Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Авторитарная модернизация: возможности и ограничения



Методологически рассмотрение оппортунистической заинтересованности в качестве причины реализации неэффективных институтов предполагает поиск тех, кто выиграл от их воплощения[38]. Десятилетний срок внедрения ЕГЭ поз­воляет сделать вывод об отсутствии акторов, с одной стороны, принимающих участие в разработке проекта ЕГЭ, а с другой — вследствие его реализации полу­чивших дополнительные преимущества.

На мой взгляд, речь должна идти именно об «ошибках в расчетах». Вопло­щенная модель ЕГЭ является ответом сразу на несколько проблем, связанных с функционированием систем как среднего, так и высшего образования, что не характерно для американской и европейских моделей единого экзамена. Именно поэтому российскими разработчиками была произведена попытка создания ноу- хау, которая удовлетворяла бы стоящим перед ними задачам. Другие изменения — к примеру, отсутствие учета сложности разных вариантов теста — можно списать на попытку сделать методологию подведения итогов легче и прозрачнее, чем она должна быть.

Так или иначе, самый важный в настоящее время вопрос состоит в том, поче­му же при наличии столь активной критики российские власти не отказываются от действующей модели проведения ЕГЭ.

Политический курс есть воплощение действий политических акторов. Важнейший теоретический вопрос — что определяет действия акторов — дово­льно подробно изучен теоретиками нового институционализма. В классической работе «Институты, институциональные изменения и функционирование эко­номики» Дуглас Норт[39] утверждает, что результаты действий акторов являются сочетанием, с одной стороны, их интересов, а с другой — институционального окружения, в котором акторы вынуждены принимать решения. В институци­ональной экономике и сравнительной политологии это утверждение выражается следующей формулой:

(1) РЕЗУЛЬТАТ = ИНСТИТУТЫ * ПРЕДПОЧТЕНИЯ

Очевидно, что выбор того или иного варианта политического курса предста­вляет собой пример такого результата политического действия, а значит, в ка­честве базовой для данной работы может быть использована формула (2):

(2) ПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС = ИНСТИТУТЫ * ИНТЕРЕСЫ АКТОРОВ

Согласно Норту, институты, представляющие собой ограничительные рамки, организующие взаимоотношения между людьми, уменьшают неопределеннос­ть, с которой сталкиваются акторы в ходе принятия решений о своем дальней­шем поведении. Другими словами, уяснив, каковы правила поведения акторов в той или иной политической системе, мы сможем понять причины их действий и, возможно, даже прогнозировать их. Однако если институты в целом предста­вляют собой довольно статичную структуру, не способную к быстрым изменени­ям, вся динамика задается интересами акторов. В политической науке ведется интересная дискуссия о том, что лежит в основе поведения акторов — идеология, понимаемая как совокупность их представлений о желаемой модели функцио­нирования общества, или политическая заинтересованность (прежде всего, в максимизации электоральной поддержки)[40].

Представляется, что на институциональном уровне устойчивость неэффек­тивных институтов обуславливается сочетанием двух факторов. Во-первых, вос­торжествовавшее в начале 2000-х гг. представление о том, что реформы в России должны производиться сверху, трансформировавшееся в 2008 г. в идею Прези­дента Медведева о «модернизации сверху». Во-вторых, сформировавшийся за эти десять лет авторитарный режим, который применительно к данной работе мож­но интерпретировать как радикальное сокращение каналов доступа к процессу принятия политических решений. В условиях, по сути, моноцентрической по­литической системы такие правила игры фактически уничтожают возможности для эффективной критики тех или иных политических решений в том случае, если оппоненты политического курса не входят в группы, способные оказывать влияние на процесс принятия решений.

С этой точки зрения показательна история В. Хлебникова, который был уво­лен с поста руководителя Рособрнадзора вскоре после того, как выступил с кри­тикой ЕГЭ. Другой пример — это состав Комиссии при Президенте РФ по усо­вершенствованию проведения Единого государственного экзамена, где из про­тивников введения ЕГЭ оказался только ректор МГУ В. Садовничий, который к этому моменту покинул фронду и занял место в коалиции поддержки единого экзамена.

Переходя к анализу интересов акторов, повторю высказанное выше мнение, что принципиальное значение в данном случае имеют идеологические пред­посылки разработчиков ЕГЭ и руководителей государства. Оценить место ЕГЭ в картине мира реформаторов позволяет концепция трех уровней политиче­ских убеждений (policy beliefs)[41]. Каждый уровень характеризуется определен­ной степенью укорененности данных убеждений и, как следствие, указывает на возможность их изменений. Наиболее укоренными и наименее поддающимися изменениям являются глубинные сущностные убеждения (deep core beliefs) — «фун­даментальные нормативные и онтологические аксиомы»[42], определяющие миро­воззрение актора. На втором уровне находятся политические сущностные убеж­дения (или «политические убеждения о политическом курсе», policy core beliefs), представляющие собой «базовые стратегии и политические условия (policy posi­tions) для достижения глубинных сущностных убеждений в сфере определенного политического курса»[43]. Наконец, наиболее легко поддающимися изменениям являются инструментальные политические убеждения («инструментальные убеж­дения о политическом курсе», instrumental policy beliefs), под которыми понима­ется «набор инструментальных решений [...], необходимых для реализации су­щностных политических убеждений в отдельной сфере политического курса»[44].

Попробуем применить эту схему для анализа идеологии сторонников ЕГЭ среди официальных лиц. На глубинном уровне существует убеждение о необхо­димости модернизации общества, то есть развитии современных методов упра­вления и способов функционирования общества. На втором уровне отражены ос­новные требования к образовательной политике: обеспечение возможности кон­троля уровня знаний в стране; повышение уровня мобильности внутри страны; уменьшение уровня коррупции в системе образования. Наконец, на уровне ин­струментальных политических убеждений можно найти различные механизмы реализации убеждений второго уровня, в том числе Единый государственный экзамен.

Концепция говорит нам, что убеждения третьего уровня наиболее подвиж­ны. Если какой-то инструмент не работает для решения поставленных на вы­шестоящих уровнях задач, его можно довольно легко трансформировать и даже заменить каким-то другим инструментом. В чем же причина устойчивости ЕГЭ в первоначальном виде? Исходя из логики его концепции, допустимо сделать два предположения. Во-первых, ЕГЭ может рассматриваться акторами как эффек­тивный механизм решения поставленных задач вышестоящего уровня. Именно в таком ключе написан доклад Комиссии по совершенствованию проведения ЕГЭ: единые требования такая форма экзамена действительно обеспечивает, мобиль­ность наиболее подготовленных абитуриентов существенно увеличивает, а борь­ба с коррупцией была признана еще в 2004 г. задачей, не решаемой с помощью ЕГЭ. С этой точки зрения никакой потребности в существенном изменении по­рядка проведения экзаменов нет.

Во-вторых, можно предположить, что за последние годы сам ЕГЭ перешел с уровня инструментальных убеждений на уровень сущностных политических убеждений: единый экзамен стал институтом, без которого невозможно пред­ставить себе процесс модернизации в России. Так, например, в ходе обсуждения нового школьного образовательного стандарта, возникла идея, согласно кото­рой ученик был вправе отказаться от ЕГЭ по всем предметам, за исключением русского языка, математики и иностранного языка. Однако, согласно газете «Коммерсант», «проект документа был изменен после встречи министра образо­вания А. Фурсенко с Президентом РФ Д. Медведевым, на котором последний за­явил, что подходы к проведению ЕГЭ сформированы, экзамен проявил себя как нормальный способ тестирования знаний»[45]. ЕГЭ, таким образом, из инструмен­та превратился в визитную карточку реформы системы образования в России, и отказ от него может быть воспринят на всех уровнях как провал политики модер­низации в этой сфере.

В результате пример ЕГЭ показывает нам, что модернизация, осуществля­емая в условиях ограничения демократических механизмов и обеспеченная под­держкой со стороны доминирующего актора (или акторов), может привести к интенсивному и внешне очень успешному развитию реформ. В этой ситуации противоборство внутри «железного треугольника» Лоуи заменяется формирова­нием коалиций поддержки, а нарастающая авторитарная ситуация ограничивает сопротивление со стороны противников реформ. Проблема, однако, заключает­ся в том, что созданная машина поддержки новых институтов препятствует их критической оценке, а сами институты превращаются в элементы политической программы, не предназначенной для радикальной трансформации.

Андрей Щербак, Санкт-Петербург

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.