Громкие слова, тихие слова 10 страница

Орфей посмотрел на убогие домишки. На каждом окне горело по свечке. По всей Омбре. За Перепела. Пропади он пропадом! Пропади все они пропадом: Фенолио, Мортимер, его дура дочка, и Сажерук. Да, Сажерук в первую очередь. Он предал его, обокрал – его, Орфея, столько лет преданно любившего его, вчитавшего обратно в родную историю, вырвавшего из рук самой смерти! И во что он превратился? Огненная тень Перепела, говорят в Омбре. Тень! Так ему и надо. "Уж я бы сделал его не просто чьей-то тенью", – думал Орфей. Но теперь уже поздно. Теперь Орфей объявил им всем войну. Уж он напишет для них историю по своему вкусу – только бы заполучить обратно книгу!

Из дома вышел ребенок. Прошлепал босыми ногами по грязному двору и скрылся в хлеву. Пора уходить. Орфей обтер Халцедона носовым платком от собачьей слюны, посадил на плечо и скорее зашагал прочь, пока ребенок не вышел из хлева. Как хорошо выбраться из этой грязи, хотя на улице было ненамного лучше.

– Чистая бумага, одна только чистая бумага, хозяин! – говорил Халцедон, пока они шли обратно по ночной Омбре. – Две-три зачеркнутые фразы – и больше ничего, клянусь! Его стеклянный человечек меня сегодня чуть не увидел, но я успел спрятаться в сапог Фенолио. Вонища там – вы себе не представляете!

Как раз это Орфей себе отлично представлял.

– Я велю служанкам вымыть тебя с мылом.

– Не надо, пожалуйста! Последний раз я от мыльной воды больше часа икал, а ступни у меня стали молочно-белые!

– И что с того? Ты же не думаешь, что я пущу тебя разносить эту вонь по моему пергаменту?

Навстречу им шел, пошатываясь, ночной дозорный. Почему эти типы никогда не просыхают? Орфей сунул в морщинистую руку несколько медных монет – а то еще, чего доброго, вызовет патруль. С тех пор как Перепел стал узником замка, Омбру день и ночь прочесывали вооруженные отряды.

– А книга? Ты действительно везде посмотрел?

На улице Мясников сразу две лавчонки, если верить вывескам, предлагали на продажу свежее мясо единорога. Смех и грех. Откуда ж оно возьмется? Орфей свернул на улицу стекольщиков, хотя Халцедон всегда просил его идти другой дорогой.

– Да, хотя это было непросто. – Халцедон нервно смотрел на витрины с искусственными ногами и руками для стеклянных человечков. – У него ведь, как я докладывал, сейчас гости, так что пришлось проводить тайный обыск в присутствии нескольких человек! И все же я обшарил все, даже одежду у него в сундуке. Он меня там чуть не запер. Но нигде ничего, хозяин, клянусь!

– Тысяча чертей! – Орфей испытывал неудержимое желание швырнуть что-нибудь об стену или разломать на куски. Халцедон хорошо знал эти порывы хозяина и на всякий случай покрепче вцепился в его рукав.

У кого может быть книга, если не у старика? Даже если Сажерук отнес ее Мортимеру, не потащил же тот ее с собой в тюрьму? Нет, Сажерук, наверное, оставил ее себе. Орфей почувствовал мучительную резь в желудке, словно ему грызла внутренности одна из куниц Сажерука. Он знал эти симптомы – они возникали всякий раз, когда обстоятельства не желали ему подчиняться. Язва желудка, так это, кажется, называется? Опасная болезнь, между прочим. "Ну и что? – прикрикнул он на самого себя. – Постарайся хотя бы ее не растравлять, а то лечить тебя здесь некому, кроме цирюльников, которые от любой болезни пускают кровь".

Халцедон сидел у него на плече, притихший и грустный. Наверное, думал о предстоящем купании в мыльной воде. Зато Цербер обнюхивал каждую стену на пути. Неудивительно, что псу так нравилось в этом мире – чего-чего, а запахов тут хватало! "Это я тоже изменю, – думал Орфей. – И шпиона вычитаю себе получше, крошечного, как паучок, и уж конечно не стеклянного!" – "Ничего ты себе не вычитаешь, Орфей! – сказал ему внутренний голос. – Книги-то у тебя теперь нет!"

Орфей, ругнувшись, потянул за собой Цербера – и наступил в кошачий кал. Навозная жижа, куриный помет, кошачье дерьмо – сапоги погибли безвозвратно, но откуда взять денег на новые? Последняя его попытка вычитать себе новый клад с Мрачного холма закончилась неудачей. Монеты оказались тонкими, словно из фольги.

Наконец-то. Впереди показался его дом во всем своем великолепии. Самый роскошный дом в Омбре. Орфей все еще испытывал приятное волнение при виде алебастрово-белых ступеней и герба над входом – он даже сам начинал верить в свое княжеское происхождение. В конце концов, пока его дела идут совсем неплохо. Он всякий раз напоминал себе об этом, когда ему хотелось переколотить всех стеклянных человечков и наслать чуму на тощего арабского мальчишку. Не говоря уж о неблагодарных огнеглотателях!

И вдруг Орфей остановился как вкопанный. На лестнице сидела птица. Похоже было, что она собирается свить гнездо прямо на ступеньках. Птица не упорхнула и тогда, когда Орфей подошел совсем близко, только поблескивала на него черными бусинами глаз.

Мерзкие твари. Они загаживают все своим пометом, всюду роняют перья, а уж сколько на этих перьях всяких личинок и микробов…

Орфей спустил Цербера с цепочки.

– Ату ее!

Цербер любил гонять птиц, иногда ему даже удавалось поймать зазевавшегося воробья. Но сейчас он поджал хвост и попятился, как будто увидел на лестнице не птицу, а змею. Какого черта…

Птица повернула голову набок и перепрыгнула на ступеньку ниже.

Цербер прижал уши, а стеклянный человечек испуганно вцепился Орфею в воротник.

– Это сорока, хозяин! – зашептал он ему на ухо. – Они рас… – голос у него пресекся, – расклевывают стеклянных человечков и украшают осколками свои гнезда! Хозяин, прогоните ее, пожалуйста!

Сорока снова повернула голову и поглядела на Орфея. Странная птица. Что-то тут не так.

Орфей нагнулся и бросил в нее камнем. Сорока взъерошила перья и хрипло застрекотала.

– Хозяин, она хочет меня расклевать! – заверещал Халцедон, вцепляясь Орфею в ухо. – Дымчатое стекло – большая редкость!

Стрекот сороки был теперь похож на смех.

– У тебя, Орфей, все такой же глупый вид!

Он сразу узнал этот голос. Сорока надула зоб, закряхтела, словно подавилась проглоченным в спешке куском, выплюнула на алабастрово-белую лестницу одно за другим три зернышка и начала расти.

Цербер с жалобным воем терся о колени хозяина, а Халцедон дрожал так, что стеклянные ручки и ножки колотились друг о друга и звенели, как посуда в корзинке для пикника.

А сорока все росла и росла. Из-под перьев показались черное платье, седые, туго затянутые назад волосы, пальцы, тут же подхватившие зернышки, которые выпали из птичьего клюва. Мортола постарела с их последней встречи. Ее плечи остались сгорбленными, даже когда она выпрямилась. Пальцы были скрючены, как птичьи когти, щеки под высокими скулами впали, а кожа напоминала пожелтевший пергамент. Но глаза по-прежнему пронизывали насквозь, и Орфей под их взглядом втянул голову в плечи, как провинившийся мальчишка.

– Как… как ты это делаешь? – насилу выговорил он. – В книге Фенолио нет ни слова о превращениях! Только о ночных кош…

– Фенолио! Да что он вообще знает? – Мортола отряхнула перышко со своего черного платья. – Все в этом мире меняет облик. Только обычно для этого нужно умереть. Но есть способ, – с этими словами она аккуратно сложила подобранные зернышки в кожаный кошель… измениться и без помощи Белых Женщин.

– Неужели? – Орфей сразу начал прикидывать, какие возможности это открывает для развития сюжета, но Мортола не дала ему поразмышлять.

– А ты неплохо устроился в этом мире, – заметила она, поглядывая на дом Орфея. – Бледнокожий заморский купец с дополнительной парой стеклянных глаз, поставляющий единорогов и гномов, умеющий исполнить любую прихоть новых хозяев Омбры! "Да это же некто иной, как мой старый приятель Орфей, – подумала я. – Значит, ему-таки удалось вчитать самого себя в наш мир". И даже свою мерзкую псину ты ухитрился прихватить!

Цербер ощерился, а Халцедона все так же била дрожь. Какая нелепая выдумка эти стеклянные человечки. А Фенолио еще ими гордится!

– Что тебе от меня нужно? – Орфей изо всех сил старался говорить холодно и свысока, чтобы не выглядеть напуганным мальчишкой, каким он всегда становился в присутствии Мортолы.

Надо признаться, он ее и теперь боялся.

В темноте раздались шаги. Очередной патруль, наверное.

– Ты всегда принимаешь гостей на лестнице? – прошипела Мортола. – Пойдем-ка в дом!

Орфею пришлось трижды ударять в дверь бронзовым молоточком. Заспанный Осс растерянно заморгал, увидев Мортолу.

– Верзилу ты тоже с собой прихватил или это уже другой? – спросила Мортола, проходя мимо телохранителя.

– Уже другой, – пробормотал Орфей, пытаясь уяснить себе, хорошо это или плохо, что Мортола снова объявилась. Ведь говорили, что она умерла. Но на смерть в этом мире полагаться нельзя, как все чаще выясняется в последнее время. Это, конечно, вдохновляет – но и пугает.

Он повел Мортолу не в свой кабинет, а в гостиную. Старуха осматривала обстановку, как будто все это принадлежит ей. Нет, наверное, плохо, что она вернулась. Что ей от него нужно? Он догадывался. Мортимер. Она, конечно, хочет убить переплетчика. Мортола нелегко отказывалась от таких замыслов, а тут речь шла об убийце ее сына. Но в этом случае ее, похоже, опередят.

– Теперь он, значит, и в самом деле Перепел! – проговорила она, словно подслушав его мысли. – Сколько еще нелепых песен о нем сочинят? Глупый народ прославляет его как спасителя… А ведь это мы привели его в этот мир! А Змееглав, вместо того чтобы ловить разбойника, который перебил на Змеиной горе его лучших людей, обвиняет во всем Мортолу. Я, оказывается, виновата в том, что Перепел ушел невредимым, а светлейший князь гниет заживо… Волшебный Язык коварен, но всех обманывает его невинный вид; и Змееглав не его, а меня отдал в руки пытчиков, чтобы узнать, какой яд его так терзает. У меня и сейчас все болит от пыток, но я оказалась хитрее – потребовала доставить определенные травы и семена, будто бы для противоядия, и они сами принесли мне в тюрьму спасительные зерна. Так Мортола обрела крылья и улетела от них. Я слушала голос ветра и рыночные пересуды и скоро узнала, что переплетчик в самом деле изображает теперь разбойника и что Черный Принц нашел для него укрытие. Он хорошо его спрятал, но я их нашла!

Мортола вытягивала губы, как будто ей не хватало клюва.

– Когда я его наконец отыскала, труднее всего было сдержаться, чтобы сразу не выклевать ему глаза! "Не спеши, Мортола, – сказала я себе. – Один раз ты уже поторопилась. Подбрось ему в еду отраву, от этих ягод он будет извиваться, как червь, и умирать долго, в муках и корчах, так что ты сможешь насладиться местью". Но дура-ворона склевала ягоды из его миски, а при следующей попытке медведь разинул на меня свою вонючую пасть и вырвал перья из хвоста. Я попробовала еще раз, в лагере, куда Черный Принц привел их всех – переплетчика, его дочку и мою предательницу-служанку, – но еда досталась не тому человеку.

"Это грибы! – говорили они. – Он отравился грибами!"

Мортола засмеялась, а у Орфея пробежал по спине холодок – он увидел, как скрючиваются ее пальцы, словно она все еще цепляется за ветку.

– Будто заклятье какое-то: ничто его не берет – ни яд, ни пуля. Словно все в этом мире взялось его защищать – каждый камень, каждый зверь, каждая травинка! Перепел! Даже Смерть его отпустила, да еще позволила прихватить с собой Огненного Танцора! Потрясающе! Да, но какой ценой? Этого он не рассказал даже жене, но Мортола знает! На сороку на ветке никто не обращает внимания, но она-то все слышит – что шепчут по ночам деревья, что пишут пауки серебряными нитями на влажных сучьях: Смерть заберет к себе Перепела вместе с дочкой, если он до весны не отправит Змееглава в ее царство. А помочь ему в этом хочет родная дочь Змея.

– Что? – Орфей слушал Мортолу вполуха. Он привык к бесконечным злобным тирадам, которыми одурманивала себя старуха. Но последние слова заставили его встрепенуться. Виоланта – союзница Перепела. Да, это похоже на правду. Ах вот почему Мортимер подчеркнул, что отдает себя в ее руки! "Я так и знал, – подумал Орфей. – Этот образчик добродетели сдался в плен не из одной любви к детям. Наш благородный разбойник замыслил убийство!"

Орфей зашагал взад-вперед по комнате под аккомпанемент непрекращавшихся проклятий Мортолы, до того хриплых, что речь ее уже мало напоминала человеческий голос.

Виоланта. Поселившись в Омбре, Орфей первым делом предложил ей свои услуги. Но она отказалась, заявив, что поэт у нее уже есть… Не слишком любезно.

– Да, он хочет убить Змея! Пробрался в замок, как хорек в курятник! Даже феи поют об этом, водя свои глупые хороводы, но кто же их слушает, кроме Сороки!

Мортола согнулась в приступе кашля, звучавшего, как сорочий стрекот.

Сумасшедшая старуха! Как она смотрит на него своими птичьими глазами-бусинами! Орфею стало не по себе.

– Я знаю все его замыслы! – прошептала она. – И я сказала себе: Мортола, не убивай его сейчас, потерпи, хоть это и очень трудно! Убей сперва его жену, а еще лучше – его любимую дочь; и, когда весть придет к нему, вспорхни ему на плечо, чтобы слышать, как разобьется его сердце. А его не трогай до той поры, пока Змееглав не даст ему в руки Пустую Книгу, потому что Змей тоже должен погибнуть за все мучения, что он причинил матери Каприкорна. Если Серебряный князь и вправду окажется так глуп, чтобы доверить своему злейшему врагу книгу, где заключена его смерть, тем лучше! Сорока будет начеку – и не Перепел, а Мортола впишет туда три слова. Да, заветные слова мне тоже известны. И тогда Смерть заберет к себе и Змея, и Перепела, а мне в награду за такую богатую добычу вернет то, что проклятый переплетчик отобрал у меня своим волшебным языком – сына!

Проклятье! Орфей подавился вином из только что поднесенного к губам кубка. Старая ведьма все еще мечтает о возвращении Каприкорна! А почему бы и нет, после того как воскрес Козимо, а потом и Сажерук? Но ему, Орфею, рисуются для этой истории куда более заманчивые повороты, чем возвращение ее сынка-поджигателя.

– Ты думаешь, Змееглав и правда привезет в Омбру Пустую Книгу?

Да, надвигаются большие события, он чуял их. Роковые события. Может быть, еще не все потеряно, хотя Сажерук и похитил у него книгу Фенолио. Есть и другие способы сыграть важную роль в этой истории. Змееглав в Омбре! Какие открываются возможности…

– Конечно, привезет! Змей глупее, чем о нем думают. – Мортола опустилась в одно из резных кресел, куда Орфей обычно усаживал знатных заказчиков. В незастекленные окна врывался ветер, от него колебались огоньки свечей, принесенных служанками. Тени, как черные птицы, метались по беленым стенам.

– Неужто Серебряный князь второй раз позволит переплетчику обвести себя вокруг пальца? – Орфей сам не ожидал, что в его голосе зазвучит такая ненависть. Он с удивлением признался себе, что желает сейчас смерти Мортимера не менее страстно, чем Мортола. – Даже Сажерук ходит теперь за ним как тень! – проговорил он. – Видно, Смерть стерла из его памяти все горе, которое причинил ему этот благородный герой.

Орфей снял очки и протер глаза, словно желая отогнать воспоминание о холодном взгляде Сажерука. Да, вот почему Огненный Танцор его возненавидел! Мортимер околдовал его своим проклятым голосом. Он всех околдовал. Будем надеяться, что Свистун вырежет ему язык, прежде чем четвертовать. Орфею хотелось своими глазами увидеть, как собаки Зяблика терзают плоть Мортимера, как Свистун кромсает ножом его благородное сердце… Ах, неужели ему так и не приведется написать эту песню о Перепеле?

Голос Мортолы оторвал Орфея от кровожадных грез.

– Эти зернышки легко проглотить ненароком! – прохрипела она, съеживаясь на кресле. Ее пальцы обхватили подлокотники, как птичьи когти. – Их нужно класть под язык, но они такие скользкие и маленькие, что незаметно проскакивают в горло. А если их наглотаться, птичий облик будет настигать тебя и без спросу.

Мортола по-сорочьи дернула головой, разинула рот, словно клюв, и поднесла ладонь к бледным губам.

– Слушай! – сказала она, борясь с подступающими судорогами. – Я хочу, чтобы ты, как только Змееглав прибудет в Омбру, отправился в замок и предостерег Змея от его дочери! Скажи ему, пусть расспросит Бальбулуса, сколько книг о Перепеле он изготовил по заказу Виоланты. Убеди, что его дочь помешалась на разбойнике и готова на все, чтобы спасти этого негодяя. Найди неотразимые слова. Очаруй его своим голосом, как наверняка попытается сделать и Волшебный Язык. Ты любишь хвастаться, что твой голос выразительнее, чем его, – так докажи это на деле!

Мортола икнула и выплюнула в ладонь еще одно зернышко.

Да, старуха хитра, хоть и безумна. Пожалуй, лучше оставить ее в убеждении, что она по-прежнему может им командовать, хотя ему так дурно было от ее икоты, что он чуть не плюнул вином ей в физиономию. Орфей сдул пылинку с искусно вышитого рукава. Его роскошная одежда, дом, горничные… Неужели старуха настолько слепа, что не понимает – он ей больше в слуга? Можно подумать, он явился в этот мир, чтобы осуществлять чужие планы! Нет уж, здесь он служит только самому себе. Он поклялся в этом.

– Отличная идея! – Орфей заговорил привычным раболепным тоном. – Но как быть с прочими благородными друзьями нашего Перепела? Он ведь наверняка полагается не только на Виоланту. Как быть с Черным Принцем…

"И Сажеруком", – добавил он про себя, но не произнес этого имени вслух. Сажеруку он отомстит сам.

– Ах да, Черный Принц. Еще один благородный болван. Помнится, у моего сына были с ним счеты. – Мортола спрятала выплюнутое зернышко к остальным. – Я им займусь. И дочкой Волшебного Языка тоже. Эта девчонка почти так же опасна, как ее отец.

– Чепуха! – Орфей налил себе для храбрости еще вина.

Мортола смотрела на него с презрением. Да, она по-прежнему считает его раболепным дураком. Тем лучше. Она потерла худые руки и вздрогнула, словно почувствовала, как сквозь кожу снова пробиваются перья.

– А старик? Тот, что якобы написал для дочки Волшебного Языка слова, которые я отобрала у нее во Дворце Ночи? Это он вкладывает безумную храбрость в сердце переплетчика?

– Нет, Фенолио больше не пишет. Но я все равно не против, если ты его убьешь. Я был бы даже рад – старик невыносимо задается!

Мортола кивнула, но, кажется, уже не слушала.

– Мне пора. – Она с трудом поднялась с кресла. – У тебя в доме душно, как в тюрьме.

За дверью крепко спал Осс. Он громко всхрапнул, когда Мортола через него перешагивала.

– Это твой телохранитель? – спросила она. – Видать, немного у тебя врагов!

Орфей плохо спал в эту ночь. Ему снились птицы, множество птиц. Но когда занялась заря и Омбра стряхнула с себя ночную тьму, он подошел к окну и взглянул на город с новой уверенностью.

– Доброе утро, Перепел, – тихо произнес он, устремив взгляд на башни замка. – Надеюсь, тебе плохо спалось! Ты, конечно, думаешь, что роли в этой истории уже распределены, но хватит уже тебе играть героя… Открывается занавес, акт второй: на сцену выходит Орфей. В какой роли? Разумеется, злодея. Ведь это всегда лучшая роль в пьесе!

Привет Свистуну

Нынче ночью в воздухе пахло Временем.

Он улыбнулся, мысленно оценивая свою выдумку.

Неплохая мысль. А в самом деле: чем пахнет Время?

Пылью, часами, человеком.

А если задуматься, какое оно – Время то есть – на слух?

Оно вроде воды, струящейся в темной пещере, вроде зовущих голосов, вроде шороха земли, что

сыплется на крышку гроба, вроде дождя.

Рэй Брэдбери. Марсианские хроники^[21]

Фарид не присутствовал при том, как Перепел въехал в ворота замка. "Ты останешься в лагере". Стоило Сажеруку произнести эти слова, и страх снова накликать на него смерть холодной рукой сжал горло Фарида. Вместе с ним среди пустых палаток остался Силач, потому что Черный Принц не пожелал верить, что и он может переодеться женщиной. Много часов просидели они в ожидании, но когда Мегги и все остальные наконец вернулись, с ними не было не только Перепела, но и Сажерука.

– Где он? – только Черному Принцу Фарид решился задать этот вопрос, хотя темное лицо атамана было до того мрачно, что даже медведь держался от него на расстоянии.

– Там, где Перепел, – ответил Принц и, увидев ошеломленное лицо Фарида, добавил: – Нет, не в тюрьме. Просто поблизости. Смерть соединила их, и только она может их теперь разлучить.

Поблизости. Фарид взглянул на палатку, где спала Мегги. Ему слышались тихие всхлипы, но он не решался идти к ней с утешениями. Мегги так и не простила ему, что он уговорил ее отца согласиться на сделку с Орфеем. К тому же перед палаткой сидел Дориа. На взгляд Фарида, он мог бы поменьше крутиться возле Мегги. К счастью, Дориа так же мало понимает в девушках, как и его не в меру сильный старший брат.

Вернувшиеся разбойники понуро сидели у костра. Некоторые даже не сняли женских платьев. Но Принц не дал своим людям утопить в вине страх перед будущим. Он отправил их на охоту. Ведь для детей Омбры, раз они собираются прятать их от Свистуна, понадобятся запасы – вяленое мясо и звериные шкуры для одеял и теплой одежды.

Но какое до этого дело Фариду? К разбойникам он не принадлежал, как не был своим в доме Орфея. Он не принадлежал до конца даже Мегги. Фарид целиком и полностью принадлежал одному человеку, но от него-то он и вынужден был держаться подальше из страха навлечь на него гибель…

Как раз стемнело – разбойники уже коптили мясо и натягивали шкуры между деревьями, – когда из леса выскочил Гвин. Фарид сперва принял его за Пролазу, пока не заметил седину на мордочке. Да, это был Гвин. С момента смерти Сажерука он смотрел на Фарида как на врага, но сейчас стал покусывать его за щиколотки, как делал раньше, приглашая поиграть, и тявкал до тех пор, пока Фарид не пошел за ним.

Куница бежала быстро, слишком быстро даже для легконогого Фарида, всегда убегавшего от преследователей. Но Гвин каждый раз поджидал его, нетерпеливо подергивая хвостом, и Фарид догонял, торопясь, насколько позволяла темнота, – ведь он знал, кто послал за ним зверька.

Они нашли Сажерука там, где город заканчивал упираясь в стену замка. Гора, на скате которой лепилась Омбра, уходила вверх так круто, что домов уже не было. Склон зарос колючим кустарником, из которого поднималась глухая стена, грозная, словно каменный кулак. Окон в ней не было, лишь несколько зарешеченных щелей, пропускавших в тюрьму немного воздуха, чтобы узники не задохнулись еще до казни. В застенках Омбры никто не задерживался надолго. Приговоры выносились быстро и также быстро приводились в исполнение. Зачем долго кормить того, кого собираешься вздернуть? Только для Перепела судья должен был еще прибыть из-за Непроходимой Чащи. Пять дней, как шептались в Омбре, будет Змееглав добираться сюда в занавешенной черной тканью карете, и никто не мог поручиться, проживет ли Перепел хоть день после его прибытия.

Сажерук стоял, прислонившись плечом к стене и опустив голову, как будто прислушивался к чему-то. Густая тень, которую отбрасывал замок, скрывала его от глаз стражи, расхаживавшей наверху среди зубцов.

Сажерук обернулся, лишь когда на него прыгнул Гвин. Прежде чем подбежать к учителю, Фарид опасливо поглядел наверх, на стражу, но солдат на стене не интересовала одинокая фигура. Один человек не может освободить Перепела. Стражники высматривали целые отряды, которые выйдут из ближнего леса или спустятся на канатах по склону выше замка, хотя Свистун, надо думать, догадывался, что даже Черный Принц не осмелится штурмовать крепость.

Небо над замком озарялось зеленоватыми вспышками от фейерверков Коптемаза. Зяблик праздновал победу. Свистун приказал всем комедиантам сочи-нять песни о его хитрости и поражении Перепела, но лишь немногие повиновались приказу. Большая часть молчала, и это молчание пело иную песню – о печали Омбры и слезах женщин, которые хоть и получили назад детей, но лишились надежды.

– Как тебе нравится огонь Коптемаза? – шепотом спросил Сажерук, когда Фарид прислонился рядом с ним к крепостной стене. – Наш друг кое-чему научился, правда?

– Все равно он бездарь, – шепнул в ответ Фарвд, и Сажерук улыбнулся. Но тут же его лицо снова посерьезнело.

– Скоро полночь, – сказал он. – В это время Свистун любит оказывать узникам гостеприимство – кулаками, палкой, сапогами.

Он приложил ладони к стене и погладил камни, словно они могли рассказать ему, что происходит там, внутри.

– Он еще не пришел, – прошептал он. – Но уже скоро.

– Откуда ты знаешь? – Фариду иногда казалось, что из мертвых вернулся другой Сажерук, не тот, которого он знал.

– Волшебный Язык, или Перепел, называй его как хочешь… – тихо ответил Сажерук. – С тех пор как его голос вывел меня из царства мертвых, я знаю, что он чувствует, как если бы Смерть пересадила мне в грудь его сердце. А сейчас поймай-ка мне фею, не то Свистун изобьет его до полусмерти до восхода солнца. Только мне нужна разноцветная. Орфей наделил их своим тщеславием. Это очень удобно – стоит сказать им пару комплиментов, и они готовы на все.

Найти фею было нетрудно. Разноцветные создания Орфея заполонили все вокруг, и, хотя они не впадали в зимнюю спячку, как синие феи Фенолио, в этот поздний час ничего не стоило достать сонную кроху из гнезда. Она укусила Фарида, но он подул ей в лицо, как научил его Сажерук, так что она задохнулась и разжала зубки. Сажерук нашептал ей что-то, и вот она уже устремилась к зарешеченной щели и исчезла во тьме.

– Что ты ей сказал?

Огонь Коптемаза по-прежнему разъедал ядовитой зеленью ночное небо. Звезды и луна скрылись, а в воздухе повис едкий дым, от которого у Фарида выступили слезы на глазах.

– Рассказал, что дал Перепелу обещание послать к нему в темный застенок красивейшую из фей. А заодно она шепнет ему, что Змееглав через пять дней прибудет в Омбру, хотя кикиморы устилают его путь проклятиями, а мы тут пока постараемся отвлечь Свистуна, чтобы ему некогда было избивать заключенных.

Сажерук сжал левую руку в кулак.

– Ты даже не спросил, зачем я тебя позвал, – сказал он, тихо дуя в сложенные пальцы. – Я хотел показать тебе кое-что.

Он приложил кулак к стене – и между пальцев у него поползли огненные пауки. Они карабкались вверх по камням, все увеличиваясь в числе, словно рождались в кулаке Сажерука.

– Свистун боится пауков, – пояснил он. – Боится больше, чем мечей и ножей. Так что когда парочка таких вот заползет в его роскошный наряд, он на время забудет, как приятно избивать заключенных.

Фарид тоже сжал кулак.

– Как ты это делаешь?

– Не знаю – и это означает, к сожалению, что я не могу тебя научить. И такой вот штуке тоже.

Сажерук сложил ладони. Фарид услышал его шепот, но не мог разобрать слов. Зависть уколола его, как осиное жало, когда из горстей Сажерука вылетел огненный перепел и взмыл в ночное небо.

– Научи меня! – прошептал юноша. – Пожалуйста! Дай я хоть попробую!

Сажерук задумчиво посмотрел на него. Стражник наверху поднял тревогу. Огненные пауки добрались до крепостных зубцов.

– Меня научила этому смерть, Фарид, – тихо сказал он.

– Ну и что? Я тоже был мертв, как ты, хотя и не так долго!

Сажерук рассмеялся так громко, что стражник посмотрел со стены вниз, и Сажерук скорее потянул Фарида за собой в густую тень.

– Правда. А я и забыл! – прошептал он.

Стражники на стене, возбужденно перекликаясь, стреляли из арбалетов по огненному перепелу. Но стрелы сгорали в его перьях.

– Ну что ж, повторяй за мной!

Фарид торопливо согнул пальцы, взволнованный, как всегда, когда ему предстояло узнать что-то новое об огне. Нелегко было повторить странные слова, которые нашептывал Сажерук, но вдруг сердце у Фарида замерло – он почувствовал между пальцев огненное щекотание. В следующий момент из его кулака полезли светящиеся пауки и двинулись вверх по стене, словно огненная армия. Фарид гордо улыбнулся Сажеруку. Но когда он попытался запустить перепела, из его ладоней вылетело лишь несколько бесцветных мошек.

– Не расстраивайся! – прошептал Сажерук, отправляя во тьму еще двух перепелов. – Есть много других интересных штук – я тебя научу. Но сейчас нам нужно спрятаться от Среброносого.

Стены замка покрылись пылающей шубой, а Фарид с Сажеруком уходили все дальше в дебри леса. Огонь Коптемаза погас. Небо принадлежало теперь огню Сажерука. Свистун выслал солдат на их поиски, но Сажерук заставил пламя порождать рысей и волков, змей, неожиданно скатывавшихся с деревьев, и искрящуюся мошкару, летевшую в лицо латникам. Казалось у подножия замка горит, но огонь не обжигал, и Фарид со своим учителем – темные тени в багровой пучине пламени – сеяли ужас, не затронутые им.

Свистун велел лить со стен воду, застывавшую льдом на ветвях деревьев. Но огонь Сажерука продолжал пылать, порождая все новых чудовищ, и угас лишь с рассветом, как ночной призрак. Лишь огненные перепела продолжали кружить над Омброй, а когда Зяблик отправил в погасший лес собак, огненные зайцы все время сбивали их со следа. Фарид сидел с Сажеруком в зарослях терновника и чертополоха и чувствовал в сердце тепло счастья. Как хорошо снова быть рядом с Сажеруком, как раньше, в те ночи, когда он охранял его покой и защищал от дурных снов. Но сейчас его, кажется, не от чего было защищать. "Только от тебя самого, Фарид", – подумал он, и счастье погасло, как огненные звери, которых создал Сажерук, чтобы спасти Перепела.

Поиск по сайту: