МЫСЛЬ ДОЛЖНА БЫТЬ СПОКОЙНОЙ И ЧИСТОЙ

Но первоначальный смысл обычая за сотни лет существенно изменился. И сегодня, обливая друг друга водой, люди вряд ли помнят о Брахме.

Тинджан празднуют и в самых глухих деревнях, и в столице. Раньше это был домашний праздник: достаточно было опустить цветок в благовонную воду и обрызгать ею близких. Теперь праздник выплеснулся на улицы, приобрел мобильность и размах.

Воду в городе запасают заранее. Все, стар и млад, вооружа­ются шлангами, насосами, просто ведрами. Поливают всех, но никто не в обиде: ведь облить — значит смыть горести и заботы прошлого года, пожелать счастья, щедрых дождей и доброго урожая.

С утра до поздней ночи текут по улицам Рангуна реки раз­ливанные. Куда только делась проблема нехватки воды?

К празднику начинают готовиться задолго до его начала. Выбирают специальные «комитеты по проведению Тинджана». В них входят представители авторитетных административных органов, молодежной организации Ланзин.

Пожарные, врачи, регулировщики уличного движения, жур­налисты — все включаются в подготовку, чтобы, как пишут газеты, «Тинджан прошел в духе лучших традиций и без беспо­рядков».

Готовятся конкурсы на лучшую песню, стихи, танец или ло­зунг к новогоднему празднику. Печать сообщает, где будут стоять «водные киоски», в которых можно будет «заправиться» водой.

А в канун праздника газеты посвятят ему передовую статью. Не важно, что для этого придется потеснить сообщение о каком-нибудь событии мирового масштаба, ведь «завтра начинается бирманский Тинджан!».

Приехать в эти дни в Бирму с намерением решить какой-ни­будь деловой вопрос — абсолютно безнадежно. Все учреждения закрыты, кроме почты, больниц и международного аэропорта. Всюду плещется вода, текут потоки, всей страной завладевает «водная лихорадка».

Один бизнесмен, возвращаясь из Японии в Европу, по пути решил уладить свои дела в Рангуне. Ему выдали транзитную визу на двадцать четыре часа, а дата его прилета совпадала с пер­вым днем Тинджана. Мы срочно телеграфировали: «Не приезжай­те. Праздник воды». И все же упрямый человек приехал.

Тинджан уже вовсю бушевал на улицах, когда он позвонил по телефону и сообщил, что преспокойно добрался до гостиницы. Затем он спросил, нельзя ли договориться с кем-нибудь из ответ­ственных чиновников бирманского торгового департамента о де­ловой встрече. Сколько мы ни объясняли, что это бесполезно, убедить его не удалось. Пришлось ехать в отель.

Увидев нас в спортивных костюмах, приехавший коммерсант очень удивился. Мы снова с жаром принялись убеждать его, что в эти праздничные дни никого в департаментах найти нельзя и что на улицу лучше не показываться, а если рискнуть выйти, то надеть такие вещи, которые легко потом просушить. Нет, не поверил.

А вечером раздался звонок:

— Вы были правы. Завтра улетаю. Ни с чем. Виза истекла.

Когда на следующее утро мы приехали проститься с неудач­ливым визитером, в окне его номера висели совершенно мокрые пиджак и брюки выходного костюма.

— Вероятно, не просохнут до отъезда? — спросил он с кис­лой улыбкой.

НА СЛОВА НЕТ ВРЕМЕНИ

В дни Тинджапа вы не услышите никаких слов поздравления вроде «Счастливого Нового года!» или «Всего наилучшего!». На слова просто не хватает времени. Праздник бурный, стреми­тельный. Люди в мокрых, прилипших к телу одеждах радостно возбуждены. Все улыбаются. Все счастливы. Отброшены в сто­рону заботы — Тинджан пришел.

Город принарядился. Повсюду — в домах, в кабинах водите­лей, в волосах девушек — замелькали золотистые веточки падаука.

Праздник открывают дети. В первый день только им позволе­но обливать родных, знакомых и прохожих. Затем в игру вклю­чаются взрослые. Никто не работает. Весь народ высыпает на улицы. На каждом углу вы рискуете попасть под водяной «об­стрел». Но поскольку в апреле особенно жарко, такая процедура не только не страшна, но, напротив, приятна. Холодная вода бодрит, снимает усталость.

Спрятаться от воды некуда. На улицах стоят «водные киос­ки»— навесы из пальмовых листьев, украшенные цветами, гир­ляндами. Под ними громадные бочки с водой, ведра, пожарные рукава. Здесь особенно весело — танцы, смех, шутки.

Современность коснулась и Тинджана. На «джипы» и грузо­вики ставят бочки с водой, и экипаж, вооруженный ведрами, ковшами, насосами, нейлоновыми пистолетами, отправляется в город участвовать в веселых водных баталиях. В кузовах ма­шин, превращенных художниками в павлинов и драконов, вид­ны лишь грибы соломенных шляп и мокрые спины.

По улицам разъезжают разрисованные машины — импровизи­рованные эстрады. Переполненные автомобили носятся по городу от одного «водного киоска» к другому. А дороги от воды стано­вятся скользкими, возбужденные водители утрачивают чувство опасности. Грустный факт, но моторизованное веселье не об­ходится без жертв.

Пассажиров городских автобусов «обстреливают» водой через окна, на остановках, при выходе на улицу. Но и в собственном автомобиле нужно быть начеку — плотно закрыть окна и двер­цы, а прежде чем выйти, оглядеться по сторонам. Стоит только на секунду зазеваться — готово дело. Вернешься домой мокрый, как водяной.

«Не обливайте почтальонов. Вы испортите корреспонден­цию!» — ежегодно взывают к гражданам газеты. Но тщетно: поливают всех подряд. Признаться, я ни разу не встретила поч­тальона в дни водных баталий.

Мне хорошо запомнились первые впечатления от Тинджана. У дома затормозил автомобиль, распахнулись решетки на две­рях, послышались знакомые шаги по ступеням и... затихли. Ни­кто не вошел. Я открыла двери и остановилась на пороге, увидев мужа мокрого с головы до пят.

— Что случилось?

Не отвечая на вопрос, он развязал шнурки полуботинок и с тихим бешенством вылил из них воду через террасу.

— Да что с тобой?

— Ничего. Поливают,— буркнул он в ответ.

— Кто поливает? Зачем?

— Новый год. Праздник воды. На улицу просто нельзя выйти, вымокнешь до нитки.

Бирманец ты или нет, стар или молод — не имеет значения: вода смывает все различия. Тинджан есть Тинджан, со своими обычаями. И очень скоро его буйное веселье захватывает и тебя. Особое удовольствие — пройтись пешком, смешавшись с улич­ной толпой.

Улица перед «нашим» монастырем тоже обзавелась «водными киосками». Мы прошли туда кратчайшим путем через тихий мо­настырский сад. Возвращались мокрые насквозь, и монахи, глядя на нас, не могли скрыть улыбки. Фигуры в оранжевом.— един­ственные, кого минует вода (да еще полицейских).

На секунду мне показалось, что им тоже хотелось бы принять участие в этом беззаботном празднике, но никому бы и в голову не пришло облить монаха.

Есть» правда, сухие островки в этом море воды — наскоро сколоченные и украшенные цветами подмостки, на которых само­деятельные артисты танцуют, поют куплеты, разыгрывают сцен­ки, соревнуясь за «приз Тинджана».

ВСТУПАЯ В НОВЫЙ ГОД

Четыре дня веселится Рангун. Но вот наступает первый день Нового года, и стихают водные баталии. Люди, надев лучшие одежды, направляются в храмы. В Шведагоне в этот день совер­шается торжественный ритуал — обливание водой статуй Буд­ды. Поунджи в это время получают более щедрые дары, чем обычно. Каждый старается сделать доброе дело, совершить бла­гочестивый поступок, чтобы обрести право на лучшую судьбу в будущем рождении.

Есть в Бирме такой обычай: в первый день Нового года даровать жизнь обреченному на гибель животному. Открываются птичьи клетки, на рынках выкупают у продавцов гусей и кур, чтобы выпустить их, снимают ярмо с натруженной шеи стро­го буйвола. Всем даруется свобода.

Первый день года клонился к вечеру. Я была в гостях у Мэг­ги, в ее комнате, полной шкатулок, безделушек и цветных откры­ток, когда раздались на улице резкие звуки бирманских флейт и трещоток. Мы выглянули в окно: по шоссе двигалась необыч­ная процессия. Ее открывала группа девушек с кувшинами на головах. Они грациозно ступали друг за другом, придерживая ношу одной рукой. За ними шли музыканты и нарядно одетые люди.

— Что происходит? — спросила я Мэгги.

— Новый год наступил, ты же знаешь. Люди закупили рыб и несут их к реке, чтобы выпустить на волю. А привилегия выпус­кать рыб принадлежит исключительно молодым девушкам.

Ах, да, вспомнила. Я не раз видела в газетах снимки ритуала «новогоднего дарования свободы рыбам». Но однажды рядом с этими идиллическими фотографиями была напечатана другая: мужчина сосредоточенно ловил только что выпущенных на сво­боду рыб. Он не терял времени даром. Помнится, меня развесели­ла такая находчивость.

Но как же его карма? Ведь это грех — в новогодний день, когда все с удвоенной энергией вершат добрые дела, идти против традиционной морали. Однако под снимком «браконьера» не было никаких комментариев. Почему? Слова излишни.

Низкий поступок — его личное дело, дело его совести. Он сам отдаляет себя от заветной цели, нирваны. И вполне возможно, что незадачливый рыбак в будущей жизни родится одной из этих несчастных рыб, которых он выловил.

В начале нового года молодые люди приходят к родителям, учителям, чтобы выразить свою благодарность и почтение. Они приносят подарки, старым и немощным людям по традиции моют волосы водой, настоянной на цветах. Но и о себе забывать не стоит. Есть примета: вымоешь голову в первый новогодний день — тебе повезет в наступившем году.

Раньше мытье головы было сложным ритуалом. Надо было выбрать наиболее благоприятный день в зависимости от даты рождения и времени пребывания Тиджамина на Земле. Но совре­менность упростила и эту процедуру получения патента на счастье. Сейчас для мытья головы все бирманцы выбирают пер­вый день года.

Этот обряд тоже восходит, вероятно, к традициям Пагана, а позднее — Мандалая. Воду для мытья головы короля приво­зили тогда издалека, с островка посреди реки Салуин, считав­шегося священным. И только после англо-бирманской войны, когда островок вместе с прилегающими к нему землями отошел к колонизаторам, король был вынужден довольствоваться обыч­ной водой из Иравади.

СВЯЩЕННОЕ ДЕРЕВО БО

«Деревом прозрения» считают в Бирме фикус (баньян). Имен­но в его тени некогда Будда достиг просветления. Поэтому бань­ян люди назвали «бодхи», или «махабодхн», то есть великое прозрение. Бирманцы говорят ласково и коротко: «Священное дерево Бо».

Ему посвящается большой праздник в майское полнолуние.

В этот день, согласно легенде, родился принц Сиддхартха Гаутама. Ровно через тридцать пять лет он достиг просветления под баньяновым деревом и стал Буддой, что буквально означает «Просветленный истиной». А еще через сорок пять лет, в такой же майский день полнолуния, он оставил этот мир, достигнув вечного блаженного покоя — нирваны.

Май — это канун муссонов, когда трава и деревья сохнут и жаждут влаги.

Люди направляются в первую очередь к священным деревьям, чтобы напоить водой пересохшие корни.

На платформе Шведагон растут два баньяпа. Один вырос из саженца, подаренного президентом Индии Раджендрой Прасадом 4 января 1948 года, в День провозглашения независимости Бирмы. Другой, гигантский баньян вырос, по преданию, из се­мени того самого священного дерева «махабодхи», в тени кото­рого Будда постиг великую истину. К нему первому идет тор­жественная процессия в праздник полива дерева Бо.

В Шведагоне в этот день особенно оживленно. По лестницам поднимаются вереницы людей. Девушки в тщательно отглажен­ных белых эйнджи предлагают желающим стаканчики воды со льдом. Очень жарко, и помочь кому-то утолить жажду — значит совершить благочестивый поступок.

Вот одна из «фей» подносит мужчине воду и, улыбаясь, тер­пеливо ждет, пока он выпьет. Потом тем же стаканом она зачер­пывает воду из глиняной чаши и подает следующему.

Недопитую воду выливают прямо на лестницу, и та стекает по ступеням.

А наверху, на платформе пагоды, церемония полива дерева Бо уже началась. Верующие покупают в палатках обычную воду по необычной цене — двадцать пять кьят за чашку — и с благо­говением поливают дерево. С утра здесь уже прошли сотни посетителей.

Узловатые, скрученные корни гигантского дерева, похожие на старческие, подагрические пальцы, сегодня не испытывали жаж­ды. Стекающая с них вода образовала целое озерцо на мрамор­ной платформе пагоды.

Сколько понадобилось вылить двадцатипятикьятовых чашек, чтобы возник этот поток! Сколько совершить добрых поступков!

ВЕЛИКИЙ ПОСТ - ВА

День июльского полнолуния —это начало буддийского поста. Три дождливых месяца длится он: с полнолуния вазоу до полно­луния тадинджу. Говорят, в это время Будда переставал стран­ствовать и проповедовать и удалялся в монастырь размышлять.

В дни поста жизнь, кажется, замирает: не играют свадеб, не дают представлен ли. Пост предписывает монахам не перехо­дить из одного монастыря в другой, молодым людям не вступать в браки: и дети будут болеть, и достатка в доме не жди.

Муссон стучится в дверь еще в середине мая. Синева неба все чаще заволакивается облаками, зарницы бьют, как блицы фо­токамер, и неискушенный человек облегченно вздыхает: наконец-то хлынет дождь и духота отпустит. Но он ошибается. Дождя не будет. Только в июне придет муссон в грохоте грома. К этим звукам прибавится мощный лягушачий хор.

В северных широтах гроза освежает воздух. Здесь же небо на несколько минут соединяется с землей мощными отвесными струями воды. Ливень кончается так же внезапно, как и начи­нается. Но желанная прохлада не наступает. Лишь влажнее ста­новится воздух. Небо, налитое влагой, кажется, давит на плечи. Но все рады: ведь вода — источник жизни.

Дожди в Бирме оглушительны. Если ливень застал путника за рулем автомобиля, то лучше остановиться, притулиться к обо­чине и переждать, пока схлынет водная завеса и просветлеет.

После дождя солнце снова принимается яростно палить зем­лю. От нее поднимается пар, как в бане от нагретого пола. И сно­ва духота.

Короткие, «летучие» июньские дожди — предвестники обиль­ных затяжных муссонов. В июле дожди уже хлещут беспрестанно. Влажность воздуха — девяносто восемь или сто процентов — не все ли равно?

Сырость проникает всюду. По стенам ползут пятна плесени, от которой не спасают и кондиционеры. И хотя жара сухого се­зона спадает и становится прохладнее, дожди облегчения не приносят. Скорее наоборот. Они угнетающе действуют на психи­ку, настроение подчас такое же пасмурное, как и небо над голо­вой. А с неба все льют потоки воды, день за днем, безостановочно, без конца. Чувствуешь себя осой, безнадежно приклеившейся к липкому муссону.

С приходом дождей начинается самая горячая пора у земле­дельцев — сев. Давно известно: что посеешь, то и пожнешь. К концу поста, в октябре, рис уже должен созреть, иначе про­щай, урожай. Поэтому крестьянские дни в дождливый сезон заполнены тяжким трудом. А свободное время после сбора уро­жая отмечено печатью буддийского поста — временем размышле­ний и воздержанности. И монахи и миряне придерживаются в это время десяти заповедей Будды. Едят лишь утром, до полу­дня, посвящая досуг размышлениям.

В день июльского полнолуния в разные годы произошли три важных в истории буддизма события.

Зачала королева Майя, чтобы произвести на свет принца Сиддхартху, ставшего Буддой. Кстати, имя Сиддхартха означает в переводе с санскрита «выполняющий свое предназначение».

Спустя годы в этот же день принц оставил отцовский дворец, чтобы начать поиски смысла жизни и пути к спасению.

В тот же день, через несколько лет, он произнес свою первую проповедь первым пяти ученикам, бывшим товарищам по аскети­ческой жизни.

В полнолуние месяца вазоу, еще затемно, на подворье Золо­той погоды собираются верующие. Некоторые проводят там всю ночь в ожидании праздника, чтобы с первыми лучами солнца сложить дары к статуям Великого учителя.

Это время самосовершенствования, пострижения в монахи.

Праздник полнолуния второго месяца вазоу носит другой, совсем не религиозный характер. Он полон веселья и спортивно­го задора. К тому времени муссон ослабевает, но русла рек еще полноводны. Это подходящая пора для соревнований на лодках. На старт выходят длинные суда с тридцатью—сорока гребцами.

В октябре пост кончается, приходит конец и сезону дождей.

ГИРЛЯНДЫ ОГНЕЙ В НОЧИ

Дожди кончились, поля засеяны, напоены, теперь надо ждать жатвы. Рис — стрелка барометра благосостояния каждой бир­манской семьи и страны в целом.

С окончанием дождей начинается прохладный сезон — «бир­манская весна». В Европе весна приходит постепенно, ровно, шаг за шагом. Здесь это взрыв, вспыхнувшее пламя. Живитель­ные струи дождей вдоволь напоили землю, и стоит только пока­заться солнцу, как в природе все моментально расцветает, растет нетерпеливо и бурно.

Во время такого буйного цветения, в день октябрьского полно­луния, по всей Бирме зажигаются миллионы огней и — да здрав­ствует веселье! Настает праздник огней — Тадинджут. Время ярмарок, фокусников, заклинателей змей, веселых скоморо­хов. Праздник длится три дня. И точно так же, как в Новый год, молодые люди проявляют почтение к старшим, получают их бла­гословение.

XX век изменил внешнее обличье традиционных торжеств. Вечером контуры пагод, домов, кораблей в порту загораются сотнями разноцветных электрических гирлянд. Иллюминирован­ные кроны деревьев похожи на вспышку фейерверка, взлетев­шего в темное небо и застывшего там.

Бирманцы очень любят огни в ночи. По рекам плывут малень­кие лодочки с огоньками. У дверей хижин, на верандах и балко­нах светят фонарики, лампадки, мерцают свечи, горят фитильки в банках с кокосовым маслом, отбрасывая красноватый, колеб­лющийся свет.

На душе празднично и светло. Нужно вознаградить себя за долгий, трехмесячный пост. На улицах снова вырастают подмост­ки, на которых разыгрываются написанные на скорую руку зло­бодневные сценки из жизни.

Октябрь — не только праздник огней, но и месяц свадеб. Его прихода ждут с нетерпением все влюбленные. Кончается трехмесячное табу на свадьбы, и теперь самое время начинать совместную жизнь.

Поиск по сайту: