СОК КОКОСОВОГО ОРЕХА УТОЛЯЕТ БОЛЬ

Культ духов Великой горы древнее, чем почитание Будды в Бирме. Король Анируда, распространяя в стране буддизм, приказал уничтожить все домашние святилища натов.

Его преемник, Кьянситта, известный в истории под именем Тилуин Мана, возродил прежний культ духов и повелел, чтобы каждая бирманская семья почитала натов Великой горы, подве­шивая внутри дома кокосовый орех. Вероятно, это и привело к слиянию культа Махагири и Мей Маджи. Ну а Прекраснолицая дева была забыта, как это часто случается с женщинами на Во­стоке.

Но почему именно кокосовый орех? Вероятно, потому, что сок его приносит облегчение при высокой температуре и ожогах. А оба ната Великой горы сгорели в пламени. И еще важная деталь: в подношениях натам никогда не должно быть желтых цветов дерева зага, около которого кузнец и его сестра были сожжены на костре.

Вплоть до XVI века в полнолуние девятого месяца к Ве­ликой горе стекались люди со всей округи, чтобы выразить свое почтение могущественным натам.

Им жертвовали животных белой масти — быков, кур, коз. Пальмовое вино текло рекой, люди веселились, танцевали, впадали в транс, считая, что это состояние вселяют в них наты Вели­кой горы.

В XVI веке бирманский король Байиннаун, известный не только ратными подвигами, но и борьбой с суевериями, запретил под угрозой смерти оргии у подножия горы. Запретил приносить в жертву животных и пить одурманивающие напитки. Одновременно он отменил жестокий обычай, существовавший у шанов, по которому после смерти вождя было принято убивать его жену, рабов и любимых животных, чтобы их духи сопутствовали ему в последнем пути.

Великая гора так и осталась священной. Праздники полно­луния продолжались, но без оргий и жертвоприношений. Ста­ринные поверья постепенно отступили перед догматами буддизма. Святилище натов на горе затерялось, а его место занял белый буддийский монастырь.

День за днем, с утра до вечера тянется цепочка паломников и туристов по длинной крытой лестнице вверх, к монастырю, чтобы выразить почтение... могущественным натам.

Я тоже прошла по этим крутым исхоженным лестницам.

Был канун сезона дождей, и жара стояла невыносимая. Кто назвал гору Цветущей? Цветов нет и в помине — выжжены солн­цем. Деревья высохли, трава побурела. Остались лишь ветер и обезьяны.

Спасибо, кто-то посоветовал нам заранее запастись бананами и орехами, чтобы избавиться от назойливых обезьян. Благо вни­зу, у подножия горы, теснится множество лавок, в которых про­дают все, что годится в подношение Будде и натам,— свечи, цве­ты, зонтики. Не забыты и обезьяны; в каждой лавке лежало их любимое лакомство — бананы.

Гора буквально кишела обезьянами. Мне никогда не прихо­дилось видеть таких настырных животных-попрошаек. Они вы­могали свое препротивными голосами, бегали в кустах, прыгали по веткам деревьев, по лестничному навесу из гофрированного железа. Пожалуй, эти четвероногие привлекали внимание ино­странных туристов больше, чем Будда и наты.

Склоны Великой горы очень крутые, и мне бы ни за что не одолеть такой высоты, если бы не лестница — узкая, но удобная, с перилами. Между маршами можно было отдохнуть на площад­ке, посидеть на скамье, выпить лимонад. Кое-где от лестницы от­ветвлялись тропинки с низеньким ограждением, не выше щико­лотки. Куда они вели?

По одной такой тропе шел монах с гонгом в руке и не пере­ставая бил в него, словно звал за собой. Я не удержалась и по­шла следом. Что там может быть, в конце пути? Может, удиви­тельное святилище натов?

Тропинка свернула к обрыву, и фигура в оранжевом остано­вилась на самом краю. Я в нерешительности замедлила шаг: над головой — нависшая скала, под ногами — пропасть. Хож­дение по краю бездны. А что, если наты Поупы требуют человече­ских жертв? Конечно, я знала, что это вздорная мысль, что жерт­воприношения давно отменены и не согласуются с канонами буд­дизма, и все же страх на минуту приковал меня к земле. Первым импульсом было вернуться назад, к людям, к спасительной ле­стнице, подальше от монаха, от завораживающего звука его гонга.

А на лестнице никого. Мои спутники поднялись уже высоко. Я осталась одна перед скалой, на которую вели две крутые ле­сенки — одна вверх, другая вниз. Преодолев боязнь высоты, я наконец добралась до каменных зубчатых стен монастыря.

Здесь, наверху, бушевал вихрь, срывал одежду, останавли­вал дыхание. По дороге вниз мы задержались у нескольких свя­тилищ. В одних стояли изваяния Будды, в других — фигурки Махагири и его сестры в королевских одеждах. И те и другие не отличались мастерством исполнения. С трудом можно было пред­ставить себе, что Прекрасная дева была необыкновенно краси­вой.

Вечерело. И обезьяны, вероятно сообразив, что скоро поток посетителей иссякнет, усилили свой натиск. Они скакали, вере­щали, производили невообразимый шум, устраивали дикую воз­ню в кустах, садились прямо на перила лестницы. Но тщетно: бананов у нас больше не было.

Поиск по сайту: