— Невероятно! Все это мы уже знали. И я продал душу Рикмен... ради этого!
Пендергаст, сидя за своим столом на пункте оперативного реагирования, возился с древней китайской головоломкой из бронзы и шелкового шнурка с узелками. Казалось, он полностью поглощен этим занятием. Из маленького кассетного магнитофона за его спиной лились звуки струнного квартета. Когда вошел д’Агоста, агент ФБР не поднял головы.
— Струнный квартет Бетховена фа-мажор, опус сто тридцать пятый, — сказал он. — Но вам наверняка это известно, лейтенант. Сейчас звучит четвертая часть аллегро, названная “Der schwer gefabte Entschlub” — “Трудное решение”. Название, которое вполне можно дать этому делу, не так ли? Поразительно, как искусство отражает жизнь.
— Одиннадцать часов, — произнес д’Агоста.
— А, да-да, — ответил Пендергаст поднимаясь. — Начальник охраны должен устроить нам экскурсию. Идемте?
Дверь дежурной части отдела охраны открыл сам Ипполито. Д’Агосте эта комната с массой приборов, кнопок, рычагов показалась похожей на диспетчерскую атомной электростанции. Возле одной из стен размещалось причудливое, ярко освещенное решетчатое устройство. Двое охранников наблюдали за экранами мониторов. В центре комнаты лейтенант узнал реле ретранслятора, подававшего сигнал на рации, которые носили полицейские и охранники музея.
— Это, — заявил Ипполито, обводя руками комнату и улыбаясь, — одна из самых сложных охранных систем в мире. Разработана специально для нас. И поверьте, обошлась недешево.
Пендергаст огляделся.
— Впечатляет.
— Произведение искусства, — сказал начальник охраны.
— Вне всякого сомнения, — ответил агент ФБР. — Но сейчас, мистер Ипполито, меня волнует безопасность пяти тысяч гостей, ожидаемых здесь сегодня вечером. Объясните, как действует эта система.
— Создавалась она в первую очередь для предотвращения краж, — заговорил Ипполито. — На многих ценных экспонатах установлены в незаметных местах крохотные датчики. Каждый датчик посылает легкий радиосигнал серии приемников, расположенных по всему музею. Стоит передвинуть предмет хотя бы на дюйм, сработает сигнализация, указывающая его местонахождение.
— А что потом? — спросил д’Агоста. Ипполито усмехнулся и нажал на одном из пультов несколько кнопок. На большом экране высветились поэтажные планы здания.
— Внутри, — продолжал Ипполито, — музей разделен на пять секций. Каждая включает в себя несколько выставочных залов и хранилищ. Границы между секциями проложены по вертикали, однако из-за особенностей архитектуры здания периметры второй и третьей секций несколько более сложные. Когда я передвигаю на этой панели тот или иной выключатель, с потолка опускаются стальные двери и перекрывают проходы между секциями. Все окна в музее зарешечены. Когда мы перекрываем определенную секцию, вор оказывается в западне. Он может передвигаться по секции, но лишен возможности из нее выйти. Двери расположены так, что выходы остаются снаружи. — Ипполито подошел к поэтажным планам. — Допустим, злоумышленнику удалось похитить какой-то предмет и скрыться из комнаты до появления охранников. Это ему не поможет. В течение нескольких секунд датчик пошлет сигнал компьютеру, а тот даст команду перекрыть всю секцию. Процесс автоматизирован.
— А что, если перед бегством вор снимет датчик? — поинтересовался д’Агоста.
— Это предусмотрено, — ответил Ипполито. — Сигнализация сработает, и двери моментально опустятся. Убежать вор никак не успеет.
Пендергаст кивнул.
— А как открываются двери, когда пути к бегству у вора отрезаны?
— Любой комплекс дверей можно открыть отсюда из дежурной части. Кроме того, на каждой из них установлена кнопочная панель. Если набрать нужный код, дверь поднимется.
— Замечательно, — негромко произнес Пендергаст. — Однако вся система приспособлена для того, чтобы не дать кому-то выбраться. А мы имеем дело с убийцей, которому нужно оставаться внутри. Как система поможет обеспечить безопасность вечерних гостей?
Ипполито пожал плечами.
— Ничего сложного. Создадим непроницаемый периметр вокруг зала и выставки. Все празднества проводятся во второй секции. — Показал на схеме. — Прием состоится в Райском зале, вот здесь. В конце его расположен вход на выставку. Все стальные двери, ведущие в эту секцию, будут заблокированы. Открытыми останутся всего четыре обычные двери — восточная дверь Большой Ротонды, которая ведет в Райский зал, и три запасных выхода, возле которых будет выставлена усиленная охрана.
— А какие, собственно, помещения входят во вторую секцию? — спросил Пендергаст.
Ипполито нажал на пульте несколько кнопок. На панели засветилась зеленым центральная часть музея.
— Вторая секция, — пояснил начальник охраны. — Расположена от подвала до потолка верхнего этажа, как и все остальные. Входят в нее Райский зал, компьютерный и вот эта комната, дежурная часть отдела охраны. А также сохранная зона, центральный архив и разные ценные кладовые. Выйти из музея можно будет лишь через четыре оставленные открытыми стальные двери. За час до начала торжеств мы перекроем все доступы в секцию, а возле оставленных проходов выставим охрану. Поверьте, секция будет не менее защищенной, чем банковский сейф.
— А остальные секции?
— Мы собирались перекрыть все пять, но передумали.
— Правильно, — сказал Пендергаст, — переводя взгляд к другой панели. — Если возникнет критическая ситуация, надо, чтобы вызванные на помощь службы могли действовать без помех. — Указал на светящуюся панель. — А как насчет нижнего подвала? Подвальная часть секции вполне может соединяться с ним. А по нему можно пройти куда угодно.
— Туда никто не посмеет сунуться, — фыркнул начальник охраны. — Это лабиринт.
— Речь ведь идет не о каком-то воришке! Мы говорим об убийце, который сумел улизнуть от вас, меня и д’Агосты. Убийце, который, судя по всему, обитает в этом подвале.
— Райский зал соединяет с другими этажами всего одна лестница, — принялся терпеливо объяснять Ипполито, — ее, как и запасные выходы, будут охранять мои люди. Поверьте, мы об этом позаботились. Весь сектор будет в безопасности.
Пендергаст некоторое время разглядывал светящуюся карту.
— Откуда вы знаете, что эта схема точна? — спросил он.
На лице Ипполито отразилось легкое волнение.
— Точна, разумеется.
— Я спросил, откуда вы знаете?
— Охранная система разрабатывалась в соответствии с архитектурными чертежами перестройки двенадцатого года.
— С тех пор ничего не менялось? Не пробивали новые дверные проемы, не заделывали старые?
— Все перемены были учтены.
— Среди тех архитектурных планов были чертежи нижнего подвала?
— Нет, перестройка его не коснулась. Но, как я уже сказал, выходы оттуда будут либо закрыты, либо взяты под охрану.
Наступило долгое молчание. Пендергаст продолжал разглядывать панели. В конце концов агент ФБР со вздохом повернулся к начальнику охраны.
— Не нравится это мне, мистер Ипполито. Позади них кто-то откашлялся.
— Что ему не понравилось на сей раз? Оборачиваться д’Агосте не было нужды. Скрипучий голос с лонг-айлендским акцентом мог принадлежать только особому агенту Коффи.
— Я просто рассматриваю меры безопасности с мистером Пендергастом, — ответил начальник охраны.
— Так вот. Ипполито, тебе придется рассмотреть их еще раз со мной. — Коффи обратил свои узкие глаза на Пендергаста и раздраженно сказал: — Впредь не забывайте приглашать меня на свои тайные сборища.
— Мистер Пендергаст... — начал было Ипполито.
— Мистер Пендергаст приехал с далекого Юга, чтобы быть на подхвате, если потребуется. Главный теперь здесь я. Ясно?
— Да, сэр, — ответил Ипполито. И стал все излагать снова, тем временем Коффи сидел в кресле оператора, вертя на пальце наушники. Д’Агоста бродил по комнате, разглядывая контрольные панели. Пендергаст внимательно слушал Ипполито, будто впервые. Когда начальник охраны умолк, Коффи откинулся на спинку кресла.
— Ипполито, у тебя четыре дыры в секторе. — Для пущего эффекта новоявленный начальник выдержал паузу. — Три из них заткнуть. Пусть будет только один вход и один выход.
— Мистер Коффи, противопожарные правила требуют...
Коффи махнул рукой.
— О противопожарных правилах предоставь заботиться мне. А сам позаботься о дырах в своей системе охраны. Чем больше дыр, тем больше нужно ждать неприятностей.
— Боюсь, это совершенно ошибочный подход, — сказал Пендергаст. — Если вы закроете эти три выхода, гости окажутся взаперти. Случись что, у них будет один-единственный путь наружу.
Коффи досадливо развел руками.
— Пендергаст, так в том-то и суть. Либо одно, либо другое. Либо надежное ограждение, либо нет. Да и все равно, по словам Ипполито, стальные двери открываются экстренным способом. Чего тебе еще надо?
— Совершенно верно, — сказал Ипполито. — В чрезвычайных обстоятельствах двери можно открыть с помощью кнопочных панелей, нужно только знать код.
— Можно поинтересоваться, чем контролируются панели? — спросил Пендергаст.
— Центральным компьютером. Компьютерный зал рядом.
— А если компьютер выйдет из строя?
— У нас есть резервные системы. Контролируются они вон теми пультами на задней стене. На каждом своя аварийная сигнализация.
— Вот и еще одна проблема, — негромко сказал Пендергаст.
Коффи шумно вздохнул и, обращаясь к потолку, произнес:
— Опять ему что-то не нравится.
— Только вот на этой контрольной панели я насчитал восемьдесят одну сигнальную лампочку, — продолжал Пендергаст, не обращая внимания на Коффи. — В чрезвычайной ситуации большинство их начнет мигать. И никакой бригаде операторов тут не справиться.
— Надоел ты мне, Пендергаст, — отчеканил Коффи. — Тут мы с Ипполито разберемся сами, идет? Осталось меньше восьми часов до открытия.
— Система апробирована? — спросил Пендергаст.
— Мы испытываем ее еженедельно.
— Подвергалась ли она проверке в реальных условиях? Например, при попытке кражи?
— Нет, и надеюсь, такого случая не будет.
— К сожалению, — сказал Пендергаст, — мне эта система кажется непригодной. Я большой сторонник прогресса, мистер Ипполито, однако в данном случае настойчиво рекомендую какой-нибудь старый подход. Право же, на время празднеств я бы отказался от этой системы. Просто-напросто отключил бы ее. Она слишком сложна, и в чрезвычайной ситуации я бы ей не доверился. Тут нужен испытанный подход, что-нибудь знакомое нам всем. Патрули, вооруженные охранники у дверей. Уверен, лейтенант д’Агоста обеспечит столько людей, сколько потребуется.
— Только прикажите, — отозвался д’Агоста.
— Я говорю “нет”. — Коффи рассмеялся. — Черт возьми, он хочет отключить систему, именно когда она больше всего нужна.
— Я обязан высказать категорические возражения против этого плана, — сказал Пендергаст.
— Ну так изложи их на бумаге, — заявил Коффи, — и отправь судном в Новый Орлеан. На мой взгляд. Ипполито держит все под контролем.
— Благодарю, — сказал Ипполито, заметно надувшись.
— Ситуация необычная и опасная, — как ни в чем не бывало продолжал Пендергаст. — Сейчас нельзя полагаться на сложную, неопробованную систему.
— Пендергаст, — продолжал хамить Коффи, — У меня уже уши вянут. Может, уберешься к себе в кабинет, примешься за бутерброд с рыбой, который жена положила тебе в жестяную коробку?
Д’Агоста поразился тому, как изменилось лицо Пендергаста. Коффи инстинктивно попятился. Но Пендергаст лишь повернулся на каблуках и вышел. Д’Агоста шагнул вслед за ним.
— А ты куда? — спросил Коффи. — Побудь здесь, пока мы обговорим детали.
— Я согласен с Пендергастом, — сказал лейтенант. — Для компьютерных игр сейчас не время. Речь идет о человеческих жизнях.
— Послушай, д’Агоста. Командуем здесь мы, ФБР. Нас не интересует мнение уличного регулировщика из Куинси.
Д’Агоста поглядел в красное, потное лицо Коффи.
— Ты позор для стражей закона. Коффи захлопал глазами.
— Спасибо, я отмечу факт беспричинного оскорбления в рапорте своему близкому другу, начальнику полиции Хорлокеру. Он наверняка примет надлежащие меры.
— Раз так, добавь туда еще: ты мешок дерьма. Коффи, запрокинув голову, рассмеялся.
— Люблю людей, которые сами роют себе могилу, избавляя тебя от трудов. Мне уже приходило в голову — дело слишком серьезное, чтобы связь взаимодействия с полицией осуществлял какой-то лейтенант. Через двадцать четыре часа тебя отстранят от этого дела, д’Агоста. Не знал? Я и не собирался говорить тебе до конца празднества — не хотел портить настроение, но, кажется, время пришло. Так что проведи последний день работы над этим делом с пользой. В четыре приходи на инструктаж. Смотри не опаздывай.
Д’Агоста промолчал. Он почему-то даже не удивился.
От громкого чиха в ботанической лаборатории зазвенели мензурки и зашуршали сухие образцы растений.
— Извиняюсь, — сказал Кавакита, шмыгая носом. — Аллергия.
— Вот тебе бумажный платок.
Марго полезла в сумку. Кавакита описывал ей свою генетическую экстраполяционную программу. Программа блестящая, подумала она. Но готова держать пари, основную теоретическую работу проделал Фрок.
— В общем, — заговорил Кавакита, — ты начинаешь с последовательного ряда генов от двух растений или животных. Вводишь данные в компьютер. Получаешь экстраполяцию — гипотезу компьютера о том, какое эволюционное звено находится между этими видами. Программа автоматически сравнивает последовательности нуклеотидов, потом устанавливает, что может представлять собой экстраполируемая форма. В качестве примера сделаю тестовый прогон с ДНК человека и шимпанзе. Получить мы должны описание какой-то промежуточной формы.
— Недостающее звено, — сказала Марго. — Неужели программа еще и рисует изображение животного?
— Нет, — рассмеялся Кавакита. — Если бы я смог этого добиться, то получил бы Нобелевскую премию. Зато она дает список морфологических и поведенческих особенностей, которыми предполагаемое животное или растение могло бы обладать. Не определенных, но вероятных. Список, разумеется, не полный. Когда закончим опыт, увидишь.
Кавакита отпечатал серию инструкций, и по экрану компьютера поплыли данные: быстрый волнообразный поток единиц и нулей.
— Можно отключить монитор, — сказал Кавакита. — Но мне нравится смотреть, как поступают данные от секвенатора генов. Красиво, будто смотришь на реку, в которой водится форель.
Минут через пять поступление данных прекратилось, цифры исчезли с голубого экрана. Затем на нем появилось лицо Моу из “Трех простофиль”, оно говорило через динамик компьютера: “Думаю, думаю, но ничего не получается!”
— Это означает, что программа работает, — сказал Кавакита, посмеиваясь собственной шутке. — Работа может продолжаться до часа, продолжительность процесса зависит от того, насколько далеко друг от друга отстоят виды.
На экране вспыхнула надпись:
ПРИБЛИЗИТЕЛЬНЫЙ СРОК ЗАВЕРШЕНИЯ:
3.03.40.
— Шимпанзе и человек очень близки — у них девяносто восемь процентов одинаковых генов, — поэтому результат должен появиться быстро.
Над головой Моу внезапно вспыхнула лампочка.
— Готово, — объявил Кавакита. — Поглядим на результаты.
Он нажал клавишу. На экране появился текст:
ПЕРВЫЙ ОБРАЗЕЦ:
Вид: Pan troglodytes Род: Pan
Семейство: Pondigae Отряд: Primata Класс: Mammalia Тип: Chordata Царство: Animalia
— Хоть верь, хоть не верь, — сказал Кавакита, — идентификация этих двух видов произведена исключительно по генам. Я не сообщал компьютеру, что представляют собой организмы. Это хороший способ убедить скептиков, что экстраполятор не просто хитроумное приспособление. В общем, сейчас мы получим описание, как ты выразилась, недостающего звена.
Морфологические характеристики промежуточного вида:
Объем мозга: 750 куб. см.
Двуногий, прямостоящий
Большой палец руки противопоставляется остальным
Большой палец ноги не противопоставляется
Половой диморфизм ниже среднего Вес взрослой мужской особи: 55 кг Вес взрослой женской особи: 45 кг Срок беременности: восемь месяцев Агрессивность: от низкой до умеренной Эстральный цикл у женской особи: подавленный
Перечисление продолжалось, становясь все более и более невразумительным. После “остеологии” Марго почти ничего не могла понять.
Атавистический париетальный вырост
Сильно редуцированный подвздошный выступ
10 — 12 торакальных позвонков
Способный частично вращаться большой вертлуг
Выступающая кромка глазницы
Атавистический лобный вырост с выступающими скуловыми выростами
Это должно выглядеть угрюмо, подумала Марго.
Дневной
Пристрастно или серийно моногамен
Живет кооперативными сообществами
— Брось ты. Как может твоя программа определить что-то наподобие этого? — спросила Марго, указывая на “моногамен”.
— По гормонам, — ответил Кавакита. — Существует ген, кодирующий гормон, который наблюдается только у моногамных млекопитающих. У людей этот гормон имеет отношение к парной связи. Его нет у шимпанзе, отличающихся беспорядочными совокуплениями. К тому же в данном случае эстральный цикл у женских особей подавлен — это тоже наблюдается только у сравнительно моногамных видов. Программа использует целый арсенал средств — алгоритмы искусственного интеллекта, неформальную логику, — чтобы интерпретировать воздействие всего набора генов на поведение и внешний облик предполагаемого организма.
— Алгоритмы искусственного интеллекта? Ничего не понимаю, — призналась Марго.
— Ну и ладно. Не обязательно знать все тонкости. Сводится все к тому, чтобы заставить машину мыслить более личностно. Компьютер выдает научно обоснованные догадки, пользуется интуицией. Например, слово “кооперативный” экстраполировано по результату наличия или отсутствия примерно восьмидесяти различных генов.
— И это все? — шутливо спросила Марго.
— Нет, — ответил Кавакита. — С помощью этой программы можно определить размеры, внешний вид и поведение одного организма, введя ДНК одного существа, а не двух, и блокировав логику экстраполяции. Если финансирование не прекратится, я собираюсь добавить к этой программе два модуля. С помощью первого можно будет экстраполировать один вид в прошлое, второго — в будущее. Другими словами, мы сможем больше узнать об исчезнувших существах и приблизительно представить себе существа будущего. — Усмехнулся. — Неплохо, а?
— Потрясающе, — ответила Марго. Ей казалось, что ее научная работа по сравнению с этой выглядит совершенно незначительной. — Как ты до этого додумался?
Кавакита заколебался, глядя на нее с легким подозрением.
— Когда я только начал работать с Фроком, он пожаловался на пробелы в списке ископаемых. Сказал, что хотел бы их заполнить, узнать, что представляли собой промежуточные виды. Тогда я написал эту программу. Большинство таблиц дал мне он. Мы пытались испытывать ее на различных видах. На генах шимпанзе и человека, а также на бактериях, о которых имеется много генетических данных. Затем произошло невероятное. Фрок, старый дьявол, ожидал этого. Я — нет. Мы сравнили домашнюю собаку с гиеной и получили не плавные промежуточные виды, а причудливые биологические формы, совершенно отличающиеся как от гиены, так и от собаки. То же самое произошло и с некоторыми другими парами видов. Знаешь, что сказал на это Фрок?
Марго покачала головой.
— Просто улыбнулся и произнес: “Вы теперь видите подлинную ценность этой программы”. — Кавакита пожал плечами. — Понимаешь, моя программа подтвердила его теорию “эффекта Каллисто”, показав, что мельчайшие изменения в ДНК иногда могут вызвать чрезвычайные изменения в организме. Я слегка обиделся, но таковы уж методы Фрока.
— Понятно, почему он так хотел, чтобы я воспользовалась этой программой, — сказала Марго. — Это революция в изучении эволюции.
— Да, только на это всем наплевать, — с горечью ответил Кавакита. — Сейчас все, связанное с Фроком, напоминает поцелуй смерти. Очень обидно вложить во что-то душу, а потом не удостаиваться внимания научного мира. Знаешь. Марго, между нами говоря, я подумываю уйти от Фрока и присоединиться к группе Катберта. Полагаю, что смогу забрать большую часть своих исследований. Советую и тебе подумать о таком варианте.
— Благодарю, я останусь с Фроком. — Марго была оскорблена за учителя. — Если бы не он, я даже не стала бы заниматься генетикой. Я многим ему обязана.
— Как знаешь, — сказал Кавакита. — Но, с другой стороны, ты подумываешь об уходе из музея, верно? Во всяком случае, так говорил Билл Смитбек. А я все вложил в это учреждение. Моя философия гласит: обязанности у тебя есть только перед собой. Посмотри на музейную публику: на Райта, Катберта, на всех. Думают они о ком-то, кроме себя? Мы с тобой ученые. Знаем о выживании наиболее приспособленных, о “природе с красными когтями и зубами”. Принцип выживания применим и к ученым.
Марго поглядела в сверкающие глаза Кавакиты. Отчасти он был прав. Но вместе с тем Марго считала, что люди, познав жестокие законы природы, возможно, смогут возвыситься над ними.
Она предпочла переменить тему разговора.
— Значит, экстраполятор одинаково работает с ДНК и животных, и растений?
— Совершенно одинаково, — ответил Кавакита, снова перейдя на деловой тон. — Прогоняешь на секвенаторе ДНК два вида растений, затем вводишь данные в экстраполятор. Он сообщит тебе, в какой степени они родственны, а затем опишет промежуточные формы. Не удивляйся, если программа станет задавать вопросы или делать замечания. Я добавил много маленьких усовершенствований, пока работал над искусственным интеллектом.
— Кажется, поняла, — проговорила Марго. — Спасибо. Ты сделал замечательную работу.
Кавакита подмигнул.
— Теперь, малышка, ты передо мной в долгу.
— Само собой, — ответила Марго. Малышка. В долгу перед ним. Она недолюбливала людей, мыслящих подобным образом. А Кавакита сказал это не в шутку.
Он потянулся и снова чихнул.
— Я ушел. Пора перекусить, потом надо съездить домой, переодеться в смокинг к вечернему торжеству. Сам не знаю, зачем приезжал сегодня — все остальные дома, готовятся к вечеру. Видишь, в лаборатории ни души.
— Смокинг, вот как? — сказала Марго. — Я захватила с собой платье. Нарядное, но не вечернее. Кавакита подался к ней.
— Одевайся, чтобы достичь успеха. Марго. Если начальство увидит человека в рубашке с коротким рукавом, то будь он даже гением, оно не сможет представить его себе директором музея.
— А ты хочешь быть директором?
— Конечно, — с удивлением ответил Кавакита. — А ты нет?
— Ну а просто хорошо работать в науке?
— Хорошо работать в науке может почти каждый. Но я хочу играть когда-нибудь более значительную роль. Директор способен сделать для науки гораздо больше, чем исследователь, торчащий в тусклой лаборатории вроде этой. — Он потрепал Марго по спине. — Не скучай. И не ломай ничего.
Кавакита ушел, и в лаборатории наступила тишина.
Несколько секунд Марго сидела неподвижно. Потом раскрыла папку с образцами лекарственных растений кирибуту. Однако невольно подумала, что есть более важные дела. Когда она дозвонилась наконец до Фрока и сообщила, как мало обнаружила в ящике, он притих. Казалось, боевой дух внезапно покинул ученого. Голос его был таким подавленным, что она не стала рассказывать ему о журнале и отсутствии там новых сведений.
Марго взглянула на часики: начало второго. Программирование ДНК каждого из растений требовало много времени. Но, как справедливо напоминал ей Фрок, это первая попытка заняться систематическим изучением первобытной классификации растений. С помощью составленной Кавакитой программы она могла доказать, что кирибуту с их уникальным знанием растений классифицировали их биологически. Программа позволит ей представить промежуточные формы растений, гипотетические виды, реальные аналоги которых все еще, возможно, существуют в тропических лесах, где жило племя. По крайней мере таков был замысел.
Для программирования Марго требовалось отделить частицу каждого образца. После долгих переговоров с помощью электронной почты она в конце концов получила разрешение брать от образцов по одной десятой грамма. Этого было едва достаточно.
Она поглядела на хрупкие образцы с едва ощутимым терпким травяным запахом. Некоторые травы являлись сильными галлюциногенами, кирибуту использовали их для священных церемоний: другие были лекарственными и, возможно, представляли собой ценность для современной науки.
Марго взяла пинцетом первое растение, срезала кончик листа лазерным ножом. Истолкла его в ступке со слабым ферментом, который растворит целлюлозу и разрушит ядра клеток, высвободив таким образом ДНК. Работала она быстро, но тщательно, добавляла нужные ферменты, центрифугировала и титровала, затем вновь проделывала эту процедуру с другими растениями.
Последнее центрифугирование заняло десять минут, и пока центрифуга вибрировала в сером металлическом корпусе. Марго сидела, откинувшись на спинку кресла, мысли ее блуждали. Она думала о том, как чувствует себя Смитбек в роли музейного парии. Со страхом гадала, обнаружила ли миссис Рикмен, что журнал исчез. Обдумывала то, что сказал Йоргенсен и что написал Уиттлси о своих последних днях на земле. Представляла себе старуху, указывающую иссохшим пальцем на статуэтку в ящике, предупреждающую Уиттлси о проклятии. Воображала окружающую обстановку: разрушенная, увитая вьющимися растениями хижина, мухи, жужжащие в солнечных лучах. Откуда появилась та женщина? Почему убежала? Потом ей представился Уиттлси — как он глубоко вздохнул и вступил в темную, таинственную хижину...
Постой-постой, подумала она. В журнале сказано, что они встретились со старухой до того, как туда войти. А в письме, которое лежало в крышке ящика, ясно говорится, что Уиттлси обнаружил статуэтку внутри хижины. В хижину он не входил, пока старуха не убежала.
Старуха не глядела на статуэтку, когда кричала, что в ящике Мбвун! Она явно смотрела на что-то другое и называла это Мбвуном. Но этого никто не понял, потому что никто не прочел письма Уиттлси. Люди, которые читали журнал, сочли, что статуэтка и есть Мбвун.
Они ошиблись.
Мбвун, настоящий Мбвун, вовсе не был статуэткой. Как говорила та женщина? Теперь его забирает белый человек. Берегитесь, проклятие Мбвуна уничтожит вас! Вы несете смерть своему народу!
Именно так и случилось. В музей пришла смерть. Но о чем из лежавшего в ящике говорила старуха?
Торопливо достав из сумки записную книжку. Марго быстро отыскала список того, что обнаружила в нем накануне:
Пресс с растениями в нем
Стрелы и трубка для их выдувания
Диск с рисунками (найденный в хижине)
Пять-шесть банок с сохранившимися лягушками и саламандрами
Птичьи шкурки
Кремневые наконечники для стрел и копий
Шаманская погремушка
Манта
Что же? Марго порылась в сумке. Пресс, диск и погремушка оказались на месте. Она выложила их на стол.
Поврежденная шаманская погремушка была любопытной, но не больше. На выставке “Суеверия” ей попадались более экзотические образцы.
Назначение диска было непонятно. На нем изображалась какая-то церемония, люди с корзинами на спинах стояли, склоняясь, в мелком озерце. У некоторых в руках были какие-то растения. Очень странно. Однако на объект поклонения диск определенно не походил.
Список не помог. Ничто в ящике не напоминало хотя бы отдаленно дьявола или нечто способное привести старуху в такой ужас.
Марго осторожно развинтила маленький ржавый пресс для растений, там лежали свернутые листы промокательной бумаги. Вынула первый лист.
Внутри оказались стебель какого-то растения и несколько маленьких цветков. Марго раньше таких не видела, однако на первый взгляд они показались ей не особенно интересными. В следующем лежали цветы и листья. Марго подумала, что эту коллекцию собирал не ботаник. Уиттлси был антропологом и, видимо, взял эти образцы потому, что они броские, необычные. Но чего ради вообще было их собирать? Марго просмотрела все листы и в последнем обнаружила записку, которую искала.
Подбор растений, обнаруженных в заросшем, заброшенном саду возле хижины (индейцев котога?) 16 сентября 1987 г. Очевидно, культивируемые виды, некоторые, возможно, вторглись после того, как хижина была покинута.
Прилагался небольшой чертеж участка с указаниями местоположения некоторых растений. Антропология, подумала Марго, не ботаника. Но с уважением восприняла интерес Уиттлси к тому, что предпочитали культивировать котога.
Марго продолжала осмотр. Взгляд ее привлекло растение с длинным волокнистым стеблем и единственным круглым листом на верхушке. Марго поняла, что оно водное, похожее на кувшинку.
Потом осознала, что на обнаруженном в хижине диске изображены точно такие растения. Поглядела на диск повнимательнее: люди, исполняя некий обряд, собирали на болоте именно их. Лица людей были искаженными, печальными. Очень странно. Но Марго была довольна уже тем, что установила эту связь: можно будет написать неплохую статейку для “Джорнел оф этноботэни”.