Этнография в конце XIX и в начале XX века

Начиная с 1890-х годов в западноевропейской и американской этнографии обнаруживаются, а позже все нарастают признаки нового этапа. Это была эпоха, когда Наука в целом шла вперед. В числе других наук могла похвалиться большими успехами и этнография.

Один из самых важных фактов состоял в том, что в 80—90х годах XIX в. впервые появились, кадры профессионально подготовленных ученых-этнографов. Классические труды пионеров этнографической науки — Тэйлора, Лёббока, МакЛеннана, Вайца, Липперта и др. — и их лекции заложили основы для подготовки специалистов. Правда, самостоятельных кафедр антропологии или этнографии в университетах европейских стран, как и в Америке, еще не было. Зато во многих европейских городах стали возникать этнографические музеи, становившиеся центрами научной деятельности.

Такими были музеи в Будапеште (1872), Стокгольме (1874), Париже (Музей человека, 1877), Роттердаме (1883), Варшаве (1888), первый этнографический музей на открытом воздухе в Окансене (Стокгольм, 1891), музей в Св. Мартине (Словакия, 1893), Софии (1893)," Брюсселе (1897), Кракове (1910), Музей на открытом воздухе в Арнхеме (Нидерланды, 1912) и ряд других. В США— ряд «антропологических» (этнографических) музеев или «антропологических» отделов в музеях многих штатов — музеях публичных или университетских; наиболее известны из них: Чикагский музей естествен ной истории (1893), музей Карнеги в Питсбурге (Пенсильвания, 1895), Музей "антропологии при Калифорнийском университете (Беркли, 1901), Музей американского индейца в Нью-Йорке (1916) и др.

Появлялись специальные этнографические журналы и серийные издания. Более солидные из них (не упоминая очень немногих, возникших раньше): в Англии — «Folklore» с 1890 г., «Man» с 1901 г.; в Германии — «Mitteilungen des Hamburgischen Museums fur Volker kunde» с 1896 г., «Ethnologica» с 1909 г.; в Австро-Венгрии— «Anthropos» с 1906 г.; в Голландии — «Internationales Archiv fur Ethnograhie» с 1888 г.; в США «Journal of American Folklore» с 1888 г.; «American Anthropologist» с 1899 г.

Все это сказалось прежде всего на полевой собирательской работке. Ведь вплоть до 60—70-х годов XIX в. Этнографические сведения содержались по большей части в записках путешественников, натуралистов и географов или в сообщениях миссионеров, торговых резидентов и агентов, колониальных служащих и других случайных лиц. Никто из них не имел этнографической подготовки, да и откуда ее было тогда взять? А примерно с конца 70-х годов появляются пер вые собственно этнографические сочинения, полевые записи, сделанные специально подготовленными людьми.

С 1880-х годов начинаются научные поездки по се верным областям Америки Франца Боаса, натуралиста по образованию, ставшего крупнейшим этнографом и главой целого направления в американской этнографии. В 1897—1902 гг. он организовал и возглавил крупную научную экспедицию в северные области Тихоокеанского бассейна (так называемую Джезуповскую) с широкими задачами изучения историко-культурных связей между коренным населением Северо-западной Америки и Северо-восточной Азии. В этой экспедиции приняли участие наряду с американскими учеными также русские этнографы (В.Г.Богораз, В.И.Иохельеен); плод трудов экспедиции — многотомная серия капитальных монографий «Джезуповская Северно-Тихоокеанская экспедиция. Записки Американского музея естественной истории» («Jesup North Pacific Expedition, Memoirs of'the American Museum of Natural History»).

Итак, последнее десятилетие XIX в. и начало XX в. ознаменовались для этнографии огромным приростом фактического материала, развитием науки вширь. Ко времени начала первой мировой войны на мировой кар те этнографических исследований осталось очень мало белых пятен. Почти вся земля стала доступной взору этнографа: неисследованные и неоткрытые племена были лишь кое-где в самых глухих уголках планеты.

Помимо количественного роста надо отметить повышение научного уровня полевых исследований и публикаций. Исследования проводились теперь по большей части (хотя и не всегда) профессионально подготовленными учеными-этнографами. Последние не просто записывали и печатали все, что попадало под руку, а ставили перед собой определенные проблемы, подбирая систематически относящийся к ним материал.

Этот новый метод полевых исследований имел, правда, и свою теневую сторону: полевой этнограф, сторон ник определенных научных взглядов, вольно или невольно подбирал фактический материал, который подкреплял эти взгляды, может быть, упуская то, что могло им противоречить, и обходя вообще молчанием факты, не имеющие прямого отношения к предмету его интересов. Поэтому некоторые из публикаций профессионалов этнографов возбуждают иногда сомнения: не слишком ли они предвзяты, не очень ли субъективны. В этом смысле кое-кто отдает даже предпочтение старым авторам, которые простодушно и наивно, без предвзятой идеи, записывали все то, что они видели и слышали. .Однако в целом научный уровень этнографических публикаций конца XIX в. и более поздних несомненно выше, чем качество записей прежних случайных наблюдателей.

Если количественный рост и повышение научного качества полевых этнографических материалов были одной (и очень важной) стороной развития этнографической науки в конце XIX и в начале XX в., то другой, не менее примечательной его стороной было появление новых обобщений, новых этнографических концепций и новых методологических направлений в этнографии.

Этнографов-классиков эволюционистской школы интересовали, как мы знаем, две главные проблемы: историческое развитие брака и семьи (МакЛеннан, Лёббок, Липперт, Морган и др.) и происхождение и развитие религиозных верований (Тэйлор, Спенсер, Липперт и др.). В их трудах были обоснованы две широкие, можно сказать, всемирно-исторические концепции: 1) развитие брачно-семейных отношений от широких групповых форм кровнородственных и брачно-половых связей ко все более узким формам, завершающимся современным моногамным браком, и от древнего материнского рода к современной патрилинейной семье; 2) развитие религиозных верований от первобытного анимизма или фетишизма через все промежуточные формы полидемонизма и политеизма к новейшему монотеизму. Все прочие проблемы этнографии: история хозяйства и материальной культуры, народное художественное творчество, народные, знания, этногенез и этническая история народов, культурные связи между на родами и пр. — почти или совсем не рассматривались в трудах этнографов-эволюционистов.

Теперь, с конца XIX в., научная этнографическая мысль развертывается в двух главных направлениях: это пересмотр и попытки опровергнуть либо усовершенствовать названные выше, концепции развития брака и семьи, происхождения и развития религии; постановка новых проблем науки, ранее не ставившихся.

Ревизия эволюционистских построений в области истории семьи и истории религии началась с конца1880-х годов. Направленность и тенденции этой ревизии оказались очень сложными: тут играли роль и. реакционные устремления, желание опровергнуть опасные для буржуазной идеологии выводы эволюционистской этнографии, но были и честные усилия добросовестных ученых, не удовлетворенных узкой прямолинейностью эволюционистских схем

Именно в конце XIX в. этнографические труды, где опровергаются взгляды классиков эволюционизма, прежде всего их взгляды на историю семьи и на историю религии. В 1888 г. вышла в свет небольшая книга Конрада Старке «Первобытная семья, ее возникновение и развитие». Автор, датчанин, школьный учитель, поставил себе задачей опровергнуть в корне «общепризнанные», как он выражается, взгляды на историю брака, семьи, родовой организации, т. е. взгляды Моргана, отчасти Лёббока и других эволюционистов. Упрекая их в пользовании «отвлеченно-умозрительным» методом рассуждений, Старке противопоставляет ему свой «сравнительно-исторический» метод. И правда, по крайней мере первая половина его книги построена по принципу конкретных историко-этнографических разделов: Австралия, Америка, Африка, Азия, Полинезия, арийские народы; в каждой конкретной области Старке стремится выяснить место «семьи» в системе общественных отношений.

Эдуард Вестермарк

Эдуард Вестермарк финн родом почти всю свою жизнь работавший в Англии и писавший по-английски. В 1907—1930 гг. он профессор социологии в Лондонском университете, в 1891 г. издал впервые свою ставшую знаменитой книгу «История человеческого брака», которая выдержала много изданий, расширившись до трех увесистых томов, и переведена на разные языки. Этот труд стал чуть не вехой нового поворота в науке.

Основная идея Вестермарка: человек принадлежит к животному царству, и жизнь его подчинена общим законам органического мира. Поэтому исследование истории такого общечеловеческого института, как брак (и семья), надо начинать с выяснения его корней в царстве животных. Вестермарк так и делает, начиная свою книгу с краткого обзора форм спаривания у разных видов низших и высших животных.

Переходя затем к «диким и варварским человеческим расам», он пытается показать примерами, взятыми из разных частей света, что люди обычно живут семья ми и что отец, как правило, заботится о детях. Из этих фактов Вестермарк делает довольно странный вывод, что институт брака в сущности одинаков у животных и у людей. Объясняет же он этот факт действиями закона естественного отбора, благоприятствующего развитию родительского инстинкта: те виды животных имеют больше шансов вы жить в борьбе за существование, у которых отец вместе с матерью заботится о потомстве. То же и у человека. Значит, говорит Вестермарк, «не было такой стадии в развитии человека, когда бы не существовало брака, и отец всегда был, как правило, защитником и покровителем семьи. Таким образом, человеческий брак есть, видимо, наследие от нашего обезьяноподобного предка» (Westermarck Edward. The history of human marriage. L, 1901). Очень резко, с каким-то даже раздражением отвергает Вестермарк теорию «первобытного промискуитета», уделяя много места разбору и опровержению аргументтов защитников этой гипотезы.

Генрих Шурц.

Существенно новое в этнографическое изучение ранних общественных форм внес немецкий этнограф Генрих Шурц (1863—1903). Если все рассмотренные выше этнографы, говоря об этих ранних общественных формах, ограничивались в конце концов лишь узким кругом вопросов о брачно-семейных и кровнородственных отношениях, то Шурц едва ли не первым обратил внимание на то, что среди отсталых народов немалую роль играют и отношения совсем иного типа — однополые, а именно — союзы мужчин; больше того, что именно они, а не кровнородственные союзы могут рассматриваться как исходная форма развития более широких общественных объединений.

Рассуждения Шурца заслуживают того, чтобы к ним прислушаться. В своей книге «Возрастные классы и мужские союзы» он исходит из в общем правильного наблюдения: в любом обществе есть два типа объединения людей — «естественные», основанные на кровных связях, и «искусственные», создаваемые как бы добровольно. При этом женщины обычно больше склонны к первым, а мужчины — ко вторым; общественная жилка у мужчин сильнее, тогда как женщины больше тяготеют к семейному кругу. В этом прирожденном различии между особенностями мужского и женского пола Шурц видит нечто биологически глубоко закономерное и целесообразное. Однако в общественных тяготениях мужчин он усматривает черту не зоологическую, а чисто человеческую, приобретенную и ходе исторического раз вития. Да и вся история культуры представляется ему как постепенное освобождение человека от естественных кровных уз и стремление к свободному объединению людей для целей дальнейшего культурного прогресса. Уже в недрах первобытного общества человек, особенно мужчина, ищет себе ровню и находит наиболее похожих на него людей в своих сверстниках — это «симпатические группы внутри естественных союзов»; отсюда возрастные классы, возрастные посвятительные об ряды, «союзы молодых, мужчин». «Простейшим естественным объединениям, вырастающим из кровного родства, противостоят возрастные классы как' первая попытка деления, сознательно проводимого, хотя тоже покоящегося на естественной основе».

Из возрастных классов в дальнейшем вырастают мужские лота и мужские тайные союзы. Последние связаны с возрастными классами и одинаковыми верованиями: и в возрастных классах, и в мужских тайных союзах присутствует идея смерти и воскресения — посвящаемый как бы возрождается для новой жизни и приобщается к племенным духам. Сходно в обоих институтах и ритуальное употребление масок: при возрастных инициациях маскируются руководители обрядов, в тайных союзах — их члены.

Вырастающий из этой системы обычай объединения неженатой мужской молодежи, а иногда и женатых мужчин, опирается во многих странах, хотя и не во всех, на своеобразный институт мужских домов, которые, в свою очередь, могут принимать самые разнообразные формы: дом собраний молодежи, дом, где спят все мужчины, дом для плясок и праздников, дом вождя, военный штаб, дом совещаний, клуб, дом для гостей чужеплеменников, наконец, общественная мастерская и пр.

Помимо общего психологического мотива — стремления мужчин к общественности — Шурц видит и другую причину развития мужских тайных союзов: старание мужчин поживиться материальными благами за счет "женщин, которые на этой ступени хозяйственного развития (у земледельческих народов) стали главными производительницами пищи. Тайные союзы направлены своим острием вообще против женщин. Они опираются на религиозные верования, культ духов умерших, культ черепов, систему табу, колдовство. В дальнейшем тайные союзы обнаруживают тенденцию превращаться в судилища, но это уже есть начало их вырождения. Во многих странах тайные союзы превратились или в преступные банды убийц, или, наоборот, в органы борьбы с анархией и преступлениями, восполняющие слабую официальную политическую власть.

Заслуга Шурца прежде всего в том, что он впервые обратил внимание на существование особых ассоциаций людей в первобытном обществе, не связанных с кровно родственными и семейно-брачными отношениями. Он собрал и систематизировал обширный материал, касающийся возрастных группировок, мужских домов и мужских тайных союзов

Феликс Шомло

Если бюхеровская схема экономического развития, несмотря на свою широкую популярность, не дала этнографии, в сущности, ничего положительного, скорее, наоборот, со действовала закреплению совершенно неправильных .представлений о «первобытности», то чрезвычайно интересная книга венгерского ученого Феликса Шомло «Обращение материальных благ в первобытном обществе», оставшаяся почти незамеченной в науке, знаменовала собой важный шаг вперед в изучении ранних форм хозяйственного развития.

Ф. Шомло применил, прежде всего, совсем иной, несравненно более плодотворный метод, чем упрощенный эволюционизм. Изучаемые факты он расположил в естественном, конкретно-истерическом порядке, обстоятельно рассмотрев все данные о формах обмена материальными благами сначала у аборигенов Австралии, потом у тасманийцев, ботокудов, огнеземельцев, андаманцев, негритосов Филиппинских островов, бушменов, индейцев сери (Калифорния), ведда, в доисторической Европе и, наконец, у «несколько выше стоящих племен». Он, кроме того, совершенно правильно заметил, что нельзя подходить к изучению быта отсталых народов с меркой наших логических понятий: хозяйство, право, религия. и пр., — ибо если подходить так, то на долю «хозяйства» может ничего не остаться (так и получилось у Бюхера), настолько «хозяйственные» элементы переплелись у этих народов с «религиозными» и всяки ми иными.

Джемс Фрэзер

Особенно интересны и важны для науки взгляды и труды Джемса Фрэзера, крупнейшего английского этнографа и фольклориста (1854—1941), автора многочисленных работ, связанных в большинстве с историей религиозных верований. Самая известная и самая крупная из них — «Золотая ветвь». Первое издание ее вышло в 1890 г., а в дальнейшем она разрослась в огромный 12-томный труд. Содержание его чрезвычайно богато и разнообразно: в нем говорится и о вере в душу человека и в ее разные превращения, и об олицетворении растительности, и об аграрных культах, о культе деревьев, об обычаях табуации, о магии, об очистительных обрядах, о человеческих жертвоприношениях, о «священном браке» и о многом другом.

Все это огромное разнообразие этнографических иисторических фактов собрано автором, казалось бы для одной частной цели — чтобы объяснить один-единственный загадочный факт: обычай своеобразной преемственности должности жреца при святилище Дианы Немийской (в древней Италии). Желающий занять этудолжность должен был убить своего предшественника, сломив предварительно ветку с охраняемого им дерева. И именно желание объяснить этот странный обычай побудило Фрэзера наполнить 12 толстых томов бесконечными и интереснейшими экскурсами в область истории религиозных верований и обрядов всех народов.

Главная же идея, определившая построение всего труда Фрэзера, — это его общая концепция о последовательности стадий умственного развития человечества. Оно проходило, по Фрэзеру, три всемирно-исторические стадии: магии, религии и науки. Первая — стадия магии. Человек тогда, еще не думая ни о каких духах или богах, верил в свою собственную колдовскую силу, в свою способность вызывать и прекращать дождь, приманивать пляской зверя, наносить врагу вред на расстоянии, внушать любовное влечение и пр. На второй стадии человек, разуверившись в этом своем воображаемом могуществе, стал приписывать такую же сверхъестественную способность духам и богам, к которым и начал обращаться с молитвами. Наконец, на третьей, научной стадии человек пришел к выводу, что и не он сам, и не боги управляют ходом вещей в мире, а законы природы.

Поиск по сайту: