Ю. С. Сорокин. К вопросу об основных понятиях стилистики

Вопросы стилистики, т. е. вопросы, касающиеся правил и осо­бенностей целенаправленного использования различных слов и форм общенародного языка в различного рода высказываниях, в речи, имеют острое, актуальное значение. Определение правил и законов языка всегда шло рядом с определением норм употребления тех или иных элементов языка в конкретных речевых контекстах. Нормативная грамматика и стилистика, лексикология, лексикография и стилистика связаны между собой давно и прочно. Еще Ломоносов учил, что грамматика своими правилами должна показать «путь доброй натуре». <…>

<…> Языковая оболочка мысли, как и само содержание мысли, только тогда получают полную силу, когда они органически слиты, когда с естественной необходимостью для выражения определен­ных идей выступают свободно избранные формы словесного выра­жения, единственно в данном случае подходящие для данного со­держания, формы, закономерность выбора которых ясно осознает употребляющий их и остро чувствует тот, к кому обращено выска­зывание. Это предполагает ясное и отчетливое знание стилистичес­ких возможностей различных элементов, из которых складывается . язык, равно как и внимательное, вдумчивое изучение образцов сти-листически совершенной речи.

Среди работ советских языковедов исследования и статьи по вопросам русской стилистики занимают заметное место. Можно сказать, что теоретический интерес к основным вопросам стилис­тики, определение основных понятий ее как особой языковедческой дисциплины, опыты систематического изучения языка и стиля раз­личных произведений литературы относятся прежде всего к пос­ледним трем десятилетиям. Здесь самое важное место принадле­жит статьям акад. Л. В. Щербы, особенно его статье «Современный русский литературный язык»,² и многочисленным большим и ма­лым исследованиям, монографиям и статьям акад. В. В. Виноградова. Здесь должны быть упомянуты также различные интересные иссле­дования и статьи А. М. Пешковского, Г. О. Винокура, Л. А. Була-ховского, Б. В. Томашевского, В. А. Гофмана, Б. А. Ларина и др. В этих исследованиях были впервые на теоретической основе постав­лены вопросы о задачах стилистики как лингвистической дисцип­лины, об основных целях, задачах, условиях и различных направлениях стилистического исследования; здесь были сделаны попыт­ки определения основных стилистических понятий. Так, в работах акад. Л. В. Щербы и В. В. Виноградова было выдвинуто понятие «стиля языка» как особой системы средств выражения, в то же время представляющей необходимую составную часть общей сис­темы языка при определенном ее историческом состоянии. Две идеи, две формулировки, данные в работах этих исследователей, оказа­лись особенно влиятельными. Эти, во-первых, представление о раз­витом литературном языке как системе концентрических кругов, данное в упомянутой статье Л. В. Щербы. «Русский литературный язык, – согласно этому взгляду, – должен быть представлен в виде концентрических кругов – основного и целого ряда дополни­тельных, каждый из которых должен заключать в себе обозначе-. ния (поскольку они имеются) тех же понятий, что и в основном круге, но с тем или другим дополнительным оттенком, а также обозначения таких понятий, которых нет в основном круге, но ко­торые имеют данный дополнительный оттенок»¹. Нельзя не заме­тить, что в центре стилистических разграничений, производимых акад. Л. В. Щербой в системе литературного языка, находятся си­нонимические соответствия языковых средств, представление о большей или меньшей регулярности синонимических серий слов, выражений, грамматических форм и конструкций.

Другим положением, оказавшим большое влияние на после­дующий ход стилистических исследований, явилось то определе­ние стиля языка, которое характерно для направления исследова­тельской работы акад. В. В. Виноградова в 30–40-х годах и с осо­бенной отчетливостью выражено в его статье «О задачах истории русского литературного языка преимущественно XVII–XIX вв.»: «Стиль языка – это семантически замкнутая, экспрессивно огра­ниченная и целесообразно организованная система средств выра­жения, соответствующая тому или иному жанру литературы или письменности, той или иной сфере общественной деятельности (на­пример, стиль официально-деловой, стиль канцелярский, телеграф­ный и т. п.), той или иной социальной ситуации (например, стиль торжественный, стиль подчеркнуто вежливый и т. п.), тому или иному характеру языковых отношений между разными членами или слоями общества»².

Нетрудно заметить, что, соприкасаясь с представлением Л. В. Щер­бы о стилях как концентрических кругах в языке, определяемых в основном наличием синонимических серий, это определение стиля языка шире; в центре здесь оказывается вопрос о целесообразной организацииречи в зависимости от определенной сферы применения языка и условий общения. Здесь перекидывается мостик от стилистических категорий как принадлежности индивидуального высказывания к категориям языковым. Поэтому акад. В. В. Вино­градов и высказывает далее в этой же статье характерное убежде­ние, что «построенная по этому принципу история русского литера­турного языка растворит в себе и языковой материал, извлеченный из сочинений отдельных писателей, лишит его индивидуального имени и распределит его по общим семантическим и стилистичес­ким категориям языковой системы»¹.

Таковы важнейшие понятия, которые были положены в свое время в основу стилистического исследования. В ходе этого иссле­дования довольно быстро обнаружились затруднения, которые ос­таются не преодоленными и до настоящего времени. В этом легко убедиться, сопоставив высказывания разных исследователей в раз­ные годы. Затруднение представила прежде всего задача описания стилей языка как определенной системы применительно к состоя­нию современного русского литературного языка. В общей форме эта задача определялась ь уже цитированной статье акад. В. В. Вино­градова так: «Описать и уяснить систему литературного языка в тот или иной период его истории – это значит: дать полную харак­теристику его звуковой, грамматической и лексико-фразеологичес-кой структуры на основе разнообразного и тщательно обработанно­го материала («литературных текстов»), выделить основные стили литературного языка и определить их иерархию, их семантичес­кий и функциональный вес и соотношение, их взаимодействие и сферы их применения»². Именно эти последние специфические за­дачи и остались до настоящего времени никак не решенными. <…> .

Почему оказалось таким затруднительным делом охарактери­зовать систему стилей современного русского языка и последова­тельно раскрыть само это общее понятие «стиль языка?» Ведь не было недостатка ни в интересе к этому коренному вопросу стилис­тики, ни в различного рода попытках его разрешения.

Думаю, что причина этого коренится в неправильности поста­новки этого вопроса, точнее говоря – в том, что вопрос о стиле языка часто ставится неисторически, абстрактно. <…>

Было бы полезно критически осветить понятие стиля языка, обратившись к материалам современного русского литературного языка. Настоящая статья и представляет собою попытку такого критического освещения. Она не может ставить целью полное раз­решение этого вопроса; она только пытается проверить, насколько плодотворно и целесообразно декларативное выдвижение на пер­вый план понятия о стиле языка, когда речь идет о таком развитом литературном языке, каким является современный русский лите­ратурный язык, насколько это понятие теоретически основательно и практически полезно.

Выше мы приводили определение стиля языка, согласно кото­рому он представляет собою семантически замкнутую систему средств выражения, систему экспрессивно ограниченную и целесо­образно организованную. Эти системы, представляющие стили языка, соответствуют, как было сказано, определенному жанру литерату­ры или письменности, определенной сфере общественной деятель­ности, определенной социальной .ситуации, определенному харак­теру языковых отношений между разными членами или слоями общества. Эти особые стили языка в совокупности составляют сис­тему, характеризующую литературный язык в целом.

Нужно сказать, что эти представления в тех или иных вариа­циях повторяются в работах последнего времени, нередко высту­пая здесь в самом упрощенном виде. Так, например, А. И. Ефимов предлагает под термином «стиль языка «(которому он противопо­ставляет «слог» как особенность индивидуального употребления языка) понимать «… жанровую разновидность литературного.язы­ка»¹. Что речь при этом идет прежде всего о приуроченности опре­деленных стилей языка к определенным жанрам литературы, ясно хотя бы из следующего замечания: «Своеобразие слога, например, баснописца определяется не только характером самого литератур­ного жанра басен, содержанием и идейной направленностью его творчества, но и тем, что этому жанру соответствует выработав­шийся в литературном языке определенный стиль языка»².

Усложненную вариацию в этом же роде находим в статье Э. Г. Ри-зель о проблеме стиля. Здесь за первым рядом таких стилей языка, как, например, стиль художественной литературы, публицистики, прессы, научной литературы, следует другой ряд, подчиненный пер­вому и представляющий разновидности этих основных стилей. Так, например, разновидностями стиля художественной литературы при­знаются стиль поэзии, стиль прозы, стиль драмы. Внутри этих свое­го рода «подстилей» являются еще более частные стили. <…>

Четырьмя стилями, приуроченными к определенным жанрам литературы или письменности, ограничивается проф. А. Н. Гвоздев в своих «Очерках по стилистике». Это – научный стиль с примыкаю­щим к нему деловым, стиль художественной речи и публицистичес­кий стиль как важнейшие элементы книжного стиля. В. Д. Левин, принимая как особые стили языка стили публицистический, науч­ный и официально-деловой, не согласен с выделением на равных с ними правах стиля художественной литературы.

Мы помним, что, с другой стороны, стили языка рассматрива­ются как система определенных средств выражения, определен­ных элементов языка. Для каждого из них должны быть характер­ны определенные слова и выражения, формы, конструкции, не ха­рактерные для других стилей языка. Это – важнейшая сторона дела; в ней заключено основание для выделения всех этих разно­видностей как стилей языка.

Но оправдывают ли это положение факты современного язы­кового употребления? Как будто бы не оправдывают. Во всяком случае, пока никому не удавалось показать, что с каждым из этих стилей связаны специфические элементы языка, особые элементы его словаря и фразеологии, особые формы и конструкции, невоз­можные в других стилях или выступающие в этих других стилях как инородное тело.

Очень показателен данный в «Очерках по стилистике» А. Н. Гвоз­дева перечень стилей языка, сопровождаемый краткой их характе­ристикой: «Научный стиль, основное назначение которого – давать точное, систематическое изложение научных вопросов; в нем ос­новное внимание привлечено к логической стороне излагаемого, поэтому иногда этот стиль обозначает как стиль интеллектуальной речи. К нему примыкает строго-деловой стиль законов, инструк­ций, уставов, деловой переписки, протоколов и т. д., в котором так­же господствуют интеллектуальные элементы языка (?); 2) стиль художественной речи, для которой типично стремление к яркости, образности, экспрессии речи: он включает большое число разно­видностей (?); 3) публицистический стиль – стиль агитации и про­паганды; его цель – убеждать массы, давать им лозунги для борь­бы, организовать и вести их к победе. Этот стиль, в связи с такими задачами, широко пользуется как средствами интеллектуальной, так и средствами экспрессивной речи»¹.

Не вдаваясь в критику многих частных противоречий и дву­смысленностей в этих формулировках, отметим главное. В этой характеристике нет и намека на языковую специфику указанных стилей, она покоится на самом общем определении особых задач каждой из указанных разновидностей речи. Но могут ли в таком случае эти разновидности рассматриваться как особые стили язы­ка? С другой стороны, можно ли отказать художественной литера­туре в интеллектуальных элементах языка, если только под ними понимаются прямые, лишенные экспрессивной окраски обозначе­ния понятий; и распадается ли научный стиль, теряет ли он точ­ность и систематичность в изложении научных вопросов при ис­пользовании в нем средств экспрессивной речи?

Всего страннее то, что всем этим разновидностям книжной речи противопоставляется стиль разговорной речи, в котором выделяет­ся, в свою очередь, просторечный стиль. Но как тогда быть со стилем художественной речи, который никак не может уместиться в рамки речи книжной, если ее понимать как противоположность раз­говорной? Как быть, например, со стилистическими особенностями драмы, со стилистическими особенностями диалогов в различных жанрах художественной литературы? Что касается стиля просто­речного, который, по утверждению А. Н. Гвоздева, выражается в отступлениях от принятых норм общения, в допущении языковых элементов, имеющих экспрессивную окраску грубоватости, то этот стиль, поскольку речь идет об особых языковых средствах, оказы­вается возможным в различных жанровых разновидностях речи. Можно ли, например, заказать стилю художественной речи или публицистическому стилю или даже научному стилю пользоваться в необходимых случаях этими элементами, имеющими экспрессив­ную окраску грубоватости?

<…> Дело в том, что в развитом национальном языке, как, на­пример, в современном русском литературном языке, и нет таких замкнутых жанрово-речевых разновидностей. И художественная литература, и публицистика, и научная литература представляют сейчас столь развитые области человеческой деятельности, имею­щие такое большое количество разнообразных задач, касающиеся столь различных сторон действительности и в таких различных аспектах, что ограничить их стиль какими бы то ни было изолиро­ванными элементами языка нет никакой возможности. В любой сфере общественной деятельности, в любом жанре литературы или пись­менности мы можем пользоваться и практически пользуемся раз­личными средствами, которые предоставляет нам общенародный язык. Выбираем мы те или иные средства в каждом отдельном слу­чае, исходя не из отвлеченных требований жанра, а учитывая кон­кретное содержание и назначение речи. Этот выбор определяется отношением пользующихся языком людей к данному содержанию, их всякий раз конкретными представлениями о назначении, функ­ции данной речи. Вот почему правильнее было бы говорить не о публицистическом, литературно-художественном, научноми т. д. стиле языка, а о различных принципах выбора, отбора и объедине­ния слов в художественно-литературных, публицистических, на­учных произведениях данной эпохи. Или иначе говоря: если и вы­двигать общие понятия литературно-художественного, публицис­тического, научного стиля, то нужно помнить, что они выходят за рамки собственно языковые, что с точки зрения языковой они обна­руживают исключительное разнообразие и изменчивость.

Думаю, что это не требует особых доказательств в отношении художественной литературы, в которой широта, свобода объедине­ния, разнообразие и многообразие применяемых языковых средств, проявившиеся уже в пору расцвета русской реалистической лите­ратуры со времен Пушкина и Гоголя, общеизвестны. Наиболее це­лесообразным было бы остановиться на этом вопросе применитель­но к так называемому научному стилю. В самом деле, в отношении выбора и подбора языковых средств он представляется с первого взгляда наиболее обособленным. Говорят, что научный стиль ха­рактеризуется подбором особых слов и выражений – специальной терминологии, логических или «интеллектуальных элементов язы­ка» (вспомним характеристику А. Н. Гвоздева). Конечно, верно то, что излбжение вопросов науки невозможно без разработанной сис­темы специальных терминов. Но наличие специальных терминов само по себе не может еще составить характеристики научного сти­ля. С одной стороны, употребление научной терминологии далеко выходит за рамки только научной литературы. С другой стороны, было бы крайним упрощением представлять дело так, что науч­ность освещения вопроса определяется только употреблением осо­бой специальной терминологии.

Верно, далее, и то, что основное внимание при научном спосо­бе изложения привлечено к логической стороне излагаемого. Но разве логическая стройность изложения не является общим его достоинством? Более определенной была бы чисто негативная ха­рактеристика научного сподоба изложения, т. е. указание на то, что в научных произведениях, как и в любых чисто деловых докумен­тах, не является существенной забота об образном применении слова, об украшении слога. Но, во-первых, отсутствие образности и забо­ты о красоте и изяществе изложения вовсе не есть обязательная принадлежность слога научных произведений. А во-вторых, эта особенность опять-таки не укладывается в рамки чисто языковых категорий.

Научный характер изложения определяется прежде всего со­держанием речи, ее общей направленностью, характером и типами связи понятий, последовательностью в ходе изложения мысли, а вовсе не абстрактными нормами отбора языковых средств. Истинно научное изложение не замыкается в рамки каких-то особых форм речи. Оно может быть столь же разнообразно и изменчиво, как и изложение чисто художественное.

<…> В развитом национальном литературном языке (с харак­терным для него многообразием выразительных средств и с воз­можностями извлекать из многих слов и выражений различные тональности) возвышенный, риторический (ораторский), снижен­ный и т. п. стили речи также определяются не только (и, может быть, не столько) выбором каких-то особых, изолированных, специ­фических средств, слов, грамматических форм и синтаксических конструкций. В современном русском языке сравнительно мало та­ких слов и выражений, которые могли бы быть приурочены только к одному из таких стилей речи. Возвышенный, сниженный и т. п. стили речи не исключают употребления слов и выражений различ­ной стилистической окраски. Решающим для характеристики того или иного стиля речи являются принципы соотношения и приемы объединения различных языковых средств в контексте речи.

<…> Еще Пушкин и Гоголь показали, что наряду с употребле­нием традиционно закрепленных за старыми стилями языка средств в разнообразных стилистических целях могут применяться такие средства, которые были ранее прикреплены к совсем другим раз­новидностям речи. Ср. в этом отношении сложность языкового со­става известных патетических мест из лирических отступлений в «Мертвых душах» Гоголя.

К каким же выводам можно прийти на основании всех пред­шествующих рассуждений? В современном языке, со времен Пуш­кина, окончательно подорвавшего и разрушившего авторитет дей­ствительно существовавших разобщенных, замкнутых и система­тически организованных стилей литературного языка XVIII в., не существует различных обособленных стилей, какой-либо системы концентрических кругов, замкнутых и лишь частично соприкасаю­щихся, иерархически соподчиненных. Что же тогда есть в языке с точки зрения стилистической? Что позволяет в разных случаях, в разных условиях речи выражать по-разному сходные понятия? В языке с его обширным и разнообразным кругом слов, выражений, форм, конструкций мы имеем лишь определенные стилистические возможности, которые могут быть очень различно реализованы в той или иной разновидности речи, в том или ином контексте выска­зывания. Понятно, что эти возможности, предоставляемые языком, могут быть очень разного порядка. В одном случае это будут слова и формы, которые мы могли бы традиционно обозначить как «ней­тральные». Они действительно нейтральны или, если можно так сказать, безразличны к стилю, т. е. могут выступать в различных по своему стилистическому характеру высказываниях и, в зависи­мости от обстоятельств, от всего контекстового окружения, полу­чать ту или иную окраску. Таких слов, выражений, форм слов и конструкций в языке много, они, без сомнения, составляют основ­ную массу его средств. Что мы можем сказать, например, о словах основного словарного фонда, имея в виду их основные, прямые зна­чения, являющиеся устойчивым, обычным для общенародного язы­ка обозначением различных понятий и предметов? Такие слова, как вода, камень, идти и ходить, белый, острый, напрасно, этот и многие другие, действительно безразличны к стилю высказыва­ния. Но само собою понятно, что говорящий не может быть безразли­чен к выбору слов. При определении стилистического характера речи, ее направленности мы не можем игнорировать важнейшего вопроса: прибегает ли говорящий или пишущий к этим обычным, простым и «нейтральным» словам или избегает их, заменяя их возможными синонимическими словами или оборотами, хотя в данном случае было бы необходимо и естественно употребить именно эти простые слова. Разве не характерно стремление Пушкина в борьбе с перифрасти­ческой и жаргонной манерой выражения опереться, как на важней­ший элемент стиля, на эти простые, обычные слова? <…>

Нейтральными по своей природе, несмотря на свое специальное назначение, являются и слова-термины, как прямые и точные обозначения определенных понятий. Лишь в особых условиях контекста они получают особую выделяющую их стилистическую окраску, обыч­но сталкиваясь в речи с их синонимами не специального значения или являясь в таком контексте, где их появление не ожидалось.

Нейтральными являются и многие другие слова, не имеющие себе в словарном составе синонимических соответствий и не несу­щие яркой экспрессивной окраски. Но в языке имеется определен­ный круг (и в таких развитых литературных языках, как русский, хотя и несравненно меньший, чем первый круг, но достаточно ши­рокий и разнообразный) таких слов и выражений и – отчасти – таких форм и конструкций, сфера употребления которых ограни­чена. Такие слова и выражения, такие формы являются не только носителями определенных лексических или грамматических зна­чений, но и предполагают выражение того или иного отношения говорящих к определенным предметам и понятиям. Об этих словах можно, сказать, что они обладают определенной стилистической тональностью сами по себе, как данные слова, независимо от кон­текста, что они несут собой в тот или иной контекст определенную общую настроенность.

Вопрос об общей стилистической ограниченности тех или иных языковых средств тесно связан с вопросом о наличии в языке сино­нимических рядов соотносительных по значению слов и форм. Там, где при назывании определенного понятия, предмета есть возмож­ность выбора одного из наличных в языке слов с соотносительным значением, там обычно, наряду со словами нейтральными, которые возможно употребить в контекстах с очень различной стилистичес­кой окраской, выступают слова, определенным образом стилисти­чески ограниченные. <…> Стилистические пометы при таких сло­вах в современных толковых словарях обычно и имеют своей це­лью указать на такую общую стилистическую настроенность слова, которая предполагает наличие особых условий для его употребле­ния. Но при стилистической характеристике слов не следует сме­шивать наличие общей стилистической окраски отдельных слов или выражений с теми экспрессивными оттенками, которые могут явить­ся у слова в различных контекстах в зависимости от выражения отношения говорящего к тому или иному предмету речи, а также в зависимости от тех или иных видов объединения слов в высказы­вании, от всего словесного окружения данных слов в контексте речи. Понятно, что общая стилистическая окраска слова или выражения, закрепленная за ним в языке, определенным образом ограничивает возможности его применения в различных контекстах речи. <…>

Полная и конкретная стилистическая характеристика слова может быть дана только в контексте речи. Как конкретно реализу­ется эта общая стилистическая предопределенность слова, какова будет его реальная окраска и его конкретное назначение в речи – это решается прежде всего его отношениями с другими словами в речи, той смысловой перспективой, в которую слово оказывается «вдвинутым» в каждом отдельном случае. <…>

Определение стилистических возможностей слова тесно свя­зано, с одной стороны, с изучением различных значений слова и отношений между ними, с другой стороны, с изучением фразеоло­гических связей слова в отдельных его значениях. Одно и то же слово, в случае его многозначности, может вести себя в стилисти­ческом отношении далеко не одинаково в зависимости от того, ка­кое значение его реализуется и в сочетание с какими словами оно вступает. Так, у многих слов (в частности, слов основного словарно­го фонда) с основным конкретным значением стилистически ней­тральным являются вторичные, по преимуществу переносные зна­чения, стилистически ограниченные. Ср., например, слово вода в его основном значении и в переносном, образном значении «много­словие, пустословие»; гнуть в его конкретном значении и в значе­нии «вести речь к какой-либо цели, намекать на что-либо» (Он все гнет к тому, чтобы сделать по-своему), клеиться в его соотно­шении с клеить в конкретном значении и то же слово в значении «идти на лад» (Разговор не клеится).

При определении стилистических возможностей слова чрез­вычайно важно учитывать границы его сочетаемости с другими словами, его возможные фразеологические связи и обусловленные этим изменения его экспрессивно-стилистической окраски. <…>

Таким образом, вопрос о стилистических возможностях слова неразрывно связан не только с изучением синонимики языка, но и с изучением типов и видов значений слов и фразеологических свя­зей и сочетаний слов в различных возможных контекстах речи.

Итак, весь ход нашего рассуждения ведет к следующему:

1. Вопрос о стилях языка нельзя ставить отвлеченно, неисто­рически, безотносительно к этапам развития национального лите­ратурного языка. Мы имеем полное основание говорить о стилях языка как об особых, семантически замкнутых типах речи приме­нительно, например, к русскому литературному языку XVIII в. вре­мени Ломоносова. Мы не имеем достаточных оснований говорить о таких или подобных стилях языка применительно к литературно­му языку начиная со времени Пушкина.

2. Мы не имеем в современном русском литературном языке, как в языке, достигшем очень высокой ступени развития и пред­ставляющем исключительное разнообразие своего употребления, стилей языка как особых его (языка) сфер, типов, систем. Но каж­дое высказывание, каждый контекст обладает стилем; в речи m^i находим всякий раз определенный выбор слов, форм, конструкций, порядок их расположения и определенное их сочетание, которые зависят как от содержания и назначения речи, так и от общих законов, правил и возможностей языка. В этом смысле мы и долж­ны говорить о стилях речи, причем их характеристика должна быть гораздо более конкретной и тонкой, чем это имеет место в совре­менных пособиях по стилистике.

3. Помимо изучения всего разнообразия конкретных стилей речи, конкретных приемов сочетания языковых элементов в высказывании, важнейшую задачу стилистики составляет определе­ние общих стилистических возможностей отдельных элементов язы­ка, тесно связанное с изучением его синонимики, системы значений слова и фразеологии.

В последнее десятилетие довольно распространенным стало разделение стилистики на лингвистическую (иначе: лингвостилис­тику – термин, введенный, если не ошибаюсь, Л. А. Булаховским) и литературоведческую. Такое разделение следует признать внеш­ним, не вскрывающим действительного различия направлений и целей стилистического исследования.

Возьмем, например, определения стилистики как лингвисти­ческой и как литературоведческой дисциплины в «Очерках по сти­листике русского языка» А. Н. Гвоздева. О лингвистической сти­листике здесь говорится, что это «… стилистика, рассматривающая и оценивающая средства национального языка с точки зрения их значения и экспрессии, изучающая систему выразительных средств известного языка…»¹. Такое определение нельзя не признать рас­плывчатым и неясным. Во-первых, при этом лингвистическая сти­листика сливается с семасиологией (она рассматривает и оценива­ет средства языка «с точки зрения их значения»), и ее предмет поэтому становится неопределенным. Во-вторых, что касается экс­прессии средств национального языка, то она, как мы уже говори­ли, в большей части случаев оказывается изменчивой, зависящей от условий, содержания и назначения речи. Но тогда чем отличает­ся принципиально (не по объему) лингвистическая стилистика от стилистики как литературоведческой дисциплины? Ведь основную задачу последней А. Н. Гвоздев определяет так: «… выяснение того, как писатели для воплощения своих художественных замыслов, для выражения своей идеологии используют выразительные сред­ства, которыми располагает язык»². Но экспрессия языковых средств нередко и во многом зависит именно от этого «как», от конкретного применения и контекстного окружения слов, отдельных языковых элементов. Кроме того, непонятно, почему особо выделяется сти­листика как проблема литературоведения: являясь частью общей проблемы о приемах и способах использования языковых средств для выражения определенного круга мыслей, определенной идео­логии, она имеет отношение и к науке, к публицистике и т. д.

Более правильным представляется общее разделение стилис­тики на стилистику аналитическую и стилистику функциональ­ную – два раздела, тесно между собою связанные, хотя и имею­щие свои особые границы и специальные задачи. И в том и в дру­гом случае стилистика представляется как особая, прикладная об­ласть языкознания, поскольку речь идет об изучении средств язы­ка и их применении. Но понятно, что стилистическое исследование предполагает совместную заинтересованность и сотрудничество язы­коведов со специалистами других отраслей науки – литературове­дами, поскольку речь идет об изучении стилистического мастерства писателей и публицистов, представителей других наук, поскольку речь идет о языке и стиле произведений научного характера и т. д.

Как же могут быть определены задачи двух основных разде­лов стилистического исследования? Стилистика аналитическая, как нам представляется, имеет своей задачей изучение той общей сти­листической тональности отдельных элементов языка, о которой речь шла выше. Такое изучение тесно связано с изучением синони­мики языка, синонимических соответствий слов и форм. Понятно, что аналитическая стилистика, рассматривая отдельные слова, выражения, формы, конструкции языка по отдельности и в их со­отношении с возможными их языковыми синонимами, может по­мочь лишь общему определению границ общенародного употребле­ния слов и форм языка при определенном состоянии его синоними­ческой системы. Это исследование еще не представляет собой сти­листики в собственном смысле, хотя без него и невозможно ее су­ществование. Важнейшим результатом такого исследования явля­ется выделение наряду с так называемыми «нейтральными»эле-ментами языка таких его элементов, которые вносят в контекст определенную настроенность, употребление которых возможно лишь при определенных стилистических условиях.

Что касается стилистики функциональной, то она изучает кон­кретные принципы отбора, выбора и объединения слов в контексте речи в связи с общим смыслом и назначением высказывания. Ее задача – анализ многообразия стилистических применений эле­ментов языка в конкретных речевых условиях. Именно здесь мы сталкиваемся с понятием стиля речи, с тем, без чего немыслимо никакое высказывание; конкретное многообразие этих стилей речи мы должны изучать и оценивать, .избегая тех схематических деле­ний на «стили языка», которые никак не помогают вскрыть это многообразие использования языка в различных целях, социаль­ных условиях, в различных областях общественной деятельности и в зависимости от различного содержания речи.

Р. Г. Пиотровский О некоторых стилистических категориях¹

Отставание в разработке вопросов стилистики общеизвестно. Причин этого отставания несколько.

Во-первых, определение самого объекта, предмета изучения в области стилистики представляет собой значительные трудности по сравнению с аналогичными задачами других разделов языкознания. Это и понятно, поскольку стилистическая характеристика языкового элемента (слова, формы и т. п.) часто имеет слабые и порой неясные контуры и выступает всегда гораздо менее отчетли­во, чем его основное лексическое или грамматическое значение. Именно в силу этого при стилистическом анализе действительно научные выводы часто подменяются импрессионистическими и субъ­ективными оценками.

Во-вторых, принципы стилистического выделения и класси­фикации языковых единиц не только не совпадают, но иногда даже резко расходятся с принципами классификации языкового мате­риала в области фонетики, лексикологии и грамматики.

В-третьих, стилистические нормы языка изменяются неизме­римо быстрее, чем звуковая система языка, его словарный состав и тем более грамматический строй. Вместе с тем стилистические из­менения неравномерны не только в различных социальных, про­фессиональных, возрастных группах говорящих, но и по отноше­нию к отдельным индивидам. В связи с этим установление обще­языковых стилистических норм представляет часто значительные трудности.

В-четвертых, некоторые языковеды в своих стилистических исследованиях ограничиваются письменной формой литературной речи, а иногда замыкаются в рамках языка художественных про­изведений. Поэтому бывает, что стилистические явления, свойст­венные лишь литературно-художественной речи, рассматривают­ся как явления, присущие всему языку в целом. Все эти трудности стилистического исследования дают о себе знать уже при опреде­лении основных категорий и понятий стилистики.

***

Обратимся к понятию речевого (языкового) стиля. Сам принцип выделения в языке отдельных его стилей пока еще недостаточно очерчен. Многие языковеды видят в речевых стилях разновидности общенародного языка, связанные с определенными жанрами лите­ратуры. Этот принцип классификации проводится особенно прямо­линейно тогда, когда речь идет о стилях литературного языка.

<…> Жанровый принцип классификации речевых стилей, как известно, имеет многовековую историю. Он использовался еще в анти­чной поэтике (три стиля Аристотеля, древнеиндийские теории сти­ля). На жанровом разделении стилей построена поэтика и стилистика французского классицизма. <…> В западноевропейском языкознании жанровый принцип различения речевых стилей широко используется представителями так называемого неофилологического направления. Это и понятно: языковеды школы К. Фосслера и Б. Кроче -видят в языке художественной литературы, точнее, в языке отдельного пи­сателя, выступающего в роли «творческой личности», организующее и движущее начало общенародного языка.

Следует отметить, что сторонники жанровой классификации стилей выступают претив размежевания стилистики общенарод­ной речи и стилистики литературно-художественной речи, считая их лишь разделами единой общеязыковой стилистики. Однако раз­витие стилистических норм языка показывает, что выделение ре­чевых стилей в связи с определенными литературными жанрами оказывается объективно оправданным лишь применительно к оп­ределенным периодам развития отдельных языков и их литера­турных норм. Так, вряд ли кто-нибудь будет возражать против от­четливой стилистической очерченности литературных жанров рус­ской литературы вплоть до начала XIX в. Можно говорить о басен­ном стиле внутри русского литературного языка XVIII–XIX вв.; общность отбора лексики, фразеологии, синтаксических синонимов в баснях Крылова, Сумарокова или Дмитриева служит этому иллю­страцией. Жанровое разграничение языковых стилей отчетливо про­слеживается во французском литературном языке XVII–XVIII вв., в классической латыни «золотого века» и т. д.

Однако вряд ли возможно стилистическое богатство прозы Пушкина и Гоголя, Толстого и Горького ограничить узкими рамка­ми художественно-беллетристического стиля. Точно так же невоз­можно стилистическое разнообразие русской поэзии XIX и XX вв. ограничивать лишь «высоким» поэтическим стилем. Разве можно говорить об унифицированном с точки зрения языковых средств стиле сатиры в языке Гоголя или Щедрина, И. Эренбурга или Иль­фа и Петрова? Что общего в стиле басен Демьяна Бедного и Михал­кова? Разве лишь аллегорическое использование названий живот­ных. Но это факт скорее поэтики, чем стилистики.

Закрепление языковых стилей за теми или иными литератур­ными жанрами характерно лишь для определенных направлений в литературе. Так, эстетика классицизма строго ограничивала исполь­зование тех или иных речевых стилей в определенных жанрах (раз­говорно-бытовая речь – в комедии, книжная речь – в прозе, вы­сокий стиль – в поэзии). Наоборот, эстетические нормы романтиз­ма и особенно критического реализма допускали и даже требовали свободного варьирования и комбинирования в рамках одного про­изведения различных речевых стилей. <…> «Укрепившийся под влиянием Пушкина, – пишет акад. В. В. Виноградов, – в передо­вой русской литературе реализм как метод глубокого отражения действительности – в соответствии со свойственными ей социаль­ными различиями быта, культуры и речевых навыков •– требовал от писателя широкого знакомства со словесно-художественными вкусами и социально-речевыми стилями разных сословий, разных кругов русского общества»¹.

Укрепление жанра «многолюдного» и многопланового произ­ведения в русской литературе XIX и XX вв. и особенно в советской литературе окончательно утвердило и дало все права гражданства варьированию элементов разных стилей не только в рамках целого произведения или главы, но и в пределах одного абзаца и даже предложения. Наоборот, использование в произведении только одного речевого стиля становится все более редким явлением. Такое «одно-.стилевое» построение чаще всего выступает как средство пародии или является признаком бедности слога писателя.

Условность и произвольность традиционной жанровой класси­фикации стилей ощущает каждый языковед, работающий в облас­ти стилистики русского, немецкого, французского, английского и других высокоразвитых языков. В этом смысле следует признать вполне своевременным выступление Ю. С. Сорокина, предложив­шего пересмотреть традиционное понимание термина «стиль язы­ка». Однако, справедливо указывая на постоянное соединение в языке художественной литературы разностилевых элементов и на отсут­ствие каких-либо «замкнутых семантико-стилистических систем, соответствующих тому или иному жанру литературы или письмен­ности», Ю. С. Сорокин распространяет это утверждение на весь общенациональный язык в целом. Считая, что «решающим для ха­рактеристики того или иного стиля речи являются принципы соот­ношения и приемы объединения различных языковых средств в контексте речи», Ю. С. Сорокин приходит к выводу, что по сущест­ву понятие стиля совпадает с понятием контекста. Такое решение вопроса приводит к отрицанию объективного существования в язы­ках речевых стилей.

Но ликвидация научного понятия языкового стиля как «целе­сообразно организованной системы средств выражения», как раз­новидности общенародного языка обозначает уничтожение основ­ной стилистической категории. А это грозит самому существова­нию этого важного раздела языкознания. Чтобы выйти из этого за­труднения, Ю. С. Сорокин предлагает различать стилистику ана­литическую и стилистику функциональную. <…> Стилистика ана­литическая должна изучать инвентарь стилистических средств. <…> Функциональная стилистика изучает применение стилистических средств в отдельных стилях – контекстах.

Таким образом, Ю. С. Сорокин в созданной им системе как буд­то бы обходится без речевых стилей. Между тем объективное суще­ствование различных стилей языка неоспоримо; это ощущает каж­дый человек, говорящий или пишущий на том или ином языке. <…> Наблюдения над живой разговорной речью показывают, что в сознании говорящего стилистические значения произносительных вариантов, слов, грамматических форм и конструкций живут не раз­розненно, в виде лишь определенных возможностей (ср. «аналити­ческую стилистику» Ю. С. Сорокина), но имеют системный характер. Любое стилистическое исследование выявляет объективное существование речевых стилей. Речевые стили незримо присутствуют и в построениях Ю. С. Сорокина, направленных на отрицание этих стилей («гони природу в дверь – она влетит в окно»). Указы­вая, что «стилистика аналитическая прямой своей задачей имеет изучение синонимических соответствий слов и форм языка и опре­деление границ общенародного употребления слов и форм языка» <…> и считая необходимым произвести «… пересмотр системы сти­листических помет, принятых в толковых словарях современных языков», Ю. С. Сорокин молчаливо признает факт существования определенных разновидностей общенародного языка, т. е. стилей. Ведь границы употребления тех или иных языковых элементов могут быть определены лишь относительно стилей речи, а стилистичес­кие пометы, как известно, являются ничем иным, как указанием на принадлежность данного языкового элемента к тому или иному язы­ковому стилю (см. ниже).

Обнаружившееся в докладе Ю. С. Сорокина стремление поста­вить под сомнение объективное существование речевых стилей не случайно: оно отражает те возникающие при классификации сти­листических явлений трудности, которые обусловлены особым, многоплановым характером этих явлений, отражающих и объеди­няющих в себе элементы грамматической, лексической и звуковой систем языка. Короче говоря – это трудности научного обобщения, встающие перед исследователем, стремящимся найти правильное соотношение общего и частного.

<…> Существование различных сфер, условий и задач обще­ния вызывает к жизни различные формы функционирования язы­ка. Иллюстрацией этого положения может служить существование речи устной и письменной, диалогической и монологической. Раз­личия в целях общения отражаются в разграничении бытовой, на­учно-деловой и литературно-художественной форм речи.

Эти различные формы функционирования языка постоянно взаимодействуют и переплетаются между собой. Многоплановость взаимопроникновения .стилистических явлений служит одной из причин тех трудностей и ошибок, которые возникают при класси­фикации и характеристике разновидностей и форм языка. Так, не­которые языковеды склонны отождествлять понятие речевого сти­ля с понятием формы и разновидности языка. <…> Они полагают, что поскольку каждая из форм функционирования языка характе­ризуется обычно особым отбором языкового материала, .а вопрос отбора языкового материала является основным элементом науч­ного понятия «стиль», постольку удобнее говорить о просторечном и литературном стиле, диалогическом и монологическом стиле, ос­тавляя в стороне термины «норма», «речь», «форма» и т. д.

Языковеды, отождествляющие понятие речевого стиля с поня­тием разновидности языка, не различают в данном случае причину и следствие. Действительно, различия в исторических условиях, сферах, формах и задачах общения, вызывающие к жизни сущест­вование ответвлений, разновидностей и форм функционирования языка, определяют выбор тех или иных элементов из разных синонимических рядов. В результате складываются общие нормы этого отбора, т. е. речевые стили. И хотя определенные речевые стили функционально связаны с теми или иными формами и разновид­ностями языка, эта связь не обозначает их полного совпадения. Так, если для научно-деловой речи характерен особый отбор языкового материала, то это еще не значит, что этот материал не может быть использован в литературно-художественной речи. И наоборот, на­учно-деловая речь может иногда обращаться к стилистическим сред­ствам бытовой речи. Стиль устной речи может использоваться и в письменной речи (например, диалог в художественном произведе­нии), и, наоборот, устную речь можно построить в стиле, характер­ном для письменной речи.

С другой стороны, не все разновидности речи имеют единые принципы отбора речевого материала. Так, невозможно говорить о едином Литературно-художественном стиле, поскольку в художе­ственной литературе используются языковые средства, присущие обычно самым разнообразным стилям. Нельзя говорить и о литера­турном стиле вообще. Литературный язык, являясь высшей обра­ботанной формой общенационального языка и обслуживая самые широкие массы общающихся, сам функционирует в формах речи письменной и устной, диалогической и монологической, научно-де­ловой, художественной и бытовой. А все эти формы речи различа­ются по отбору в них языкового материала.

Таким образом, речевые стили создаются на базе взаимодей­ствия разновидностей и форм функционирования языка; поэтому основным принципом выделения и разграничения стилей должен быть принцип функциональный¹. Что касается жанрового принци­па, то он опирается на временные и непостоянные связи отдельных стилей с определенными литературными жанрами. Эти связи .не обусловлены внутренней спецификой речевых стилей; они возни­кают в связи с определенными поэтико-эстетическими установка­ми некоторых литературных направлений.

***

Одним из основных понятий, которыми оперирует стилистика, является понятие экспрессивно-стилистической характеристики. Этим понятием постоянно пользуются и другие отделы языкозна­ния, в частности лексикология (ср. стилистические характеристики слов). Однако именно здесь отчетливо обнаруживается нечеткость, а иногда и внутренняя противоречивость понятия стилистической характеристики, под которое часто подводятся очень разные явления. В этом легко можно убедиться, знакомясь с системой стилис­тических помет, используемых при составлении словарей.

<…> Несмотря на явные различия, <…> стилистические харак-. теристики имеют и общие черты.

Экспрессивно-стилистические характеристики группируются вокруг основного значения слова или грамматической формы. «Все многообразие значений, функций и смысловых нюансов слова, – указывает В. В. Виноградов, – сосредоточивается и объединяется в его стилистической характеристике».¹ Стилистическая характе­ристика слова или формы складывается из элементов, разнород­ных по своему происхождению, значению и функциям. Помимо того, что стилистические оттенки различаются большей или меньшей степенью обобщенности или конкретности, они разграничиваются также «качественно»: в одних преобладает интеллектуально логи­ческий элемент, в других на первый план выдвигается момент эмо­ционально-оценочный. Первый тип стилистической характеристи­ки – стилистическая окраска слова или грамматической формы – возникает на основе их функциональных и смысловых связей. Сти­листическая окраска является как бы отпечатком, отражением того речевого стиля, в котором обычно живет данное слово или форма. При употреблении языковой единицы в привычной для нее стилис­тической среде стилистическая окраска сливается с общим колори­том речевого стиля. При перенесении слова или грамматической формы в необычную для них речевую «обстановку» стилистичес­кая окраска выступает с особой отчетливостью.

В этом плане следует рассматривать и понятие стилистичес­кой нейтральности языковой единицы. Слово или грамматическую форму можно считать действительно нейтральными лишь тогда, когда они употребляются абсолютно во всех стилях языка, не раз­личаясь произносительными вариантами. Обычно нейтральными считаются слова и грамматические формы литературного языка; в действительности и эти языковые элементы имеют свою – «лите­ратурную» окраску, которая отчетливо обнаруживается при упот­реблении этих «нейтральных» форм в нелитературной речи. <…>

Наряду со стилистической окраской, отражающей соотнесен­ность языковых элементов с определенными речевыми стилями, существуют так называемые дополнительные стилистические от­тенки. Этот вид стилистических значений отражает ассоциативную или функциональную соотнесенность языковой единицы с опреде­ленной тематикой или ситуациями. Многообразие тематики и си­туаций обусловливает поразительную многоплановость и разнооб­разие этих стилистико-смысловых ассоциаций. Кроме того, отдель­ные слова и выражения могут соотноситься непосредственно с тем или иным художественным произведением-(ср., например, некоторые «крылатые слова и выражения»), с историческими событиями (ср. метафоризацию собственных имен исторических личностей, географических названий и т. п.), с конкретными фактами быта. Дополнительные стилистические оттенки могут быть свойственны не только словам или грамматическим формам, но иногда они могут быть связаны с определенными звуками или сочетаниями звуков. С другой стороны, рядом с дополнительными стилистически­ми оттенками, имеющими общеязыковое значение, существуют смы­словые ассоциации индивидуального характера, источником воз­никновения которых могут быть не только различия в культурном уровне, профессии, жизненном опыте, но также и психофизиологи­ческие особенности данного индивидуума. Стилистические оттенки, возникающие в результате индивидуальных ассоциаций, не явля­ются предметом исследования стилистики общенародного языка, но они должны учитываться при изучении слога писателя. Стилис­тической окраске и дополнительным стилистическим оттенкам слов и форм противополагаются очень разнообразные эмоционально-оце­ночные значения языковых единиц.

Вместе с тем эмоциональная оценочность по-разному соотно­сится с номинативным значением, дополнительными стилистичес­кими оттенками и. стилистической окраской слова или граммати­ческой формы. В связи с этим различны и пути возникновения са­мой оценочной экспрессии. Во-первых, эмоционально-оценочное значение может быть единственным содержанием того или иного звукового комплекса; примером могут служить междометия и мо­дальные слова, которые или полностью лишены номинативного зна­чения, или сохраняют его частично. Во-вторых, эмоционально-оце­ночное значение может порождаться самим значением слова или другой языковой единицы (ср. такие слова, как герой, красавец, трус и т. д.). При этом оценочная экспрессия может подавлять ос­новное значение (ср. восклицания: Чорт! Молодец! и т. д.). В-тре­тьих, оценочное значение может возникать на основе переосмысле­ния дополнительных стилистических оттенков слова или грамма­тической формы. Через такие дополнительные смысловые ассоциа­ции передаются не только общенародная оценочная экспрессия, но оценки классовые <…> профессиональные, социальные, просто ин­дивидуального характера.

***

<…> Некоторые языковеды вообще отрицают целесообразность разделения стилистики общенационального языка и стилистики литературно-художественной речи. <…>

Существуют по крайней мере два фактора, объясняющие сме­шение указанных стилистик. Первый фактор – субъективного по­рядка. Из-за того, что некоторые языковеды-стилисты работают лишь над языком художественных произведений, каждый элемент общеязыковой стилистики выступает перед ними одновременно и как часть художественно-языковой системы произведения, т. е. его стиля. Обе стилистики оказываются связанными между собой еди­ным материалом. Эта по существу внешняя связь воспринимается исследователем как связь органическая, внутренняя¹. Языковед, изу­чающий не только литературно-художественную, но также быто­вую и научно-деловую речь, обычно не допускает смешения кате­горий стилистики общенационального языка и явлений индивиду­ально-художественного стиля.

Второй фактор имеет объективный характер. Дело в том, что в задачи обеих стилистик входит решение вопроса о возможности и целесообразности выбора из равнозначных языковых средств тако­го варианта, который бы наиболее подходил – с точки зрения оп­ределенного речевого стиля или художественного контекста – для выражения данного содержания. Таким образом, изучая экспрес­сивно-стилистическую характеристику слов и грамматических форм, обе стилистики примыкают к семасиологии.

Однако эти черты сходства и связи стилистики общенацио­нального языка и стилистики индивидуально-художественной речи не должны скрывать существующих между ними и определяющихся внутренним своеобразием каждой из них глубоких различий. Сти­листика общенационального языка, изучающая систему выразитель­ных средств языка, оперирует собственно лингвистическим мате­риалом. Иное – стилистика индивидуально-художественной речи. Выполняя функцию общения, полностью сохраняя свою языковую специфику, индивидуально-художественная речь является одно­временно и материалом искусства – «первоэлементом литерату­ры». В связи с этим, включаясь в словесную ткань произведения, слово или грамматическая форма становится элементом двух сис­тем – системы общенационального языка и художественно-языко­вой системы произведения, т. е. «системы средств речевого выра­жения, организованной в сложное единство и спаянной мировоз­зрением и творческой личностью художника». Поэтому каждый элемент художественно-языковой системы произведения, наряду со своими обычными функциями в языке (смысловой, смыслораз-личительной, организующей, стилистической), выполняет и худо­жественное (стилевое) задание. Эту стилевую функцию языка ху­дожественного произведения нельзя сводить к экспрессивным воз­можностям отдельных слов или выражений.

Во-первых, художественную (стилевую) нагрузку могут полу­чать не только дополнительные экспрессивные оттенки и стилистическая окраска слова или грамматической формы; художественное осмысление может приобретаться и основным значением языково­го элемента. <…>

Во-вторых, одно и то же стилистическое явление может полу­чать неодинаковое стилевое осмысление в разных индивидуально-художественных стилях. <…>

Своеобразие индивидуально-художественного использования языка, конечно, не означает, что индивидуально-художественный стиль следует рассматривать как замкнутую, независимую от об­щенародного языка систему. Индивидуальный стиль является од­ной из форм существования общенародного языка, а индивидуаль­но-стилевые приемы автора опираются на нормы общенародного языка. Вместе с тем между индивидуально-художественным при­менением языка и общенародными нормами существует еще один вид взаимодействия. Писатель, отражая действительность посред­ством образов, отбирает те языковые средства, которые наиболее точно, полно и выразительно данный образ воспроизводят. Этой точности, полноты и выразительности словесного образа писатель добивается, поднимая на поверхность самые тонкие и подчас неза­метные в бытовом общении стилистико-смысловые оттенки отдель­ных слов и грамматических форм. Больше того, полностью раскры­вая эти оттенки, писатель в своем индивидуально-художественном творчестве уточняет и «шлифует» их, закрепляет их в нацирналь-ной литературной норме и тем самым способствует дальнейшему совершенствованию общенародного языка. В результате отдельные явления из области индивидуального стиля могут проникать в сти­листику общенародного языка.

Р. А. Будагов К вопросу о языковых стилях¹

Дискуссия по вопросам стилистики давно назрела. Среди со­ветских лингвистов нет единодушия в понимании основных явле­ний стиля. Больше того, как показывает статья Ю. С. Сорокина, находятся даже такие лингвисты, которые собираются вовсе лик­видировать стилистику, передав рассмотрение вопросов о достоин­стве того или иного языкового стиля на суд разных специалистов: языковедов, литературоведов, математиков, химиков, физиков и других представителей «частных наук». <…> По его мнению, сти­листическим мастерством писателей следует заниматься только литературоведам, а особенностями научного изложения – представителям соответствующих наук: о достоинствах языка полити­ко-экономического трактата пусть судят политэкономы, а о манере изложения математика – математики. Что же тогда остается на долю языковеда?

Но прежде чем разобраться в основной ошибке Ю. С. Сороки­на, обратим внимание на характер его аргументации.

Протестуя против разделения стилистики на стилистику язы­коведческую и стилистику литературоведческую, Ю. С. Сорокин подчеркивает, что проблема стилистики, при всей ее важности, является все-таки «… частью общей проблемы о приемах и способах использования языковых средств для выражения определенного круга мыслей, определенной идеологии, она имеет отношение и к науке, к публицистике и т. д.»¹. Итак, мы не ошибались, считая, что Ю. С. Сорокин стремится переложить вину за недостаточную разра­ботку проблем стилистики с больной головы на здоровую. Оказыва­ется, что важнейшая проблема языковых стилей относится к науке вообще, к публицистике и – доводим мысль Ю. С. Сорокина до кон­ца – к политэкономии, к истории, к математике, к физике и т. д. <…>

Разумеется, было бы глубоко несправедливо, если бы лингвис­ты лишили экономистов или математиков права судить о достоин­ствах и недостатках стиля их специальных сочинений. Не подле­жит никакому сомнению, что следить за ясностью стиля своего из­ложения – святая обязанность каждого ученого, каждого исследо­вателя, каждого популяризатора. Но одно дело стремиться к ясной передаче своих мыслей, другое – судить о природе языковых сти­лей. Разумеется, судить о природе языковых стилей должны язы­коведы. Поэтому и за состояние разработки проблемы языковых стилей, как и проблемы стилистики в целом, несут ответственность только филологи. Нельзя смешивать интерес к вопросам стилисти­ки, .который может быть у представителей самых различных наук, со специальностью, с необходимостью разрабатывать проблемысти­листики как проблемы, относящиеся к языкознанию и литературо­ведению.

Но если трудно взять под сомнение существование стилисти­ки, то, быть может, легче нанести удары по так называемым язы­ковым стилям? Именно так попытался поступить Ю. С. Сорокин в своей статье об основных понятиях стилистики. Ход рассуждений Ю. С. Сорокина очень несложен: так как еще никому не удалось показать, что тот или иной языковой стиль (например, стиль разго­ворной речи в отличие от стиля речи литературно обработанной, стиль художественного произведения в отличие от стиля научного повествования и т. д.) обладает признаками, которые не повторяют­ся в другом или других стилях, то по существу своему языковые стили не существуют, они выдуманы досужими людьми. «Употреб­ление научной терминологии, – пишет Ю. С. Сорокин, – далеко выходит за рамки только научной литературы… Истинно научное изложение не замыкается в рамки каких-то особых форм речи. Оно может быть столь же разнообразно и изменчиво, как и изложение чисто художественное»¹.

Спору нет, языковые стили действительно обнаруживают «ис­ключительное разнообразие и изменчивость», однако дает ли это право исследователю не признавать эти стили, объявлять их пус­той формальностью? Постараемся разобраться в этом вопросе.

Как нам кажется, в решении вопроса о языковых стилях Ю. С. Сорокин допускает две серьезные ошибки – логическую и фак­тическую. Кратко остановимся на первой и подробнее осветим вторую.

Известно, что проблема разграничения языковых стилей яв­ляется очень трудной лингвистической проблемой. Об этих труд­ностях писали многие выдающиеся лингвисты – русские и зару­бежные. Признаки одного языкового стиля частично повторяются не только в признаках другого или других языковых стилей, но и в особенностях литературного языка вообще.

<…> Основываясь на фактах <…> переплетения языковых сти­лей, Ю. С. Сорокин утверждает, что языковые стили существуют лишь в воображении исследователей. Логическую ошибку Ю. С. Сорокина мы здесь усматриваем в том, что, столкнувшись с трудностями классификации языковых явлений, он не только вовсе отказывается от всякой классификации, но и отрицает реальные различия между языковыми стилями, т. е. отрицает очевидные факты.

Чтобы нагляднее представить себе характер этой ошибки, при­ведем для сравнения два примера из классификации совсем дру­гих явлений.

Известно из истории языкознания, что в конце XIX века воз­никло такое направление в диалектологии, которое отрицало ре­альность существования всяких местных диалектов. Сторонники этой концепции утверждали, что в истории языка нет никакой возмож­ности. установить такие признаки диалекта, которые частично не повторялись бы в другом или других диалектах. Переходы одних диалектов в другие обычно настолько разнообразны, а границы между диалектами настолько нечетки, что – согласно этой концеп­ции – нельзя говорить о реальном существовании отдельных диа­лектов. Так возникло направление, отрицавшее реальность суще­ствования местных диалектов в истории различных языков.

Характер аргументации Ю. С. Сорокина против реальности существования языковых стилей в общем такой же, каким он был у тех, кто отрицал реальность существования местных диалектов: так как границы между стилями очень изменчивы и подвижны, а признаки одного стиля иногда повторяются в другом или других стилях, то стили в действительности не существуют. <…>

Проведем теперь второе сравнение. Известно, что раеграниче-ние романа, повести, новеллы и рассказа проводится в литературо­ведении. Известно также и то, что неспециалисту это разграниче­ние в одних случаях может показаться очень простым (например, разграничение романа и рассказа), а в других – очень сложным и условным (например, разграничение новеллы и рассказа). В дейст­вительности трудности разграничения различных литературных жанров распространяются на все случаи. Достаточно напомнить лишь такие факты: на обложке «Мертвых душ» Гоголя указано «поэма», а «Евгений Онегин»Пушкина именуется «романом в стихах»; свое огромное многотомное произведение «Жизнь Клима Самгина» сам Горький назвал повестью, а о «Герое нашего времени» Лермонтова Белинский говорил как о романе.

Основываясь на таких фактах, можно было бы предположить, что никакого разграничения в действительности между разными литературными жанрами не существует. Однако такое предполо­жение ошибочно. Разумеется, нет абсолютных критериев разгра­ничения литературных жанров, признаки одного жанра часто по­вторяются в признаках другого или других жанров, но между раз­ными жанрами есть и реальные различия. <…>

Итак, как бы ни соприкасались разнообразные литературные жанры между собой, между ними существуют не только сходство, но и реальные различия.

Разным наукам и разным областям знания постоянно прихо­дится иметь дело с явлениями, которые выступают и как близкие друг к другу, и как отличные друг от друга одновременно. Логичес­кая ошибка Ю. С. Сорокина, как нам кажется, заключается в том, что он не разобрался в природе этих сложных явлений. Разнооб­разные стили безусловно родственны друг другу, они выступают как разветвления единого общенародного языка, но одновременно (об этом ниже) они и отличны друг от друга, так как язык, будучи органически связанным со всеми видами деятельности человека, сам зависит от этих последних, выступает в многообразных и раз­нообразных формах¹. Подчеркивая лишь то, что сближает языко­вые стили, и закрывая глаза на то, что определяет специфику каж­дого языкового стиля в отдельности, Ю. С. Сорокин тем самым не­правильно осветил проблему языковых стилей в целом.

Но дело не только в логической ошибке Ю. С. Сорокина. Не менее существенна и его фактическая ошибка, к краткому рассмот­рению которой мы теперь и перейдем.

Как мы уже знаем, основной довод Ю. С. Сорокина против реальности существования языковых стилей заключается в том, что признаки одного стиля будто бы целиком или почти целиком повторяются в признаках других стилей¹. Он стремится доказать, что художественная манера повествования в такой же мере свой­ственна истинно научному изложению, как и собственно художест­венной литературе, а точность и лаконичность языка присуща сти­лю художественной литературы в такой же степени, в какой и сти­лю научного изложения и т. д.

Не касаясь пока более общего вопроса о языковых стилях, по­смотрим, насколько прав Ю. С. Сорокин в этом последнем своем утверждении. Для доказательства тезиса о том, что стилю истинно художественного произведения свойственна такая же точность, как и стилю научного произведения,.Ю. С. Сорокин ссылается на Пуш­кина. Посмотрим, что разумел Пушкин под точностью стиля худо­жественного произведения и можно ли согласиться с утверж­дением, что точность стиля истинно художественного произведе­ния в общем как бы равна точности стиля научного изложения.

Нет никакого сомнения, что в своей борьбе с перифрастичес­кой и жаргонной манерой изложения Пушкин действительно стре­мился опереться на простые и обычные слова. «Точность и крат­кость, – писал Пушкин, – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат»². Через год, в 1823 г., в письме к Л. С. Пушкину, это же требование поэт распространяет и на поэзию, сожалея, что в стихах Дальвига недостает «единственной вещи – точности язы­ка»³. <…>

Еще более ярко эта же мысль была выражена Пушкиным в 1828 году в знаменитом отрывке: «Прелесть нагой простоты так еще для нас непонятна, что даже и в прозе мы гоняемся за обвет­шалыми украшениями…, поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы ещ

Поиск по сайту: