Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Мода на иностранные слова



Западнические тенденции Петровской эпохи выражаются не только в заимствовании множества слов для обозначения новых предметов, процессов, понятий в сфере государственной жизни, быта и техники, но и сказываются в разрушении внешних форм церков-нокнижного и общественно-бытового языка такими варваризмами, в которых не было прямой нужды. Западноевропейские слова при­влекали как мода. На них лежал особый стилистический отпечаток новшества. Они были средством отрыва от старых традицийцер­ковнославянского языка и старозаветного бытового просторечия. Сама необычность фонетических особенностей в заимствованных словах как бы намекала на возможность и необходимость новой структуры литературного языка, соответствующей облику рефор­мирующегося государства. Мода на иностранные слова в бытовом и официальном языке Петровской эпохи, распространившаяся среди высшего общества, характеризуется комическим рассказом Тати­щева о генерал-майоре Луке Чирикове, который «человек был ум­ный, но страстью люборечия побежден, и хотя он никакого языка чужестранного совершенно не знал, да многие иноязычные слова часто же не кстати и не в той силе, в которой они точно употребля­ются клал». Так, в 1711 г. генерал Чириков предписал указом одно­му капитану с отрядом драгун «стать ниже Каменца и выше Конец поля в авантажном месте». Капитан, не зная слова авантажный, принял его собственное имя. «Оный капитан, пришел на Днестр, спрашивал об оном городе, понеже в польском место значит город; но как ему сказать никто не мог, то он более шестидесяти миль по Днестру шед до пустого оного Конец поля и не нашед, паки к Ка­менцу, поморя более половины лошадей, поворотился и писал, что такого города не нашел». Другое происшествие, возникшее на поч­ве увлечения генерала Чирикова иностранными словами, было не менее трагикомическим. Приказом он предписал собраться фура­жирам, «над оными быть подполковнику и двум майорам по очере­ди. По собрании всех перво марширует подполковник с бедекен, за ним фуражиры, а марш заключают драгуны». Собравшиеся не до­гадались, что, «бедекен (т. е. bedecken) не прозвище подполковника, но прикрытие разумеется», и ожидали подполковника Сбедекена. Лишь через сутки выяснилось недоразумение.

Известно также, что некоторые из европеизировавшихся дво­рян того времени почти теряли способность правильного, нормаль­ного употребления русского языка, вырабатывая какой-то смешан­ный жаргон. Таков, например, язык князя Б. И. Куракина, автора «Гистории о царе Петре Алексеевиче»: «В то время названной Франц Яковлевич Лефорт пришел в крайнюю милость и конфиденцию интриг амурных. Помянутый Лефорт был человек забавной и рос­кошной или, назвать, дебошан французской. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы». Ср. в дневнике того же Куракина: «В ту свою бытность был инаморат славную хорошеством одною читадинку (горожанку), назывался Signora Franceska Rota и так был inamorato, что не мог ни часу без нее быти, и расстался с вели­кою плачью, и печалью аж до сих пор из сердца моего тот amor не может выдти и, чаю, не выдет, и взял на меморию ее персону и обещал к ней опять возвратиться».

Петр I, осуждая злоупотребления иностранными словами, был принужден написать одному из своих послов (Рудаковскому) при­каз: «В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради впредь тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов».

Но-вместе с тем употребление иностранных слов являлось внеш­ним симптомом нового, «европейского» стиля речи. Бросается в гла­за своеобразная особенность делового, публицистического языка Пет­ровской эпохи, прием дублирования слов: рядом с иностранным словом стоит его старорусский синоним или новое лексическое оп­ределение, замкнутое в скобки, а иногда просто присоединение по­средством пояснительного союза или (даже союза и). Просветитель­ное значение этого приема выступает на фоне общей правительст­венной тенденции к вовлечению широких масс общества в новую политическую систему. Характерно заявление Татищева о том, что законы должны быть писаны «так вразумительно, как воля законо-давца есть, и для того никакое иноязычное слово ниже риторичес­кое сложение в законах употребляться не может»1.

Однако и в законах, и в публицистических трактатах, и в тех­нических переводах начала XVIII в. вплоть до 40-х годов замечает­ся эта двойственность словоупотребления, этот параллелизм рус­ских и иноязычных слов2. Например: «адмиралу, который авант-гарду (или передней строй) кораблей управляет, надлежит»3, «не­которые акциденции (или доходы) получать»4; «апелляцию или пере­нос до коммерц-коллегии чинить»5; «економу (домоуправителю)»6; «аркибузирован (расстрелен)»7; протектора (защитителя)»8; «опре­делить или ассигновать… указы, или ассигнации»9; «банизированы или прокляты»111; «бараки (или шалаши)»11; «два коротких палника (или брандеры)»12; «бухгалтер (или книгодержатель)»13; «визитацию (или осмотрение) учинить»14; «дирекцию (или управление)»15; «в такой дистанции (расстоянии)»16; «инструкции (или приказание)»17; «ин­спектора (или наблюдателя)»18; «камер-юнкер (или комнатный дворянин)»1; «от числа коллегов (или заседателей)»2; «ему подобает быть храбру и доброго кондуита (сирень всякия годности), которого бы квалитеты (или качества) с добродеянием были связаны»3; «кон­ституция или устав (Правда воли монаршей)»; в «Уставе воинском»: пиониры (или работники), лагер (или стан), по инструкциям (по­рядкам), секунданта (или посредственника), о процессе (или тяжбе) и мн. др.; в «Рассуждении» Шафирова4 (1722): ни в каких европей­ских делах… никакой рефлексии и рассуждения не имели (5); с та­кою аппликациею (рачением) (8); по образу и прикладу других политизованных (или правильно расположенных) государств (16); все письма большая часть на немецком штилизованы (сочинены) (33); трибутарии (данники) (4); акт (записки) (4); о i;«следующих революциях (отменах) (11); мужа великого коварства, и далных за­мыслов, и безмерной амбиции (честолюбия) (15); мир с обоих сторон от государей подтвержден ратификациями (подтвержденными гра­мотами) (16); министра (боярина) (17); верных патриотов (сынов оте.-чествия) (18); армистициум (или перемирье) (45, 46); последовал своим аффектам (страстям) (54) и т. п.

Любопытны -поправки и дополнения, сделанные Петром I в рукописи книги «Римплерова манира о строении крепостей»: акси-омат (правил совершенных); ложирунг (или жилище, т. е. еже не­приятель захватит места где у военных крепостей) и т. п. В «Исто­рии о ординах» (1710) характерны помещенные в скобках и не на­ходящие соответствия в оригинале пояснения вроде: «о армориях (или гербах) и о девизах (или писаниях изображенных) кавалер­ских». Ср. в оригинале: «Des armories et des devises des chevaliers»5. В сочинении Дмитрия Кантемира «Книга систима, или состояние мухамеданския религии», написанном на латинском языке, перево­дчик пояснял иностранные слова: политика – народоустроение, феория – умствование, идея – образ, физик – естествословец, машкара – харя и т. п.6 Так, «реснота и чистота славянская засы-пася чужестранных языков в пепел»7.

***

Воспитание любви к своему народу, к его истории и культу­ре – одна из сложнейших задач, которую пытается решить в сво­их работах Д. С. Лихачев.

Облечь свои мысли можно в разные «одежды», и только от самого ученого зависит, что он выберет из богатейших лексических запасов родного языка. Особый талант Д. С. Лихачева состоит в том, что под его пером раскрываются все магические красоты рус­ского языка. Точность, ясность, чистота и простота языка и стиля его произведений, категорическое неприятие квазинаучной терми­нологической эквилибристики, отрицательное отношение "к засоре­нию языка излишними заимствованиями и прочими словесными диковинами удивительно гармонично сочетается в его работах с художественной живописностью и элементами разговорной речи. Ученый как бы ведет со своим читателем доверительную беседу, в ходе которой легко, изящно и в то же время просто ставит и реша­ет сложнейшие научные проблемы.

Необычайно интересны стилистические и риторические при­емы, которые использует Д. С. Лихачев для более точного и полного раскрытия своей мысли. Например, в «Поэтике древнерусской ли­тературы», когда речь идет о жанровых ассоциациях, ученый срав­нивает литературные жанры с лесом: «Лес – это органическое со­единение деревьев с определенного вида кустарником, травами, мхами и лишайниками. Разные виды растительности входят в со­четания, которые не могут произвольно меняться. Так же точно и в литературе, и в фольклоре жанры служат удовлетворению целого комплекса общественных потребновтей и существуют в связи с этим в строгой зависимости друг от друга» (с. 318).

В последние годы Д. С. Лихачев все большее внимание уделяет популяризации знаний. .Работая в этом направлении, он нередко ис­пользует те жанры, которые в современной литературе встречаются крайне редко. Это, например, относится к таким книгам, как «Пись­ма о добром и прекрасном» (1985 г.) и «Книга беспокойств» (1991 г.), которые связаны единой мыслью, пронизывающей все работы ис­следователя. Это мысль о том, что духовная жизнь человека не может существовать без опоры на историческую память.

Д. С. Лихачев. Об общественной ответственности литературоведения (1976)

Мы часто встречаемся с противопоставлением естественных наук, которые считаются точными, – «неточному» литературоведению. На этом противопоставлении основывается порой встречающееся отно­шение к литературоведению как к науке «второго сорта». Однако естественные и общественные науки вряд ли сильно различаются между собой. В принципиальном отношении – ничем. Если говорить о том, что гуманитарные науки отличаются историчностью подхода, то и в естественных науках есть исторические науки: история фло­ры, история фауны, история строения земной коры и пр., и пр. Ком­плексность материала изучения отличает геограсрию, океановедение. Гуманитарные науки имеют дело по преимуществу со статистичес­кими закономерностями внешне случайных явлений, имеющими, однако, объективный характер, но с этим же имеют дело и многие другие науки. Так же относительны и все другие различия.

При отсутствии принципиальных различий имеются практи­ческие различия. Так называемые точные науки (а среди них много совсем не «точных») гораздо более формализованы (я употребляю это слово в том смысле, в каком его употребляют представители точных наук), в них не смешивают исследования с популяриза­цией, сообщения уже добытых ранее сведений с установлением новых фактов и т. п.

Говоря о том, что у гуманитарных наук нет принципиальных различий с точными науками, я не имею в виду необходимости математизации нашей науки. Вопрос о степени возможности внед­рения в гуманитарные науки математики – это особый вопрос. Я имею в виду только следующее: нет ни одной глубокой методологи­ческой особенности в гуманитарных науках, которой в той или ной степени не было бы и в некоторых науках негуманитарных.

И, наконец, замечание о самом термине «точные» науки. Этот термин далеко не точен. По существу, выводы всех наук в большей или меньшей мере гипотетичны. Многие науки кажутся точными только со стороны. Это касается и математики, которая на своих высших уровнях тоже не так уж точна.

Но есть одна сторона в литературоведении, которая действи­тельно отличает его от многих других наук. Эта сторона – этичес­кая. И дело не в том, что литературоведение изучает этическую проблематику литературы (хотя это делается недостаточно). Лите­ратуроведение, если оно охватывает широкий материал, имеет очень большое воспитательное значение, повышая социальные качества человека.

Я сам специалист по древней русской литературе. Древняя русская литература принадлежит к особой эстетической системе, малоприятной для неподготовленного читателя. А развивать эсте­тическую восприимчивость читателей крайне необходимо. Эстети­ческая восприимчивость – это не эстетство. Это громадной важ­ности общественное чувство. Это одна из сторон социальности че­ловека/ Социальность эта противостоит чувству национальной ис­ключительности и шовинизма, она развивает в человеке терпимость по отношению к другим культурам – иноязычным или других эпох.

Умение понимать древнюю русскую литературу открывает перед нами завесу над многими не менее сложными эстетическими системами литератур – скажем, европейского средневековья, сре­дневековья Азии и пр.

То же самое и в изобразительном искусстве. Человек, который по-настоящему способен понимать искусство древнерусской иконо­писи, не может не понимать живопись Византии и Египта, персид­скую или ирландскую средневековую миниатюру.

Что такое интеллигентность? Осведомленность, знания, эру­диция? Нет, это не так! Лишите человека памяти, избавьте его от всех знаний, которыми он обладает, но если он при этом сохранит умение понимать людей иных культур, понимать широкий и разно­образный круг произведений искусства, идеи своих коллег и оппо­нентов, если он сохранит навыки «умственной социальности», со­хранит свою восприимчивость к интеллектуальной жизни – это и будет интеллигентность.

На литературоведах лежит большая и ответственная задача – воспитывать «умственную восприимчивость». Вот почему сосредо­точенность отдельных литературоведов на немногих проблемах, как это часто бывает, противоречит основному общественному смыслу существования нашей дисциплины.

В литературоведении нужны разные темы и большие «рассто^ яния» именно потому, что оно борется с этими расстояниями, стре­мится уничтожить преграды между людьми, народами и веками. Литературоведение воспитывает человеческую социальность – в самом благородном и глубоком смысле этого слова.

С ростом реализма в литературе развивается и литературове­дение. Они ровесники, и это не случайно. Задача литературы от­крывать человека в человеке совпадает с задачей литературоведе­ния открывать литературу в литературе. Это легко можно было бы показать на изучении древнерусских литературных памятников. Сперва о них писали как о письменности и не видели в этой пись­менности развития. Сейчас перед нами семь веков литературного развития. Каждая эпоха имеет свое индивидуальное лицо, и в каж­дом мы открываем неповторимые ценности.

Литературоведение имеет множество отраслей, и в каждой отрасли есть свои проблемы. Однако если подходить к литературо­ведению со стороны современного исторического этапа развития человечества, то следует обратить внимание вот на что. Сейчас в орбиту культурного мира включаются все новые и новые народы. Демографический взрыв, который сейчас переживает человечест­во, крушение колониализма и появление множества независимых стран – одной из своих сторон имеют соединение культур челове­чества всего земного шара в единое органическое целое. Поэтому перед всеми гуманитарными науками стоит сложнейшая задача понять, изучить культуры всех народов мира: народов Африки, Азии, Южной Америки и др. В сферу внимания литературоведов поэтому включаются литературы народов, стоящих на самых раз­личных ступенях общественного развития. Вот почему сейчас при­обретают большое значение работы, устанавливающие типичные черты литературы и фольклора, свойственные тем или иным эта­пам развития общества. Нельзя ограничиваться изучением совре­менных литератур высокоразвитых народов, находящихся на стадни капитализма или социализма. Необходимость в работах, посвя­щенных исследованию закономерностей развития литератур на ста­диях феодализма или родового общества, сейчас очень велика. Ис­ключительное значение имеет проблема ускоренного развития ли­тературы. Важное значение имеет также методология типологи­ческого изучения литератур.

Главный изъян наших литературоведческих работ состоит в том, что мы недостаточно четко отделяем задачи исследователь­ские от популяризаторских. В результате – поверхностность, фак-тографичность, примитивная информативность. Между тем всякая наука двигается вперед специальными разработками. Что было бы с нашей физикой, химией, математикой, если бы от ученых в этих областях требовали по преимуществу создания «общих курсов»и обобщающих работ на широкие темы?

Помимо обобщающих трудов, литературоведы обязаны зани­маться исследованиями тех или иных специальных вопросов. Необ­ходимо создать широкий фронт специальных исследований.

Если состояние литературоведения не изменится, у нас насту­пит кризис тем: по всем «ходким» авторам и вопросам у нас уже есть популярные работы. Популяризировать уже скоро станет не­чего. Все из возможных «историй» будут написаны в ближайшие годы. Нам придется начать повторять круг наших популяризатор­ских и обобщающих трудов: снова писать историю русской литера­туры, историю французской литературы, историю английской ли­тературы и пр., а так как специальных исследований проводилось мало, то новые обобщающие труды на старые темы будут слабо отличаться от прежних.

Среди специальных тем много актуальных!

Смешение задач исследования с задачами популяризации со­здает гибриды, главный недостаток которых – наукообразность. Наукообразность способна вытеснить науку или резко снизить ака­демический уровень науки. Это явление в мировом масштабе очень опасно, так как открывает ворота разного рода шовинистическим или экстремистским тенденциям в литературоведении. Националь­ные границы в древних литературах, а также в литературах, со­зданных на общем для разных народов языке, нередко трудно ус-тановимы. Поэтому борьбе за национальную принадлежность того или иного писателя, за то или иное произведение, даже просто за ценную старинную рукопись приобретает сейчас в разных концах мира все более и более острый характер. Унять экстремистские силы в борьбе за культурное наследство может только высокая наука: детальное филологическое изучение произведений литера­туры, текстов и их языка, доказательность и непредвзятость аргу­ментов, методическая и методологическая точность.

И здесь мы возвращаемся к исходному моменту наших размыш­лений: к вопросу о точных и неточных науках. Если литературоведе­ние и неточная наука, то она должна быть точной. Ее выводы должны обладать полной доказательной силой, а ее понятия и термины отли­чаться строгостью и ясностью. Этого требует высокая общественная ответственность, которая лежит на литературоведении.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.