Общая концепция русской истории
Политическая концепция самого Карамзина в своем законченном виде формулируется
им уже как политический итог двадцати лет бурных событий европейской истории,
отмеченных на Западе Французской революцией и наполеоновскими войнами, а в России —
демократической проповедью А.Н. Радищева, павловским режимом, наконец, политикой
Тильзита и реформами М.М. Сперанского. Это было двадцать лет борьбы между старым,
феодальным, и новым, буржуазным, порядком. Отражая идеалы старой, дворянской, России,
Карамзин защищает традицию XVIII в., идущую от В.Н. Татищева и М.М. Щербатова.
Свою историко-политическую программу Карамзин изложил во всей полноте в
«Записке о древней и новой России», поданной в 1811 г. Александру I в качестве дворянской
программы и направленной против реформ Сперанского. Эта программа вместе с тем
подводила в какой-то мере итог и его историческим занятиям, в которых ученый дошел уже
до конца XV в.
Российское единодержавие — таков первый элемент историко-политической
концепции Карамзина. «Самодержавие основало и воскресило Россию». «Россия основалась
победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием». Это
— татищевская схема «совершенного единовластительства» от Рюрика до Мстислава,
которое сменяет «аристократия или паче расчлененное тело», и, наконец, восстановление
«совершенной монархии» при Иване III. Эту идею Карамзин развил и в своей «Истории______________...»,
подводя итог истории Древней Руси перед княжением Ивана III. «Было время, когда она
(Россия. — Н.Р), рожденная, возвеличенная единовластием, не уступала в силе и в
гражданском образовании первейшим европейским державам». Но за этим последовало
«разделение нашего отечества и междоусобные войны». «Нашествие Батыево ниспровергло
Россию». Наконец, Иван III восстановил единовластие: «Отселе история наша приемлет
достоинство истинно государственной, описывая уже не бессмысленные драки княжеские,
но деяния царства, приобретающего независимость и величие».
Но на протяжении столетия эта монархическая система осложнилась новым
элементом. За это время согласие между монархией и дворянством временами нарушалось.
Пошатнулись и социальные позиции дворянства, напряженно отстаивавшего свои
привилегии. Историческое обоснование монархии дополняется историческим обоснованием
дворянских прав и привилегий, притом именно родовой знати, аристократии. Это
превращение татищевской схемы начато уже Щербатовым. В этом переработанном виде
принял и развил ее Карамзин в условиях обострения кризиса, обозначившегося Французской
революцией на Западе, реформами Сперанского и назреванием движения декабристов в
России. «Самодержавствие есть палладиум России; целость его необходима для ее счастья;
из сего не следует, чтобы государь, единственный источник власти, имел право унижать
дворянство, столь же древнее, как и Россия». И Карамзин ссылается на положение
Монтескье: «Без монарха — нет дворянства, без дворянства — нет монарха». «Дворянство и
духовенство, Сенат и Синод, как хранилище законов, над всеми — государь, единственный
законодатель, единовластный источник властей. Вот основание; Российской монархии» —
таков итог политической программы Карамзина. Рядом с политическим правом дворянства
как участника власти монарха стоит неотъемлемость его земельных прав (земля «есть
собственность дворянская») и его крепостнические права. Монархия Щербатова и Карамзина
— это дворянская монархия. Дворянство и крепостничество — опора самодержавия:
«безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу».
Отсюда исторический национализм, идеал консервативной традиции,
противопоставляемый и Щербатовым, и Карамзиным буржуазной революционности
Западной Европы; это было противопоставлением российского самодержавия «ужасной
французской революции», которая «погребена», и современной конституционной монархии,
представляющей, по Карамзину, «право без власти», тем самым обращенное в «ничто». «Все
народное ничто перед человеческим», — писал Карамзин в 1790 г. Теперь он боится уже
этого европейского влияния. Петр I, насаждая просвещение, «захотел сделать Россию —
Голландиею». Эта схема в целом являлась утверждением консерватизма, отрицанием всякой
реформы, всего нового, т.е. самого принципа исторического развития, теории прогресса,
утверждаемой передовой, исторической мыслью уже с конца XVIII в.
Эта осложненная дворянской идеей монархическая концепция приводит к пересмотру
ряда конкретных моментов новейшей истории России и их оценки. Переоценке прежде всего
подвергся Петр I. Петр I исказил ход русской истории, изменил национальному началу,
подорвал моральное влияние русского духовенства. Идеолог дворянства начала XIX в.
полностью сошелся со своим предшественником Щербатовым, начавшим с Петра I историю
«повреждения нравов в России». Одинаково для обоих это противоречие старого и нового
воплотилось в противопоставлении Москвы, представляющей национальную традицию, и
Петербурга, носителя насильственной европеизации. Это гениальное дело Петра для
Карамзина лишь «блестящая ошибка», обреченная на неудачу — «человек не одолеет
натуры». И здесь Карамзин непосредственно примыкает к «Путешествию в землю
Офирскую» Щербатова.
Вслед за дворянским публицистом Екатерининского царствования Карамзин
подвергает критике и Екатерину II, хотя и более сдержанно, имея за собой определенную
историческую перспективу. Но основная тема та же: фаворитизм, нарушивший право
дворянства на соучастие во власти. «Нравы более развратились», — полагает Карамзин, как
и Щербатов. Поэтому он говорит, что в государственных учреждениях Екатерины мы видим
«более блеска, нежели основательности», а хваля ее достоинства, «невольно вспоминаем ее
слабости и краснеем за человечество».
Наконец, перенося этот дворянско-монархический принцип на события более
отдаленного прошлого, Карамзин в свете конфликта царя с дворянством рассматривает
царствование Ивана Грозного, повторяя Щербатова в своей отрицательной оценке его
деятельности.
Поиск по сайту:
|