Относительное благополучное положение в финансовой и денежно-кредитной системе СССР в период войны, при данных обстоятельствах, поддерживалось с одной стороны, способностью командной системы контролировать цены и доходы населения, а с другой, огромными ,намного более сильными, чем в других странах жертвами населения, что и позволило минимизировать издержки производства и обращения, собирать повышенные налоги с населения и «добровольные» займы населения. Игнорировалась и роль в доходах государственного бюджета. Поэтому официальные восторги по поводу относительной устойчивости денежно-кредитной и финансовой систем являются явно преувеличенными.
Баланс этих потерь и приобретений еще предстоит подвести, но очевидно, что восстановление советской экономики было не менее трудной задачей, чем в Японии и Германии, и намного более сложной, чем в странах Западной Европы, не понесших таких материальных и людских потерь и получавших большую помощь по плану Маршалла. Но СССР вернул свою экономику к довоенному уровню примерно в то же время, что и Западная Германия, и раньше, чем Япония.
В четвертую пятилетку был не только восстановлен довоенный уровень производства, но и значительно улучшена структура экономики, происходил довольно быстрый технический прогресс в промышленности и других отраслях народного хозяйства, в значительной степени, правда, основанный на использовании технических достижений, полученных по репарациям, ленд-лизу и благодаря промышленному шпионажу в США во время войны.
Наиболее важным для быстрого технического прогресса в четвертой пятилетке было развитие производства металлорежущего оборудования - важнейшей основы прогресса во всем машиностроении. До войны, добившись больших успехов по количеству выпускаемых станков, СССР практически не имел производства сложного современного металлорежущего оборудования и был вынужден его импортировать. В четвертой пятилетке произошел подлинный прорыв в этой области. По сравнению с довоенным уровнем общее производство станков выросло по количеству на 60 процентов, а по суммарному весу станков и суммарной мощности выпускаемых станков - на 136 процентов, что уже говорит об огромном продвижении. Производство наиболее сложных прецизионных станков выросло с 17 штук (1940) до 2744 штук (1950), крупных тяжелых и уникальных - соответственно с 42 до 1537 штук, агрегатных станков - с 25 до 400 штук, а общий вес всех этих станов - с 212 до 3900 тонн [88]. Наконец, впервые в массовом масштабе начали выпускаться автоматические линии и был пущен в эксплуатацию первый завод-автомат по производству автомобильных поршней. Одним словом, в этой важнейшей отрасли произошла подлинная техническая революция, в результате которой отрасль вышла на технический уровень самых передовых капиталистических стран спустя всего лишь пять лет после тяжелейшей войны. Видимо, немалую роль в этом экономическом чуде сыграли поставки по ленд-лизу, репарации и вывоз из Германии технической документации. Но ведь и внедрение чужого научно-технического опыта - задача достаточно сложная и требующая большой технической культуры. Что касается автоматических линий, то здесь СССР просто шел вровень с США.
О том, что восстановление экономики частично происходило на более высокой технической базе, говорит заметный рост фондовооруженности в большинстве отраслей промышленности (например, в машиностроении - на 41 процент, в лесной и деревообрабатывающей промышленности - на 62, в легкой - на 21 процент и т. д. [89]). Серьезно обновилась также и номенклатура производимой продукции в сторону более технически совершенных изделий. К сожалению, специальные исследования по этому вопросу отсутствуют, но можно полагать, что разрыв между техническим уровнем советской и западной промышленности в этот период заметно сократился - благодаря не только весьма существенной роли западных источников и технологий, но также и собственной исследовательской базе: в этот период особенно быстро росли расходы на науку и численность научных работников, а также работников конструкторских организаций. Впечатляющие технические достижения были достигнуты в электроэнергетике, черной и цветной металлургии, в гражданском машиностроении (и, конечно, в выпуске военной продукции), в химической промышленности. Сложнее обстоит дело с оценкой оригинальности новых технических решений. По-видимому, большая их часть была все же тем или иным способом позаимствована в западной промышленности. В этом, конечно, нет ничего зазорного: японская промышленность многие годы развивалась на заимствованных технике и технологии, за которые она, правда, платила, а советская промышленность в этот период обычно использовала западные технические достижения бесплатно.
Оригинальными техническими решениями характеризовались в этот период автоматические линии в машиностроении (в СССР был построен первый в мире завод-автомат), угольная техника и мощные землеройные машины. В других гражданских отраслях уровень выпускавшейся новой техники, видимо, соответствовал ее довоенному уровню в западных странах. Помимо молодости и недостаточной квалификации большинства научных и конструкторских работников СССР, на такой слабой оригинальности научно-технического прогресса в гражданском секторе сказалось, конечно, сосредоточение основных и наиболее талантливых научных и технических сил в оборонных отраслях, где тоже не без использования иностранного опыта и специалистов были сделаны очень серьезные работы в исключительно сложных областях: в атомной и ракетной технике, реактивной авиации, радиолокации. Насколько известно, 70-80 процентов работ в области науки и техники, получивших после войны Сталинские премии, носило заимствованный характер. Эта оценка, конечно, нуждается в перепроверке, но опубликованные в последнее время закрытые документы о положении в советской науке и технике в начале шестой пятилетки ее подтверждают. Так, в направленной в ЦК КПСС записке за подписями А. Несмеянова, В. Малышева и министра высшего образования СССР В. Елютина отмечалось, что в предшествующий период усилия советских ученых были направлены на «освоение нашей промышленностью зарубежных научных достижений», а ряд достижений советских ученых находил применение за рубежом быстрее, чем в СССР [90]. Руководители советской науки предлагали сделать в следующей пятилетке упор на развитие и расширение самостоятельной научной базы. Следует признать, что именно в шестой пятилетке для создания такой базы были приложены огромные усилия, о чем можно судить по увеличению ассигнований на науку и увеличению количества научных работников в СССР. Так, за 1950-1955 годы число научных работников НИИ, в которых был сосредоточен основной научный потенциал страны, увеличилось с 70,5 до 96,5 тысяч человек, а к 1960 году достигло 200,1 тысячи. Среднегодовой прирост, следовательно, был четырехкратным (с примерно 5 тысяч до почти 20 тысяч), то есть только за одну пятилетку здесь было сделано больше, чем за всю предшествующую историю царской России и первые десятилетия советской власти [91].
Создание принципиально новой техники и быстрое использование имеющихся научных достижений других стран были бы невозможны без наличия достаточно квалифицированной базы научных и технических кадров. После войны были предприняты огромные усилия для приумножения аналогичных достижений довоенного периода. Речь идет и об огромных вложениях в развитие науки и высшего образования, и о создании принципиально новых вузов типа Физтеха, и о значительном повышении материальной и моральной престижности научного труда. Необходимо напомнить о резком повышении заработной платы высококвалифицированным научным работникам сразу после войны и о той обстановке огромного уважения к труду научных работников и создателей новой техники, которая создавалась в первый послевоенный период.
Достаточно высокие критерии применялись при выборах в Академию наук СССР, что задавало тон и в общей оценке квалифицированного научного труда (на выборах в 1943 и в 1946 годах академиками и членами-корреспондентами АН СССР были избраны действительно выдающиеся ученые в области математики, физики, химии). Существенно, что при этом их политическим убеждениям и лояльности не придавалось никакого значения: достаточно указать на избрание сразу в академики 38-летнего Льва Ландау, настроенного если не прямо антисоветски, то антисталински (о чем свидетельствует составленная им в 1938 году листовка). Это касалось даже общественных наук: в АН СССР было выбрано немало историков, сформировавшихся как ученые в царский период и относившихся к советской власти весьма скептически; некоторые из них успели отбыть заключение за антисоветские взгляды. Атмосферу академических выборов 1946 года, ничего подобного которой не было ни раньше, ни позже (в 1960-1990-х), хорошо характеризуют слова президента АН СССР С. Вавилова, отстаивавшего кандидатуру Л. Ландау: «Я не знаю, как остальным физикам-академикам, но лично мне стыдно, что я академик, а Ландау нет» [92]. В результате Ландау был избран единогласно, что случалось не часто.
Правда, большая часть прироста ассигнований на науку была направлена на исследования военной направленности, которые к концу четвертой пятилетки составили более 80 процентов всех затрат на науку. Но в любом случае огромный прирост затрат на науку принес значительные плоды. Вторая половина 1950-х была, пожалуй, самым успешным временем для советской науки за всю ее историю. Достаточно напомнить о запуске первого искусственного спутника земли, первом полете человека в космос, спуске на воду первого атомного ледокола и многих других блистательных достижениях советской науки и техники, база для которых была заложена в предыдущее десятилетие.
СОВЕРШЕННО НОВОЙ ОТРАСЛЬЮ советской промышленности, созданной за годы четвертой пятилетки, была радиоэлектроника. Только в 1990-х были обнародованы данные, которые позволяют хотя бы в общих чертах воссоздать историю создания и развития отрасли. Однако некоторые очень важные экономические показатели остаются закрытыми либо плохо раскрытыми и сейчас, в особенности сводные данные о производительности труда и себестоимости продукции радиоэлектронной промышленности. При описании этой ключевой для современного научно-технического прогресса отрасли я воспользуюсь тремя источникам: изданной еще в 1980-м на Западе книгой бежавшего туда известного ученого в области электроники Анатолия Федосеева; объемной и весьма содержательной книгой сына первого министра электронной промышленности А. Шокина, сочетающей черты мемуаров и историко-технического исследования [93]; наконец, не раз уже цитировавшейся выше книгой Николая Симонова об истории советского ВПК.
Если научная и образовательная база радиотехники и электроники в СССР была развита относительно неплохо и до войны, хотя серьезно отставала от западной, то промышленная база отрасли находилась в зачаточном состоянии. Об этом говорят и низкий объем производства радиоприемников, и крайне недостаточное количество радиопередатчиков в вооруженных силах, и малое число объем и низкое качество радиолокационных установок. Недостатки в оснащении вооруженных сил радиотехническими изделиями в годы войны устранялись в основном благодаря ленд-лизу.
Для преодоления или, лучше сказать, уменьшения отставания советской радиоэлектроники в годы четвертой пятилетки использовались два основные метода: научный шпионаж (в основном в США) и огромный вывоз оборудования радиоэлектронной промышленности из Германии [94]. Перед самой войной ряд видных специалистов в этой области (среди них Анатолий Федосеев и А. Шокин) посетили США с целью изучения организации там радиоэлектронного производства.
Не будет преувеличением сказать, что как самостоятельная и довольно развитая отрасль радиоэлектронная промышленность была создана именно в четвертой пятилетке. Появились десятки научно-исследовательских институтов в структуре нескольких министерств, были построены десятки промышленных предприятий. Понятно, что использование ленд-лиза, научного шпионажа и репараций сильно облегчало развитие отрасли, но при этом требовалось построить здания и сооружения для институтов и заводов, установить оборудование, наладить технологию и организацию производства. Это требовало немалых средств и немалой квалификации и рабочих, и инженерно-технических и научных работников, и руководителей отрасли.
Если до войны в радиотехнической промышленности (основном ядре отрасли) имелось всего лишь 13 заводов, на которых работало всего лишь 21,6 тысячи человек, то уже в 1950-м эти цифры составили соответственно 98 заводов 250 тысяч человек [95]. Для сравнения укажем, что в радиотехнической промышленности США в 1947 году было занято 500 тысяч человек, то есть по численности (конечно, не по объему производства, качеству и себестоимости продукции) советская отрасль уже стала однопорядковой с американской.
Наиболее крупные достижения были сделаны в военной области. Это массовое производство радиолокаторов и систем управления ракетными комплексами ПВО, прежде всего ПВО Москвы: «Создание за 4,5 годы года такой системы, какой явилась московская зенитно-ракетная система ПВО - задача фантастическая для любого государства… Все эти работы были бы совершенно невозможны, если бы к этому времени в результате радиолокационной пятилетки (1946-1949 годы. - Г. Х.) в СССР не было развернуто производство современных электронных приборов, в особенности СВЧ-техники» [96]. К достижениям отрасли относилась и разработка первых электронно-вычислительных машин, - с отставанием на несколько лет от США и Англии, но опережая всю континентальную Европу и Японию.
Гораздо скромнее были достижения радиоэлектроники в области удовлетворения нужд населения. Но и здесь следует отметить запуск массового производства радиоприемников, начало производства телевизоров и создание первых телевизионных центров, требующих сложного радиоэлектронного оборудования.
Однако при всех своих достижениях отрасль к началу пятой пятилетки еще очень сильно отставала от США. Как совершенно справедливо отмечают исследователи, у СССР просто не хватало средств для одновременного развития радиоэлектроники, атомной промышленности и других отраслей вооружения.
БЛАГОДАРЯ ТЕХНИЧЕСКОМУ ПРОГРЕССУ и улучшению организации производства производительность труда в ряде отраслей превзошла довоенный уровень. По моим примерным подсчетам, она заметно превзошла довоенный уровень в электроэнергетике (на 42 процента), черной металлургии (более 20 процентов), машиностроении, химической и резиноасбестовой промышленности. В то же время не произошло существенного роста производительности труда в лесной и деревообрабатывающей, в угольной, в легкой и пищевой промышленности. Примерно на 10 процентов увеличилась производительность на железнодорожном транспорте. Весьма незначительный по сравнению с довоенным уровнем рост произошел в строительстве. Совсем не выросла производительность труда в сельском хозяйстве.
С учетом огромных потерь в квалифицированной рабочей силе за годы войны, большого притока недавних крестьян и женщин (их доля в общей численности занятых заметно выросла), этот относительно скромный рост производительности труда был на самом деле немалым достижением. Он не уступает росту производительности труда в промышленности США за тот же период, хотя Штаты развивались в намного более благоприятных условиях; в Японии же производительность труда в промышленности в 1950 году отставала от дозволенного уровня на 34 процента [97].
При оценке роста производительности труда в гражданской промышленности и других отраслях мирной экономики следует иметь в виду, что при относительно слабой общей экономической базе советское государство решало в этот же период сложнейшие задачи по организации производства ядерного оружия, ракетной и реактивной техники, средств радиолокации, систем противовоздушной обороны и что именно на этих направлениях были сосредоточены лучшие научно-технические и организационные силы страны.
Крупнейшим организационным и научно-техническим достижением первого послевоенного периода стала грандиозная ядерная программа СССР. Она потребовала огромных финансовых вложений, организации производства множества новых для СССР видов оборудования, приборов и материалов высокого технического уровня (именно на неспособность СССР наладить их производство рассчитывали США), координации деятельности многих производственных и научных организаций. То, что эта задача была успешно решена в разоренной войной стране в исторически кратчайшие сроки (хотя и с широким применением иностранного опыта, полученного благодаря разведке и использованию немецких специалистов), свидетельствует о высоком организационном и квалификационном уровне руководящего, научно-технического и инженерно-технического, а также рабочего персонала. В связи с рекордно быстрым созданием ядерного и ракетного оружия в СССР, намного уступавшем США по уровню экономического развития, хочу обратить внимание еще на несколько обстоятельств.
Во-первых, при создании ядерной и ракетной отраслей был найден уникальный и крайне эффективный способ сочетания в одной организационной структуре фундаментальной и прикладной науки, опытно-конструкторских работ, проектных и строительных работ и собственно промышленности. И до того, и после соответствующие стадии создания новой техники были разбросаны по различным ведомствам, преследующим свои собственные интересы, что резко замедляло и сроки, и качество внедрения новой техники. Наиболее проницательные советские ученые впоследствии предлагали воспользоваться этим великолепно оправдавшим себя опытом при создании новой техники гражданского назначения [98]. Однако бездарное советское руководство 1960-1980-х систематически игнорировало подобные предложения.
Во-вторых, осуществление указанных проектов осуществлялись хозяйственными руководителями, хорошо показавшими себя в период войны (Л. Берия, Б. Ванников, Д. Устинов и другие).
В-третьих, огромная роль в реализации ядерного и ракетного проектов принадлежала ученым, для работы и творчества которых были созданы прекрасные материальные условия.
В то же время представляется, что в послевоенный период не были достаточно полно использованы крупные организационные достижения последнего предвоенного и военного периодов - такие как система скоростного проектирования, разработанная В. Грабиным, как поточное производство многих изделий.
Высшее хозяйственное руководство проявляло большую энергию и умелость при наращивании объемов производства, объема капитальных вложений и технического прогресса. В то же время распространение передовых приемов производства и управления, для чего командная экономика предоставляла большие возможности, не стало приоритетным направлением хозяйственной политики. Нельзя сказать, что этому не уделялось внимание. Социалистическое соревнование по распространению передовых приемов труда было широко развито и сыграло определенную роль в повышении эффективности производства в четвертую пятилетку. Но распространение передовых приемов труда и управления не было органически включено в процесс планирования и управления и, как правило, не было обосновывающей частью составления народнохозяйственных планов.
Хотя я и не могу в полной мере согласиться с утверждением В. Молотова о том, будто Сталин не был хорошим экономистом, бесспорно, что ряд практических вопросов экономики, в частности, методологию планирования, Сталин знал и понимал не слишком хорошо. Не давал он и развернуться в достаточной степени талантливым экономистам, которых тогда было немало среди как старых специалистов, так и молодых хозяйственников, сформировавшихся уже в советское время.
С другой стороны, распространение передового опыта организации и управления требовало учета специфики производства в отдельных отраслях и даже на отдельных предприятиях, что было непосильным бременем для руководивших экономикой органов. В то же время хотя бы некоторые, наиболее эффективные меры в этой области можно было бы распространять централизованно.
К числу серьезных мероприятий по совершенствованию управления советской экономикой можно отнести: создание в 1947 году Госкомитета по новой технике, сыгравшего под руководством В. Малышева важную роль в ускорении технического прогресса; создание в том же году Госснаба, позволившее централизовать материально-техническое снабжение и намного улучшить его организацию; реорганизацию Госплана СССР в начале четвертой пятилетки, направленную на улучшение планирования и управления крупными экономическими пропорциями в экономике.
Заметно улучшилось в первые годы пятилетки качество составления планов. Большие усилия предпринимались по улучшению нормирования расхода материалов, большей сбалансированности и обоснованности планов. Улучшилась практика определения производственных мощностей предприятий, более полно стали учитываться резервы производства, достижения передовых коллективов, изменения в технике производства. Для более полного контроля за использованием продукции расширилось число составляемых материальных балансов, которые составлялись по всей номенклатуре фондируемой продукции, достигшей в 1950 году 1500 наименований [99]. Расширилось утверждение норм по использованию материалов, что позволило контролировать снижение материальных издержек, - традиционно слабое место советской экономики.
Если при разработке государственного плана снабжения на 1946 год Госснабом СССР было рассмотрено 1814 норм, то при разработке плана на 1950 год - уже 4500 норм, а плана на 1951 год - более 6000 норм. В результате составления норм расхода материалов и контроля за их исполнением удалось улучшить использование материалов. Так, фактические нормы расхода металлов были снижены в 1949 году на 6,8 процента, в 1950 году - на 7,1 процента. Нормы расхода топлива были снижены в 1949 году на 4,95 процента, в 1950 году - на 4 процента. Такое сокращение весьма значительно, однако нужно иметь в виду и низкий исходный уровень эффективности. Нормирование металла охватывало лишь 60 процентов всего его расхода, тогда как специалисты считали необходимым довести этот показатель до 75-80 процентов [100]. Кроме того, многие нормы устанавливали достаточно высокий уровень расхода материалов, например, коэффициент использования металла в размере 0,45-0,60.
Очевидно, что качественное расширение практики нормирования всех видов ресурсов и контроля за их исполнением на порядок увеличивало и нагрузку на все государственные органы, в том числе планирующие. Требовалась и намного большая интеллектуализация планирования, так как с точки зрения методологии подобные задачи намного более сложны, чем та практика планирования, которая преобладала в 1930-х.
Результаты четвертой пятилетки как будто говорили, что такие задачи были решены, но нужно, повторяю, принимать во внимание низкий исходный уровень эффективности производства.
Однако с учетом плохого состояния оборудования, низкой квалификации рабочей силы и ИТР и других естественных ограничителей и объективных трудностей этого периода общие результаты экономического развития в отношении повышения эффективности производства также были неплохими. В последние годы четвертой пятилетки очень быстро росла производительность труда, снижалась себестоимость продукции (в последние годы пятилетки на огромную величину в 6-7 процентов ежегодно), улучшалось использование оборудования. Благодаря повышению эффективности производства удавалось обеспечить ежегодное значительное снижение розничных и оптовых цен, успешное выполнение бюджета страны и финансовых планов министерств.
Можно, таким образом, утверждать, что в последние годы четвертой пятилетки советская экономика твердо встала на путь интенсивного развития.
Особо надо остановиться на состоянии денежно-кредитной и финансовой системы. В годы четвертой пятилетки денежно-кредитная и финансовая системы преодолевали расстройство в их состоянии, связанное с войной (в этом расстройстве выпуск немцами фальшивых советских денег, о котором так много писалось, не играл никакой роли: никаких свидетельств этого выпуска нет). Правда, в 1946 году в связи с трудностями конверсии военной промышленности и временной расхлябанностью хозяйственного аппарата наступившей сразу после окончания войны, последствиями засухи 1946 года и прекращением помощи по ленд-лизу и по линии ЮНРРА, отменой ряда военных налогов, возникли серьезные проблемы с доходами бюджета. Однако с 1947 года возобновился быстрый рост доходов бюджета в результате стремительного восстановления экономики и быстрого снижения издержек производства и обращения. Бюджет по-прежнему оставался дефицитным. Но его дефицит был минимальным, в отличие от периода войны. Он сопровождался очень быстрым ростом расходов на народное хозяйство (в них, правда, впервые начали включаться и расходы на закупки военной техники) и социально-культурные мероприятия, особенно на науку. В то же время военные расходы (с учетом скрытых статей) сокращались и в абсолютном и, особенно, в относительном выражении, вплоть до 1949 года, когда они снова начали расти.
После довольно заметного роста розничных цен в 1946 году, вызванного последствиями засухи и необходимостью компенсации выпавших статей доходов бюджета военного времени, государственные розничные цены стабилизировались, а с 1948 года быстро начали снижаться на основе роста производства и снижения издержек производства и обращения. Одновременно в три раза сократились и цены колхозного рынка, что свидетельствовало об относительной сбалансированности товарно-денежного обращения в этот период. После денежной реформы 1947 года, о которой речь пойдет ниже, улучшилось положение на потребительском рынке. К сожалению, у меня нет таких свидетельств его состояния, как для довоенного и военного периода, которые приводилось в предыдущих частях, но можно сослаться на устные свидетельства старых людей, которые говорят о изобилии многих, ставших впоследствии дефицитных товаров в конце 1940-х годов не только в столицах, но и в других крупных городах. Такая относительная сбалансированность на потребительском рынке объяснялась не только быстрым ростом производства потребительских товаров, но и разумным установлением цен на потребительские товары в государственной и кооперативной торговле.
Очень крупным успехом в стабилизации денежного обращения явилась денежная реформа 1947 года. Она готовилась очень долго, тщательно (первые ее проекты были разработаны уже в 1943 году) и секретно. Лишь в самые последние дни перед реформой сведения о ее проведении просочились и началась бурная скупка дорогих и непортящихся товаров. Механизм ее проведения в СССР напоминал механизм проведения аналогичных реформ в ряде стран Западной Европы в 1945-1948 годах. Условия ее были достаточно жесткими, но ее жертвами стали преимущественно спекулятивные элементы и часть номенклатуры, обогатившиеся в период войны, поскольку рядовые граждане жили, в основном, от получки до получки и не имели значительных денежных сбережений. Денежная реформа в Западной Германии в 1948 году была по своим условиям значительно более жесткой. Денежная реформа выявила существовавшую уже тогда значительную дифференциацию доходов населения. Это проявилось и в массовой скупке дорогих (иногда стоимостью более чем по 100 тысяч рублей, что превышало в десятки раз средние годовые доходы рабочих и служащих) товаров перед реформой и при обмене денежных знаков и сбережений в сберегательных кассах. При всем том, эта дифференциация еще не была катастрофически высокой: объем непредъявленной к обмену денежной массы относительно был невелик, а вклады суммой менее 3 тысяч рублей составили 80 процентов всех сбережений. Правда, эти данные несколько преуменьшают размер дифференциации, поскольку часть денежной массы была отоварена еще до денежной реформы, а вклады раздроблены также перед реформой.
Уже в 1 квартале 1948 года произошло массовое снижение розничных цен, и в целом в 1948 году по сравнению с 1947 годом реальные доходы населения значительно выросли, хотя оставались, конечно, еще очень низкими. Завершилась нормализация денежного обращения после войны проведением реформы оптовых цен с 1 января 1949 года, в результате которой были подняты оптовые цены почти на все виды продукции для ликвидации убыточности в ряде отраслей промышленности и на транспорте возникшей из-за замораживания оптовых цен в период войны при росте номинальных доходов работающих. По мере снижения издержек производства в течение 1949 и 1950 годов происходило довольно заметное снижение оптовых цен в промышленности.
Наиболее обобщающим выражением нормализации денежного обращения после войны явилось то обстоятельство, что уже в начале 1949 года на единицу розничного товарооборота денежная масса сократилась по сравнению с 1940 годом примерно на одну треть.
Наряду с весьма квалифицированными действиями по нормализации денежного обращения в послевоенный период нельзя не отметить абсурдного решения об установлении в 1950 году завышенного по крайней мере в 3-4 раза курса рубля по отношению к доллару, что диктовалось исключительно пропагандистскими соображениями и серьезно затрудняло и международные сравнения советской экономики и экономики зарубежных стран и определение эффективности внешней торговли и развитие международного туризма.
ДЛЯ ОБЪЕКТИВНОЙ ОЦЕНКИ экономического развития СССР в четвертой пятилетке целесообразно сравнить его результаты с показателями двух крупных капиталистических стран, понесших сравнимые людские и материальные потери и тоже достаточно быстро восстановивших довоенный уровень развития - Японии и Западной Германии. Возрождение экономики этих стран, лежавших к концу войны буквально в руинах, справедливо расценивается как экономическое чудо.
Объективные условия экономического развития, как представляется, были примерно одинаковы для всех трех стран. По одним показателям более благоприятные условия имел СССР - например возможность использования огромных репараций и труда военнопленных. По другим в более выгодном положении находились Германия и Япония, которым в этот период совсем не пришлось нести военных расходов; оккупационные же расходы были относительно намного меньшими, чем военные расходы СССР. Плюсы и минусы здесь примерно равноценны. Правда, ни в Японии, ни в Западной Германии для восстановления экономики не использовался в значительных размерах труд заключенных - только в этом, отнюдь не маловажном отношении, советская экономика отличалась от японской и западногерманской.