Духовная (церковно-богословская) речь

В классификации родов и видов ораторской речи особое место принадлежит духовному красноречию, как с давних времен назы­валось искусство публичной речи в обиходе церковно-богословской жизни. Этот род красноречия всегда был связан с изложением и популяризацией религиозных тем. За тысячелетнее существование христианства на Руси сложились великолепно разработанные жан­ры церковно-богословской речи. К этим жанрам относятся пропо­ведь, приветственное слово, некролог, беседа, поучение, послание, лекция в духовном учебном заведении, а в наше время – еще и выступления лиц духовного звания по радио и телевидению (на­пример, «Слово пастыря», христианские передачи «Пробуждение России», «Спаси, Боже, люди твоя» и т. п.).

Своеобразие церковно-богословской речи проявляется в целом ряде отличительных черт. Так, в качестве слушателей в церкви обычно выступает община верующих, перед которыми необходимо раскрыть признаваемое ими учение и которые должны уяснить смысл той веры, о которой идет речь. Вторая отличительная черта связана с темами речей. В качестве основных материалов исполь­зуются Священное писание, труды отцов церкви и другие источни­ки, из которых черпаются поучительные притчи, примеры, иллю­стративные зарисовки и т. д.

В русской традиции один из ведущих характерных признаков духовного красноречия обусловлен также особенностями языка, которым пользуются проповедники. Влияние культового церковно­славянского языка в речах церковных ораторов сказывается до сих пор. Этот язык оставил в наследство традиционную «духовную» лексику и фразеологию, с помощью которой всегда оформлялись церковно-библейские тексты.

В наши дни стилистические славянизмы, т. е. славянизмы по употреблению, заметно активизировались именно в церковно-бого­словской речи. Наблюдается процесс обогащения новыми контекс­тами и смысловыми нюансами, казалось бы, прежде совсем забы­тых и ушедших из языка слов и оборотов. Можно привести лишь некоторые примеры современного употребления славянизмов: Но древо узнается по плодам своим (из предвыборного выступления партии «Христиане россии», ОРТ); Никто не внидет в царство божие (PP. 18 января 1995 г.); Оберегись, человече, следовать этим посулам, этим вещаниям змия (из выступления священника. PP. 22 июня 1993 г.); Ликуют ангели на небеси и человеци на земли (РТО. Служба «Рождество Христово». 6 января 1995 г.); Сегодня наш взор устремлен в горнее пространство (МТБ. 13 сентября 1991 г.) и т. д.

Если вспомнить историю русского литературного языка, нель­зя не отметить, что он возник в результате поистине золотого спла­ва величайших ценностей христианской и отечественной народной культуры. Это и заставляет внимательнее присмотреться к наибо­лее значительным памятникам духовного красноречия.

Из современных церковно-богословских речей для хрестома­тии отобраны две: лекция протоиерея А. Меня «Христианство» и проповедь архимандрита Иоанна (Крестьянкина) «Слово на Свет­лой пасхальной седмице».

Лекция «Христианство» была прочитана 8 сентября 1990 г. в московском Доме техники на Волхонке незадолго до трагической ги­бели отца Александра. Текст его последней лекции был опубликован в «Литературной газете» 19 октября 1990 г. (а затем и в других изда­ниях). В лекции проводится простая и естественная мысль о том, что высокие нравственные ценности христианства нужны нам в нашей повседневной жизни, что только вера и светлый разум помогут нам преодолеть «попрание человечности, бездуховность, материализм». «Для меня иной раз облако, птица, дерево – значат больше, чем иная картина на религиозную тему. Сама природа для меня есть икона высочайшего класса», – говорил А. Мень. Основные достоин­ства предлагаемой лекции – это глубина мысли и чувства, неорди­нарность рассуждений, живость и красота повествования.

«Слово на Светлой пасхальной седмице» – одна из пятидеся­ти трех проповедей архимандрита Иоанна (Крестьянкина), произ­несенных им в Псково-Печерском монастыре в 1973–1993-м гг. и опубликованных в двухтомнике «Проповеди» (М., 1994). Помещен­ная в хрестоматии проповедь интересна тем, что в ней сосредото­чились наиболее типичные черты древнего жанра религиозно-ду­ховного наставления и поучения. Формы и приемы проповеди обычно определяются ее органической связью с богослужением. Пасха – весенний праздник у христиан, установленный в память Воскресе­ния Христова, сейчас широко празднуется в нашей стране. Поэто­му тема проповеди о Пасхе предназначена не для узкого круга слу­жителей церкви, а для всех христиан: «Возлюбленные о Христе братия и сестры, други мои!» – так обращался к пастве в этой проповеди архимандрит Иоанн. Целесообразно также обратить вни­мание на текст поучения и с другой точки зрения – с точки зрения традиционного для русской христианской проповеди стилистичес­кого оформления темы. Основа русского духовного красноречия двуязычна: в нем соседствуют церковно-славянские и русские эле­менты. В этом отношении показательно даже начало «Слова»: «Ныне вся исполнишася света: небо, и земля, и преисподняя-Христос Воскресе!

Чадца Божий! От избытка неземной радости приветствую и я вас, опаляя силой Божественных слов: «Христос воскресе!»

Многочисленные церковно-славянские элементы в этой пропо­веди служат целям создания высокого и торжественного стиля цер­ковной речи. «Библию не кладут рядом с кастрюлей», – справед­ливо говорят священники, полагая, что церковно-славянская речь необходима, что «на славянском языке все книги – хорошие. Они учат добру» (ТВ. «5-е колесо». 26 апреля 1991 г.). Многие значения церковно-славянских слов и речений, однако, так или иначе меняются в процессе употребления, и задача осовременивания церковно-богословской речи, рассчитанной на широкую аудиторию, ста­новится актуальной и злободневной.

А. Мень. Христианство

(1990)

… Итак, мы с вами идем к завершению нашего путешествия по эпохам, по кругам миросозерцании. И мы подошли к вершине, к тому сверкающему горному леднику, в котором отражается солнце и который называется – христианством.

Конечно, христианство бросило вызов многим философским и религиозным системам. Но одновременно оно ответило на чаяния большинства из них. И самое сильное в христианской духовнос­ти – именно не отрицание, а утверждение, охват и полнота. <…>

Если в исламе есть абсолютная преданность человека Богу, который является суверенным властелином космоса и человечес­кой судьбы, то это самое мы находим и в христианстве.

Если в китайском миросозерцании небо – Цянь – является чем-то ориентирующим человека в жизненных вещах, даже в мело­чах, в различных оттенках традиций, то и это есть в христианстве.

Если брахманизм (современный индуизм) говорил нам о много­образных проявлениях Божественного, то и это есть в христианстве.

Если, наконец, пантеизм утверждает, что Бог во всем, что он, как некая таинственная сила, пронизывает каждую каплю, каж­дый атом мироздания, – то христианство и с этим согласно, хотя оно не ограничивает воздействия Бога только этим пантеистичес­ким всеприсутствием.

Но мы бы ошиблись с вами, если бы считали, что христианство явилось как некая эклектика, которая просто собрала в себе все элементы предшествующих верований. В нем проявилась колос­сальная сила чего-то нового. И это новое было не столько в доктри­не, сколько в прорыве иной жизни в эту нашу обыденную жизнь. Великие учителя человечества – авторы «Упанишад», Лао-цзы, Конфуций, Будда, Мохаммед, Сократ, Платон и другие – воспри­нимали истину как вершину горы, на которую они поднимаются с величайшим трудом.

И это справедливо. Потому что истина – не та вещь, которая дается легко в руки, она действительно похожа на высокую гору, куда надо восходить: тяжело дыша, карабкаясь по уступам, порой оглядываясь назад, на пройденный путь, и чувствуя, что впереди еще крутой подъем.

Я никогда не забуду замечательных слов, которые сказал про­стой гималайский горец, шерп по национальности, по имени Тен-синг, который восходил на Эверест вместе с англичанином Хилла-ри. Он говорил, что к горам надо приближаться с благоговением. Так же – и к Богу. Действительно, горы требуют особого настроя душевного, чтобы понять их величие и красоту. Истина закрывает­ся от тех людей, которые идут к ней без благоговения, без готовнос­ти идти вперед, несмотря на опасности, пропасти и расселины.

Восхождение – такова история человечества.

Вы легко мне возразите: а сколько было ступеней, ведущих вниз?

Да, конечно. И на первый взгляд, ступеней, ведущих вниз, боль­ше. Людей, которые падали и катились вниз, в бездну, больше. Но для нас важно, что человек все-таки поднимался в эти надоблач­ные вершины. И он тем и велик, человек, что он способен был под­няться туда, где, как говорил Пушкин, «соседство Бога», в горы умственных и духовных созерцаний.

Человек имеет две родины, два отечества.

Одно отечество – это наша земля. И та точка земли, где ты родился и вырос.

А второе отечество – это тот сокровенный мир духа, который око не может увидеть и ухо не может услышать, но которому мы принадлежим по природе своей. Мы дети земли – и в то же время гости в этом мире.

Человек в своих религиозных исканиях бесконечно больше осуществляет свою высшую природу, чем когда он воюет, пашет, сеет, строит. И термиты строят, и обезьяны воюют по-своему (правда, не так ожесточенно, как люди). И муравьи сеют, есть у них такие виды. Но никто из живых существ, кроме человека, никогда не за­думывался над смыслом бытия, никогда не поднимался выше при­родных физических потребностей. Ни одно живое существо, кроме человека, не способно пойти на риск – и даже на смертельный риск – во имя истины, во имя того, что нельзя взять в руки. И тысячи мучеников всех времен и Народов являют собой уникаль­ный феномен в истории всей нашей Солнечной системы.

Но когда мы обращаемся к Евангелию, мы попадаем в иной мир. Не в тот мир, который дает нам картину волнующих поисков, порыва к небу, – а мы оказываемся перед тайной ответа.

Двадцать пять лет принц Гаутама, будущий Тадхагатта Буд­да, проводил в аскетических условиях, чтобы достигнуть созерца­ния. Также трудились – умственно, духовно и психофизически – йоги, философы, подвижники.

Но Иисус Христос приходит из простой деревни, где он вел жизнь рядового человека. В нем все было готово, он никуда не под­нимался. Он, наоборот, спускался к людям.

Каждый великий мудрец сознавал свое неведение. Сократ го­ворил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Величайшие святые всех времен и народов ощущали себя грешниками гораздо более остро, чем мы с вами, потому что они были ближе к свету, и каждое пятно на жизни и совести им было видней, чем в нашей серой жизни.

У Христа нет сознания греховности. И у него нет сознания того, что он чего-то достиг, – он приходит к людям, неся им то, что в нем самом есть изначала, от природы.

Я должен сразу обратить ваше внимание на то, что Иисус Хрис­тос не начал проповедовать «христианство» как некую концепцию. То, что он возвестил людям, он назвал «бесора», по гречески «euan-gelion», что значит «радостная весть», «радостное известие».

В чем же заключалось это радостное известие?

Человек имеет право не доверять мирозданию. Человек имеет право чувствовать себя в чужом и враждебном мире. Такие совре­менные писатели, как Альбер Камю, Жан-Поль Сартр и другие часто говорили о страшной абсурдности бытия. Нас обступает не­что грозное, бесчеловечное, бессмысленное, абсурдное, и доверять ему невозможно. Холодный, мертвый или мертвящий мир. Правда, я здесь оговорюсь: эти писатели, романисты, драматурги, филосо­фы выступали с позиции атеистического мировоззрения – экзис­тенциализм у Сартра и Камю – атеистический.

Они как-то не заметили одну вещь.

Когда они говорят, что мир абсурден, то есть бессмыслен, они это знают только потому, что в человека заложено противополож­ное понятие: смысла. Тот, кто не знает, что такое смысл, не чувст­вует, никогда не поймет, что такое абсурд. Он никогда не возмутит­ся против абсурда, никогда не восстанет против него, он будет с ним жить как рыба в воде. Именно то, что человек восстает против абсурда, против бессмыслицы бытия, и говорит в пользу того, что этот смысл существует. <…>

Христос призывает человека к осуществлению божественного идеала. Только близорукие люди могут воображать, что христиан­ство уже было, что оно состоялось – в тринадцатом ли веке, в четвертом ли веке или еще когда-то. Оно сделало лишь первые, я бы сказал, робкие шаги в истории человеческого рода. Многие сло­ва Христа нам до сих пор непостижимы, потому что мы еще неан­дертальцы духа и нравственности, потому что евангельская стрела нацелена в вечность, потому что история христианства только на­чинается, и то, что было раньше, то, что мы сейчас исторически называем историей христианства, – это наполовину неумелые и неудачные попытки реализовать его.

Вы скажете: ну а как же – у нас были такие великие мастера, как неведомые иконописцы. Андрей Рублев и т. д.!

Да, конечно, были и великие святые. Это были предтечи. Они шли на фоне черного моря грязи, крови и слез. Очевидно, это глав­ное, что хотел (а может, и не хотел, невольно так получилось) пока­зать Тарковский в своем фильме «Андрей Рублев». Вы подумаете, на каком фоне создалось это нежнейшее, феерическое, божествен­ное видение Троицы! То, что изображено в этом фильме, было прав­дой. Война, пытки, предательства, насилие, пожары, дикость. На этом фоне человек, не просвещенный Богом, мог создавать только «Капричос», какие создавал Гойя. А Рублев создал божественное видение. Значит, он черпал это не из действительности, которая была вокруг него, а из духовного мира.

Христианство – не новая этика, а новая жизнь. Новая жизнь, которая приводит человека в непосредственное соприкосновение с Богом, – это новый союз, новый завет. <…>

И есть сила, которую Христос оставил на земле, которая вы­дается нам даром. Она по-русски так и называется – благодать. Благо, которое дается даром. Не зарабатывается, а даром.

Да, мы должны прилагать усилия, да, мы должны бороться с грехом, да, мы должны стремиться к самосовершенствованию – помня, что сами себя за волосы вытащить мы не сможем. Это рабо­та только лишь подготовительная.

Здесь коренное отличие христианства от йоги, которая дума­ет, что человек может добраться до Бога и вломиться к Нему, так сказать, по собственному желанию. Христианство говорит: ты мо­жешь себя усовершенствовать – но до Бога добраться невозмож­но, пока Он сам к тебе не придет.

И вот благодать превосходит закон. Закон – это первая ста­дия религии, которая начинается у ребенка. Вот это нельзя, это можно, какие-то правила, какие-то нормы. Нужно это? Да, конечно. Но потом приходит благодать: через внутренний опыт встречи с Богом. Это как любовь, это как ликование, это как победа, как му­зыка сфер.

Благодать – это новая жизнь. Апостол Павел говорил:

Вот спорят между собой люди. Одни – сторонники сохране­ния старинных, ветхозаветных обрядов. Другие (греки) – против этого. А ведь ни то ни другое не важно. А важно только: новое творение – и вера, действующая любовью.

Вот это и есть подлинное христианство. Все остальное на нем – историческая обложка, рама, антураж; то, что связано с культурой.

Я вам говорю о самой сущности христовой веры.

Бесконечная ценность человеческой личности.

Победа света над смертью и тлением.

Новый завет, который возрастает, как дерево из маленького жёлудя.

Новый завет, который сквашивает историю, как закваска тесто.

И уже сегодня вот это Царство Божие тайно является среди людей: когда вы творите доброе, которое вы любите, когда вы со­зерцаете красоту, когда вы чувствуете полноту жизни – царство Божие уже коснулось вас.

Оно не только в далеком будущем, не только в футурологическом созерцании, оно существует здесь и теперь. Так учит нас Иисус Христос. Царство придет, но оно уже пришло. Суд над миром будет, но он уже начался: «Ныне суд миру сему», – говорит Христос. Ныне – то есть тогда, когда он впервые провозгласил Евангелие.

И он еще сказал: «А суд заключается в том, что свет пришел в мир – а люди более возлюбили тьму».

Этот суд начался – во время его проповеди в Галилее, в Ие­русалиме, на Голгофе, в Римской империи, в средневековой Европе и России, сегодня, в двадцатом веке, и в двадцать пятом веке, и во всей истории человечества.

Суд будет продолжаться, потому что это христианская исто­рия – это история, когда мир идет рядом с Сыном Человеческим. И если мы еще раз зададим себе вопрос: в чем же заключается сущность христианства? – мы должны будем ответить: это богочеловечество, соединение ограниченного и временного человеческого духа с бесконечным Божественным.

Это освящение плоти, ибо с того момента, когда Сын Челове­ческий принял наши радости и страдания, наше созидание, нашу любовь, наш труд, – природа, мир, все, в чем он находился, в чем он родился, как человек и богочеловек, – не отброшено, не униже­но, а возведено на новую ступень, освящено.

В христианстве есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это победа Бога. Она началась в ночь Воскре­сения, и она продолжается, пока стоит мир.

На этом я закончу, чтобы в следующий раз рассказать вам о том, как в конкретных христианских церквах эта тайна богочелове-чества реализовалась. Спасибо.

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Слово на Светлой пасхальной седмице¹

(1993)

Ныне вся исполнишься света: небо, и земля, и преисподняя…

Христос воскресе!

Чадца Божий! От избытка неземной радости приветствую и я вас, опаляя силой Божественных слов: «Христос воскресе!»

Благодатный огонь этой спасительной вести, вновь ярким пла­менем вспыхнув над Гробом Господним, потек по миру. И Церковь Божия, преисполнившись светом этого огня, дарует его нам: «Христос воскресе!»

Возлюбленные о Христе братия и сестры, други мои! Вы, ко­нечно, замечали сами, что среди многих великих и радостных на­ших христианских праздников особой торжественностью, особой радостью выделяется праздник Светлого Христова Воскресения – праздников праздник и торжество из торжеств.

Нет в нашей Православной Церкви службы более величест­венной, более проникновенной, чем пасхальная утреня. И потому так стремятся все верующие в храм Божий в пасхальную ночь.

Пасхальное богослужение воистину подобно великолепнейше­му пиру, который Господь приготовил всем притекающим под бла­годатную сень Его Дома.

Вдумайтесь в содержание «Огласительного слова» святителя Иоанна Златоуста! С отеческой лаской и радушием приемлет Гос­подь тех, кто возлюбил Его всем своим существом. «Блажен, кто от первого часа делал есть», – это те, кто от юности своей идут не­укоснительно по Его Божественным стопам.

Но не отвергает и тех, кто, преодолев в своей душе сомнения, приблизился к Богу только в зрелом и даже преклонном возрасте. «Да не устрашатся они своего замедления, Господь с любовью при­емлет последнего, так же, как и первого, – и дела приемлет и намерения целует».

Несомненно, все вы, кто был в храме в пасхальную ночь, испы­тали необыкновенный восторг… Души наши ликовали, преиспол­ненные чувством благодарности к нашему Господу Спасителю, за дарованную Им всем нам вечную жизнь. Ведь Воскресший Христос возвел род людской от земли к Небу, придал существованию чело­века возвышенный и благородный смысл.

Душа человека жаждет вечной счастливой жизни. Ищет ее… И потому к светлой заутрени так стремятся люди в храм Божий. И не только верующие, но и те, кто своим сознанием далек от христиан­ской религии.

Идут они сюда не просто посмотреть на торжественность хрис­тианской службы. Их душа, данная Богом каждому человеку при его рождении, тянется к свету незаходимого Солнца Правды, стре­мится к истине.

А верующие люди в эту святую ночь с особой силой ощущают преизобильно излившуюся светлую радость Воскресения Христова.

И неудивительно. Воскресение Христа – это основа нашей веры, это нерушимая опора в нашей земной жизни.

Своим Воскресением Христос дал людям постигнуть истин­ность Своего Божества, истинность Своего высокого учения, спаси­тельность Своей смерти.

Воскресение Христа – это завершение Его жизненного под­вига. Иного конца не могло быть. Ибо это прямое следствие нравст­венного смысла Христовой жизни.

Если бы Христос не воскрес, – говорит апостол Павел, – то напрасна и проповедь наша, тщетна и вера наша. Но Христос вос­крес и совоскресил с Собою все человечество!

Спаситель принес на землю людям совершенную радость. И потому в пасхальную ночь мы слышим в церкви песнопение и сами принимаем участие в этом пении: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

О даровании людям этой великой радости Он просил Своего Небесного Отца в молитве перед крестными страданиями: «Освяти их истиною Твоею … чтобы они имели в себе радость Мою совер­шенную» (Ин. 17; 13, 17).

И вот, с Воскресением Христа человеку открылся новый мир святости, истины, блаженства.

При Своей земной жизни Спаситель произносил неоднократно драгоценные для верующей души слова: «Я живу, и вы будете жить» (Ин. 14, 19), «Мир Мой даю вам» (Ин. 14, 27), «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин. 15., 11).

Новая жизнь открылась для человека. Ему дана возможность умереть для греха, чтобы воскреснуть со Христом и с Ним жить.

Апостол Павел в Послании к римлянам говорит: «Если мы со­единены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения… Если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним».

«Пасха, двери райские нам отверзающая», – поем мы в Пас­хальном каноне.

Не бывает, дорогие мои, радости светлее, чем наша пасхаль­ная радость. Ибо мы радуемся тому, что в Воскресении открылась наша вечная жизнь.

Наша радость пасхальная, это радость о преображении (изме­нении) всей нашей жизни в жизнь нетленную. В стремлении нашем к неумирающему добру, к нетленной красоте.

Мы празднуем ныне совершение величайшего таинства – Воскресения Христова, победу Жизнодавца над смертью! Наш Спа­ситель восторжествовал над злом и тьмою. И потому так ликующе-радостно пасхальное богослужение нашей Православной Церкви.

Верующие ожидали этой торжественной службы, готовя себя к нейВ долгие недели святой четыредесятницы. И естественно, что теперь неизъяснимой радостью наполнены их сердца.

Глубочайший смысл Воскресения Христова в вечной жизни, которую Он даровал всем Своим последователям. И вот уже почти 2000 лет Его последователи неколебимо верят не только в то, что Христос воскрес, но и в свое грядущее воскресение для вечной жизни.

Во время Своей земной жизни Христос Спаситель много раз говорил о Себе как носителе жизни и воскресения. Но тогда эти слова Божественного Учителя были непонятны не только народу, слушавшему Его, но и Его ученикам и апостолам.

Смысл этих слов стал понятен только после Воскресения Христа. Только тогда и апостолы, и ученики Его поняли, что Он действи­тельно Владыка жизни и Победитель смерти. И пошли они с пропо­ведью по всему миру.

Мы, возлюбленные, в эти дни радостно приветствуем друг друга, произнося: «Христос воскресе!» – и будем так приветствовать в течение 40 дней, до дня Вознесения Господня.

Всего два слова! Но это дивные слова, выражающие неколеби­мую веру в отраднейшую для сердца человеческого истину о на­шем бессмертии.

Христос есть Жизнь!

Он много раз говорил о Себе именно как о носителе жизни и воскресения. Как источнике жизни вечной, нескончаемой для тех, кто будет верить в Него.

Христос воскрес! – и да возрадуется душа наша о Господе.

Христос воскрес! – и исчезает страх перед смертью.

Христос воскрес! – и наши сердца наполняются радостной верой, что вслед за Ним воскреснем и мы.

Праздновать Пасху – это значит всем сердцем познать силу и величие Воскресения Христова.

Праздновать Пасху – это значит стать новым человеком.

Праздновать Пасху – это значит всем сердцем и помышлени­ем благодарить и прославлять Бога за неизреченный дар Его – дар воскресения и любви.

И мы с вами в эти дни ликуем и радостно празднуем, восхва­ляя и прославляя подвиг победы Божественной любви.

Христос воскрес!!!

Распахнем же сердца наши навстречу страдавшему и умер­шему и воскресшему нас ради. И Он войдет, и наполнит Собой и Светом Своим жизнь нашу, преобразив наши души.

А мы, в ответ на это, с любовью устремимся за Ним по нашему крестному пути, ибо в конце его несомненно сияет и наше воскресе­ние в жизнь вечную.

Праздновать Пасху – это значит стать новым человеком.

Вот этого спасительного состояния наших душ, возлюбленные, я от всего сердца всем нам желаю!

Поиск по сайту: