ПРОБЛЕМА ЛАКУНАРНОСТИ В ТЕРМИНОСИСТЕМАХ РУССКОЙ И АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ТРАДИЦИЙ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЯ

Теория лакунарности возникла в ответ на потребность общества понимать иноязычные тексты в условиях межкультурных контактов. Лакуна (= void, semantic void, blank space, gap) [Shuttleworth, Cowie 1997, 198] – это «пустое место», «пробел», то, чего нет в языке и культуре одного народа, но имеется у другого народа и выявляется как таковая при сопоставлении с языком и культурой этого народа [Dagut 1978, 46,89].

Понятийно-терминологический инструментарий теории лакунарности позволяет выявлять, исследовать и преодолевать трудности в понимании. Как следует из раздела о лакунах в работе Текст как явление культуры [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин 1989, 84-102], центральным вопросом теории лакунарности в 60-80-е годы был поиск путей и способов установления лакун. Он решался путем выявления универсального и специального в языках. Практиковалось два подхода. В рамках первого, сложившегося в зарубежной традиции, существование лакун объяснялось «механизмом функционирования лингвистических и культурологических универсалий» [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин, 1989, 86]. Внимание обращалось на то, какими способами реализуется универсальное в конкретных национально-культурных вариантах [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин 1989, 88]. Такой подход объясняется интересом к языкам народов, не имеющих письменности, и к составлению словарей дописьменных языков.

В рамках второго подхода, сложившегося в отечественном языкознании, понятие «лакуна» интерпретируется в терминах «инвариант» и «вариант» некоторого вербального и невербального поведения, присущего той или иной локальной культуре» [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин 1989, 87-88]. Перебор лингвокультурных вариантов «дает возможность установить инвариантное в локальных культурах». И.Ю. Марковина и Ю.А. Сорокин справедливо указывают, что данные подходы будут успешно дополнять друг друга и способствовать углублению понимания национально-культурной специфики [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин 1989, 88]. Особенно это верно в отношении практики перевода.

Если не бояться чрезмерной схематизации, то первый подход, направленный на поиск национальных форм для обозначения универсального, можно сравнить с ономасиологическим анализом, который протекает в направлении от значения к слову. Исследователи языков североамериканских индейцев для конкретной внеязыковой ситуации или конкретного предмета выявляли специфические формы их описания в языке индейцев. Второй подход, ориентированный на адекватное понимание иноязычного текста и особенно «белых пятен» - неясных моментов в нем – сопоставим с семасиологическим исследованием, протекающим в направлении от имени к его содержанию. С позиции практики перевода оба подхода соответствуют двум этапам переводческого процесса, но в иной последовательности: сначала переводчик анализирует содержание, что соответствует семасиологическому этапу, а затем синтезирует форму – ономасиологический этап.

Практикуемое отечественной лингвистикой направление исследования лакунарности не предусматривало поиска форм передачи специфически национального в культуре или в языке в качестве основной задачи. Этот вопрос имел подчиненное значение, не будучи предметом исследования этой теории. Поиск адекватных соответствий – прерогатива практики перевода и отдельный предмет исследования другой дисциплины – теории перевода. Термин «лакуна» представляется неудобным для теории и практики перевода по двум причинам.

Для практики перевода проблема лакун сводится не столько к их выявлению, сколько к их заполнению в переводящем языке. Переводчик чувствует лакуны интуитивно либо как нечто отсутствующее субъективно в его личном эмпирико-когнитивном опыте, либо как нечто отсутствующее объективно в коллективно-обобщенном культурно-языковом опыте его народа (собственно лингвокультурологическая лакуна), при этом «испытывая неловкое ощущение от их присутствия» [Dagut 1978, 84]. Первая из причин отказа от термина «лакуна» состоит в том, что на первом этапе переводчик имеет дело не с лакуной, а с осязаемыми речевыми единицами подлинника, для которых не существует регулярных соответствий в переводящем языке, - с так называемой «безэквивалентной лексикой» (БЭЛ). Второй этап – этап устранения лакун и борьбы с «безэквивалентностью». Практика перевода в силу своей специфики снимает проблему лакунарности. Отсюда - первая причина отказа теории перевода от термина «лакуна».

Вторая причина отказа, вероятно, кроется в содержании этого термина. С одной стороны, лакуна как «то, чего нет» - это пустота, пустое множество. С другой стороны – «то, чего нет» в логическом смысле есть бесконечное множество: то, чего нет – это бесконечность. Трудно пользоваться термином, за которым и пустота, и бесконечность одновременно. Природа не терпит пустоты. Природа лингвистического термина – тоже. Термин «лакуна» при употреблении может наполняться содержанием, свойственным его терминологическому антиподу - термину «БЭЛ» или другому иже с ним. Сравните: «Все, что в инокультурном тексте реципиент заметил, но не понимает, что кажется ему странным и требующим интерпретации, служит сигналом присутствия в тексте национально-специфических элементов культуры, в которой создан текст, а именно, лакун» [Антипов, Марковина, Донских, Сорокин 1989, 103]. В строгом смысле – речь идет о наличии, а не об отсутствии (пробелах) культурно-специфических форм в иноязычном тексте. В теории перевода на месте термина «лакуна», вероятнее всего, оказался бы термин «реалия» или «БЭЛ»: ведь описать «то, чего нет» в одной культуре можно лишь через то, «что есть» в другой. Термин БЭЛ (наличие) и лакуна (отсутствие) – две стороны одной медали, комплиментарные понятия, не существующие один без другого. Термин БЭЛ ориентирован на язык подлинника, а лакуна – на язык (и культуру) принимающего народа. БЭЛ и лакуна находятся в контрадикторных отношениях, представляя собой полное множество (их понятия исчерпывают объем универсального класса «наличие/отсутствие»: верно либо А, либо не-А, третьего не дано). Этим и объясняется описание лакун в приведенной выше цитате через сопряженную категорию.

Таким образом, специфика переводческой деятельности – не оставлять белых пятен в переводе и устранять лакуны - и особенность содержания термина «лакуна» вынуждают переводоведение отдавать предпочтение «позитивным» терминам для обсуждения вопросов лакунарности. В этом ряду – упомянутый выше гипероним БЭЛ (родовой термин). Вследствие своей внутренней формы термин БЭЛ не очень удачен, но широко употребим в силу традиции. Наряду с ним часто используют термин «реалия» безотносительно к тому, идет ли речь о данной (родной) культуре или внешней. В зависимости от степени освоения и глубины проникновения заимствованной «безэквивалентной» иноязычной лексики, говорят о «варваризмах», «экзотизмах», «алиенизмах» [Берков 1975, 402-420], «локализмах» [Ахманова 1966, 222]. Признак принадлежности реалии к данной или внешней культуре подчеркивается в терминах «идионимы» и «ксенонимы». Первый обозначает специфические элементы данной культуры (культуры-отправителя), а второй - элементы внешней культуры в принимающем языке [Кабакчи 2001, 12].

Теория перевода дала убедительное объяснение явлению лакунарности, накоплен богатый материал, составляются словари реалий. Желание осмыслить процесс перевода в целом способствует развитию науки о переводе, расширению ее терминологического аппарата. Появляются глоссарии-приложения к учебной и научной литературе [Fawcett 1997; Jones, 1998; Nord, 1997]. Отдельными изданиями выходят терминологические словари, в частности, две версии русского переводоведческого толкового словаря Л.Л. Нелюбина (1999 и 2001) [Нелюбин 1999, 2001] – обобщение опыта работы отечественных лингвистов в области перевода; английский толковый словарь терминов теории перевода М. Шаттлуорта и М. Коуви [Shuttleworth, Cowie 1997] и энциклопедия по переводоведению под редакцией Моны Бейкер (1997) [Routledge 1997]. Даже поверхностное сопоставление метаязыка англоязычной и русскоязычной школ теории перевода выявляют значительные расхождения.

Складывается парадоксальная ситуация. Научная дисциплина, объясняющая, как в ходе перевода преодолеваются лингвоэтнические и культурные барьеры, сама в ряде случаев способна возвести барьер непонимания между своими специалистами. К сожалению, по сей день ничего неизвестно о существовании переводных русско-английских или англо-русских словарей переводоведческих терминов, которые могли бы помочь.

При сопоставлении терминосистем, прежде всего, обнаруживается достаточно большое число несовпадающих терминов. Ряд русских словарных единиц отсутствует в английских словарях и наоборот. Так, например, не заимствуются и остаются неосвоенными часто встречающиеся английские термины think-aloud protocols (протоколы мыслей вслух – здесь и далее перевод автора - Л.К.), thick translation (насыщенный перевод), no-leftover principle (безостаточный принцип), minimax principle (принцип минимакс), exegetical fidelity (экзегетическая надежность), exegetic translation (экзегетический перевод) [Shuttleworth, Cowie 1997]. Некоторые из них несут на себе налет «экзотичности».

Словари Л.Л. Нелюбина, в отличие от английского словаря М. Шаттлуорта и М. Коуи, помимо собственно переводоведческих терминов включают в качестве единиц метаязыка перевода общелингвистические термины (когерентность, омонимия), заимствования из других дисциплин: математики (функтик, функтив), информатики (код, компрессия информации), логики (маркеры логических отношений) и др. Для некоторых из них трудно подобрать переводные соответствия.

Используемые в качестве эквивалентов, термины могут не совпадать по объему значения, являясь, таким образом, референциальными эквивалентными. Например, механизм, обеспечивающий предвосхищение поступающей семантической информации в условиях синхронного перевода имеет свое наименование и в английском языке, и в русском. То, что в терминах И.А. Зимней и Г.В. Чернова называется вероятностным прогнозированием, в английском языке называется anticipation [Jones 1998, 116]. Разница в том, что английский термин обозначает родовое понятие, а русский – видовое. Это значит, что в английской терминосистеме для русского видового термина нет полного видового эквивалента, и мы имеем дело с лакуной. Сам автор, Г.В. Чернов, при изложении своей концепции на английском языке, термин anticipation использовал для обозначения общепсихологического механизма предвосхищения действия, известного как механизм опережающего отражения [Chernov 1990, 145], а для русского термина «вероятностное прогнозирование» в значении «частное проявление механизма опережающего отражения в рецепции» использовал термин-кальку probability prediction[Chernov 1990, 145].

Сходные английские и русские формы, совпадающие по объему значения, могут иметь различную частотность употребления. В русский и английский языки слово лакуна вошло из французского. Русские используют в английском языке французскую форму lacune. В такой форме термин употребляется и носителями английского языка, но исконно английские (semantic) void, blank spaces, gaps - более употребительны. Их прямые эквиваленты в русском языке не имеют объяснительной силы в своем языке.

Формально совпадающие термины могут иметь различное содержание. Эти и другие, концептуально различающиеся термины – источник появления ложных друзей переводчика. Пример - «черный ящик» и black box. Cуть расхождения покажем ниже при объяснении английского термина think-aloud protocols. Вопрос о степени расхождения значений терминов заслуживает отдельной статьи. Выше мы указали несовпадение объемов понятия и различия в частотности употребления формально сходных иноязычных терминов.

Причины расхождения двух терминосистем могут быть разными. Укажем наиболее очевидные. Одна из главных – концептуальные различия двух теорий перевода - англоязычной и русскоязычной. Возьмем, к примеру, термин think-aloud protocols. Его обходят стороной все исследователи, не объясняют, не переводят. Think-aloud protocols – это совокупность методов исследования когнитивных процессов, протекающих в момент порождения перевода, включая регистрацию результатов инструментальных исследований. Последнее – обязательное условие. Такого рода исследования по аналогии с методами в точных науках (например, в физике) называют методом «черного ящика» (black box), поскольку объект исследования – сознание переводчика – недоступен непосредственному наблюдению. Однако о процессах, протекающих в момент устного перевода, можно судить косвенно, по регистрируемым движениям глаз, электрическим импульсам и т.д.

Русская школа перевода применительно к описанию процессов сознания, также пользуется термином «метод черного ящика» (он был введен психолингвистической школой перевода для объяснения психолингвистических особенностей восприятия и порождения текстов в условиях синхронного перевода). Однако, под «методом черного ящика» понимают «один из методов исследования процесса перевода, который заключается в измерении и сопоставлении исходного текста с данными переводного текста» [Нелюбин 1999, 91]. В такой интерпретации данный термин мало, чем отличается от сопоставительного лингво-переводческого метода и уж, тем более он не имеет ничего общего с термином think aloud protocols.

Лингвистическая лакуна в русской терминосистеме для think aloud protocols объясняется отсутствием в практическом опыте отечественных исследователей самого метода. «Языковое сознание не может быть объектом анализа в момент протекания процессов, его реализующих, оно может быть исследовано только как продукт прошедшей, бывшей деятельности, то есть может стать объектом анализа только в своих превращениях, отчужденных от субъекта сознания формах культурных предметов и квазипредметов» [Тарасов 1993, 8], то есть в текстах. Это теоретически верное положение отечественной психолингвистической школы во многом служит теоретической базой для трактовки сути русского термина «черный ящик» в условиях отсутствия материальной базы для тонких инструментальных исследований.

Другая причина - незнакомство обеих сторон с терминологией иноязычной школы для обозначения идентичных референтов. Особую остроту эта проблема приобретает для русскоязычного переводчика или специалиста переводоведения, вынужденного излагать свои взгляды на английском языке. Для англоязычных специалистов эта проблема не столь актуальна, так как они предпочитают писать на родном языке, и пока неизвестно публикаций по теории перевода, подготовленных англо-говорящими лингвистами на русском языке. Переводчики с русского, не зная английского соответствия, вынуждены изобретать свой термин вместо аутентичного в исконном английском метаязыке ТП. Приведем пример удачного «изобретения». Для обозначения процедуры членения предложения русская традиция пользуется английской калькой sentence partitioning [Прошина 1999, 41]. Прозрачная внутренняя форма делает этот термин понятным для всех. Готовый английский вариант - salami technique [Jones 1998, 146], если он вообще известен, воспринимается отечественными переводчиками как инородный в метаязыке перевода и не используется. Понятно, что при восприятии исконного термина salami technique носитель русского языка может не соотнести его с формой sentence partitioning. В таком случае, вероятно, можно говорить о явлении «ложной лакунарности», связанной с отсутствием определенного тезаурусно-когнитивного опыта у реципиента. Следует, однако, отметить различия между двумя указанными терминами. Русский термин на английском языке partitioning употребляется безотносительно формы предъявления текста перевода - устной или письменной. Английский термин (его можно назвать hub language term) описывает процедуру перевода устного текста. Поскольку отсутствуют двуязычные словари терминов, то невозможно установить систему соответствий между терминами, а также их употребительность в языке.

В заключение отметим, что наука о переводе внесла значительный вклад в развитие теории лакунарности, решая конкретные задачи. Методика, способы и условия выявления лакун, имея подчиненное значение для практики перевода, приобретают актуальность для теории перевода применительно к сопоставительному анализу английской и русской терминосистем теории перевода. Создание двуязычных словарей переводоведческих терминов на основе сравнительного анализа концептуальной значимости переводческих терминов русской и британско-американской переводоведческих школ и выявленных лакун позволит:

· обеспечить адекватную двуязычную коммуникацию специалистов в области теории и практики перевода,

· унифицировать в некоторой мере метаязык теории перевода,

· сделать доступными достижения отечественной теории перевода для зарубежных специалистов и наоборот.

Использованная литература

1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. - М.: Советская энциклопедия, 1966.

2. Текст как явление культуры / Г.А. Антипов, И.Ю Марковина, О.А. Донских, Ю.А. Сорокин. – Новосибирск: Наука, 1989.

3. Берков В. Словарь и культура народа // Мастерство перевода / Ред.коллегия: Э. Ананиашвилли и др. - М.: Советский писатель, 1975. - Вып. 10.

4. Dagut Menachem. Hebrew – English Translation: A Linguistic Analysis of Some Semantic Problems. Haifa: University of Haifa, 1978.

5. Кабакчи В.В. Практика англоязычной межкультурной коммуникации. – СПб.: Союз, 2001.

6. Chernov Ghelly V. Message Redundancy and Message Anticipation in Simultaneous Interpretation// Bridging the Gap. Empirical Research in Simultaneous Interpretation / ed. Sylvie Lambert and Barbara Moser Merce. – Amsterdam, Philadelphia: Benjamins Translation Library, John Benjamins Publishing Co, 1990. - V.3.

7. Нелюбин Л.Л. Переводоведческий словарь. - М.: Моск. пед. университет, 1999; Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь. - М.: Моск. пед. университет, 2001.

8. Прошина З.Г. Теория перевода с английского на русский и с русского на английский. – Владивосток: ДВГУ, 1999 (на англ. яз).

9. Routledge Encyclopedia of Translation Studies. – London, New York: Routledge, 1997.

10. Shuttleworth M., Cowie M. Dictionary of Translation Studies. – Manchester, UK: St. Jerome Publishing, 1997.

11. Тарасов Е.Ф. Введение // Язык и сознание: Парадоксальная реальность. - М.: ИЯ РАН, 1993.

12. Fawcett Peter. Translation and Language. Linguistic Theories Explained. – Manchester, UK: St. Jerome Publishing, 1997; Jones Roderick. Conference Interpreting Explained. Manchester, UK: St Jerome Publishing, 1998; Nord Cristiane Translating as a Purposeful Activity. Functionalist Approaches Explained. – Manchester, UK: St. Jerome Publishing, 1997.

О.В. Ладисова

г. Благовещенск, БГПУ

Поиск по сайту: