Уровни реализации правовых норм

Представления о правовой деятельности как деятельности правореализующей носят более сложный характер. На первый план при исследовании правореализующей деятельности выдвигается то обстоятельство, что реализация права – многоуровневое явление. Относящиеся к структуре правореализации процессы расположены не в линию, они происходят закономерно на разных уровнях, четкое обозначение и анализ которых имеет немаловажное значение. В юридической литературе давно высказано предположение, что на разных уровнях происходят реализация диспозиций и реализация санкций правовых норм[354]. Кроме этого, имелись предложения выделять иные уровни в зависимости от того, сопряжена реализация права с индивидуально-правовым регулированием или не сопряжена[355]. Наконец, есть смысл отметить особую роль для правореализации целой группы норм права, осуществление которых выступает в качестве общей юридической предпосылки возникновения большинства регулятивных правоотношений. Имеются в виду нормы постоянного действия (особенно, статутные правовые нормы). В них определяются временные, пространственные, объективные и субъективные пределы действия всех остальных правовых норм путем государственного признания индивидов, организаций субъектами права, фиксирования наличных основных (базовых) связей, взаимозависимостей, разграничений между ними как правовых, установления тех общих результатов, к которым они должны стремиться и т.п.

Реализация всех остальных норм права направляется теми рамками, которые установлены нормами постоянного действия, и по существу является продолжением реализации норм постоянного действия, поскольку опосредованные правом базовые общественные отношения дополняются периодически возникающими правоотношениями. Но, если конкретные правоотношения возникают, изменяются и прекращаются по мере наступления конкретных жизненных ситуаций, то базовые общественные отношения, олицетворяющие основные принципы правовой деятельности, ее цели, задачи, правосубъектность, компетенцию должностных лиц и т.д., не могут прекратить, «исчерпать» свое бытие, относительно самостоятельное существование, пока действуют закрепившие их правовые нормы.

В юридической литературе давно подмечено данное обстоятельство: «Кроме конкретных правоотношений, возникающих в результате применения норм к определенным отношениям, событиям, случаям, существуют общие правоотношения, возникающие в результате действия таких правовых норм, которые направлены на регулирование постоянно существующих и всеобъемлющих общественных отношений, охватывающих важнейшие стороны общественной жизни. Такие общие всеобъемлющие правоотношения вызываются действием главным образом конституционных норм, а конкретные правоотношения являются следствием, конкретизацией, детализацией общих правоотношений и сообразуются с последними»[356]. В современной литературе данную позицию уверенно обосновывает Н.И. Матузов, считая, что идеи общих правоотношений хорошо согласуются с идеями и принципами правового государства[357].

В связи с этим целесообразно выделять, прежде всего, уровень реализации статутных норм, на котором строится вся система реализации остальных норм права. Те или иные сдвиги, которые происходят на данном уровне, неизбежно сказываются на правореализации в целом.

Логичным представляется мнение Фаткуллина Ф.Н. о том, что не на одном уровне расположены и процессы реализации материально-правовых, собственно управленческих, контрольно-надзорных и процессуальных (процедурных) норм права. Управленческие нормы подключаются в ход реализации материально-правовых, например, при необходимости в индивидуально-правовом регулировании, процессуальные и процедурные «обслуживают» такое регулирование, а контрольно-надзорные сопровождают правореализационные процессы в целом. Соответственно выделяются уровни реализации материально-правовых, уровни реализации собственно управленческих, уровни реализации процессуальных (процедурных) и уровни реализации контрольно-надзорных норм. Это помогает не только выявить координационные и субординационные взаимосвязи между этими уровнями и тем самым найти место каждого из них в общей структуре правореализации, но и наметить меры по совершенствованию соответствующих звеньев правореализационной деятельности.[358]

Поскольку при выделении этих видов норм в расчет берутся в основном особенности диспозиций, то другим немаловажным обстоятельством, которое позволяет конкретизировать уровневую характеристику правореализации, выступает то, какой конкретно элемент правовой нормы – диспозиция или санкция – реализуется в данном случае. Реализация диспозиции нормы (и связанных с ней элементов) на соответствующем уровне (уровне саморегуляции) делает излишним применение санкций (реализацию на уровне индивидуально-правового регулирования), и наоборот – всякие отклонения в ходе реализации норм в рамках регулятивных правоотношений вынуждают «подключать» обеспечительные правоотношения, в которых воплощаются в жизнь санкции.

Правонарушение посягает на нормальное свободное существование регулятивных правоотношений. И хотя в каждом отдельном случае могут непосредственно нарушаться и интересы отдельных «частных» лиц, государство не может доверить применение мер юридической ответственности к правонарушителю этим «частным» лицам. Правонарушитель открыто противопоставил свою волю общей воле, воплощенной государством в нормах права, и его осуждение и наказание должно носить не только личный, но и государственный характер. Государство даже в правонарушителе должно видеть «человека, живую частицу общества, в которой бьется кровь его сердца, солдата, который должен защищать родину, члена общины, исполняющего общественные функции, главу семьи, существование которого священно, и, наконец, самое главное – гражданина государства. Государство не может легкомысленно отстранить одного из своих членов от всех этих функций, ибо государство отсекает от себя свои живые части всякий раз, когда оно делает из гражданина преступника»[359].

Не случайно при рассмотрении уголовно-правового отношения как разновидности охранительного правоотношения исследователи всегда отмечают такую его специфику: «Субъектами уголовного правоотношения могут быть только стороны конфликта, вызванного совершением преступления: государство как политическая организация общества и преступник»[360]. В общетеоретической литературе также отмечаются особенности охранительных правоотношений. В частности, указывается, что основанием возникновения охранительного правоотношения являются не те юридические факты (жизненные ситуации), которые обозначаются в гипотезах правовых норм. Таким основанием здесь служат определенные отклонения от правомерного поведения, имевшие место внутри какого-либо диспозиционного правоотношения со стороны его непосредственных участников. Именно - отклоняющееся поведение, за которое законом (в гражданском обороте – договором) предусматриваются дополнительные или полностью новые обременения, т.е. специфические обязанности. Это – любые уголовные, административные, дисциплинарные и налоговые правонарушения, а равно гражданские, земельные и некоторые другие правонарушения при условии, если они влекут за собой меры не только восстановительного, но и «штрафного» характера.

Участниками охранительного правоотношения являются, с одной стороны, государство, с другой – лицо, обязанное по закону или по договору нести дополнительные или новые обременения за отклоняющееся поведение. Таким лицом по общему правилу становится сам правонарушитель. Однако отсюда возможны исключения, когда эти обременения по нормам гражданского права возлагаются либо на родителей, усыновителей, опекунов, либо на «проживающих совместно с душевнобольным», либо на владельца источника повышенной опасности, либо на муниципалитет, либо на государство, либо на работодателя, либо на страхователя (ст.ст.28,29,1068-1079 ГК РФ).

Соответствующая обязанность «ответственного» лица возникает чаще всего именно перед государством, а не просто перед тем или иным правоприменительным органом или должностным лицом. Это – одно из принципиальных отличий охранительного правоотношения от правоприменительного, где в качестве другого участника выступает конкретный правоприменитель. И вовсе не случайно, что многие правоприменительные акты (в частности, судебные решения и приговоры) выносятся от имени государства, в наших условиях - Российской Федерации.

Объектом охранительных правоотношений служит установленный в стране правопорядок. Именно ради того, чтобы все участники жизненных отношений, подвергаемых правовому регулированию, придерживались существующих для них общих правил поведения, предусматриваются дополнительные или новые обременения на случай, если кто-то из них нарушает эти правила, отклоняется от нормального русла того или иного диспозиционного правоотношения, не исполняет свои обязанности[361].

Поэтому целесообразно разграничивать уровень реализации диспозиции и уровень реализации санкции той или иной нормы (а не только уголовно-правовой), отражающих соответственно специфику возникновения, формирования и развития регулятивных (иногда их называют диспозиционные) и обеспечительных (охранительных) правоотношений.

Деятельность по реализации диспозиции правовой нормы связана с усвоением участниками регулируемых общественных отношений ее содержания, следование которому позволяет им идти по правомерному пути. На уровне санкции участниками регулируемых отношений применяются намеченные законодателем средства государственного обеспечения того, что предусматривалось в диспозициях норм права. Отличия между этими уровнями настолько значительны, что в юридической литературе, порою правореализацию на уровне диспозиции называют «нормальной реализацией», а на уровне санкции – «обеспечительной реализацией»[362]. Соответственно и правореализационная деятельность, протекающая в рамках регулятивного правоотношения, имеет существенные отличия от той, которая разворачивается в связи с осуществлением санкции через обеспечительное правоотношение.

Но есть такие случаи реализации правовых норм, когда для характеристики специфики правореализационной деятельности недостаточно указания на реализуемый структурный элемент. Как отмечалось ранее, существуют две разновидности правореализационных процессов – опосредованная и непосредственная реализация. Реализация санкций может быть, как правило, только опосредованной, с привлечением правоприменительных органов, выносящих индивидуально-правовые решения по конкретному делу. А вот реализация тех или иных диспозиций правовых норм происходит как в форме саморегуляции, так и в ряде случаев сопровождается властным вмешательством компетентных органов (например, пенсионное правоотношение). Это делает необходимым выделение дополнительно еще и уровней саморегуляции и индивидуально-правового регулирования, указание на которые позволяют исчерпывающим образом охватить все правореализационные процессы.

На уровне саморегулирования правореализационная деятельность предстает как правовая форма осуществления свободы человеческого общения в ходе удовлетворения разнообразных интересов субъектами регулятивных правоотношений. Такая деятельность и с точки зрения законодателя является желательной, в ряде случаев даже специально поощряемой, а потому и гарантируемой государством, его органами. В основе непосредственной правореализации лежит понимание людьми справедливости и полезности правового способа бытия, осознание их ответственности перед обществом и государством за свои поступки, что основано на социальной зрелости и юридической грамотности. Саморегуляцией является большая часть правовой деятельности: добросовестный труд, успешная учеба в образовательном учреждении, участие в политической жизни страны, активная предпринимательская деятельность, воспитание детей в семье и т.д. – все это примеры правореализационной деятельности на данном уровне. Однако в тех случаях, когда субъект регулятивных правоотношений не исполняет своей обязанности либо исполняет ее ненадлежащим образом, или когда управомоченное лицо не может без обращения в компетентный орган воспользоваться предоставленным ему законом благом, правореализация переводится на качественно иной уровень.

Дело в том, что на уровне индивидуально-правового регулирования, кроме правореализационной деятельности в рамках регулятивного или обеспечительного правоотношения, обязательно имеет место еще одна ее разновидность – правоприменительная, которая способствует их успешному течению и завершению. Сама по себе категория «применение права» неоднократно подвергалась анализу представителями юридической науки. Отправным в понимании правоприменительной деятельности является то, что норму права нельзя применять по отношению к собственному поведению[363]. В юридической литературе обоснованно подчеркивается, что деятельность подобного рода имеет специальную направленность на претворение права в жизнь, правоприменительные органы оказывают специальную помощь в реализации прав и обязанностей другими субъектами права[364].

Правоприменительные правоотношения, являясь органической частью правореализационного процесса, дополняющей при известных ситуациях развертывание регулятивных и обеспечительных правоотношений, носят производный, подчиненный «чужим» интересам характер. Поэтому между регулятивными и обеспечительными правоотношениями, с одной стороны, и правоприменительным правоотношением – с другой, в рамках правореализации существует субординация функций. Рассматриваемое правоприменительное правоотношение носит ярко выраженный управленческий характер, поскольку одна сторона (как правило, государственный орган) правомочна вынести решение по данному делу, другая обязана подчиниться ему. Оно необходимо для нормального функционирования права, вызвано к жизни специально-юридическими потребностями. Такое отношение, обслуживая правореализацию, фактически складывается каждый раз, когда вмешательство государства требуется для контроля, поддержки, конкретизации осуществления правовых норм в индивидуальных ситуациях (т.е. на уровне индивидуально-правового регулирования).

Законодатель не может оставить без внимания осуществляемую в рамках правоприменительных правоотношений деятельность компетентных лиц, от которой в значительной степени зависит достижение конечных целей правового регулирования. Правоприменительная деятельность в обществе выступает важнейшей юридической гарантией законного и обоснованного осуществления права. Но для того, чтобы выступать таким гарантом, она сама должна быть правовой.

Сложность заключается в том, что содержание правоприменения сводится к чисто логической операции, умственной активности по выведению соответствующего силлогизма. Общеизвестны слова К. Маркса: «Закон всеобщ. Случай, который должен быть определен на основании закона – единичен. Чтобы подвести единичное под всеобщее, требуется суждение. Суждение проблематично. Для применения закона требуется также и судья. Если бы законы применялись сами собой, тогда суды были бы излишни»[365]. Думается, они имеют самое прямое отношение к раскрытию содержания правоприменительной деятельности. Как и в отношении деятельности правотворческой, можно сказать, что правоприменение представляет собой активность не в ее практической, а в ее теоретической энергии. Эта активность не должна выражаться в прямом реальном принуждении участников индивидуально регламентируемого правоотношения к действиям в его рамках или в выполнении практически за них этих действий. Ее роль именно в том и состоит, чтобы открыть всем, сделать бесспорными занимаемые субъектами индивидуально регламентируемого правоотношения реальные правовые позиции и зафиксировать их в официальном индивидуальном документе – правоприменительном акте.

Поэтому законодатель, прежде всего, определяет субъектный состав правоприменительной деятельности; случаи, при которых она необходима; требуемый результат, к которому должен стремиться правоприменитель; те блага, на удовлетворение которых направлена сама правоприменительная деятельность и т.д. В этих объектно-субъектных пределах, которые четко очерчены законодателем, правоприменительное правоотношение развивается, преобразуется посредством реальных юридически значимых действий участников юридического процесса (или юридической процедуры).

Правоприменение – это такой правовой комплекс, который по своему объему является доминирующим в системе юридической деятельности, а по своему социальному назначению уступает лишь правотворчеству.

Определения этого правового комплекса в юридической литературе при наличии некоторых деталей весьма схожи: “Применение права (правоприменительная деятельность) – это осуществляемая в специально установленных законом формах государственно-властная, организующая деятельность компетентных государственных органов и (уполномоченных государством органов общественности) по вынесению индивидуально-конкретных правовых предписаний”[366]. Наиболее полным и точным представляется такое: «Применение права – властная, управленческая деятельность уполномоченных на то органов и должностных лиц, призванная продолжить в казуальной форме общее правовое регулирование, творчески организовывать реализацию созданных правовых норм путем разрешения на их основе конкретных юридических вопросов (дел), принятия по ним индивидуально правовых предписаний»[367].

Для понимания природы правоприменительной деятельности важно учитывать, что путем правоприменения конкретизируется не сама норма права, а складывающееся на ее основе конкретное общественное отношение.

Нельзя забывать и то, что применение права – это государственно-властная по своей сущности деятельность. Следовательно, субъектами применения могут быть, как правило, органы и должностные лица, обладающие государственно-властными полномочиями.

По своей направленности правоприменение связано с вынесением индивидуально-конкретных, персонально определенных предписаний, с помощью которых осуществляется организация и упорядочение общественных отношений, решение задач, стоящих перед тем или иным государственным органом, государственное руководство различными сторонами общественной жизни. Поэтому главное место в применении права занимает правоконкретизирующая деятельность с ее творчески организующим характером. Причем организующий характер применения права проявляется в том, что применение необходимо в случаях, когда определенные правоотношения не могут возникать и развиваться без вмешательства государственного органа (либо уполномоченного на то государством органа) или когда создаются препятствия для реализации существующих общественных отношений, урегулированных правом.

Основания правоприменения – это такие обстоятельства, случаи конкретной жизни, когда компетентному органу для “движения” общественных отношений, урегулированных правом, необходимо принять индивидуально-конкретное властное решение. Эти ситуации возникают, когда необходимо:

установить наличие (отсутствие) фактов и обстоятельств, имеющих юридическое, а в ряде случаев – доказательственное значение.

конкретизировать модель общественных отношений при подведении конкретного отношения под диспозицию правовой нормы.

установить наличие (отсутствие) фактов и обстоятельств правонарушений с целью применения санкции правовой нормы и некоторые другие.

Применение права часто представляет собой сложный юридический процесс, содержание которого опосредуется, как правило, в определенных процессуальных формах. Процедурно-процессуальная форма дисциплинирует участников правоприменительной деятельности, вносит в нее определенность и упорядоченность, служит важной юридической гарантией всестороннего, объективного и законного разрешения дел.

В рамках правоприменительного процесса обычно выделяют три стадии:

а) стадия установления фактических обстоятельств дела, куда относятся операции, связанные с анализом фактических данных, доказательством их полноты и достоверности.

б) стадия выбора и анализа нормы права, где операции связаны с ее анализом, установлением юридической силы и т. д.

в) стадия решения юридического дела, выражающаяся в постановлении акта применения права.

Некоторые авторы предлагают первую и вторую стадии в общетеоретической структуре правоприменительного процесса объединить в одну. Стадия в переводе с греческого означает не что иное, как определенную ступень (период, этап) в развитии чего-либо. Как правильно указывает К. Осипов в связи с этим, стадия – это «выделенный во времени момент развития».

Поэтому под стадиями правоприменительного процесса следует понимать такие обособленные во времени группы правоприменительных действий, которые поэтапно и последовательно раскрывают содержание деятельности по применению права.

Действия, связанные с установлением фактов, выбором и анализом норм права, совершаются одновременно: “На практике применение права (С.С. Алексеев) представляет собой непрерывный, все более углубляющийся процесс юридического познания, в ходе которого происходит обращение то к фактам, то к юридическим нормам: на основе анализа норм возникает необходимость более глубоко исследовать фактические обстоятельства; анализ же фактических обстоятельств вынуждает вновь обращаться к нормам, уточнить отдельные юридические вопросы и т.д.”[368]. Объединение в одну стадию оправданно и с практической стороны, поскольку ориентирует правоприменительные органы на одновременное исследование фактических обстоятельств дела и нормативно-правового материала.

Логически будет оправданно в каждой стадии правоприменительного процесса выделять его отдельные элементы. Элементом применения права следует считать «предметную» деятельность, выполнение однородной группы действий, определенных операций правоприменительным органом в процессе разрешения дел.

Так, в первой (объединенной) стадии выделяют:

1) Установление фактов;

2) Выбор нормативно-правовых предписаний;

3) Проверка правильности текста юридических норм;

4) Проверка подлинности и сферы действия норм права;

5) Толкование.

Во второй стадии элементами являются:

1) Вынесение решения по делу;

2) Документальное оформление решения;

3) Доведение содержания решения до сведения исполнителей и других заинтересованных лиц.

В некоторых случаях требуется также ликвидация препятствий к соблюдению, исполнению и использованию предписаний решения.

Правовая квалификация присуща обеим стадиям процесса. Однако если на первой стадии она является предварительной, то на второй – правовая квалификация определяет существо вынесенного решения и основным элементом правоприменительного акта.

Результаты процессуального доказывания и правовой квалификации установленных фактов находят свое материализованное выражение в правоприменительном акте, который являет собой единство совершаемого при этом правоприменительного действия, принимаемого посредством его индивидуально-правового предписания по разрешаемому делу и их документальной формы.

В юрисдикционном процессе правоприменительный акт не сводится к одним действиям с теми или иными юридическими последствиями, а имеет одновременно свойства и акта-действия, и акта-решения, и акта-документа. В качестве решения он служит компетентным ответом, индивидуализированным выводом, властным предписанием по делу, в качестве документа – официальной формой закрепления, существования и функционирования такого предписания, в качестве действия – средством его формирования, объективизации и документального удостоверения. Причем именно документальная форма позволяет точно и обстоятельно формулировать и зафиксировать принятое индивидуально-правовое предписание и его основания, проверять его законность, обоснованность и справедливость, организовать надлежащее его исполнение. Только простейшие акты правоприменения, не нуждающиеся в полноправном юридическом процессе, возможны в устной форме, как, скажем, при предупреждении автоинспектором водителя, допустившего впервые незначительное нарушение правил уличного движения без вредных последствий. Однако и они не могут низводиться до конклюдентных действий, т. е. молчаливого поведения, свидетельствующего о каком-либо намерении правоприменителя, а должны быть четко сформулированы в виде конкретного и однозначно выраженного индивидуально-правового решения.

В структуре правоприменительного акта различаются вводная, описательно-мотивировочная и резолютивная части. В первой из них указывается наименование акта и принимающего его органа, дата, разрешаемое дело и основные его участники, во второй - излагаются констатации относительно обстоятельств дела и подтверждающих их средства доказывания, в последней – приводится само принятое решение с обозначением порядка его обжалования и опротестования. Во многих случаях закон прямо предусматривает мотивировку правоприменительного акта. Мотивировка предполагает изложение лежащих в основе правоприменительного акта фактов, доказательств и закона, приведение юридической, фактической и логической аргументации выраженных в нем выводов по делу. Она способствует повышению убедительности принятого решения, дает его адресатам ясное представление о тех основаниях и мотивах, из которых исходил правоприменитель, являясь тем самым одной из гарантий сознательного отношения членов общества к правоприменению. Следует согласиться с мнением, чтобы она считалась обязательным элементом всех правоприменительных актов.

В современном обществе любой правоприменительный акт должен быть законным, обоснованным и справедливым.

Их классификация может проводиться по различным основаниям: по их назначению в механизме правового регулирования, по субъектам правоприменения, по месту в юридическом процессе.

Особое значение имеет классификация правоприменительных актов на правоисполнительные и правообеспечительные. Как те, так и другие могут быть основными, либо вспомогательными. Если первые содержат завершающее решение по юридическому делу, то вспомогательные подготавливают это решение, подтверждают его законность и обоснованность, корректируют процессы его исполнения.

Сугубо властная природа правоприменительных актов органически сочетается с его юридической силой, под которой подразумевается специфическое свойство данного акта, выражающееся в его обязательности, завершенности и исполняемости. Эта сила складывается из двух начал – из властного характера компетентной деятельности правоприменителя и из содержательных качеств реализуемых норм права, а именно из их общеобязательности, государственной обеспеченности. Такие акты, как приговор по уголовному делу и решения по гражданским делам, наделяются законной силой. Это означает, что они постановляются от имени самого государства и приобретают такие качества, какие присущи предписаниям высших органов государственной власти. Соответственно названные акты становятся также неопровержимыми и исключительными, т. е. неоспоримыми в кассационном порядке, исключающими возможность повторного рассмотрения того же дела при неотмененном приговоре или судебном решении и имеющим преюдициальное значение. Эти дополнительные качества обусловлены особым положением суда как органа государственной власти[369].

Особые случаи правоприменения возникают при наличии пробела в праве или коллизии в действующем законодательстве. В такой ситуации правоприменение, более глубоко вторгаясь в регулирование общественных отношений, расширяет свободу усмотрения правоприменителя за счет специфических правоисполнительных операций и имеет ряд особенностей.

Пробел означает «брешь» в нормативной системе, отсутствие в ней нормативных установлений в отношении тех или иных жизненных обстоятельств, которые по существу находятся в сфере правового регулирования. Он порождается разными причинами – неполным или неточным изложением нормативно-правовых предписаний, недостатками законодательной техники или динамичностью самих общественных отношений, и должен восполняться правотворческим органом путем издания нового нормативно-правового акта[370], что однако не освобождает правоприменителя от необходимости разрешить возникший юридический вопрос, принять по нему индивидуально-правовое предписание.

Своеобразие правоприменения при пробеле в праве выражается в том, что здесь требуется:

а) Определить, входит ли данное фактическое обстоятельство в сферу правового регулирования, нуждается ли оно в юридическом опосредствовании и разрешении по существу;

б) Установить, допускается ли в данной отрасли права использование каких-либо индивидуально-правовых средств преодоления пробела, имея в виду допустимость последних повсюду, где на этот счет нет специального запрещения законодателя;

в) Найти именно то индивидуально-правовое средство, которое в данном конкретном случае является наиболее оптимальным с точки зрения юридического обеспечения изменяющихся потребностей социальной жизни, укрепления социальной законности, усиления защиты прав, свобод и законных интересов участников актуальных общественных отношений.

Средства преодоления пробела заложены в самом праве и независимо от частоты их использования находятся как бы в боевой готовности. Ими являются аналогия закона, межотраслевая аналогия и аналогия права как разновидности казуального восполнения пробелов.

Аналогия закона выражается в использовании для преодоления пробела нормы той же отрасли права, регулирующей сходное общественное отношение и, стало быть, способной временно «замещать» недостающее нормативно-правовое предписание. В случае отсутствия такой нормы, когда исчерпаны возможности «механизма» данной отрасли для решения обсуждаемого юридического вопроса, допустимо субсидиарное применение законоположений смежной, родственной отрасли права, выступающее, по мнению некоторых авторов, как более высокий уровень аналогии закона или межотраслевая аналогия. Если же и это невозможно, то приводится в движение аналогия права, при которой пробел преодолевается путем решения рассматриваемого вопроса на основании общих начал, принципов и целей законодательства, позволяющих по вполне объективным критериям принять законное и обоснованное индивидуально-правовое предписание.

Правоприменительный акт не восполняет пробел, он только временно, для данного конкретного случая «заделывает брешь» в правовой системе. Содержащееся в нем индивидуально-правовое предписание носит сугубо казуальный характер, признание его некоторыми авторами «правилом для данного дела» является, по справедливому замечанию С. Н. Братуся, скорее метафорой. Оно помогает выработать соответствующее правоприменительное положение, которое в случае восприятия правотворческими органами может стать впоследствии нормой права.

Под коллизией права следует подразумевать наличие двух и более правовых норм, которые, хотя и призваны регулировать одни и те же общественные отношения, однако противоречат друг другу или просто различны по содержанию. Власенко Н.А. в книге «Коллизионные нормы в советском праве» резонно отмечает, что коллизия в одних случаях выступает как противоречие, в других – как различие, являющееся следствием недостаточной согласованности между нормативно-правовыми предписаниями[371]. Она особенно часто встречается в течение некоторого периода времени после введения в действие новых крупных законодательных актов, пока приводятся в соответствие с ними действующие нормативные акты иных уровней.

В принципе коллизии в праве устраняются правотворческими органами в ходе совершенствования нормативно-правового массива страны. В правоприменении они преодолеваются в соответствии с хорошо известными специалистам правилами, что при коллизии норм разного иерархического уровня применяются нормы высшего уровня; при коллизии норм исходящих от одного и того же органа, применяется норма, изданная позднее; при коллизии общей и специальной нормы применяется последняя. Причем ни в одном из этих случаев правоприменительным актом не отменяется и не пересматривается та правовая норма, которая остается непримененной. Создается лишь индивидуально-правовое предписание для данного конкретного случая[372].

Таким образом, правовая деятельность, рассматриваемая через призму юридического механизма правореализации, может быть представлена как тот или иной уровень правореализационной деятельности, каждый из которых выполняет свою функциональную роль в правореализации, и эти роли неоднозначны. Конечно, в реальной действительности, все правореализационные уровни сцеплены один с другим; многообразие правовых норм, обстоятельств, возникающих в ходе их воплощения в жизнь, порождает множество комбинационных построений, в которых одно звено правореализации нерасторжимо связано с другим, либо делает его возможным (невозможным) и т.д. Но уровневое описание правовой деятельности как правореализационной позволяет придать ее «плоской» общетеоретической модели объем, жизненность, расчленив ее содержание на пласты, показав их взаимосвязи, что приближает эту модель к реалиям сегодняшнего дня.

Толкование права

Действие права невозможно без выявления его смысла, назначения, подлинного смысла всего того, что законодатель «вложил» в конкретные правовые нормы. Выявление воли законодателя, выраженной языковыми средствами в форме правовой нормы, осуществляется в целях точного ее воплощения в реальной действительности. Назначение и сущность толкования наиболее наглядно проявляются в ходе применения права. Толкование влечет юридические последствия и в других сферах реализации права, например для граждан, так как незнание или заблуждение по поводу официально опубликованного закона не освобождает от ответственности. Чрезвычайно важно оно и в плоскости осуществления правотворческой деятельности. Ясное, непротиворечащее существующим законам изложение нормативного акта предполагает точное уяснение смысла и содержания предшествующих, связанных с ним правовых установлений. Толкование правовых норм имеет место при научном или учебном анализе, при пропаганде права. Поэтому без толкования права не осуществляется не один вид правовой деятельности, без него практически невозможна успешная правореализация.

Процесс толкования некоторых правовых норм проходит быстро, без видимых интеллектуальных усилий субъекта, и поэтому остается незаметным. В этой связи некоторые юристы-практики и ученые полагают, что толкование необходимо лишь в случае возникновения сомнений относительно применимости норм в какой-либо ситуации. Здесь на первый план выдвигается субъективный срез проблемы толкования права. Однако нормы не могут быть заранее разделены на ясные и неясные. Чтобы выяснить, ясно ли изложена воля законодателя в правовой норме, необходимо последнюю соответствующим образом интерпретировать. Значит, все без исключения нормы права в той или иной мере подвергаются истолкованию.

В отечественной теории права принято употреблять понятие «толкование права». Но толковаться может только то, что выступает в качестве текста. Поэтому некоторые исследователи предлагают данную проблему трактовать как интерпретацию (толкование) правовых текстов. При этом толкование закона сводится, прежде всего, к выявлению логического значения его статей, поэтому могут быть истолкованы как тексты права, так и тексты того, что когда-то было правом (например, памятники права прошлого)[373].

Тем не менее, как представляется, для полноценного толкования права этого явно недостаточно. Правовой текст всегда имеет автора, поэтому задача интерпретатора заключается не только в уяснении и объяснении логического смысла правового текста, но и в его понимании, которое дается через «вживание» в духовный мир автора, мир его мотиваций и целеполаганий, через восприятие той культурной среды, которая «породила» самого автора.

Кроме этого, хотя объектом толкования выступают различные знаки правовой действительности – правовые тексты, в них устанавливается то означающее, на основе которого происходит конституирование правовых норм и правовых отношений, т.е. само право. Неслучайно сами упомянутые авторы (А.В. Поляков, Е.В. Тимошина) пишут: «Толкование правовых текстов в узком смысле, в его прикладном, правореализационном значении, представляет собой не социальный, а индивидуальный интеллектуальный процесс, направленный, во-первых, на установление смысла правовых текстов применительно к поведению правовых субъектов (уяснение права), а во-вторых, на разъяснение этого смысла другим субъектам правовой коммуникации (разъяснение права).»[374]. Получается, что при интерпретации правовых текстов – нормативных правовых актов, актов применения права, договоров, юридически значимых действий конкретных лиц и т.д. - в ходе этого процесса уясняются и разъясняются все-таки соответствующие правовые нормы. Таким образом, объект и предмет толкования не совпадают. Если объектом толкования, действительно, являются правовые тексты, устанавливающие правовые нормы, то предметом (т.е. тем, что выясняется в этих текстах) выступает воля законодателя относительно устанавливаемых норм.

Каждая правовая норма выражена в определенном источнике права – законе или ином акте государственной власти. Для правильного применения правовой нормы к тому или иному жизненному случаю требуется, чтобы лицо, применяющее правовую норму, правильно усвоило смысл, содержание этой нормы. Закон или иной источник права формулирует содержание правовых норм в различных выражениях, в различной последовательности, в связи с другими нормами. Смысл норм невозможно постичь с помощью органов чувств или специальных приборов. Толкование права протекает в основном в сознании человека в виде различных внутренних интеллектуально-волевых операций (уяснение требований норм), которые находят выражение вовне (разъяснение) в виде интерпретационного акта, юридического совета. Изучение правил и приемов толкования прежде было предметом особой науки – герменевтики[375] права. В те времена писали: “Закон как воплощенная воля предполагает в себе два элемента: мысль законодателя, то, что хотел сказать законодатель, и оболочку, форму, в которую он облек эту мысль. Выяснение того, какая законодательная мысль вылилась в данной форме, составляет задачу толкования”[376].

Следовательно, под толкованием права следует понимать деятельность, состоящую в раскрытии его подлинного содержания для его практической реализации на основе процесса уяснения смысла соответствующих правовых текстов и - при необходимости–разъяснения этого смысла.

Служебная роль толкования ограничивается выявлением, установлением подлинного смысла всего того, что законодатель закрепил, “возвел в закон”, хотя, возможно, не вполне удачно закрепил его в соответствующей словесной формулировке. В процессе толкования может быть выявлено несовпадение формы выражения авторского текста и его смысла, получаемого в результате толкования. История правовой мысли свидетельствует о самых разнообразных точках зрения на проблему разрешения указанной дилеммы. Наиболее радикальным является признание тождества воли законодателя и формы ее выражения в законе. Следствием этого подчас являлся запрет на толкование, так как ясные по смыслу законы не требуют интерпретации, которая может привести лишь к их извращению. Так в свое время поступил Юстиниан, а позднее – папа Пий 1У в отношении постановлений Тридентского Собора. В Германии запрещение толкования закона не раз обсуждалось в течение ХУШ столетия. Наполеон I пришел в ужас при известии о появлении первого комментария на его гражданский кодекс. Противниками судебного толкования были Ш.Л. Монтескье и Ч. Беккариа. Однако правовая действительность убеждала, что толкование права, в том числе и определяющее условия его применения, является необходимым моментом практического функционирования права. Многочисленные примеры в подтверждение этого неоднократно приводились в литературе.[377]

Но признание необходимости толкования закона, исходя из его смысла, порождает новые трудности, связанные с определением сути процедуры толкования. Так, на протяжении многих веков шел спор о том, чья воля, или мысль, должна быть интерпретирована: воля законодателя или воля самого закона? Если право отождествляется с законом, выражающим волю законодателя, то ответ предопределен – толковаться должна воля (мысль) законодателя, т.е. то, что он сказал или хотел сказать. Даже в тех случаях, когда правовая норма толкуется самим законодателем, не следует выходить за ее рамки. Таковы традиции толкования в отечественном правоведении.

Однако если сам закон пониматься не просто как воля (произвол) законодателя, т.е. не как то, что он сказал или хотел сказать, а как то, что он должен был сказать, исходя из правовой природы вещей, принципов права, идеи права, идеи справедливости, верховенства воли народа и т.д., то в таком случае закон должен истолковываться с учетом этих идеальных критериев. И тот, и другой варианты находят свое отражение в правовой теории и правовой действительности функционирования различных правовых систем. Например, один и тот же текст Конституции США на протяжении 200 лет интерпретировался по-разному, и этот процесс не прекратится и в будущем до тех пор, пока не прекратит свое действие сама Конституция.

Толкование права не является самостоятельным видом правового регулирования: путем толкования правовых норм не создаются какие-либо новые общеобязательные правила поведения, не отраженные в этих нормах, их заменяющие, дополняющие или отменяющие. Не должны также делаться выводы, которые позволили бы вывести из-под действия правовой нормы то или иное единичное проявление регулируемого ею общественного отношения[378].

В то же время толкование юридических норм не является какой–либо стадией реализации права. Как уже отмечалось, по своему содержанию толкование правовых норм представляет собой, прежде всего, логические, интеллектуально – волевые операции в сознании того или иного человека по их анализу и осмыслению. Эти операции очень важны, без и вне их толкование не может осуществляться. Конечно, указанные операции приобретают какое-либо юридическое значение лишь при условии, если они находят свое выражение вовне. Даже тогда, когда любой гражданин “уясняет и объясняет” смысл правовой нормы исключительно для себя, чтобы согласовать с ней собственное поведение, указанные операции объективируются в его внешнем поведении. Только по этому поведению можно судить, насколько понимание этим лицом правовой нормы соответствует ее истинному смыслу и в какой мере оно повлияло на его волю, на внешнее проявление последней. Однако само это поведение не может рассматриваться в качестве элемента толкования права. Таким образом, правомерное поведение, реализация права и толкование права тесно взаимосвязанные, но не тождественные явления. Даже в случаях, когда результаты толкования выражаются в специальном интерпретационном акте, последний выступает в роли относительно самостоятельного явления правовой деятельности. В этих актах содержится лишь информация относительно того, как понимается данным лицом или органом толкуемая норма права.

В ходе толкования права анализируется текст нормативного правового акта, его официальных и не официальных разъяснений и других, близких по содержанию материалов, выявляются смысл, содержание, юридическая сила, социальная направленность и пределы действия толкуемой нормы, определяется ее место в системе права, выясняются историко-политические условия ее принятия и т.д.

Но эта деятельность не всегда протекает по одной схеме, может иметь как простые, так и более сложные очертания. Не случайно, что одни авторы трактуют ее как уяснение содержания правовой нормы, другие – как разъяснение его, третьи – как уяснение и разъяснение, четвертые – как уяснение, истолкование и разъяснение. По существу же речь, очевидно, идет о разных возможных элементах (звеньях, операциях) в рассматриваемой деятельности, необходимых не всегда в одинаковой степени.

Уяснение содержания правовой нормы – обязательный элемент всякого ее толкования, без которого никак не возможно выявление всего того, ради чего эта деятельность предпринимается. Оно налицо даже в случаях, когда человек толкует норму исключительно для себя, не задаваясь даже целью “удовлетворить” правильность своих суждений на сей счет. Однако подчас от интерпретатора требуется изложить свое понимание правовой сути толкуемой нормы, придавая ему ту или иную форму. Тогда появляются следующие элементы толкования – объяснение, разъяснение, истолкование познанного содержания, выявление смысла, назначения силы и пределов действия толкуемой нормы права. Разъяснение “для других” имеет место в тех случаях, когда оно дается для применения закона в будущем другими органами.

Способы толкования норм права. Вся рассматриваемая деятельность осуществляется посредством ряда способов (приемов), под которыми подразумеваются наиболее характерные методы установления смысла и других свойств правовой нормы. Известны такие приемы как грамматический, логический, телеологический, специально-юридический, систематический и историко-политический.

Грамматический прием выражается в анализе письменного текста правовых предписаний, в которых содержатся или из которых слагаются нормы права, с точки зрения общепринятых семантических, лексических, морфологических и синтаксических правил языкознания. Он способствует установлению смысла отдельных слов и их сочетаний, связей между различными частями формулировок, значения использования законодателем союзов, оборотов и знаков препинания и т. д. Так, путем использования данного приема толкования пунктов 1-2 статьи 13 Конституции Российской Федерации 1993 года легко прийти к выводу, что в Российской Федерации никакая идеология не может считаться ни государственной, ни обязательной в другом качестве.

При этом обычно используются толковыми словарями русского языка (например, изданными под ред. А.П. Евгеньевой, С.И. Ожегова и др.). Недопустимо придавать одинаковый смысл различным терминам, если это не следует из текста закона. И наоборот, значение термина, установленного для одной отрасли права, нельзя механически переносить в другую отрасль (понятие «брак» в семейном и трудовом праве используется для обозначения совершенно различных явлений). Словам и выражениям нормативного акта следует придавать то значение, в котором они употреблялись правотворческим органом в момент принятия нормы права. При толковании нельзя рассматривать отдельные слова или выражения как лишние или ненужные. Особое внимание должно быть обращено на употребление соединительных и разделительных союзов, несовершенной и совершенной форм глаголов и причастий.

Логический прием состоит в анализе имеющихся в тексте правовой нормы понятий и формулировок, а равно в сопоставлении их с другими по содержанию близкими правовыми предписаниями с точки зрения логических правил мышления. При этом законы и правила логики используются непосредственно, самостоятельно, обособленно от грамматического и иных способов. В ходе такого мыслительного процесса допускается логическое преобразование нормативно-правовых положений (на основе частных положений нормы сформулировать общее правило, восстановить пропущенные в тексте нормы положения и др.), выводы по аналогии и от противного, доведения до абсурда, умозаключение по степени. Так, выводы по аналогии приходится делать в случае толкования неоконченного перечня, завершающегося оборотами «и другие», « и т.д.». Умозаключение по степени предполагает, например, что тот, кто управомочен или обязан к большему, тот управомочен или обязан к меньшему.

Без такого подхода порой бывает невозможно выявление действительного смысла толкуемой нормы. Сошлемся на статью 49 Конституции Российской Федерации 1993 года. Грамматический прием ее толкования может создать впечатление, будто признание человека виновным в совершении преступления осуществляется путем:

а) доказывания его вины в установленном законом порядке;

б) установления вины вступившим в законную силу приговором.

Между тем логический анализ показывает, что смысл нормы несколько иной: речь идет о вступившем в законную силу приговоре, в котором вина подсудимого доказана (установлена) в предусмотренном законом порядке.

Телеологический прием заключается в анализе сути правовой нормы путем выявления ее цели и соотнесения с ней грамматического и логического смысла формулировок законодателя, содержащихся в тексте соответствующих нормативно-правовых предписаний. На необходимость и важность такого приема справедливо указывается в литературе[379]. В подтверждение этой позиции сошлемся на такой пример. Статья 45 прежнего Арбитражно-процессуального кодекса РФ признавала самостоятельным источником доказательств протокол осмотра судом доказательств в месте их нахождения, в то время как протоколы показаний свидетелей таким свойством не наделялись (ст. 51). Телеологический прием толкования данного правила показывает, что его смысл состоит в подтверждении особой доказательственной природы тех процессуальных документов, которые служат не только средством фиксации полученной судом фактической информации, но и остаются единственным ее носителем. Однако ряд исследователей ставит под сомнение правомерность признания самостоятельным телеологического способа, полагая, что поскольку цели нормативно-правового акта закрепляется в тексте нормы, то для их выявления должны быть применены все известные способы толкования.

Специально-юридический прием представляет собой особый способ анализа использованных в правовой норме терминов, понятий с учетом юридической науки, техники и практики.

Воля законодателя получает не только словесно-документальное, но и особое, специально-юридическое, нормативное изложение. Она может остаться в той или иной мере не постигнутой, если не использовать весь юридический инструментарий. Формулировка, например, статьи 1 Федерального закона «О банках и банковской деятельности» о том, что «Кредитная организация - юридическое лицо, которое для извлечения прибыли как основной цели своей деятельности на основании специального разрешения (лицензии) Центрального банка Российской Федерации (Банка России) имеет право осуществлять банковские операции, предусмотренные настоящим Федеральным законом. Кредитная организация образуется на основе любой формы собственности как хозяйственное общество» не может быть должным образом уяснена, пока не используется специально-юридический прием ее толкования, позволяющий уяснить смысл использованных в ней терминов.

Систематический прием проявляется в анализе смысла и содержания толкуемой нормы путем определения ее места в системе права, сопоставления с другими нормами, установления объективно существующих связей между ними. Так, например, в толкуемой норме может употребляться термин, содержание которого раскрывается в других нормах. Близкие по содержанию правовые нормы часто сопоставляются и сравниваются. Важным для систематического толкования является и установление связей между общими и специальными нормами. Для правильного понимания специальных норм важно знание общих правовых норм, которыми часто закрепляются важные принципы и требования, не дублирующиеся во всех во всех специальных нормах. В то же время при наличии специальных норм, уточняющих, конкретизирующих, а иногда и отменяющих действие общей нормы, последняя не применяется. Впрочем, этот принцип взаимодействия общих и специальных норм не действует в отношении норм с различной юридической силой; например никакая (даже самая общая) норма Конституции РФ не может быть отменена никакой специальной нормой, содержащейся в ином нормативно-правовом акте.

Историко-политический прием выражается в анализе правовой нормы путем анализа конкретных исторических условий, обстановки, причин и мотивов ее создания, исторического опыта реализации предшествовавших ей или близких к ней нормативных правовых предписаний, а равно накопленных данных о ходе осуществления самой толкуемой нормы. Этот прием, к примеру, помогает получить однозначный ответ на вопрос о том, почему в статье 8 Конституции Российской Федерации 1993 года впереди других форм собственности указана частная собственность или почему в новом Гражданском кодексе РФ (общая часть) «полное хозяйственное ведение» имуществом заменено просто «хозяйственное ведением».

Указанные выше способы толкования норм права, применяемые всегда в комплексе, тесно переплетаются между собой, удачно дополняя друг друга. Между многими из них немало общего, переходы от одного из них к другому не всегда заметны сразу.

При толковании многих правовых норм одни приемы выступают на первый план, а другие могут остаться как бы в тени. Тем не менее, каждый из этих приемов имеет свои особенности, выполняет специфическую роль в познании всего того, что заложено в толкуемой правовой норме. Поэтому отрицание относительной самостоятельности какого-либо из них, поглощение его другими приемами было бы недостаточно оправдано.

Любой прием толкования правовой нормы предполагает тщательный анализ, прежде всего, текста того акта, где она содержится. Даже при историко-политическом приеме основное внимание необходимо уделить самому нормативному акту, поскольку именно в нем законодатель стремится наиболее правильно и полно выразить свою волю, оформляя ее словесно-документальным образом при помощи соответствующих нормативно-правовых предписаний.

Виды толкования. Все приемы толкования правовой нормы могут использоваться любым лицом, которое выполняет смысл, содержание, назначение, силу и пределы действия той или иной нормы права. Однако в зависимости от того, на что – на регулируемые отношения в целом или только на данное, отдельное их проявление – распространяется их результат, различаются общее и казуальное толкование правовых норм. Каждое из них, в свою очередь, могут быть толкованием официальным и неофициальным.

Общее толкование рассчитано на любое проявление регулируемого нормой права общественного отношения независимо от его единичных, конкретных особенностей, распространяется на поведение всех возможных участников этого отношения. Его часто именуют «нормативным» толкованием, хотя такое название, не имея никаких преимуществ по сравнению с термином «общий», может натолкнуть на неверную мысль, будто в ходе такого толкования создается «норма». Казуальное толкование касается частного, единичного проявления упорядочиваемого правовой нормой общественного отношения, конкретного «казуса», определенного юридического дела. В правовых системах, в которых судебный прецедент играет вспомогательную роль, оно не имеет общего значения, не распространяется на другие проявления общественного отношения и на остальных его участников.

Деление толкования правовых норм на официальное и неофициальное основывается на таком признаке, как юридическое положение его субъекта и последствия даваемого им разъяснения. Толкование считается официальным, когда оно осуществляется компетентным органом или должностным лицом в силу служебного долга и имеет юридически значимые последствия. Толкование признается неофициальным, если дается любым иным лицом не связано с исполнением им служебных обязанностей и не имеет строгого юридического значения.

Отмеченные выше классификации производятся параллельно и дополняют друг друга. Официальным или неофициальным может быть как общее, так и казуальное толкование.

Общее официальное толкование имеет такие разновидности, как аутентическое, официозное и ведомственное.

Аутентическое толкование чаще всего производится тем органом, которым создана данная норма права. Оно может осуществляться также постоянно действующими органами представительных учреждений. Например, такое толкование может даваться Государственной Думой, Президентом РФ и другими правотворческими органами.

Официозное толкование осуществляется специально уполномоченными на то органами по тем или иным правовым нормам независимо от того, кем они изданы. Чаще данную разновидность толкования называют делегированное, или легальное.

Статья 125 Конституции Российской Федерации 1993 года, например, предусматривает, что Конституционный суд РФ по запросам указанных в статье органов и лиц «дает толкование Конституции Российской Федерации». Согласно Федеральному конституционному закону «О Конституционном Суде Российской Федерации» от 21 июля 1994 г. решения Конституционного Суда о толковании норм Конституции обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений (ст. 6).[380] Министерство финансов РФ наделено правом толкования нормативных постановлений Правительства по финансовым вопросам, Центробанк РФ – по вопросам банковской деятельности. Разъяснения, даваемые Министерством юстиции, прокуратурой, органами внутренних дел, обязательны для субъектов, которые подпадают под юрисдикцию органа, дающего толкование.

Ведомственное толкование осуществляется руководством центрального учреждения того или иного ведомства, когда оно дает официальные ответы на запросы подведомственных организаций и предприятий по поводу трактовки и применения отдельных положений правительственных нормативных актов. Его сила ограничивается сферой деятельности данного ведомства.

При всех этих разновидностях общего официального толкования оформляются соответствующие юридические документы, которые именуются актами толкования (интерпретации). Эти акты новых норм не создают, служат своеобразными приложениями к тем нормативно-правовым актам, нормы которых толкуются. В пределах компетенции интерпретатора они имеют общеобязательную силу в тех сферах, на которые распространяются.

Официальное казуальное толкование тоже не односложно. В его рамках целесообразно различать:

толкование правоприменителя, отражающееся в правоприменительном акте, подпадающее под его юридическую силу и обязательное для участников того конкретного общественного отношения, по поводу которого выносится правоприменительное решение (приговор, постановление и т. п.);

толкование лиц, являющихся официальными участниками правоприменительного процесса. Оно фиксируется в материалах правоприменительного процесса, имеет определенное юридическое значение, поскольку правоприменитель обязан его обсудить и, в случае несогласия, привести мотивы отклонения;

толкование вышестоящего органа, проверяющего законность и обоснованность правоприменительного акта по конкретному юридическому делу. Находясь в пределах компетенции этого случая, оно считается обязательным для всех участников данного дела (например, ч. 3 ст. 305 Арбитражного процессуального кодекса РФ).

Неофициальное толкование чаще всего носит общий характер. Оно может быть обыденным, профессиональным, докторальным и специально-пояснительным. Обыденное толкование происходит во всех тех случаях, когда любой гражданин уясняет, объясняет и разъясняет смысл тех или иных норм права на основе собственного жизненного опыта. Профессиональное толкование осуществляется членами самоуправляющихся негосударственных организаций (например, коллегии адвокатов), для которых разъяснение смысла закона является профессиональным долгом. Докторальное толкование производится в научных трудах юристов[381], специально-пояснительное – в различных комментариях к законодательству, составляемых научными и практическими работниками в области права. Все эти разновидности неофициального толкования правовых норм обязательной силы не имеют, их фактическое значение определяется авторитетом интерпретатора.

По общему правилу, интерпретация нормы права должна строго соответствовать словесной формулировке ее текста в нормативно-правовом акте. Истолкование нормы в точном соответствии с ее текстом именуется адекватным толкованием.

Однако в отдельных случаях может обнаружиться некоторое несоответствие между подлинным содержанием нормы права и ее внешним выражением в тексте нормативно-правового акта. Здесь бывает одно из двух – либо словесная формулировка нормы оказывается шире ее смысла, либо наоборот. Соответственно возникает необходимость в распространительном (экстенсивном) или ограничительном (рестриктивном) толковании нормы права.

Распространительное (расширительное) толкование имеет место в случаях, когда истинное содержание нормы шире ее буквальной формулировки. Так, в статье 120 Конституции Российской Федерации 1993 года говорится: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному Закону». Буквальный смысл этого нормативного предписания имеет в виду только самих «судей». Между тем его подлинное содержание несколько шире – в нем имеются в виду и судебные заседатели, участвующие при рассмотрении уголовных и гражданских дел. Именно так понимает это вся судебная практика.

Ограничительное толкование означает, что действительное содержание правовой нормы несколько уже словесной ее формулировки. Это случается, если законодатель употребил в тексте закона слишком общие выражения. Согласно тексту ч.2. ст. 2 УПК РФ положения УПК РФ применяются при производстве по уголовному делу о преступлении, совершенном на воздушном, морском или речном судне, находящемся за пределами территории Российской Федерации под флагом Российской Федерации, если указанное судно приписано к порту Российской Федерации. Однако данную норму следует толковать ограничительно. В действительности в соответствии с нормами ряда международных договоров она может применяться только в тех случаях, когда:

1) преступление совершено на российском военном судне;

2) преступление совершено на российском судне в открытом море;

3) российское судно использует право мирного прохода через чужие территориальные воды без захода в воды внутренние;

4) российское судно хотя и находится во внутренних водах иностранного государства, однако согласно международному договору преступление, совершенное на борту российского судна, подпадает под юрисдикцию России.

Как видим, распространительное и ограничительное толкование правовых норм связаны с установлением того, что объективизированная воля оказывается выраженной в более общей или в менее общей форме, нежели это имел в виду сам законодатель. Вне всякого сомнения, что путем такого толкования не может быть ни дополнения правовой нормы, ни изменения формулировки ее действующего текста, ни дотягивания ее до желаемого, ни произвольного исключения из сферы ее применения какой-либо части предмета регулирования. Практически ограничительное или распространительное толкование сводится преимущественно к более узкому или более широкому истолкованию отдельных терминов и выражений нормативных предписаний и к согласованию их между собой путем выработок правоприменительных положений, основанных на глубоком изучении и обобщении правореализационной практики.

Любое толкование, в том числе распространительное или ограничительное, призвано раскрыть, познать только то, что фактически содержится, но недостаточно четко выражено в самой норме права.

Распространительное толкование имеет некоторое внешнее сходство с аналогией. Однако различие между ними носит принципиальный характер[382]. Аналогия предполагает отсутствие закона, пробел в законодательстве и означает применение нормы права к случаю, прямо не предусмотренному в законе, но сходному с рассматриваемым по данному делу.

Вопросы и задания для самостоятельной работы:

Что такое правовое регулирование и в чём его социальная ценность?

Назовите виды правового регулирования.

В чём заключается сущность реализации права? Каковы её содержание, формы и пути?

Охарактеризуйте функционирование юридического механизма реализации права.

Определите уровни (стадии) реализации права.

Что такое пробелы и коллизии в праве?

Дайте понятие толкованию права и назовите его способы.

Приведите примеры коллизий и пробелов в праве по российскому законодательству. Каковы пути их преодоления?

Дополнительная литература по теме:

Дюрягин И.Я. Применение норм советского права. Свердловск, 1973.

Судебная практика в советской правовой системе / Отв. ред. С,Н. Братусь, А.Б. Венгеров. М., 1975.

Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов. М. 1997.

Вопленко Н.И. Официальное толкование норм права. - М., 1976.

Горшенёв В.М. Способы и организационые правовые формы правового регулирования в социалистическом обществе. М., 1972.

Григорьев Ф.А. Акты применения права. Саратов. 1995.

Карташов В.Н. Институт аналогии в советском праве. - Саратов, 1976.

Карташов В.Н. Применение права. Ярославль. 1980.

Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974.

Лазарев В.В. Эффективность правоприменительных актов. Казань, 1975.

Левченко И.П.

Поиск по сайту: