттягивать ухо, поскольку височные кости являются основной причиной головокружения и синдрома Меньера, если говорить о симптомах.

Это был процесс десенсибилизации. Каждый раз, изменяя поло­жение головы относительно земли, мы действовали медленно и осто­рожно, чтобы ее система равновесия позволила нам продвинуться еще немного. Она все больше приспосабливалась к движению. Мы про­двигались ровно настолько, насколько позволяла эта система, а затем останавливались и ждали, пока эндолимфа и реснички придут в положение равновесия. Если бы мы действовали активно и быстро, возникшая в результате психоэмоциональная и физиологическая паника вернула бы нас в исходное положение. Тогда, чтобы перейти в сле­дующее положение, нам пришлось бы преодолевать сопротивление из-за неудачной первой попытки.

Во время сеанса я объяснял пациентке, какие физиологические явления происходят в ее организме. К концу сеанса она смогла само­стоятельно сесть. Голова слегка кружилась. Женщина дожидалась, пока это пройдет, уже без страха. Затем она встала, подошла к стулу и села, снова пережидая головокружение. Наклонившись, она надела туфли, ощущая легкую тошноту. Пациентка не стала ждать облегчения, поскольку знала, что это чувство вернется снова, когда она выпря­мится. Так и произошло, и женщине пришлось немного подождать. Потом она встала, с улыбкой поблагодарила меня и отправилась домой.

Ее восприимчивость к головокружению снизилась. Женщина при­выкла к физиологической дисфункции и приняла ее. Она знала, как и когда это происходит. Теперь она могла справиться с симптомами болезни без паники и страха.

Хорошим примером десенсибилизации служит погружение в холодную воду. Сначала мы окунаем в воду кончик пальца, ступню, потом другую. Потом заходим по колено, по бедра. Перед тем как зайти дальше, по пояс, мы обычно немного пережидаем. Когда и этот этап пройден, многие сразу окунаются. Некоторые продолжают погружаться постепенно, шаг за шагом. Так происходит десенсибилизация. Боль­шинство из нас сталкивалось с этим процессом. Кому-то это не под силу. Такие люди вообще не заходят в воду. Встречаются также герои, которые готовы нырять во что угодно. (Я полагаю, что мы имеем дело с быстрой десенсибилизацией. Однако такой бросок в воду обычно сопровождается визгом и криком.)

Десенсибилизация пациента для терапевтических образов и диалога по сути является тем же самым. Десенсибилизация проводится также при возвращении подвижности сустава. Постепенно увеличиваем пассивную область движения за счет многократных повторов и при­выкания, затем добавляем активную часть с ободрением и страховкой.

Сталкиваясь с пациентом, который неосознанно встречается с очень сильным пугающим переживанием, нам приходится нейтрализовывать силу этого переживания. Мы пытаемся десенсибили­зировать пациента путем привыкания к ситуации. То, что случилось с пациентом когда-то, было ужасно. И защитный механизм неосозна­ваемого тут же запер это переживание в стальном сейфе. Там оно пребывает постоянно, поскольку слишком пугает своего обладателя. Однако за аренду сейфа нужно платить, равно как и за услуги защитного механизма. Арендная плата и стоимость охраны выражаются в ночных кошмарах, ежедневных головных болях, боязни чужих людей, акрофобии, хронической раздражительности, страхе смерти, боли в теле и так далее. Чего только не возлагает на человека его неосознаваемое!

Как же разрешить эту ситуацию? Нужно помочь пациенту взглянуть на проблему с другой, менее пугающей стороны. Для этого приходится знакомиться с ситуацией во всех подробностях. В качестве примера приведу один из наиболее страшных случаев, с которым я столкнулся в своей практике.

Ко мне обратилась женщина 50 лет с жалобами на непрекращаю­щиеся боли в голове. Они укладывали пациентку в постель на несколько дней. Боли появились, когда ей было около двадцати. Тогда обезболи­вающие средства помогали держать их под контролем. Но уже в тридцать лет лекарства не помогали. Женщина лечилась у психотерапевта последующие двадцать лет, пока не обратилась к нам за консультацией.

На первом же сеансе мы провели телесно-эмоциональное осво­бождение, и складывалось впечатление, что головные боли находились под контролем неосознаваемого, которое требовало к себе внимания. Оно сообщило, что женщина находится в здравом уме и должна взглянуть правде в глаза, доверяясь собственным воспоминаниям, а не заверениям родителей. Воспоминаниям о чем? Это оставалось неизвестным.

Мне удалось установить контакт с головными болями пациентки. Они предстали в виде ангела по имени Сэм. Мы с Сэмом быстро подружились и могли беседовать без участия сознания пациентки. Наконец, я уговорил его доверить мне то, что скрывалось в стальном сейфе и держалось в тайне от женщины.

Сэм рассказал, что половое совращение девочки началось, когда ей не было и года, и продолжалось до девяти лет. В совращении участвовали мать и отец ребенка, а также несколько душевнобольных «нянечек», страдающих половым извращением. Для этого исполь­зовались клизменные трубки. Родители мастурбировали с половыми органами ребенка. Когда девочка стала постарше, мать обучала ее заниматься мастурбацией и оральным сексом с отцом. Няни при этом не присутствовали, но подготавливали ребенка с помощью клизмы, которая должна была эротически ее возбуждать.

Сэм сказал, что пациентка могла воспринимать эти сведения, но до сегодняшнего дня отрицала саму возможность того, что с ней произошло. Сэм считал, что она должна принять как факт следующий эпизод се детства. Девочке было четыре года. Мать и отец пытались ввести эрегированный половой член во влагалище ребенка. Но оно было слишком мало. После нескольких безрезультатных попыток мать взяла хирургические ножницы и разрезала ткани влагалища так, что отверстие могло вместить по крайней мере часть отцовского пениса. Мужчина достиг оргазма. Тогда мать забеспокоилась, что врач может заподозрить неладное. На этот случай была выдумана история, будто бы девочка упала на трубу, которая осталась от старых качелей и выступала из земли на заднем дворе. Для подтверждения этих слов кровь размазали по трубе.

Именно тогда мать с отцом начали «промывание мозгов» па­циентки. Несмотря на то, что половое совращение продолжалось еще четыре или пять лет, родители не боялись огласки, так как внушали ребенку, что это было ее фантазией. Девочке было сказано, что она сумасшедшая, и если она кому-нибудь расскажет о своих безумных фантазиях, ее тут же упекут в психиатрическую лечебницу. Но если она никому ничего не будет рассказывать, о ее безумии никто не узнает, и она сможет оставаться дома. Сэм послал ей головную боль, чтобы она обратила на это внимание и поняла, что совершенно здорова, что страшные воспоминания не вымысел, и сумасшедшими являются родители, а не она.

Ну и как бы вы начали десенсибилизацию в этом случае? Сначала мне нужно было избавиться от собственного отвращения. Затем я начал искать другие части неосознаваемого пациентки, с которыми можно было связаться. Выяснилось, что имеется еще несколько желающих вступить в контакт. Среди них, разумеется, была маленькая девочка, которая со слезами говорила о событиях, описанных Сэмом. Эта девочка сообщила мне некоторые детали. Я понял, что это было частью процесса десенсибилизации, хотя сознание пациентки не участвовало в наших беседах. Сэм сделал первый шаг к десенсибилизации. Маленькая девочка продолжила этот путь.

Мы встречались с этой девочкой несколько раз, и каждый раз она сообщала новые подробности, но уже с меньшим страхом. Я помо­гал ей осознать, что не нужно ничего скрывать, что се родители были душевнобольными людьми, и она не окажется в психушке, если расска­жет о случившемся. Наконец, я привел ее под охрану любящего ангела Сэма.

Далее я обратился к защитному механизму и начал его убеждать, что взрослый пациент может узнать правду о своем детстве, хотя бы маленькими порциями. Но защитный механизм вполне оправдывал свое название, он был крайне осторожен. В его руках был ключ от сейфа, где хранились ужасные воспоминания. Он немного смягчился, но выступал категорически против проникновения любой информации из сейфа в сознание пациентки. Я уговаривал его на каждом сеансе и убедился, что он знает о продвижении пациентки к страшной тайне своего детства.

Потом я встретил довольно сердитого и агрессивного «Герцога». Судя по описанию, он напоминал ведущего телепрограммы «Счаст­ливые деньки», Генри Уинклера. Герцог был груб и мечтал отомстить за совращение, но не пытался преследовать отца или мать девочки. Он просто лягал нянь время от времени. Однажды, когда няня шла к девочке-с клизмой, он заставил восьмилетнего ребенка спрятать ножницы под матрасом. Когда няня положила ее на кровать лицом вниз и собиралась ввести клизму в задний проход, Герцог вытащил ножницы и ткнул ими в бедро женщины. Та с воплем выбежала из комнаты и в тот же вечер взяла расчет. Родители отрицали этот факт, приписывая его детской фантазии. (Не удивительно, что пациентка стремилась доказать, что психически здорова при помощи головной боли, которой управлял ангел Сэм.)

Еще несколько маленьких девочек разного возраста выходили на связь, каждая со своей историей полового совращения. Это был тест на мою способность доверять детектору значимости, который указывал на то, что все сказанное важно и является правдой.

Через несколько сеансов, на которых в сознание пациентки начали понемногу проникать сведения из сейфа защитного механизма, я предложил ей написать рассказ про маленькую девочку, которая росла в доме, похожем на дом се детства. Это был следующий шаг десенсиби­лизации. Женщина вплетала в этот рассказ эпизоды из собственной жизни. Затем мы превратили рассказ в киносценарий и представили, что смотрим кинофильм. По ходу фильма возникали новые детали ее детства. После этого я спросил женщину, смогла бы она сыграть глав­ную роль в этом фильме. И когда она, наконец, согласилась, процесс десенсибилизации снова сдвинулся с места.

И вот, когда женщина в четвертый раз сыграла роль девочки, она посмотрела мне в глаза и сказала: «Этот фильм обо мне. Маленькая девочка — это я, и все это произошло со мной». Пациентка сказала, что никогда не была сумасшедшей, и теперь поняла это. Головные боли заметно утихли. Трудно смириться с такой горькой правдой. Когда женщину одолевали сомнения, головная боль возвращалась. Когда она верила в свое здравомыслие и принимала все, что с ней произошло, как факт, боль исчезала. Теперь моя пациентка знала при­чину этой боли. На путь к пониманию своей жизни у нее ушло четыре месяца и 28 сеансов.

К тому времени отец уже умер. Мать пациентки была жива, она повторно вышла замуж. Женщина решила навестить ее. Но возле матери связь с реальностью ослабла, и головные боли вернулись с новой силой. Пациентка никак не могла поверить, что мать была способна совершить такое со своим ребенком. Ее терзали сомнения и растущая головная боль. Женщина вернулась домой с умеренными болями, которые стали привычными, пока она находилась вдали от матери.

Эта проблема так и не решена до конца. Бывают периоды, когда женщина перестает верить в то, что произошло с ней. Нам еще пред­стоит совместная работа. Возможно, ей требуется время, чтобы все обдумать и решить проблему самостоятельно. Но мне кажется, без помощи специалиста тут не обойтись. Во всяком случае, женщина взглянула на свою жизнь и видит ее отражение в зеркале своего сознания.

Это был самый трудный случай десенсибилизации в моей прак­тике. Большинство случаев гораздо проще. Но будет полезно узнать, что у всех врачей бывают проблемные пациенты. Техника десенсиби­лизации, представленная на этом примере, охватывает весь спектр приемов, которые я использую.

1. Персонажи неосознаваемого могут рассказывать о случив­шемся, не подключая к разговору сознание пациента. Это способствует десенсибилизации.

2. Попросите пациента написать рассказ о ком-нибудь, похожем на него в момент происшествия. На этом этапе им не нужно знать о происшествии.

3. Пусть пациент дистанцируется и наблюдает за происшествием со стороны. Повторите это, попросив его исполнять роль участника события насколько это возможно, а потом при необходимости оставлять тело и подниматься к потолку. Снова повторите все, чтобы пациент оставался в теле участника как можно дольше, до тех пор, пока пациент не останется в теле участника до конца события. Нужно проделать это еще несколько раз, пока вы не заметите, что это наскучило пациенту. Тогда попытайтесь увидеть в сеансе что-нибудь смешное и посмейтесь над этим вместе с пациентом.

4. Если пациент не может выйти из тела, когда ему становится не по себе во время переживаемого события, вернитесь на начальный этап. Пусть пациент смотрит это как фильм на телеэкране. Большой размер экрана и цвет оказывают сильное влияние, поэтому лучше начинать смотреть происшествие на маленьком черно-белом экране телевизора, вводя цвет при повторном просмотре. Затем можно пере­нести фильм на большой экран с насыщенным цветом.

5. Может оказаться полезным попросить пациента стать ведущим телепрограммы или актером фильма по ходу просмотра. Не забывайте попросить его написать сценарий.

6. Приоритетность — ранее не упоминавшийся прием. Это вопрос переоцени! травмированного тела. Многие пациенты, подвергшиеся изнасилованию, одержимы мыслью об осквернении своего тела. Я пытаюсь убедить их, что тело по-прежнему может служить им несмотря на пережитое унижение. Ведь мы ездим на работу на машине, у которой погнулось крыло. Если хотите познакомиться с людьми, которые переоценивают свое тело, отправляйтесь на «пляж мышц» или на состя­зание Нарцисса. Во всяком случае я пытаюсь показать пациентам, что их тело может служить им несмотря на изнасилование, содомию или ампутированную конечность.

7. Используйте свое воображение. Импровизируйте. Вам понятен принцип десенсибилизации — действуйте. Требуется, чтобы пациент многократно переживал событие прошлого со всеми подробностями от начала до конца, пока оно не утратит свою остроту.

8. Не забывайте пошутить в конце. Если пациенты могут смеяться в любой момент переживаемого события, они смеются над собой. Если они могут смеяться над собой, значит они не будут воспринимать жизнь и себя слишком серьезно. А это одновременно десенсибилизирует и лечит.

ПРИЗНАНИЕ И ПРОЩЕНИЕ

Когда скрытые события, воспоминания, эмоции проникают в сознание, возникает вопрос, что делать со злом, причиненным пациенту. Это может быть пьяный водитель, искалечивший пациента или убивший его любимого человека. Это может быть мошенник, насильник, убийца, жестокий родитель или ребенок. Это может быть Бог, который не ответил на просьбу пациента в определенный момент.

Альтернативные методы и движение Нью Эйдж предполагают прощение человека, который каким-либо образом причинил зло. Прово­дится работа, направленная на принятие испытаний и невзгод, посылае­мых Богом. Помню, как я в 13 лет разозлился на Бога за то, что Он допустил смерть моего отца. Мне трудно было представить, как «любящий Бог» мог допустить это. Теперь я принимаю случившееся и вижу тому причины. Признание — это принятие чего-либо или состояние принятия кем-либо. Среди других определений, приведенных в полном словаре Вебстера, имеется такое: «Признать — значит согласиться принять то, что предлагается, понять». «Прощение» тот же словарь определяет как состояние прощения или помилования. Простить — значит оставить него­дование, желание отомстить и перестать злиться. Эти слова, действия и состояния разума, которые они представляют, часто понимаются неверно.

Многие считают признание безнадежным смирением. Это не так. Признание означает, что вы принимаете то, что приходит, и размыш­ляете, как поступить без гнева и чувства мести. Если вы верите в реин­карнацию, то сможете принять различные события, приятные или неприятные, как часть некоего плана. Таким образом, можно рассмат­ривать любую сложную ситуацию, любое происшествие, болезнь или утрату как урок. Противоречия и испытания должны стимулировать даль­нейший рост и развитие. Будьте осторожны в выборе слов, чтобы пациенты не перепутали признание с поражением и безнадежностью.

Искреннее прощение является признанием, неосуждением, которое проникает на все уровни неосознаваемого и исполнено любви. Это вовсе не «ладно, пусть будет так» с оговорками и замечаниями. Слово «проще­ние» часто используется неправильно. Нередко можно услышать слова прощения, произнесенные снисходительным тоном. Для некоторых людей способность прощать заключается в том, что прощающий обретает власть над тем, кого он простил. В этом случае прощение вносит свою лепту в иерархию «хорошего» и «плохого». Прощающий извиняет обид­чика подобно тому, как правитель извиняет преступника. В руках прави­теля жизнь и смерть преступника или, по меньшей мере, власть заточить его в темницу.

Я стараюсь действовать очень осторожно, чтобы не попасть в эту ба­нальную иерархическую систему. Поэтому я редко использую слово «прощение», прибегая к нему только в тех случаях, когда уверен в его правильном употреблении, от равного к равному, от одной души к другой. Я верю, что у всех земных существ имеются недостатки и слабости, иначе нас просто не было бы здесь. Но у нас есть и силы, и таланты. Когда кто-то плохо с вами обошелся, вы сталкиваетесь с одним из недостатков обидчика.

Возможно, так было предначертано еще до вашего рождения, или вы оказались в том месте в момент проявление слабости или недостатка. Результатом этого могут быть акт насилия, ограбление, обман и тому подобное. Помните, что у вас тоже есть слабости и недостатки, и только по милости Божьей вы не оказались на месте преступника. Вы могли быть нападающим, а кто-то другой — жертвой. Я хочу сказать, что все мы несовершенны и должны признать несовер­шенство друг друга. Не следует заноситься перед тем, кто проявил несовершенство и, возможно, ранил нас. Следует понимать, что и мы несовершенны. У нас могут быть свои положительные и отрица­тельные стороны в различных областях, поэтому хоть мы и не нападаем на людей, но можем причинить не меньшую эмоциональную травму любимому человеку, с которым не сошлись во мнениях.

Прощение — великая вещь, но не позволяйте самодовольному пациенту проявлять снисходительное отношение к людям и быть «чище, чем они». Такое встречается нередко и создает дополнительные проблемы. Прощение — это признание, что обе стороны несовершенны, и все могло быть наоборот. Зачастую люди обнаруживают, что сами поступали так же в аналогичной ситуации.

Не занимайте ни чью сторону и не поддерживайте самодовольство пациента. Это непродуктивно. Характерный пример ситуации, когда терапевтический процесс был заторможен врачом, принимавшим самооправдание пациента, произошел в моей практике.

Ко мне обратилась 40-летняя женщина с жалобами на синдром височно-нижнечелюстного сустава. Она носила на зубах брекет-систему. На первом сеансе телесно-эмоционального освобождения выяснилось, что ребенком она была совращена отцом. Первое телесно-эмоциональное освобождение показало, что она регулярно занималась с ним оральным сексом. Женщина подтвердила это и сказала, что консультировалась по этому поводу у психотерапевта многие годы, чтобы избавиться от вреда, причиненного ей отцом. Она была очень рассержена, чувствуя праведный гнев за осквернение своего тела. Все эти годы психотерапевт поддерживал осуждение отца и помогал пребывать в роли жертвы.

После первого телесно-эмоционального освобождения я интуитивно понял, что за сексуальной связью с отцом скрывается нечто, о чем эта женщина умалчивала все годы наблюдения у психотерапевта. Это нахо­дилось на вершине ее неосознаваемого. На последующих сеансах мы использовали терапевтические образы и диалог наряду с телесно-эмоцио­нальным освобождением. Заново переживая сексуальные отношения с отцом и взрослым соседом, мы обнаруживали новые подробности.

Первый случай произошел, когда девочке было несколько месяцев от роду. Отец любил ласкать ее гениталии и мастурбировать. В возрасте трех лет девочка начала заниматься оральным сексом со своим отцом, а в восемь — с соседом. За услугу девочка взяла с него 25 центов.

Мы обнаружили то, что упустили другие психотерапевты, а имен­но, что девочка получала от этого удовольствие. На сеансах она заново испытывала приятные ощущения и эмоции. Пациентку удивляло это удовольствие, к которому позднее добавилось чувство превосходства над отцом во время орального секса. Точно также она пыталась получить власть над другим взрослым мужчиной, их соседом. Ей были приятны ласки отца. Девочка не испытывала стыда, вины или чувства осквер­нения. Отец любил ее и доставлял ей удовольствие. Время шло, и он познакомил ее со своим половым членом, который до этого держал в руках. Девочка обращалась с пенисом, следуя указаниям отца. Ей нра­вилось, что половой член меняет размер и выпускает белую липкую струю, если она все делает правильно. Наконец, отец научил ее брать пенис в рот, и с тех пор оральный секс был почти ежедневным ритуалом.

Мать девочки работала вечерами помощницей медсестры в боль­нице. Отец работал днем, так что вечера проводил вдвоем с дочкой. Когда девочка подросла, она начала понимать, что во время орального контакта имеет власть над отцом. Ей это нравилось.

Власть настолько понравилась девочке, что ей захотелось управлять соседом, который вознаградил ее четвертью доллара. Когда ей испол­нилось восемь лет, родители разошлись, и отец уехал из дома. С ораль­ным сексом было покончено на несколько лет, пока она снова не вернулась к нему в подростковом возрасте. Девушка искала контроля и вознаграждения от сверстников.

Психотерапевты автоматически причисляли ее к разряду жертв. Они внушали, как дурно обращался с ней отец, какой он был негодяй. Делая из отца насильника, а из женщины — жертву, они не давали ей вспомнить о полученном удовольствии и чувстве власти. Такой подход вызывал мощное чувство вины, поскольку неосознаваемое знало об удовольствии. Чувство вины затем подавило приятные воспоминания и удерживало пациентку в эмоционально разрушительном состоянии. Женщина пыталась простить отца, но не могла понять, почему она должна это сделать. Ведь он любил ее и доставлял массу удовольствия.

Если бы психотерапевты не встали на ее сторону, то рано или поздно женщина поняла бы, что и она, и отец были несовершенны. Ей нужно было помочь принять удовольствия, которые младенец и маленькая девочка не считали постыдными, а также радость сексуального опыта и орального секса как источника власти. Отец всегда говорил, что это хо­рошо. Затем общество сказало, что, совершая такие поступки, она поступала плохо. Возник серьезный внутренний конфликт. Женщина пыталась обвинить отца в дурном обращении, и в этом ее поддержали психотерапевты. Но как могла она признать, что плохое поведение доставляло удовольствие и давало власть? Пришлось показать женщине суть ее проблемы. Она должна была почувствовать себя виноватой и обдумать свое поведение. Ей пришлось признать своего отца и себя такими, какими они были когда-то, и в настоящее время. Не принимайте ни чью сторону.

Височно-нижнечелюстной синдром этой пациентки исчез. Да, он имел отношение к оральному сексу. Узнав, что в глазах общества и ее врачей такое поведение было дурным, женщина все меньше могла открывать рот. Постоянное повышенное напряжение челюстных мышц привело к воспалению суставов. С исчезновением чувства вины челюсти стали расслабленными, и женщина избавилась от боли.

Итак, важно не спешить встать на чью-то сторону. Следует правильно употреблять слова «признание» и «прощение».

Поиск по сайту: