Размеры Земли не изменились 16 страница

Однако в ходе поступательного эволюционного развития западно-европейского региона «войны гугенотов с легистами» заменились голосованием в парламенте, а дуэли стали безопасными, ибо пре-кращались при первой же ране. В Европе установились законность и порядок, поддерживаемые обычаем, а не силой. Благодаря достигнутой на этом этапе упорядоченности, стали возможными колониальный за-хват всей Америки, Австралии, Индии, Африки, за исключением Абиссинии, экономическое подчинение Китая, Турции и Персии. Крайне развилась техническая цивилизация, основанная на достижениях науки, а искусство и гуманитарные науки считались необходимой роскошью, на которую было не жаль небольших денег [106].

Основополагающие причины столь значимых успехов, достигну-тых Западной Европой в период развития на тернарной основе, заклю-чаются в том, что принцип эволюционного развития – основополагающий закон бытия не только человеческих сообществ, но и Вселенной. Именно поэтому попытки пришпорить «клячу-историю», с чьей бы они стороны ни предпринимались, коммунистов или капиталистов, могут привести к одному – неисчислимым жертвам.

При этом перевод одной системы развития государственности (бинарной) в противоположную (тернарную) – сложный и долговре-менный акт. Известный французский писатель и государственный деятель, очевидец событий Великой Французской революции Франсуа Рене де Шатобриан отмечал по этому поводу: «В обществе, которое распадается и складывается заново, столкновение прошлого с будущим, смешение прежних и новых нравов создает зыбкую картину, которая не дает скучать ни минуты... Нарушение законов, забвение обязанностей, обычаев и приличий, даже опасности делают эту сумятицу еще увле-кательнее».

Как бы развивая обобщения Франсуа Рене де Шатобриана о закономерностях переходного периода от одной эпохи к другой, Т. Кар-лейль отмечал, что «худшие времена для дурного режима наступают тогда, когда он хочет исправиться». История убедительно свиде-тельствует, что взрывно-насильственные акты всегда менее эффективны эволюционно-поступательных. Так, насильственное утверждение социализма, или, вернее, его насаждение, привело к его вырождению. А естественное развитие западного общества эволюционным путем привело к глубочайшему, но органичному изменению его природы. И оно вдруг предстало куда более пригодным для человеческого существования, более гармоничным, свободным, чем общество, притязающее на воплощение лозунга: «Все во имя человека» [115].

При этом необходимо отметить, что современный капитализм очень многое почерпнул из социализма и, имея соответствующую материальную базу, реализовал то, что декларировалось как осново-полагающее начало нового общественного строя.

Эволюционно-поступательное развитие капиталистического общества, в интерпретации известного врача-офтальмолога, пред-принимателя и политического деятеля России Святослава Федорова, выглядит следующим образом: «Наемный рабочий – это замаски-рованный раб. Разница в том, что если раб круглосуточно принадлежит хозяину, то наемный – часть суток. Было время, когда хозяин владел работником по 14 часов, потом – по десять. Рабочий класс добился восьмичасового рабочего дня. Сейчас французские наемные работники борются за 6-часовой рабочий день. Но все равно это рабство. Свободный человек может работать и по 12 часов, если ему это выгодно.

Наемный работник мало чем отличается от проститутки, женщина предлагает сексуальные услуги, а он – физические или интеллекту-альные. Он не распоряжается тем, что производит. Нарушается главное правило демократии – владеть тем, что ты создал. Получают не за то, что они вместе что-то сделали, а что хозяин или государство кинут как подачку» [87].

Только при «народном капитализме» (его можно назвать народным социализмом) человек превращается из наемника в хозяина. Система «народного капитализма» прекрасно работает в Соединенных Штатах. Мощная капиталистическая страна вовремя поняла, что наемный работник имеет абсолютно четкую установку: получать максимально при минимальной затрате сил. Потому он имитирует труд, и необходима армия надсмотрщиков, чтобы заставлять его двигаться.

В диктаторской системе от 20 до 27 процентов кадров занимаются контролем и надзиранием, они следят, чтобы рабочий не сидел в курилке, не пил водку, а находился на рабочем месте. Для наемного работника все основано на страхе потерять работу или потерять часть оплаты своего труда. Хозяин заставляет людей работать. В экономике идет необъявленная гражданская война между управляющими и управля-емыми. В 1974 году в США решили положить конец этому порядку, был принят закон о наделении работников акциями. Они также получили пра-во участвовать в управлении предприятием. Вообще 12 миллионов человек в США являются не наемниками, а хозяевами [87].

Основа процветания любого общества – справедливость, она должна быть заложена в экономическую систему. Если этой спра-ведливости нет или ее мало, то предприятие обязательно станет банкротом, или производительность труда будет низкая. Человек – существо, которое нуждается в мотивации труда. Труд – это тяжелая вещь, он должен быть выгоден человеку. Если работник видит, что благодаря усердию и ответственности его лично и его товарищей он получает и более высокий уровень жизни, тогда у него совсем иное отношение к труду. Он будет думать о новых технологиях, рассчитывать, как эффективно построить рабочий день, будет стремиться повысить свой образовательный уровень [87, c. 5].

Каковы же наиболее эффективные и безболезненные пути перевода бинарных систем государственности независимых держав, образо-вавшихся на постсоветском пространстве, на тернарную основу, соот-ветствующую либерально-демократическим сообществам? Главное условие этого – изменение ментальности (т.е. системы жизненных ориентиров и координат) как на индивидуальном, так и на классово-сословном уровне общества. Совершить подобное неким взрывным волевым актом царя или генсека, героя или вождя невозможно. Попытки достичь подобное со стороны как Ленина–Сталина, так и их антиподов Горбачева–Ельцина привели к идентичным результатам при столь различных декларациях намерений и устремлений.

Не лежит ли решение данной проблемы в механическом заимст-вовании важнейших компонентов либерально-демократических сообществ, т.е. конституций, государственных институтов и их насаж-дение на почве нашей государственности? Культурологи называют это явление «законом трансплантации».

Непреложным является то, что перенос с одной культурной почвы на другую некоего явления всегда дает результат, обратный ожида-емому. С этим Россия сталкивалась уже не раз на пути своей евро-пеизации: распространение крайних форм вольтерьянства, превраще-ние просветительства из интеллектуального явления, ограниченного рамками одной эпохи и одного сословия, во всеобъемлющую псевдо-религию приводит к диктату, репрессиям и лагерям [106].

Опасность и неправомочность подобного заимствования и механического перенесения отмечает ряд крупных западных ученых, подчеркивая при этом, что некий институт, вырванный из привычной социальной среды и силой перенесенный в другой мир, вдруг обретает смертоносную силу, разорвав привычные связи, т.е. «что одного лечит, то другого калечит».

За последние полтора века западный политический институт национальных государств, прорвав границы своей прародины – Западной Европы, проложил путь, усеянный шипами гонений, резни и лишений, в Восточную Европу, Юго-Восточную Азию и Индию, для которых он был экзотической структурой, сознательно импортированной с Запада.

Таким образом, каждое исторически сложившееся культурное пространство есть органичное целое, где все составные взаимо-зависимы, так что при отделении одной из частей сама эта часть и оставшееся нарушенное целое ведут себя иначе, нежели в исконном состоянии.

Разорванное пространство тяготеет к воссоединению в том чуждом окружении, куда проторил путь один из его компонентов, и в конечном итоге приходится по частям принять все остальные элементы вторг-шейся культуры, чуждого образа жизни со всей присущей ему атри-бутикой [271].

Отдельные государственные деятели в странах, испытавших конкуренцию Запада, осознавали, что общество, «обожженное» радиа-цией более мощной, незнакомой культуры, должно либо полностью принять этот новый образ жизни, либо погибнуть (Петр I, Селим III, Махмуд II). Однако история свидетельствует, что путь этот очень болезненный, рецидивы прошлого образа жизни возрождаются в той или иной ипостасях. Действительно, не просто отречься от собственного наследия. Когда пытаются отбросить прошлое, оно исподволь возвра-щается в чуть завуалированной форме, в другой ипостаси.

По мнению А. Тойнби, почти тысячу лет русские принадлежали не к западной, а к «византийской» цивилизации. Чтобы обезопаситься от завоевания и насильственной ассимиляции со стороны Запада, они постоянно заставляли себя овладевать достижениями западной технологии. Однако, в силу «закона трансплантации», заимствование в сфере технологии с неизбежностью порождает заимствование в сфере идеологии. (Закон «Розы и чертополоха».) [227]

Наиболее характерный пример – заимствование идей марксизма – западных умопостроений, давших на российской почве чудовищно-кровавые, но в то же время и величественные всходы: ценой неимо-верных жертв Русь поднялась до положения сверхдержавы, контро-лировавшей на паритетных началах с США двухполюсный мир. Наглядное подтверждение этого: в приемной Сталина неделями, месяцами ожидали аудиенции многие лидеры значимых государств мира. Диктатор умел поставить себя, чувствуя за своей спиной огром-ную военную, экономическую мощь, политические возможности, самую разветвленную в мире сеть спецслужб. Даже Чан Кай Ши опускался до подобострастия. Сталин диктовал свою волю Мао. Глава испанского правительства Хуан Негрин свои письма к Сталину подписывал: «Ваш преданный слуга и друг» [113].

Последние, доселе секретные архивные материалы, рассекре-ченные в последнее время, рисуют невероятную остроту борьбы марксистского мира с миром западным. Красная Армия намеревалась захватить Францию в 1944 году, и если бы это произошло, французский народ с «энтузиазмом» встретил бы советских солдат, так, по крайней мере, утверждал тогдашний генеральный секретарь ФКП Морис Торез [88, с. 3]. Исходя из этой перспективы, французские коммунисты сразу после окончания второй мировой войны создали, с ведома Москвы, тайные склады оружия.

Эти новые сенсационные факты сообщил известный французский историк Стефан Куртуа, директор журнала «Коммунист». В его номере опубликована стенограмма встречи Сталина и Тореза, состоявшейся 13 ноября 1947 года с участием Молотова и Суслова. Этот документ, который сегодня широко комментируется парижской прессой, ученый обнаружил, работая в российских архивах [88].

В начале встречи товарищ Торез, которого во Франции называли «сыном народа», отрапортовал «отцу всех народов» о том, что он приехал в Москву с единственной целью – получить инструкции и советы товарища Сталина по некоторым вопросам, представляющим большой интерес для французской компартии. Иосиф Виссарионович ответил: «Если бы Черчилль задержал на год открытие второго фронта на севере Франции, Красная армия дошла бы до Франции». «Товарищ Сталин, – уточняет переводчик Ерофеев, – говорит, что мы даже думали о том, чтобы дойти до Парижа». «Англо-американцы, – подхватывает генеральный секретарь ФКП, – высадились во Франции не для уничтожения Германии, а для закрепления своих позиций в Западной Европе» [88].

Стенограмма далее гласит: «Торез говорит, что он может под-твердить товарищу Сталину, что французский народ с энтузиазмом приветствовал бы Красную армию. Сталин отметил, что в таком случае картина была бы совершенно другой. Торез говорит, что тогда бы генерала де Голля не существовало. Сталин замечает, что де Голль, видимо, уехал бы из страны. Торез заявил, что все французские коммунисты гордятся тем, что его принял товарищ Сталин и, рас-чувствовавшись, признался главному большевику мира: «Я хотя и француз, но в душе советский гражданин». Справедливо заметив, что «мы все коммунисты, и этим все сказано», генералиссимус поин-тересовался тем, как обстоят дела у французских товарищей в плане вооружения».

Генеральный секретарь ФКП, который тогда занимал пост заместителя председателя Совета министров Франции, заявил следующее: «Центральный комитет ФКП дал полномочия двум товарищам специально заниматься этим вопросом. Они ведут работу среди бывших макизаров-партизан, создают организации военного характера. ФКП удалось замаскировать несколько складов орудия и боеприпасов». Это известие пришлось по душе Иосифу Виссарио-новичу, который дал несколько классических советов товарищу Торезу: «Надо иметь оружие и организацию, чтобы не оказаться безоруж-ным перед лицом врага. На коммунистов могут напасть, и тогда следу-ет дать отпор... У нас есть оружие, которое мы можем вам поставить» [88, c. 3].

Характерно, что ни при Иване Грозном, ни при Петре I, ни при Екатерине II Россия не была столь могучей державой, не пользовалась таким влиянием, как при Иосифе Виссарионовиче. Однако, ни при од-ном правителе доселе, Россия не платила столь жестокой цены за свое могущество, как при Сталине. По свидетельству Д.А. Волкогонова, только с 1929 г. до своей кончины в 1953 г. под его «гениальным руководством» было репрессировано 21,5 миллиона советских людей. Никто не развязывал столь долгой и страшной войны против собственного народа во имя величия абстрактной идеи и во имя величия самого уничтожае-мого народа. При всем этом, если выражаться в геополитической терми-нологии, это был момент наивысшего взлета Русской империи [113].

Сталинизм близок к нам по времени, раны его еще болят. Но «ста-линщина» – всего лишь одна из многочисленных неудачных попыток трансплантации либерально-демократических идей Запада на сла-вянской почве.

Одна же из первых попыток заимствования, обернувшаяся «звериным оскалом» так называемых «демократов» из худородных плебеев в сторону дворянско-боярского инакомыслия и непокорства в лице «черной сотни», одетой в иноческие одежды с метлой и собачей мордой у пояса, была организована Иваном Грозным, самым русским и богобоязненным царем. Первые опричники-народники выводили крамолу с хунвейбиновским усердием и одержимостью [271]. Демок-ратию, по разнарядке сверху, вводили поочередно Петр I, Екатерина II, Александр II, Ленин, Сталин, Хрущев, Горбачев [99]. Итог этого – «имеем то, что имеем!», ибо попытки бинарными средствами ввести демокра-тию заранее обречены на провал.

В настоящее время славянский мир переживает очередной период тектонических социально-политических и экономических потрясений, сопоставимых лишь с периодом октябрьской революции 1917 года. Почему же правящая элита СССР пошла на революцию сверху, названную перестройкой? Наряду с рядом объективных и субъектив-ных факторов, последний советский период, получивший название «застоя», был периодом вырождения элиты. Это выражалось в крайне медленной ротации кадров, старении номенклатуры, выхолащивании из ее рядов политических лидеров. Период «позднего Брежнева» харак-теризовался тем, что слабеющая элита пыталась удержать власть, из последних сил утаивая от масс свои жалкие секреты. И дело было не в экономическом кризисе – власть может быть сильной и при худшем состоянии народного хозяйства (вспомним «военный коммунизм»). Дело было в том, что общество устало от всего, что сейчас мы ностальгически называем стабильностью. Общество хотело перемен – лучше безо-бразие, чем однообразие.

Декларирование правящей элитой СССР одних принципов при доминировании прямо противоположных, отсутствие адекватных решений насущнейших общественных проблем привело к преобладанию в обществе настроений, которые можно выразить строками гениального Микеланджело:

«Молчи, прошу, не смей меня будить,

О, в этот век преступный и постыдный

Не жить, не чувствовать – удел завидный...

Отрадно спать, отрадней камнем быть».

Каждую ночь на планете под открытым небом ночуют 100 миллио-нов детей. Менее чем на доллар в день, живут 1200 миллионов человек. Доходы же 200 наиболее богатых людей Земли равны 1000 миллиардам долларов, что превышает доход 100 государств мира. (Данные ООН)

Исчезла ли бинарность вместе с гибелью империи? Отнюдь нет – византийщина в СНГ в апогее, гремят «розовые» и «оранжевые» революции, «майданы». «Судный день» наступает зачастую каждую неделю – «добро» и «зло» бьются-сражаются, но нет ни идей, ни морали, ни чести! Одна «суета-сует» и бесконечный «дерибан»!

На Руси – увы,

Злые две напасти:

На низу – власть тьмы,

А вверху – тьма власти

В. А. Гиляровский

Скажи: на Земле

Какой ты след оставишь?

След, чтобы вытерли паркет

И посмотрели косо вслед.

Или незримый прочный след,

В чужой душе на много лет?

А. Мартынов

Каждый человек стоит ровно столько, во сколько он сам себя оценивает.

Ф. Рабле

То делается нашим, что выстрадано, выработано; что даром свалилось, тому мы цены не знаем.

А.И. Герцен

Глава XIII

Идеи и реалии «земного рая» – социализма: становление, величие, гибель (Как построили и уничтожили планетарный град-Китеж?)

Великие идеи – это оружие и, в то же время, орудие созидания. Обозревая итоги бурного, драматичного, фееричного ХХ столетия, внесшего столько потрясений в мировую историю, необходимо отметить, что социализм действительно создал собственную цивилизацию, во всех основных характеристиках отличающуюся от своих предшественниц. Ведь само по себе слово «цивилизация» не имеет оценочного характера и лишь характеризует определенный этап развития общества, его духовной и материальной культуры. Мы говорим об античной циви-лизации, исламской, христианской (или иудео-христианской) циви-лизации... В том же контексте имеет смысл говорить и о цивилизации социалистической.

Социализм преобразил самые основы жизни сотен миллионов, миллиардов людей, и эта цифра не покажется преувеличением, если вспомнить, что через социализм прошло несколько поколений, а в числе стран, включенных в его орбиту, был Китай. Социализм затронул все стороны их жизни, и это очевидное обстоятельство нашло свое отражение в его характеристике.

Социализм породил развитую, сложную идеологию, составляю-щую становой хребет социалистической цивилизации. Разумеется, учение Маркса, Энгельса, Ленина лежит в основе этой идеологии, но к трудам этих философов она не сводится, точно так же, как Ветхий и Новый Заветы составляют лишь фундамент христианской цивили-зации, но не исчерпывают ее идеологии.

Идеология христианской цивилизации непринужденно объемлет Фому Аквинского, Лютера, Павла Флоренского, не говоря уже о сложных комплексах «традиционного» христианства. Для формирования этой идеологии потребовалось немало времени – полтора–два тысячелетия. На этом фоне поражает, как быстро, за каких-нибудь полтораста лет, неимоверно усложнилась и диверсифицировалась идеология циви-лизации социалистической.

Без этой диверсификации цивилизация не могла бы стать мировой. Как и идеология христианская, социалистическая разделилась на несколько мощных ветвей. Можно выделить европейскую ветвь с традицией, прослеживаемой от революционной социал-демократии к еврокоммунизму. «Ревизионистская» социал-демократия еще на сравнительно ранних порах выделилась из русла социалистической цивилизации и стала частью современной европейской цивилизации. Терминологическое сходство тут не должно вводить в заблуждение. Напротив, неожиданно новую струю в развитие социалистической цивилизации внес социализм «крови и почвы» и идеи корпоративного государства Муссолини. Долгое время недооценивали вклад этих идеологов в развитие мировой социа-листической идеи. Сейчас же становится все более и более ясным, что, может быть, именно эта составляющая социалистической идеологии как раз и окажется наибо-лее живучей. Каждый может наблюдать, что именно на рубежах «крови и почвы» и «борьбы с плутократией» социализм дает сейчас последний бой.

В многообразие европейской социалистической идеологии (вклю-чая сюда и североамериканскую) немалый вклад внес и Герберт Маркузе, о чем еще напомнил 1968 год [111, с. 32].

По своей глубинной сути любая революция – от Великой фран-цузской до Великой Октябрьской – аномальные попытки «догоняющего» развития той или иной страны за мировыми лидерами. Для осмысле-ния феномена Октябрьской революции необходимо проанализировать различные варианты развития капитализма: классическую, первичную, вторичную и третичную модели. Классическая модель формационной революции используется как базовая, ибо представляет собой теоретическое обобщение совокупного исторического опыта. Первичная, вторичная и третичная выступают как абстракции, которые проявляются в конкретно-страновой множественности [112]. Первая из трех отражает опыт таких стран, как Англия, Франция, где эволюция носила естест-венноисторический характер, взаимодействие внешнего фактора не имело решающего или принципиального значения. Страны вторичной модели (Германия, Италия, Россия) объединяло отставание от стран первичной модели, по крайней мере на одну фазу, что диктует необхо-димость сжатия исторических сроков последующего развития за счет «перепрыгивания» через стадию или ее значительную часть [112, с. 89–132].

По своей глубинной сути большевистский эксперимент в Россий-ской империи и еще более страшный и экстравагантный фашистский в Германии – это отчаянные попытки, «пришпорив клячу-историю», догнать и перегнать наиболее высокоразвитые страны мира.

Бинарно-взрывчатая схема развития с неизбежностью порождала определенный тип, эталон государственного деятеля. Необходимо отметить прямую связь таких деятелей, как Петр I, Екатерина II, Столыпин, Ленин, Сталин. Эти деятели действовали в режиме догоняющего раз-вития, когда судьба отдельного человека, индивида, не представляла собой ни малейшей ценности. Эту тенденцию большевики довели до абсурда. Д.А. Волкогонов особо подчеркивает: «Сталин... всю жизнь, когда после смерти Ленина он стал реально влиять на историю, «приш-поривал» ее. Он торопил время. Его маниакальной идеей было обогнать всех, пробежать 100 лет за 10 лет. В феврале 1931 года он заявил: «Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Сталин жил идеей истори-ческого опережения естественного хода событий» [113, с. 160–169].

Позаимствовав у Запада помимо промышленных достижений еще и западную идеологию и обратив ее против него же, большевики в 1917 году дали российской истории совершенно новое направление, ибо Россия впервые в значительной мере восприняла западное мировоз-зрение. Внедряя коммунистическую идеологию в 1917 году, Россия рассталась со своей вековой традицией, ментальностью, переняв западное мировоззрение. Это мировоззрение, принятое Россией в 1917 году, особенно подходило ей в качестве действенного оружия для развязывания антизападной идеологической войны. На Западе, где данное учение возникло, оно считалось ересью. Это, по сути, была попытка критики Запада в его неспособности следовать собственным христианским принципам в сфере экономической и социальной жизни якобы христианского общества [111, 112].

Бисмарку, «Железному канцлеру» Германии прошлого века, приписывают следующее, довольно зловещее, изречение: «Если хотите построить социализм, то выберите страну, которую не жалко». История (да и наша бинарность) выбрала Россию. Да, в XX веке история избрала нас в качестве невиданной человеческой гекатомбы – колоссальной жертвы за всемирно-исторический поиск пути развития и социальные ожидания человечества. Мы, по Маяковскому, «повернули истории бег» (в какой раз за уходящий век?), что было вполне в нашей тысячелетней традиции. При этом большевики, по свойственной славянам менталь-ности, с одной стороны, опоэтизировали, домыслили марксизм, с другой – вписывали этот опоэтизированный ими строй в жизнь беспримерным насилием, кровью. Ведь глубинный мотив ленинского радикализма и его последователей как раз заключался в попытке исторического опережения других цивилизаций. Сколько раз, до Ленина, Россию, окровавленную, исполосованную кнутом, распятую на дыбе, «за волосся» пытались «втащить» в Европу? Петр I, Екатерина II, Столыпин – разве не они пытались любой «человеческой ценой» догнать и перегнать Запад? Петр I, ненавидимый современниками, положил на алтарь «догнать и перегнать» Запад до 1/4 населения России, Иван Грозный «положил» 1/2 населения для расширения границ царства, установления тоталитарно-деспотического режима правления. Цель – догнать Европу [112, с. 161].

Как при Петре I Русь вошла в Европу при стуке топора и громе пушек, так и при Сталине Россия, объединившая в своем составе более ста народов, вышла на авансцену планеты индустриальным звоном, а потом еще раз громом пушек и «катюш» и экспортом революций через Победу. При этом необходимо подчеркнуть, что в новом раунде сорев-нования между Россией и Западом, открывшимся в 1917 г., русские бросили на чашу весов мировоззрение, пришедшее из Европы. Коммунизм есть оружие, как и бомбы, самолеты и пулеметы, это тоже оружие западного происхождения. Не изобрети его в XIX веке Карл Маркс и Фридрих Энгельс, два человека с Запада, воспитанные в рейнской провинции и проведшие большую часть жизни в Лондоне и Манчестере, коммунизм никогда не стал бы официальной российской идеологией. В российской традиции не существовало даже предпосылок к тому, чтобы там смогли «изобрести» коммунизм самостоятельно; совершенно очевидно, что русским и в голову бы не пришло ничего подобного, не появись он на Западе, «готовый к употреблению», чем и воспользовался революционный российский режим в 1917 году [111, 112].

Поскольку коммунизм возник как продукт неспокойной совести Запада, он, вернувшись обратно в западный мир, стал оружием его разрушения. Обретя это западное оружие, Россия имела возможность перенести борьбу против Запада в духовной сфере на территорию противника. Кроме того, коммунизм послужил России орудием привлечения в свой стан Китая и ряда других групп того огромного большинства человечества, которое не принадлежит ни к России, ни к Западу.

Коммунизм соизмерим отнюдь не с капитализмом, а со всей предысторией. Маркс делил историю на три эпохи: предыстория (или Царство естественной необходимости), эпоха коммунизма (или царство осознанной необходимости), эпоха гуманизма (или царство свободы). При коммунизме свободы еще нет, но есть уже осознанная необхо-димость уничтожить частную собственность. Мы понимали это «унич-тожение» как только лишь вооруженное изгнание помещиков и капи-талистов – то, что Маркс называл всего лишь упразднением. По той же логике под уничтожением безграмотности можно понимать собственное самоубийство. По Марксу коммунизм – грандиозная переходная эпоха, в которой будет много формаций.

Первые коммунисты своей веры не стеснялись. Сколько бы ни рассказывали, что Ленин в ссылке просто отдыхал на казенный счет, это, конечно, домысел. Ленин фанатично верил в свою идеологию (или науку, или религию). За свою веру такие, как Дзержинский, шли на каторгу и на эшафот. Первые коммунисты были похожи на первых христиан. Их сила была в их вере. Поэтому они и добились успеха. Говоря словами Евангелия, первые коммунисты проповедовали как власть имеющие, а не как книжники и фарисеи. Сталин, как «Ленин сегодня», подобно отцу-основателю большевизма мыслил категори-ями классов и масс, не снисходя до отдельного простого человека. Люди – строительный материал для созданного в сознании вождей эфемерного храма коммунизма. Сталин считал миллионами. Отдель-ный человек был для него, для большевиков, лишь бездушной статис-тической единицей. Вознесенный с самого дна, из состояния полубомжа, отверженного, гонимого, презираемого до состояния земного божест-ва, Сталин исступленно верил в свое мессианское предназначение! Верил, как верили первые христиане, готовые идти за веру в клетки львов и тигров. Первым, наиболее исступленным сталинистом, без-апелляционно верящим в марксизм-ленинизм и в себя; бомжа-террориста, вознесенного революцией на Олимп власти, был, без сомнения, сам Сталин.

Таким образом, коммунизм, угрожая основам западной цивилизации на ее собственной почве, показал себя куда более эффективным антизападным оружием в руках русских, чем любые материальные вооружения, ибо коммунизм претендует на то, что смо-жет обеспечить человечеству единение как единственную альтерна-тиву саморазрушению в атомный век [112, с. 161–165].

Главный западный ересиарх Карл Маркс, обнаружив в духовной сфере (ортодоксии Запада) побуждение к безотлагательным реформам, упустил из виду все остальные соображения и в результате изобрел лекарство более вредоносное, нежели сама болезнь. При этом теория Маркса, по мнению немарксистов, слишком узка и слишком догматична, чтобы удовлетворить чаяния людские «на все времена».

За это невероятное ускорение, за фантасмагорические темпы «догоним и перегоним» пришлось уплатить невероятную цену. Если за все время существования инквизиции ее жертвами стали около 350 тысяч человек, в годы якобинского террора во Франции на гильотину были отправлены 17 тысяч человек, а за весь прошлый век в России по политическим мотивам были казнены несколько десятков человек и не менее тысячи умерли в тюрьмах и на каторге (правда, после подавления бунтов 1905 года, по приговорам военно-полевых судов были рас-стреляны десятки тысяч людей), однако все эти цифры, конечно, не идут ни в какое сравнение с ДЕСЯТКАМИ МИЛЛИОНОВ убитых в ходе бинарно-взрывных потрясений в России за 1917–1953 годы.

В бинарном обществе решение всех наиболее сложных проблем является исключительно простым и одномерным. Какая «великолепная» по своей простоте идея – уничтожить высший класс, «класс экс-плуататоров», и сразу наступит счастливая жизнь. Ведь сколько поколений с самого сотворения мира терзалось-мучилось: где она, до-рога к счастью, а эта дорога, оказывается, прямо вот тут, под ногами! [111, 112, 115]

Поиск по сайту: