[93]"Смирение" и "смиренномудрие"– Сущность, смысл и значение этой добродетели, по учению св. Писания и аскетической письменности. – Отношение „смиренномудрия" к христианской "любви". – Метафизическое и мистическое значение этой добродетели.
Молитва и все другие христианские совершенства являются лишь частными проявлениями и выражениями христианской любви, этой "совокупности совершенства", и потому должны быть рассматриваемы именно по отношению к ней, так как только в связи с истинно-христианскою любовию, на почве ее, они приобретают истинно-христианский характер и получают высокое, надлежащее нравственно-аскетическое и мистическое значение.
Такое значение – и по существу и по аскетическому истолкованию – прежде всего и преимущественно принадлежит вхристианстве добродетели "смирения"(ταπεινοφροσύνη).
В то время, как ταπεινωσιζ как у LХХ, так и в Новом Завете употребляется для обозначения внешнего положения, в котором кто-либо находится и, следовательно, оттеняет прежде всего и преимущественно момент пассивный, ταπεινοφροσύνη дает мысль о "смирении", как об акте и проявлении жизни сознательно-свободной. Отмеченный признак выражается, конечно, второю составною частью названного слова.
Уже филологический смысл термина содержит указание на то, что им выражается собственно смиренный образ мыслей человека и предполагается – непременно – момент сознательно-свободного участия в обозначаемом им настроении. Историко-филологическая справка о коренном значении первой составной части анализируемого термина с наглядностью убеждает, какой существенно новый смысл вложило в него христианство и особенно аскетическое истолкование этого последнего. В самом деле, ταπεινόζ = humilis (низменный, низкий, ничтожный) находится– по своему употреблению и значению –"в ближайшем синонимическом родстве" с прил. χθαμαλόζ употребляемое в приложении к растениям, низко растущим по земле, а также по отношение к животным, живущим на этой последней. Равным образом и прилагательному ταπεινόζ не чужда мысль о наклонении к земле, о пресмыкании; в приложении к явлениям духовной жизни, ταπεινόζ употребляется по отношению к проявлениям, свойственным простому, грубому народу и выражающим его покорный образ мыслей, в смысле приниженности, забитости. Как ταπεινόζ, так и humilis – вместе со своими производными – у классиков употреблялись преимущественно в дурном смысле, означая: рабский, низший, обыденный; случаи употребления их в добром значении вообще редки. Правда, начиная с Платона, анализируемый термин начинает иногда употребляться и в похвальном, одобрительном смысле, выражая идею подчинения законам Божества (Платон и Плутарх). Однако, нежелательное, уничижительное значение разбираемых слов все же остается, по-видимому, преобладающим.
Но и доброе значение разбираемых терминов все же далеко не заполняет собою всей глубины "смирения" христианского, – греческое понятие о "смирении" по существу не выше скромности, непритязательности. Христианство углубило данное понятие и возвело добродетель "смирения" на пьедестал благороднейшей и необходимейшей из всех добродетелей, поскольку ею определяется существо и характер самых внутренних отношений человека и к Богу и к ближним. "Смирение" в отношении к Богу возникает на почве сознания и признания собственной греховности, является тесно связанным с этим именно настроением (ср. Лук.18:14 – «возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится»), а в своем проявлении и обнаружении "смирение" обусловлено настроением страха Божия, веры и надежды на Бога. По своей психологической природе представляя полную и решительную противоположность „гордости", "смирение неразрывно связано с "кротостью" (πραότηζ). (Ср.Мф.11:29 – «возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим»).
По своему психологическому источнику, "смирение" ближе всего имеет отношение к "сердцу". По учению преп. И. Кассиана, истинное смирение (humilitas vera) осуществляется и проявляется "в глубине сердца". Последнее обстоятельство не должно быть упускаемо из внимания даже и в том случае, если принять определение „смирения", по коему оно "есть добродетель по преимуществу ума". (Еп. Игнатий.Поучение в неделю о слепорожденном. Собр. соч., т. IV. стр. 171).
Таким образом, в подлинном своем виде и собственно христианском значении "смирение" по отношению к Богу является на почве истинной "любви" к Нему. По самому своему этико-психологическому существу истинная любовь «не превозносится и не гордится» (Крф.13:4). Как бы много в действительности ни значил любящий для любимого, он, однако, никогда не ставит себе в заслугу и достоинство свои труды и попечения о последнем – он считает их маловажными, ничтожными, всегда стремится сделать больше, чем он делает в данное время. Любящий не только не чувствует и не выставляет своего превосходства над любимым, напротив, искренне признает и чувствует, что его собственная жизнь и деятельность имеет смысл и значение только при условии близкой внутренней связи его с объектом любви; при лишении его он чувствует себя ничтожным, жалким, беспомощным и слабым.
Указанная психологическая основа в общем – по существу – присутствует и в добродетели христианского "смирения", хотя, конечно, в зависимости от высочайшего Объекта ее, видоизменяются одни, выступают более рельефно другие черты этой общей психологической основы. Истинно христианское "смирение" человека пред Богом есть глубокое сознание и живое чувство того, что он сам по себе ничего не значит и (ничего) не может, а если чем и становится в христианском смысле, то достигает этого только Господом, Его силою, Его милостью, снисхождением и любовию. По словам св. Василия В.,что бы ни сделал христианин доброго, причину успеха в деле он приписывает Господу, ни мало не думая, что он в чем-либо добром может успевать собственною силою. Препод. I. Кассиансущество "смирения" полагает в том, что человек в глубине своего существа питает твердую уверенность, что без покровительства и помощи Божественной, оказываемой ему ежеминутно, он вовсе не может достигнуть совершенства, которого желает и к которому с усилием стремится. По учению препод. Макария, "смирение", по своему происхождению и существу, теснейшим образом, неразрывно связано с христианскою любовию к Богу, определяясь в самых характерных своих особенностях специфическими свойствами этой последней, ее "горячностью", ее "неудержимостью", "ненасытимостью". По словам св. Отца, истинные христиане имеют горячую и неудержимую любовь к Богу.
Чем более они стараются преуспевать в ней и приобретать ее, тем более признают себя нищими, скудными и ничего не приобретшими. Отсюда, признак христианства – смирение. Душа, истинно боголюбивая, хотя бы совершила тысячи дел праведных, и сподобилась различных дарований Духа, откровений, и тайн, ведет себя так скромно, как бы еще и не начавшая жизни по Богу, не приобретшая ничего доброго. И это потому, что она с горячею приверженностью и ненасытимостью расположена к любви Христовой.
Таким образом, связь "смирения" и "любви" неразрывная и взаимная. Если "смирение" поддерживает "любовь", то "любовь утверждает смирение"(Симеон Новый Богослов). Отсюда по мере нравственного совершенствования человека, "смирение" не только не ослабевает, а напротив, укрепляется, углубляется и возрастает. "Чем ближе человек к Богу, тем более сознает себя грешником". Смирение является, таким образом, как бы показателем, свидетелем и доказательством нравственного преуспеяния человека. "Преуспеяние человека – смирение; насколько он склоняется к смирению, настолько возвышается к совершенству". Таким образом, "смирение" фактически осуществляется, раскрывается и развивается в человеке только по мере его действительного прогрессивного религиозно-нравственного роста. "Истинно смиренномудр, кто имеет в сокровенности нечто, достойное гордости, но не гордится, и в помысле своем вменяет это в прах" (Исаак Сирин). С этой точки зрения "смирение" заключает в себе "все", являясь "матерью, корнем, питательницею, фундаментом и связью всех благ" (Иоанн Златоуст); в частности и в особенности она служить "основанием" христианского "гносиса", христианского аскетизма, – всего, что обнимается понятием христианского "любомудрия" (φιλοσοφία).Таким образом, христианское "смирение" обусловливается самым существом христианского идеала, его основным содержанием и специфическим характером. Существо христианства – жизнь человека по образу Божию, живое единение с Богом в союзе любви. Но эта жизнь, как вечно осуществляемая и никогда не осуществимая, приводит человека к живому сознанию своей недостаточности, несостоятельности, несовершенства, ничтожества.
Следовательно, христианство, указывая человеку на его высокое, абсолютное назначение – достижение богоподобия – внушает ему и искреннее, глубочайшее смирение, в виду и вследствие необходимо присущего ему – на всех ступенях религиозно-нравственного развития – элемента несовершенства и несоответствия его тому религиозно-нравственному идеалу, который указан ему христианством. Признавая свое недостоинство, несовершенство в каждый момент своей духовной жизни, человек тем самым подтверждает бесконечное значение своей личности, как носящей в себе высшее сознание бесконечного идеала. На этом основывается в высшей степени важное, высокое не только нравственное, но и метафизическое значение добродетели "смирения". По учению препод. Исаака Сирина., «смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание».
Из представленного понятия о существе и особенностях христианской добродетели "смирения" ясно видно, что оно не есть состояние пассивное, ослабляющее и принижающее самосознание человека и парализующее его самодеятельность. Напротив, – оно неразрывно связано с всецелым напряжением всех сил человека, с целью постепенного, бесконечного приближения к идеалу безусловного религиозно-нравственного совершенства. Сознавая свою жизнь и служение ничтожными, поскольку они относятся лично к нему – человеку ограниченному и слабому, – христианин, вместе с тем и не смотря на это, признает за ними высший смысл и глубокое значение, поскольку они являются жизнью и служением Христу, "возлюбившему" человека и "предавшему себя" за него. В этом отношении и с указанной точки зрения каждое действие и состояние христианина, всякий момент его жизни приобретают значение, как совершающаяся силою Христа, для Христа, во славу Его. Совершенный образец и характерный тип такого истинно-христианского смирения представляет в своем лице св. Ап. Павел. Он называет себя "наименьшим из Апостолов", "недостойным называться Апостолом". Однакоже он говорить о себе: «благодатию Божиею есмь то, что есмь; и благодать Его во мне не была тщетна, но я более всех их (т. е. других Апостолов) потрудился; не я, впрочем, а благодать Божия, которая со Мною» (1Крф.15:9-10). – «Я могу похвалиться в Иисусе Христе в том, что относится к Богу. Ибо не осмелюсь сказать что-нибудь такое, что не совершил Христос чрез меня, в покорении язычников вере словом и делом» (Римл.15:17-18).
Таким образом, по смыслу христианского учения, особенно определенно истолкованному в аскетическом мировоззрении, "смирение" есть великая и всеобъемлющая сила религиозно-нравственного порядка, обеспечивающая подвижнику успешное, правильное, целесообразное и непрерывное поступательное движение по пути безостановочного религиозно-нравственного совершенствования, определяемого в своем содержании и направлении бесконечным идеалом богоподобия. Но "смирению", точнее "смиренномудрию", принадлежит далеко не одно только методологическое, аскетическое значение в деле религиозно-нравственного совершенствования. Этому совершенству принадлежит в высшей степени важное метафизическое и глубокое мистическое значение. Наиболее углубленное раскрытие этого значения принадлежит препод. Исааку Сирину.
По учению св. Отца, "смиренномудрие есть одеяние Божества". В него облеклось вочеловечившееся Слово, и чрез него беседовало с людьми в их теле. И всякий, облеченный в смирение, истинно уподобился Нисшедшему с высоты Своей, сокрывшему доблесть величия Своего и славу Свою прикрывшему "смиренномудрием". По своему существу "смирение есть некоторая таинственная сила, которую, по совершении всего (т.е.подвижнического) жития, получают совершенные святые". "Смирение" "таинственно", мистично как по своему источнику, так и по своему значению в духовной жизни христианина. "Сила эта не иначе, как только одним совершенным в добродетели дается силою благодати" С другой стороны, смирение важно и потому, что делает человека способным к восприятию тайн, каковые "открываются" только "смиренномудрым". Только "смиренномудрые" сподобляются принять внутрь себя Духа откровений, показующего тайны. Поэтому-то и сказали некоторые святые, что "смирение усовершает душу в божественных созерцаниях".